Сериал «Безумцы». Какая райская картина
«Безумцы» (Mad Men) — самый престижный и интеллигентный телевизионный проект последнего времени, первый сериал кабельного канала AMC (American Movie Classics), получивший «Золотой глобус» в категории «Драма». По сути, это детище одного человека — продюсера Мэтью Уэйнера. До «Безумцев» он был известен как сценарист знаменитого сериала канала HBO «Клан Сопрано». Отсюда стремление найти пересечения, проследить переход от мафиози из Нью-Джерси к рекламщикам с Мэдисон-авеню (Mad Men — это еще и «Люди с Мэдисон-авеню»). Но данное сходство не следует переоценивать: замысел «Безумцев» сложился у Уэйнера задолго до успеха «Клана Сопрано», на котором он работал как профессионал, нанятый для производства чужого продукта. В то время Уэйнер не мог найти продюсера для запуска «Безумцев». Позднее даже HBO отверг этот проект, и Уэйнер пристроил его на AMC — канал, показывающий классическое голливудское кино 40—60-х. Тем самым «Безумцы», посвященные американским 50-м и 60-м, были вписаны в идеальный контекст.
Создание бренда
Название сериала стало условным обозначением стиля: отныне можно говорить о юбке или абажуре Mad Men, тем более что само это словосочетание как будто создано для потребительского бренда. Но пусть вас не ослепит блеск отполированных поверхностей «самого стильного шоу на телевидении». Если прибегнуть к живописным коннотациям, да, «Безумцы» порой смахивают на Тамару Лемпицку, но за этим проглядывает Эдвард Хоппер (и, может быть, даже чуть-чуть Люсьен Фрейд).
Мэтью Уэйнер — перфекционист, если не сказать фетишист1. В съемочной группе сериала имеет хождение следующий анекдот. Однажды, придя на съемочную площадку и увидев среди реквизита стандартные фрукты из супермаркета, он потребовал, чтобы декоратор нашел плоды более натуральные и даже чуть подгнившие — соответствующие времени, в котором не было нынешних вечных фруктов идеальной формы. В команде Уэйнера работали люди, специально изучавшие старые карты пригорода, в котором живут главные герои сериала — Дон и Бетти Дрейперы. Они же наводили справки о тогдашних названиях улиц, а еще смотрели старые расписания электричек, чтобы точно знать, каким поездом Дон возвращается с работы домой. Как сказал президент телевизионной сети AMC: «Это не телевидение, это мир».
Фанатичная забота о соблюдении правил в несуществующем мире — в этом Уэйнер может сравниться разве что с Джорджем Лукасом. Или с Лукино Висконти, который закладывал в никогда не выдвигавшиеся в кадре ящики комодов аутентичные шелковые носовые платки на съемках «Леопарда». Под стать продюсеру и композитор сериала Джордж Карбонара. Он, например, использует «Песню индийского гостя» Римского-Корсакова в одном эпизоде (когда Дон видит Бетти, торжественно спускающуюся в холл отеля во время одного из их редких выходов в свет), а потом, через одиннадцать недель, повторяет ее в ритме самбы в другой серии (когда Дону кажется, что он видит женщину, похожую на Бетти). Нашлась ли родственная фетишистская душа, чтобы оценить или хотя бы прочесть эту аллюзию?
Распространенная интерпретация сериала — «серьезные размышления об обманчивом очаровании поверхности и глубоких тайнах идентичности». Загадки идентичности связаны с фигурой главного героя — преуспевающего креативного директора и менеджера Дона Дрейпера, который на самом деле живет и делает карьеру под чужим именем (это образует главную сюжетную линию первого и второго сезонов). Поверхность в данном случае — это гламурный габитус начала 60-х. Блестящая поверхность рано или поздно обязана дать трещину и обнажить глубину как свою истину. В этом отношении «Безумцы» вполне добротный старомодный продукт, использующий метафизику «глубины/поверхности».
Будучи Доном Дрейпером
Завязка сериала напоминает фильм-нуар. В военном госпитале солдата по имени Дик Уитмен принимают за убитого в бою командира Дона Дрейпера и отдают ему имя, орден и биографию последнего. То есть подкидывают шанс начать новую жизнь — причем не с нуля, а имея устойчивую социальную базу и статус человека, учившегося в колледже, тогда как за спиной у самого Уитмена убожество и нищета, от которых он сбежал на войну. В первом сезоне на этом держалась детективная интрига: ожидалось, что разоблачение Дрейпера приведет к его изгнанию из рекламного агентства «Стерлинг энд Купер», но катастрофы не произошло. По мере развития второго сезона конфликт из внешнего перерастает во внутренний. Главный герой начинает напоминать доктора Джекила и мистера Хайда. Входя в образ Дрейпера, Дик Уитмен превращается в гедониста: его жизнь — это любовницы, рестораны, виски, шикарные автомобили и только в последнюю очередь жена и дети, задвинутые в пригород. Иногда доходит до смешного: Бетти Дрейпер винит мужа в том, что дом рушится, розетки сломаны и стулья разваливаются, а красавец Джон Хэмм, играющий Дрейпера, становится все более жестким и зажатым в футляре своей маскулинности, превращаясь в самопародию, так что даже у преданного зрителя начинает брезжить вопрос: а не переигрывает ли он?
Падение Дона Дрейпера достигает дна во втором сезоне, в серии «Высший свет», где он погружается в разврат а-ля «Сладкая жизнь» Феллини, приобщаясь к космополитичной аристократии без комплексов. После этого его тошнит от самого себя: больше не желая быть Дрейпером и забыв о работе, он бежит в Калифорнию к своей «первой жене», то есть жене Дика Уитмена. Затем следует, на мой взгляд, одна из лучших серий «Безумцев» (ее название можно перевести как «В пещере Горного Короля» — вслед за отрывком из «Пер Гюнта», звучащим в одном из эпизодов). В Нью-Йорке происходит ловко подстроенное поглощение компании «Стерлинг энд Купер», а в это время Дон Дрейпер, который может наконец-то побыть самим собой, зависает на обдуваемой морским ветром террасе под мелодичное позвякивание «эоловой арфы» с чужой и при этом самой близкой ему женщиной. Это точка замирания, глаз циклона, «медитация во время катастрофы» (название поэтического сборника Фрэнка О’Хары, послужившее заголовком для одной из серий «безумцев»). Но это лишь временная передышка — в третьем сезоне Дрейпер, вернувшись на Манхэттен, должен еще глубже вжиться в свою роль.
Дорога перемен — из 50-х в 60-е
Отдельная тема — литературные влияния, с которыми ассоциируется сериал. Прежде всего это бытописатель и певец пригородной ennui Джон Чивер2, без которого никак не обойтись в разговоре не только о «Безумцах», но и о «Красоте по-американски», «Ледяном шторме», «Вдали от рая». Затем на ум приходит еще один прекрасный американский прозаик — Ричард Йейтс. «Безумцы» — это то, чем должна была бы быть чрезмерно истеричная и мелодраматическая «Дорога перемен» Сэма Мендеса. Мэтью Уэйнер говорил, что если бы он читал Йейтса раньше, он никогда бы не затеял «Безумцев» — не решился бы соперничать. Но в какой-то мере он скромничает. Например, мрачная сцена вынужденного воссоединения Бетти с Доном (конец второго сезона) могла бы оказаться и на страницах Йейтса. Бетти, выставившая мужа из дома, узнает, что беременна. Она не хочет ребенка, но не решается на аборт, который тогда еще не был легализован, и понимает, что вынуждена принять мужа обратно в семью. Завершая свое недолгое пребывание в статусе свободной одинокой женщины, Бетти сдает детей мужу, живущему в отеле, и отправляется в манхэттенский бар. Там она знакомится со случайным мужчиной, тут же занимается с ним сексом в комнате для персонала и выходит на улицу с гордо поднятой головой под осуждающим взглядом уличившего парочку бармена. В ее поступке нет ни вызова, ни удовольствия — только горечь и необходимость даже не поквитаться или отомстить, но скорее «опустить себя», принести в жертву собственную порядочность, чтобы иметь возможность продолжить жизнь с Доном.
У сериала есть и еще одна — более общая — рамка. С самого начала известно, что старозаветное напыщенно-гламурное агентство «Стерлинг энд Купер» обречено. Оно слишком консервативно и не способно вписаться в новые реалии. Наступающие 60-е с их социальной, потребительской, культурной революцией должны, по идее авторов, его добить. «Безумцы» — это история перелома эпох, которая написана с точки зрения проигравших, хотя, как известно, она всегда пишется победителями. Это история американских 50-х, переходящих в хорошо знакомые во всех своих эмблематических подробностях 60-е.
Несмотря на талант и креативность Дона Дрейпера, агентство не в состоянии поспевать за новейшими запросами потребителя. В доказательство, как правило, приводится сцена с обескураженной реакцией работников «Стерлинг энд Купер» на революционную рекламу «Фольксваген Лемон». Многие из персонажей сериала достаточно молоды, но в них все равно чувствуется некоторая старомодность. Даже в карьерной девушке Пегги Олсон, которой, кажется, прямая дорога в феминистки. Или в молодом и амбициозном Пите Кэмбелле, вдохновенно отплясывающем на вечеринке чарльстон. Или в Поле Кинси, местном интеллектуале и «леваке», пытающемся поучаствовать в «Движении за гражданские права». В каком-то смысле «Безумцы» — это упражнение в альтернативной истории, попытка показать ее с той стороны, с какой ее обычно не показывают.
«Энциклопедия жизни»
Уэйнер не просто отобразил время — он придумал, спроецировал некий мифологический момент. Мир «Безумцев» — это эпоха, когда все курили с утра до ночи, не задумываясь о последствиях. Когда виски лилось рекой с самого утра. Когда в офисах процветал sexual harassment, не ограниченный никакими этическими кодексами. Когда у женщин было всего две ролевые модели: или Мэрилин Монро, или Джеки Кеннеди. Когда почти никто не разводился и не усыновлял детей из приюта, а принудительная благотворительность выражалась разве что в офисной кампании по сдаче крови. Когда молодежь не пила кофе. Когда мужчины не пользовались дезодорантами. Когда самолеты еще не стали доступным общественным транспортом и мало кто из американцев бывал в Европе. Когда гомосексуализм был только «клозетным», то есть скрывался от чужих глаз и от самого себя. Когда евреи были практически экзотикой и общение с ними требовало специальной подготовки. Когда манхэттенскими небоскребами заправляли только белые, а черные могли работать в них лишь лифтерами. Когда чернокожую подружку заводили лишь с целью эпатировать своих друзей-буржуа3.
В начале сериала казалось, что организующий момент каждой серии — это реклама того или иного продукта. Но потом понимаешь, что такими структурными элементами являются особенности тогдашнего образа жизни — характеристики эпохи, которым каждый раз устраивают премьеру, берут в рамочку: «Вот, смотрите, а ведь этого тогда еще не было». Почти как «Евгений Онегин», «Безумцы» — это «энциклопедия жизни», вернее, габитуса. С одной стороны, тут есть сильный просветительский момент (недаром после каждой серии хочется отследить каждую реалию и каждую историческую отсылку по источникам). С другой стороны, сериал работает на денатурализацию привычных кодов и социально-культурных установок, воспринимаемых как природная данность.
Нельзя забывать, что Уэйнер занят мифотворчеством. Наведя справки, можно выяснить, что придуманный Дрейпером для Lucky Strike слоган «Они поджариваются» (пример первой «внеконтекстной рекламы») существовал чуть ли не с 20-х годов. Как и пресловутые дезодоранты. Американский зритель любит выискивать в сериале исторические ляпы, но дело, скорее, не в отдельных ана-хронизмах, а в общей установке на мифотворчество. При этом Уэйнер и его сценаристы не паразитируют на слишком раскрученных исторических событиях, которые идут едва намеченным фоном. Зато во втором сезоне есть, например, превосходная сцена, в которой секретарша Джоан Холлоуэй, эта офисная «Мэрилин Монро», переживает по поводу самоубийства настоящей Мэрилин. Зачастую это «шоу» оказывается умнее меня, его зрителя. Уэйнер говорит, что воспитывал свою аудиторию, приучая ее считывать знаки и улавливать нюансы.
«Безумцы» и неоконсерватизм
Но почему такой успех? Апелляций к возрождению большой романной формы, якобы исчезнувшей не только из кино, но даже из литературы, в данном случае все-таки недостаточно. Есть потребность в культурологическом и политическом объяснении. «Безумцы» — насквозь ностальгический сериал. Он занимает почетное место среди stuff that white people like («вещей, которые любят белые люди»). Среди его противников проскакивало возмущенное требование показать хотя бы жизнь чернокожего лифтера, что, естественно, невозможно, потому что чернокожий лифтер живет только в лифте и лишь у белых героев может быть жизнь на работе, жизнь дома, альтернативная жизнь с любовницей и так далее. Те, кто застал конец 50-х, робко замечают, что они не казались им уж настолько стильными. Уэйнер хотел вернуть блеск вытесненной из коллективного бессознательного эпохе и даже затмить 60-е, вернее, показать, что 60-е — это «для лохов», это немодно, а моден стильный консерватизм. То, что он проделал, можно назвать "консервативной интервенцией«4.
Можно провести параллель между «Безумцами» и романтизацией в американской культуре других пасынков истории — старомодных южан, проигравших прогрессивному Северу (тут достаточно вспомнить один из главных американских романов «Унесенные ветром» или возвышенно-невротический декаданс американского Юга в пьесах Теннесси Уильямса). В 1960 году традиционная белая англосаксонская элита из самых благородных побуждений положила начало своему саморазрушению. Во-первых, был повышен пропускной балл в престижные колледжи и университеты, куда раньше зачисляли автоматически — по сословной привилегии. Во-вторых, была расширена социальная база колледжей — отныне там могли учиться талантливые выходцы из бедных и/или еврейских семей. Эта образовательная реформа, затеянная из страха, что в Америке складывается наследственная аристократия, стала началом конца кантриклубов, игр в поло, дисциплины, идеальных манер, хорошей осанки (как у Бетти Дрейпер) и прочих атрибутов американской буржуазии, которые в избытке можно встретить в "Безумцах«5.
Оказалось, что эта буржуазия представлена в сериале в том виде, в каком хотела бы себя видеть пришедшая ей на смену либеральная элита — современная американская богема (часто подчеркивается, что «Безумцы» — нишевый продукт, который смотрят только в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе). Политкорректность, борьба с расизмом, антисемитизмом, сексизмом и прочими «измами» вызвали обратную реакцию. И есть подозрение, что заявленная с самого начала катастрофа, которая в финале должна накрыть агентство «Стерлинг энд Купер», — это всего лишь алиби, ничуть не мешающее смаковать герметичный мир без евреев, коммунистов, чернокожих, феминисток, открытого гомосексуализма или как минимум запрета на курение. При этом среди зрителей сериала есть, разумеется, и геи, и феминистки, и евреи. И все они все равно идентифицируются с героями: тем более в период кризиса, когда состоятельные классы ждали, что их уровень жизни вот-вот рухнет подобно тому, как Дон Дрейпер низвергается на титрах с высоты манхэттенского небоскреба. Зрители испытывают солидарность и ностальгию, которую так легко скрыть за наивными утверждениями, что «сейчас-то у нас все иначе» (и потому «позволим себе это guilty pleasure»). Возможно, именно поэтому «Безумцев» не показывают по российскому телевидению: проблема не в изобилии чужих реалий, которые плохо поддаются переводу, а в том, что у нас не настолько развиты политкорректность, толерантность, феминизм и другие культурные коды, чтобы зритель ностальгировал по их отсутствию. Отсюда парадоксальная позиция местных поклонников «Безумцев», к каковым я себя тоже отношу: нами движет страстное желание перейти сразу же на уровень деконструкции (несуществующих) кодов, минуя фазу их формирования, и сериал щедро дарит нам эту иллюзию.
Катастрофа или вечное возвращение?
Если присмотреться повнимательнее, то можно увидеть, что «Стерлинг энд Купер» теряет клиентов не из-за качества «креатива», якобы слишком отсталого. Агентство перекупают англичане не потому, что оно так уж неэффективно (хотя порой кажется, что там работает лишь одна Пегги Олсон), а потому что Бертрам Купер, апологет «хищнического капитализма» в духе Айн Рэнд, уже слишком стар, а его партнеру Роджеру Стерлингу нужны деньги на развод. Третий сезон заканчивается бравурным побегом героев, которые решают создать новую компанию с нуля, сняв под офис двухкомнатную квартиру на Манхэттене. Один из самых захватывающих моментов этой серии: кого возьмут на «Ноев ковчег», а кого — нет? А сам «всемирный потоп» происходит в предпоследней серии третьего сезона, в которой убийство Кеннеди перекликается с событиями предпоследней серии второго сезона, когда во время Карибского кризиса весь Манхэттен ждал, что Советы вот-вот нанесут атомный удар. Гибель Кеннеди, а затем бесцеремонное убийство Ли Харви Освальда практически в прямом эфире воспринимаются как полная катастрофа даже теми героями, кто не голосовал за Кеннеди. И саспенс четвертого сезона как раз в том, хватит ли у Мэтью Уэйнера духу потопить своих (и наших) любимых героев, которых он только что спас? Тем более что в Америке распространено мнение (в том числе и официальное), что кризис закончился и катастрофа все-таки не произошла. Так что, возможно, она не произойдет и в «Безумцах», или же никто из героев ее не заметит.
Любой сериал — поневоле открытый текст, в котором интересы драматургии борются с имманентной возможностью вечного возвращения. В случае «Безумцев» это может обернуться превращением в «мыльную оперу» или в сериал «Офис». Удержится ли Уэйнер от соблазна снимать пятый и шестой сезоны? Уже на третьем сезоне пошли разговоры о том, что неспроста ему в свое время отказал HBO, что безостановочная смена сценаристов приводит к распаду целостности характеров. Меня как зрителя сериала все это ставит в двойственное положение. С одной стороны, это тот случай, когда с героями сериала хочется жить, медленно смакуя по серии в неделю. С другой — Мэтью Уэйнер так умеет поставить точку в конце, что хочется, чтобы все на этом и остановилось, потому что лучшее — заклятый враг хорошего.
1 Подробный портрет Мэтью Уэйнера можно найти в лучшем, на мой взгляд, тексте, написанном о «Безумцах», — статье Брюса Хэнди «Потерянный рай Дона и Бетти» в Vanity Fair, сентябрь 2009 года.
2 Название одного из романов Чивера «Какая райская картина» (Oh what a paradise it seems) стало заголовком этой статьи. — Здесь и далее прим. автора.
3 На этом фоне бросается в глаза, насколько постмодернистской была предшествующая реанимация 50-х во «Вдали от рая» Тодда Хейнса и представленным там романом между добропорядочной белой домохозяйкой с двумя детьми и чернокожим садовником.
4 При этом любопытно, что попытка сыграть на новом тренде подобных «исторических» сериалов ни к чему не привела. Тот же Swingtown («Город любви») про габитус 70-х особого резонанса не получил.
5 См. очерк об истории американской элиты второй половины XX века в David Brooks, Bobo in Paradise (The New Upper Class and How They Got There), 2000.
«Безумцы» (Mad Men)
Автор идеи Мэтью Уэйнер
АМС
США
С 2007 г.
