Каким образом и за какие руки возьмемся, друзья?

Все нижеизложенные соображения возникли отнюдь не только в связи с недавними взрывами по России, а просто в связи с общими сомнениями и всеобщей неодолимой страстью найти незыблемое основание духовного и нравственного единства всех обитателей страны, случившихся в ней на сей момент. Ясно дело, кому не радостны, ну разве самым отпетым циникам и игрунам, мотивы единения и объединения, то есть "философия общего дела". Правда, по прошествии времени обнаруживается, что важно именно "общее", а отнюдь не что именно оно есть -- общее. Понятно, в противостоянии террористам вряд ли можно построить долгое, разумное и столь чаемое прочное морально-духовное единство общества, основанное на лозунге, почти сладострастно выкликнутом известным телевизионным вещателем Леонтьевым: "Мочить, мочить и мочить!" Особенно многонациональное и многоконфессиональное. То есть, конечно, это может стать "национальной идеей". Но результаты вполне просчитываемы и вполне известны. Печально, конечно, что из всех возможных плодов демократии наиболее откровенно явленным оказался только терроризм, объединяющий нас с другими развитыми странами мира. Печально, но, может быть, при правильных и разумных акцентах и сдержанном достоинстве это станет почвой единения и включения в современный исторический процесс европейской культуры, коли все другие проявления квазилиберализма и квазидемократии у нас скорее служат способами и средствами разъединения с остальным открытым и нефундаменталистским миром.

Конечно, известен и другой способ решения этой проблемы -- тоталитарное государство, когда основным террористом является само государство, уничтожая всех иных, неконкурентоспособных в этой ситуации. Да, естественно, новое время предъявляет и новые вызовы. Можно понимать наркотики, интернетные эскапады и тот же терроризм просто как проблему криминальную. Было бы полезно и даже нужно для осмысления всей экзистенциальной глубины проблемы представить все это в самом радикальном проявлении как новые формы вызова личности самодовольству государства и властного истеблишмента, присвоивших себе полное право на убийство, пользование и распоряжение информацией, право навязывать нормы и идеалы. Не поняв пределов наших возможностей в построении моментальной и всеобщей правильности, вряд ли можно прийти к какому-либо иному способу единения, действия и противодействия, кроме как мочить, мочить и мочить!

Ясно дело, время сложное. Время весьма сложное. Да время всегда сложное. Одна знакомая недавно попеняла мне на мое открытое выступление в защиту художника Тер-Оганяна, работающего со столь опасным и рискованным материалом, как символы православной веры. Я ответствовал, что столь малочтимая у нас профессиональная этика подвигла меня на защиту свободы художнического высказывания от претензий социального и конфессионального быть судьями в этой сфере, все неприятное или непонятное огульно объявляя криминальным или просто не имеющим права на существование. Знакомая, поколебавшись, сослалась на сложное время. Но, собственно, во все советские времена власти и органы ссылались именно на сложное внутреннее и международное положение. Где-то в немыслимом будущем лукаво предполагалась совершенно ясная и безоблачная обстановка -- говори, родной, что заблагорассудится, если у тебя еще останутся желание и возможности. Гуляй и ни в чем себе не отказывай! А сейчас умерь реестр своих претензий и возможностей. Увы, именно эти блаженные или хоть в какой-то мере к ним приближенные времена могут наступить только как результат борьбы за право такого высказывания, судимого по этике профессионального поведения.

Однако вся история выстраивания нашего социума и уровней идентификации внутри него не потворствовала возрастанию значения и ценности как самого профессионализма, так и доминирования профессиональной самоидентификации в среде интеллигенции. Полагая самое себя в качестве некоего ордена, определяющего духовно-нравственное единство, она становилась модельной формой общественного единства, которая не могла распространиться на все общество либо по причине его к тому неподготовленности, либо принципиальной неспособности. Регулярные хождения в народ и оценивались по двум этим шкалам. Естественно, я не пионер в исследовании проблемы российской интеллигенции. В необозримом спектре предъявляемых ей обвинений, поношений и славословий меня интересует весьма узкий аспект этой проблемы. А точнее, формы ее медиаторного существования и функционирования в пределах российской государственности. При ненародившихся независимых разнообразных социальных институциях и институтах (религия, философия, пресса, суды и юриспруденция и др.), служащих трансляции претензий низов к верхам и требований верхов к низам в пределах их собственных интересов, функций и на специфически разработанном ими языке, интеллигенция стала как будто единственным транслятором и медиатором между народом и властью, не имея на обозримой территории видимых конкурентов в виде профессионалов-интеллектуалов. Как всегда и бывает в таком раскладе, как в случае тех же писцов в Египте, служивших соединительной тканью между властью и безграмотным населением, посредники приобретают если не прямую власть, то неодолимые властные амбиции быть представителями народа перед властями и властью перед народом. Гражданское же общество взамен профессионально недифференцированной интеллигенции порождает профессионалов. Хуже это или лучше -- судите сами. Помню, в Лондоне директор весьма престижного киноклуба, явный профессионал и интеллектуал, восхищаясь балабановским фильмом по Кафке, в конце интервью довольно престижной газете невинно заметил: "Правда, самого-то Кафку я не читал".

Помимо многочисленных составляющих (включая и неизбежные его провалы и пороки) зрелое гражданское общество являет сложную систему персональной самоидентификации его членов. Во всяком случае, в идеале. Вряд ли можно перечислить все уровни этих самоидентификаций в окончательной полноте. Перечислим некоторые, основные: семейный, товарищеский, местно-территориальный, религиозный, национально-расовый, духовно-идеологический, профессиональный, культурный, клубный. Ясно дело, при наличии хоть какого-либо достаточного их числа очень нелегко выстроить столь чаемый харизматическими лидерами и политиками сильной руки и сильных страстей (и не только у нас) образ врага. Если некто придерживается другого, пусть и непонятного, вероисповедания, то он же оказывается твоим соседом, ходит в один с тобой клуб, он милый коллега и незаменимый профессионал. И т.п. Пережитый нами опыт последней, советской, власти по выжиганию всех уровней идентификации в угоду единому идеологическому наглядно демонстрирует легкий и безошибочный способ манипулирования одноуровневым человеком и неимоверные трудности вырастить что-то иное на выжженном месте. Собственно, огромная часть фрустрации, переживаемой сейчас обществом, отнюдь не результат только экономических пертурбаций. Утеря единственного гипертрофированного уровня -- причастность великой державе -- при отсутствии сколько-нибудь значимых других порождает ощущение дисбаланса. То есть опухоль занимала существенную часть организма, почти 90 процентов его веса. Ну, 85 процентов. Ну, 80 процентов. Да что тут говорить! Интенсификация какого-либо из широких и мощных уровней идентификации -- идеологического, религиозного, национального -- вещь весьма известная, и скучно перечислять все печальные исторические и нынешние прецеденты.

Отвлекаясь в сторону, замечу, что предполагаемая весьма неординарным конструктором идеологем Александром Дугиным возможность объединения вокруг идеи континентализма в его противостоянии атлантизму сколько-нибудь достаточного количества людей для реальных исторических свершений представляется весьма сомнительной. С трудом вычленяется, если вычленяется и образуется вообще, кроме как в голове и душах способных к неординарным умозрениям, геополитический уровень идентификации, который можно было бы интенсифицировать до уровня социальной перевозбужденности. Ну, конечно, всегда остается место чуду и вмешательству сил непредсказуемых и запредельных. Но если бы мы в своих квазиэмпирических исследованиях и рассуждениях рассчитывали на это как на всегдашний спасительный выход из любого затруднительного положения, мы были бы не правы. Хотя, конечно, мы и так не правы. Но все-таки мы не правы честно и по-простому. Мы, сторонники и употребители бритвы Оккама, знаем, что если с утра в вашу дверь раздается стук, то, конечно, возможно, что это английская королева, но скорее всего это ваша соседка.

Ну вот, вывод напрашивается сам. Единственная возможность основать что-либо устойчивое, но и в то же время с так называемым человеческим лицом, гарантируемое не доброй волей правителей, а самой структурой и способом существования гражданского общества, -- это взращивание, по мере сил, как можно большего количества узких самоидентификаций, в сумме могущих противостоять авантюрным и тоталитарным попыткам сделать ставку на какую-либо одну из мощных и испепеляющих самоидентификаций.

Так что лучше мочите концы и беритесь все-таки за руки, друзья!