Улица, на которой мы все живем. «Новые времена на улице Поперечной», режиссер Иварс Селецкис

"Новые времена на улице Поперечной"

Автор сценария Т.Маргевич
Режиссер и оператор И.Селецкис
Композитор И.Вигнерс
Звукооператоры А.Риекстыньш и Н.Гриднев
Студия СЕДФ
Латвия
1999

"Новые времена на улице Поперечной". Осис

Простодушные зрители делят фильмы на новые и старые. Рецензенты -- на удачные и неудачные. Теоретики -- на принципиальные и непринципиальные. Принципиальные -- своего рода разведка боем. Например, открытие нового направления. Удачные не всегда принципиальны. Скорее это закрепление завоеванной территории, хотя в ней уже нередко содержатся зерна будущей тривиальности.

Развитие кинематографа определяется движением не от удачных фильмов к еще более удачным, но от принципиальных к принципиальным.

В середине 80-х на смену государственной хронике, снимавшейся под знаком коммунистической расшифровки мира, пришло совсем другое документальное кино. В течение двух-трех лет из самых разный студий по всей территории бывшей нашей империи вырвались, вылетели, выстрелили десятки фильмов-протестов против прежней идеологии. На международных фестивалях иностранцы диву давались -- антигосударственное кино снималось за счет государства. Этот этап начался фильмом Юриса Подниекса "Легко ли быть молодым?" и здесь же, в Латвии, по сути, завершился "Улицей Поперечной" Ивара Селецкиса.

Десятилетней давности "Улица Поперечная" была из числа принципиальных и к тому же безусловно удачных.

"Новые времена на улице Поперечной". Ольга и Петерис

Это первый фильм, отказавшийся от каких-либо пропагандистских целей. Он не был ни коммунистическим, ни антикоммунистическим и вообще создавался вне любой идеологии. Авторов интересовали жизнь как жизнь и люди как люди, а не доказательства "за" или "против".

Поперечная -- обычная улочка на самой окраине Риги. До выхода фильма она и многим рижанам была не слишком известна. Здесь прошло детство сценариста Таливалдиса Маргевича. И вернулся он сюда не туристом-экскурсантом. В получившейся полифоничной документальной саге голос каждого героя равноправен с его голосом. Лиричный и вместе с тем иронический комментарий постоянно звучит за кадром.

Так уж совпало, что метеослужба четырежды в день запускает над Поперечной шар-зонд. Летящий шар был камертоном фильма. Казалось, будто само бытие Поперечной приобретало легкость и воспарение.

Девочка плачет -- шарик улетел.
Ее утешают, а шарик летит...

И пока эта песенка вспоминалась, авторы опускали нас на землю.

Они почти не заглядывали в дома, предпочитая вести разговоры на улице, ведь она и есть главный герой, имя ее в заглавии. Им важна и жизнь здешних ворон, и огороды, и течение воздуха между деревьями, и близость земли, и весь загородный колорит Поперечной...

Картина снималась в течение года.

Целый год мы как бы проживали со здешними обитателями, вовлеченные в медленный ритм картины, проникаясь все большим сочувствием к ее персонажам -- будто сняли домик по соседству.

"Новые времена на улице Поперечной". Дайга и Том

Жители, впервые увидев камеру, никак не могли поверить, что они, "люди невеликие", и впрямь представляют для кого-то интерес -- местный богатей, местный дурачок, безмужняя беременная девушка, жизнерадостный бонвиван, несчастный парень-калека...

Богачом считался Алдис, солидно хмурый независимо оттого, хороши или плохи его дела, плотный, с крепкими, короткими ножками, круглолицый и в круглых же очках, похожий на отличника, каких не любят в классе, считают воображалами, хотя он и не таков. Термин "новый русский" тогда еще не изобрели. Да и какой из Алдиса "новый латыш"? Не банкир и не купец, а каменотес и производитель: изготовлял могильные памятники. Учился он в духовной семинарии. Считал, что достаток заслужил усердием и набожностью. "Всю мудрость жизни я черпал из Библии, и она привела меня к тому состоянию, в котором я нахожусь", -- с большим достоинством повторяет он, как выученный урок. Впрочем, урок он выучил неплохой.

На праздник Лиго Алдис нанимал оркестр для всей улицы, но соседи его все равно недолюбливали -- шум мастерской здорово им мешал. Алдиса называли "кооператор", что в те годы было синонимом слова "миллионер". Десять лет назад его доход не шел в сравнение с государственным жалованьем, а рэкетиров еще не было.

Инвалид с детства Толик целый день клеил сотни картонных коробок. Болезнь искорежила его, но не освободила от монотонного повседневного труда. Его родители познакомились в сибирской ссылке, там родились их дети, там Толик и заболел. Впрочем, все давно вернулись из Сибири, оставив там молодость и здоровье сына.

"Хреновый" Петерис -- еще один из героев. Он никогда не унывал. Повоевал и вырастил дочерей, а на пенсии подрабатывал изготовлением отменного хрена и, благодаря жизнерадостному характеру и неуемности, позволял себе маленькие амурные приключения.

Самые бедные обитатели улицы -- Осис, у которого что-то не в порядке с головой, и его мама. По воскресеньям, трогательно взявшись за руки, они отправлялись в церковь.

Наиболее драматичен был эпизод с отъездом Дайги, юной матери-одиночки, с грудным ребенком, родившимся в тот съемочный год. После детдома она жила у родни, в доме деда, репрессированного писателя, но жила без прописки, а потому -- из милости. Но вот милосердие родных кончилось, и "неполная семья" покидает Ригу. Она не уходит в ночь и ливень, все спокойно и буднично. Ясным днем в заказанную машину ей помогал погрузиться братишка...

Картина получила главный европейский приз -- "Феликс" и имела такой успех, что иностранные туристы просили отвести их на Поперечную, ставшую достопримечательностью Риги. Название улицы даже внесли в путеводители столицы Латвии.

Критики наградили ленту титулом "за создание образа улицы, на которой мы все живем". Действительно, и сегодня кажется, что улица идет вдоль, через всю бывшую нашу "одну шестую" -- от Балтийского до Тихого... И только по недоразумению названа Поперечной.

В свое время после картины Флаэрти "Человек из Арана" приезжие так же искали в Аране места, знакомые им по фильму. Классик внес в документалистику понятие "метод длительных наблюдений". Каждый свой фильм Флаэрти снимал года по два. Но, закончив работу, он больше к своим героям не возвращался.

Появление постоянных героев в документальных сериалах открыло новый вид экранной драматургии. А телевидение дало возможность длительного наблюдения за героями не только авторам, но и зрителям.

Вся предыдущая эпоха в документальном кино в этом смысле -- эпоха незавершенных фильмов. По окончании работы авторы с облегчением спешили поставить титр "конец", не задумываясь над тем, что можно было, а иногда и следовало бы поставить "продолжение следует".

Кончаются съемки, но не кончается жизнь героев. И в этой жизни происходят события, часто не менее драматичные, чем в отснятой ленте.

Сложность работы, в основе которой принцип возвращения к героям, в том, что годы, прожитые ими в фильмах и между фильмами, -- это и годы, прожитые автором. Создание такого сериала из эпизода творческой биографии превращается в длительный отрезок собственной жизни авторов. Авторы как бы повенчаны со своими персонажами.

Сценарист "Поперечной" Маргевич жил среди своих героев, когда еще и сценаристом не был. Именно долгие годы прежнего соседства, сбереженные им воспоминания и личный контакт с обитателями улицы сделали фильм таким весомым, многослойным, наполненным временем.

"Новые времена на улице Поперечной". Толик и его мама

А у оператора и режиссера Марины Голдовской герои "Осколков зеркала" -- ее окружение, родственники, друзья. Снимая постоянно свою картину-дневник, она создала "хронику смутного времени", трилогию о начале 90-х. Знакомые уже не удивляются, что Марина приходит к ним в гости с камерой. Камера постоянно лежит у нее на плече, как ручная зверюга. (В последние годы, как кошка, техника совершенствуется.)

Еще более поразительный эксперимент -- сериал И.Шадхана и С.Волошиной "Контрольная для взрослых", растянувшийся на семнадцать лет. В последних сериях некоторые из подросших детей-героев стали сами работать в съемочной группе. Конечно, внимание документалистов повлияло на их жизнь, но не в меньшей степени эта работа определила и биографию авторов -- их судьбу, их отношения с близкими. Даже в собственной квартире Светлана Волошина жила среди стеллажей с кассетами, на которых прикреплены бумажки с именами героев -- "Илья", "Маша", "Павлик"...

Среди сегодняшних документальных сериалов -- "Лешкин луг" А.Погребного (девять лет частной хроники семьи фермеров), "Кучугуры и окрестности" В.Герчикова (социальный срез глубинки России), снимаемый уже несколько лет.

Все эти фильмы вербуют зрителей именно тем, что это как бы встречи с их старыми друзьями. Из этого же постоянства рождается успех любых телесериалов. Через десять лет Селецкис и Маргевич вернулись к своим знакомым, сняв "Новые времена на улице Поперечной".

Смотреть этот фильм без предыдущего все равно что читать "Двадцать лет спустя", не зная о "Трех мушкетерах".

Срабатывает эффект многосерийности -- новости о старых знакомых смотрятся с большим любопытством, чем рассказ о "новеньких".

А перемены со старыми знакомыми произошли немалые.

Сегодня никто не назовет Алдиса богачом, ну разве что в сравнении с Осисом. Рэкетиры сожгли новую мастерскую, восстанавливать нет денег. А соседка Дайга -- та самая, изгнанная когда-то из Риги, -- попросту перекрыла ему воду, раскопав трубу у себя на участке, иначе у нее напор был слабоват.

Сама Дайга сильно изменилась -- из Золушки превратилась не в принцессу, а скорее -- по характеру -- в ее мачеху, которая ни перед чем не останавливалась ради благополучия, простодушно прокладывая дорогу, как танк. Вот только у мачехи из сказки был муж-подкаблучник, а у Дайги -- нет, поэтому рассчитывать приходится только на себя. Выступающие передние зубки, казавшиеся в первой серии трогательными, как у зайчика, выглядят теперь предупреждением -- палец в рот не клади!

Но как кинуть камень в стойкую девочку, которая ни от кого не ждет и не требует помощи, но уж что свое, то свое. Вдоволь нахлебавшись, Дайга не расходует силы на обиды и претензии. Ни на мать, отдавшую ее и брата в детский дом после смерти отца. Ни на своего парня, бросившего ее беременной ("ну, не сошлись пути, и ладно"). Ни на родню, выставившую с малышом из отчего дома. Спасибо реституции -- владения деда честно разделили между наследниками.

"Хреновый" Петерис и сегодня бодр -- ведь занимается экологически чистым ремеслом, изготовляет лучший на базаре хрен.

Безобидный и послушный Осис, проработавший сколько ему положено и получающий пенсию, был десять лет назад совсем беззащитным. Думалось, что после смерти согнутой от старости, но строгой мамы участь его будет ужасна -- психушка, дурка, ад. Но -- ура! Осис живет, как и жил, в своем доме, на своей земле, которую сам обрабатывает по-прежнему прилежно. В огороде его спасение: картошка. В день пенсии Осис балует себя и кота молочной лапшой и даже покупает пачку дешевых сигарет.

Круг горькой жизни Толика становится все уже и уже. Несчастный парень-инвалид уже не может, как еще десять лет назад, нарубив дрова, разложить костер для праздника Лиго на Поперечной. Теперь, когда на улице танцы, он сидит дома, страдая от усиливающихся к вечеру болей.

Во второй серии хоть и летают в небе парашютики вместо уже отработанного в прежнем фильме шара, но жизнь сугубо бренная, мелкая, без волшебства. Течение жизни не радостное, но и не угрюмое. Теперь на Поперечной другие богачи. Владелец казино. Цыган, воздвигший себе дом, враждебный всей Поперечной своей монументальной трехэтажностью и качеством забора, к которому авторы и не подступались -- издали показали.

А может быть, дело в том, что название новой серии больше подошло бы той, прежней. В раннеперестроечные времена тогдашняя Латвия была одной из советских республик. Но впереди ждали Свобода и Независимость, все пронизывалось надеждой и ожиданием праздника, как в театре перед премьерой...

А теперь -- сплошные будни у всех, даже у владельца казино и его жены -- художницы Дзинтры, делающей занятные гобелены. В собственном "пивном саду", устроенном в самом дорогом месте Старой Риги, они угощают мировых кинозвезд, среди которых знаменитый Брандауэр, и все равно почему-то не праздник.

Только благодаря съемкам соседи увидели работы Дзинтры. Кто-то (художница или сценарист) выдумал хеппенинг -- жертвоприношение одной из ее работ Богу жизни. Прикрепленный к летящему шару небольшой гобелен, ставший похожим на воздушного змея, улетел в небо. Но все шары уже отработали свое в прежнем фильме.

В сентябре прошлого года в Риге собрались участники международного симпозиума кинодокументалистов, чтобы обсудить, как документальному кино выжить в современных условиях. Каким языком и о чем должно оно говорить своим зрителям.

"Новые времена на улице Поперечной" отчасти на эти вопросы отвечает.

А может, на них отвечают герои фильма, у которых нет другого выхода, как жить в предложенных им судьбой условиях. В новые времена.