Они снимали «За Родину!»

Дмитрий Рымарев. Севастополь

Летописцы всегда интересны людям, "помнящим родство". В День Победы хочется напомнить о летописцах Великой Отечественной войны -- фронтовых кинооператорах или военных кинокорреспондентах, киножурналистах, как некоторые из них себя называют.

Кинолетопись войны, не исчерпанная и по сей день сокровищница исторических материалов, -- это более трех с половиной миллионов метров отснятой пленки, 400 "Союзкиножурналов", 65 выпусков "Новостей дня", 24 событийных спецвыпуска, 67 короткометражных документальных фильмов и 34 полнометражных. Фонд был организован и снят Центральной студией документальных фильмов (ЦСДФ), единственной киностудией, награжденной боевым орденом Красного Знамени. С первого дня войны ЦСДФ начала создавать мобильные фронтовые киногруппы. 252 кинооператора 1418 суток снимали войну. Погиб каждый пятый, ранен или контужен каждый второй. С камерой в руках погибли Маша Сухова, Борис Вакар, Николай Быков, Владимир Сущинский, Семен Стояновский, Александр Эльберт, Арсений Шило, Виктор Муромцев.

В сущности, фронтовые операторы были добровольцами. На фронт шли, отбиваясь правдами и неправдами от брони. В тылу тоже очень нужные материалы по теме "Все для фронта, все для победы" снимали комиссованные по состоянию здоровья, но большинство считали необходимым работать именно на передовой. В боях каждый шаг требовал героизма, но сплоченная фронтовым братством операторская каста не любит такие разговоры. Они просто честно исполняли свой профессиональный долг.

Из Москвы уходили снимать войну более семидесяти человек, а сегодня их четырнадцать. Самым молодым по восемьдесят лет, а самым пожилым -- за девяносто.

В праздник хочется просто назвать их поименно и вспомнить, какими молодыми, по-военному красивыми и отчаянно оперативными были эти мужчины, которые целились своими объективами в войну, чтобы приблизить Победу.

До и после войны у них разные биографии, а в войну было много общего. На фронте они дружили как больше нигде и никогда. Работая в паре, они подстраховывали друг друга, чтобы оставшийся в живых мог доставить на "большую землю" отснятую пленку, но эта профессионально-служебная подстраховка включала и искренние, человеческие отношения.

Операторы были информированными участниками войны, вхожими на командные пункты всех уровней, даже к командующим фронтами, и посвященными в секрет-час наступления. Кинокорреспондентам полагался транспорт, и к ним часто пристраивались другие журналисты. Рабочий материал доставлялся в Москву с самыми привилегированными оказиями. Разумеется, в перечень операторских добродетелей стеснительность не входила. Некоторые командиры, бывало, возражали против их напористой нагловатости, но чаще их старались беречь, просили рисковать в меру и не лезть в самое пекло, но... Как воскликнула симпатичная жена одного из операторов-фронтовиков, с которым я беседовала: "Ой, этот легендарный чокнутый готов был сдохнуть за точку!" Похоже, что это общая черта военных операторов.

Точка съемки, ракурс, момент включения камеры и другие важные моменты творческого решения кадра выбирались в скоростном режиме. На войне это называлось "арифметикой", а сейчас фронтового оператора можно сравнить с компьютером. Непростой "арифметики" требовала камера "Аймо", которая стала главной героиней всех операторских мемуаров. Кассета вмещала всего тридцать метров -- одну минуту экранного зрелища. Очень сложной была частая перезарядка в боевых условиях, сложным был, например, расчет времени полета бомбы и ее взрыва на земле -- заснять все на одной кассете не всегда удавалось. Помянутая добрыми словами "Аймо" заводилась вручную, почти как патефон, и работала безотказно. Очевидно, следует напомнить, что три с половиной миллиона метров кинолетописи складывались в основном из тридцатиметровых кусков пленки. Количество вложенного труда можно только вообразить.

Понятно, что фронтовой цейтнот не стимулировал художественный поиск, не говоря уже об изыске, но среди фронтовых операторов было много высокопрофессиональных и художественно одаренных людей, которые в принципе не могли снимать плохо. Именно поэтому наша память может в любой момент выдать на внутренний экран кадры военной кинохроники, ставшие классикой не только по эмоциональным причинам, но и по кинематографической выразительности. Примеры неисчислимы. Перед глазами мгновенно возникает и заснеженный суровый парад на Красной площади 7 ноября 1941 года, с которого солдаты и офицеры шли прямо на фронт, и увенчанный первым "Оскаром" "Разгром немецких войск под Москвой" (1942), и знамя над рейхстагом, и фашистские знамена, брошенные перед Мавзолеем, и динамичные события на рейде Севастополя, и глаза фронтовиков 41-го, и глаза солдат 45-го, и бесконеч- ное множество других кадров.

Так уж сложилось к сегодняшнему дню, что основным, наиболее посещаемым экраном российских зрителей стал телевизионный. В дни памяти о Великой Отечественной войне и Победе по всем каналам демонстрируются кадры военной летописи, что, впрочем, случается круглогодично. Смею предположить, что фамилии фронтовых операторов, запечатлевших эти события, упоминаются не всегда. По этой и целому ряду других причин (в том числе сентиментальных) считаю возможным назвать зрителям имена четырнадцати последних московских могикан фронтовых съемок. Это (по алфавиту): Теодор Захарьевич Бунимович, Иосиф Эммануилович Голомб, Павел Дмитриевич Касаткин, Анатолий Александрович Колошин, Аркадий Юлианович Левитан, Владислав Владиславович Микоша, Михаил Яковлевич Посельский, Дмитрий Георгиевич Рымарев, Анатолий Михайлович Рубанович, Алексей Георгиевич Семин, Борис Александрович Соколов, Владимир Эрнестович Томберг, Борис Варламович Шадронов, Константин Ильич Широнин.

Алексей Семин

Тринадцать лет возглавлявший ЦСДФ Алексей Георгиевич Семин, заместитель председателя Комиссии ветеранов войны Союза кинематографистов и общественный глава операторов-фронтовиков, понял, что снятые ими кадры имели не только пропагандистскую и историческую ценность: "Помню, что после приказа "Ни шагу назад!" я узнал о солдатах, которые не ушли с позиции на полотне железной дороги под боком у немцев. Мне так захотелось их снять, что я пополз по грязи, наплевал на немецкого снайпера и добрался до них. Там я услышал слова, от которых сердце забилось сильнее, чем от страха: "Ребята, к нам пришел кинооператор! Значит, мы теперь будем живыми всегда".

В условиях, когда содержание важнее формы, лучшим считался технически качественный боевой материал. Первейшим операторским искусством было умение определить центр события и точку, с которой видно главное. "Нас вообще-то ориентировали на съемки наступлений и побед, -- рассказывает Андрей Семин. -- Съемки наших бед и поражений не очень поощрялись, но был случай, когда у меня самого не было сил поднять камеру и снять то, что я увидел. Это было под Ржевом. Как сейчас, помню названия трех деревень, расположенных над болотистой впадиной: Тимофеевка, Галаховка и Дешевка. Вся эта "дешевка" обошлась нам в триста танков, и уйму народу уложили. Наши наступали активно, упорно, но неразумно -- в лоб. А немцы устроили хитрую оборону с катающимися по глубокой траншее 75-миллиметровыми пушками и снарядами с вольфрамовым стержнем. Наши "КВ" горели, как спички..."

Теодор Бунимович. Апрель 1945 года

Плохим материалом Семин считает инсценировку. Молодые парни из их группы однажды организовали эффектный кадр со взрывом и трупами, а старый мосфильмовский оператор Игорь Гелейн, разматывая пленку, с ухмылкой приговаривал: "Ага, вот и дымок появился, бикфордовский дымок, а сейчас у нас будет взрыв..." У деревенского человека Семина было физическое отвращение к рисовке, к позерству. Он ни разу не позволил снять себя для кино, считая это кощунством по отношению к солдатам. А портреты бойцов и командиров снимал тщательно, уважительно -- так он объясняет смысл своей работы.

У всех военных операторов есть заветные воспоминания.

Бунимович и Касаткин чуть не прозевали исторический парад 7 ноября 1941 года, потому что Сталин перенес начало с десяти утра на восемь. Они грелись на Киевском вокзале, когда поняли, что произошло, но не случайно у слов "оператор" и "оперативность" один корень -- они успели. Отснятые пленки смотрятся и волнуют до сих пор. Для Касаткина это были его первые военные кадры. Оба оператора, кстати, имеют самое непосредственное отношение к первому "Оскару", которым премирован фильм Копалина и Варламова "Разгром немецких войск под Москвой". Их материалы, снятые при обороне Москвы, вошли в фильм "Бой за высоту А", смонтированный Дзигой Вертовым. Бунимович дошел до Праги и Берлина, снимал полк "Нормандия -- Неман" и встречу войск на Эльбе.

Павел Касаткин. Западная Украина. 1944 год. Фото фронтового оператора Николая Быкова, погибшего в 1945 году

Касаткин в первые дни войны был включен в киногруппу ПУРККА и снимал войну до 1945 года. Он внес в летопись восемь тысяч метров и загубил две камеры. Одна приняла на себя предназначавшийся для его головы осколок, а другая осталась в подбитом немцами самолете. Касаткина с парашютом вытолкнул погибший тогда стрелок-радист. Материал о житомирских партизанах в 1943 году вошел в картину Довженко "Битва за нашу Советскую Украину". Потом были Венгрия, Чехословакия и Победа. У Касаткина 35 боевых вылетов, 5 орденов и 15 медалей. А началась многотрудная киносудьба с того, что отец привез еще с первой, империалистической, войны проекционный аппаратик с кольцом кинопленки, потрясший воображение трехлетнего Павлика.

Иосиф Голомб. Май 1945 года

Голомб, закончивший в 1942-м ВГИК в Алма-Ате, на всю жизнь запомнил текст телеграммы из Госкино: "Всех окончивших, кроме женщин и больных, направить в Москву на ЦСДФ для направления во фронтовые группы кинохроники". Это было престижное распределение! Потом были Западный фронт, Гжатск, Вязьма, переброска на Северный флот, походы на катерах и тральщиках, бомбежка немецких подлодок. С ноября 1943-го Голомб снимал материал, вошедший в фильм "Битва за Севастополь". Далее были бои в Европе, Болгария с медалью "За солдатскую храбрость", Румыния с орденом "За культуру и искусство", медали "За взятие Будапешта", "За победу над Германией". Самым пронзительным воспоминанием о войне осталось плавание по заминированному Черному морю из Одессы в Варну с десантом. Яркая луна, тишина, красота, и каждую минуту можно было уйти на корм рыбам...

Аркадий Левитан. Берлин. 3 мая 1945 года

Левитан был фронтовым кинокорреспондентом с первых дней войны в Молдавии до последних дней в Берлине. Там он снимал кадры для фильма Райзмана "Берлин". Но дорога до Берлина была трудной и долгой -- через Ростов, Новороссийск, Керчь, Кавказ, Донбасс, Смоленск и заплатанный понтонный мост на Одере. Левитан очень волновался, когда снимал маршала Жукова на командном пункте. Маршал руководил сражением, был сосредоточен и строг, но киногруппу не прогнал. В пять утра началась потрясающая по зрелищности и звучности артподготовка из двухсот орудий, от которой содрогнулась земля, но передать на пленке всю мощь этой победной феерии не удалось из-за малой освещенности.

Левитан снимал бомбежки на Пе-2, выполнял задания по разведсъемке на переднем крае, изобретая фотоприспособления из подручных средств. Между прочим, долететь до Берлина он мог еще в 1941 году, когда зенитка повредила рулевое управление самолета и невозможно было повернуть к родному аэродрому. Но они все же вернулись потихоньку на закрылках и на "честном слове". Левитан и после войны снимал фильмы о войне -- знаменитую "Катюшу" и "Его звали Федор".

Владимир Томберг. Берлин. 3 мая 1945 года

Томберг слушал доклад Молотова в больнице, в малярийной трясучке. Его долго не пускали на фронт, потому что городу Горькому, ковавшему оружие для Победы, тоже были нужны операторы. Только в 1943-м его направили снимать боевую защиту Мурманского порта, куда приходили союзнические караваны. Потом он снимал бои на Карельском фронте, партизанский отряд, форсирование Буга, Вислы и Одера, уличные бои в Минске и немецкие бомбежки при свете висящих на парашютах магниевых светильников. В бою "местного значения" у солдата, бежавшего рядом с наехавшим на мину танком, оторвало ногу, а оператор получил ранение в голову. Через месяц Томберг уже снимал освобождение Польши, а потом и Германию. Не уходит из памяти пылающий Кюстрин, но все воспоминания отступают, когда перед внутренним взором предстает дом с эсэсовцами, на который направили новое советское оружие -- фугасный огнемет. Томберг видел ад, хотя в визире события кажутся скорее виртуальными, чем реальными. Снимая в Берлине церемонию подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии, оператор еще не ощущал, что пришла Победа. Всю полноту чувств дал только голос Москвы в радиоприемнике.

Михаил Посельский, Борис Соколов. Померания. 1945

Посельский и Соколов были сокурсниками по ВГИКу, напарниками в своей маленькой съемочной группе из двух человек и друзьями на всю жизнь. Посельский сейчас лечится у сына в Америке, а Соколов рассказывает о нем больше, чем о себе. Посельский был на фронте с 1942 года, прошел Сталинград и Курскую дугу, а Соколов присоединился к нему на 1-м Белорусском фронте в 1944-м, и до Победы они не разлучались. Одними из первых вошли в Варшаву и снимали парад Войска Польского, уличные бои в Познани. Материалы вошли в спецвыпуски "От Вислы до Одера", "Прага -- Варшава", "Померания". В Берлине напарники были включены в группу Райзмана и под его руководством снимали кадры для фильма "Берлин" -- наших солдат во дворе страшной тюрьмы Альт-Моабит, обгоревший труп двойника Гитлера, подписание капитуляции. В Москву операторы возвращались вместе со сводным полком фронта, сформированным для участия в Параде Победы. Но для них война не закончилась, потому что был еще Забайкальский фронт, съемки военных действий против Японии, Монголия, Большой Хинган, Желтое море. Соколов дошел до Великой Китайской стены, а Посельский снимал капитуляцию Японии на крейсере "Миссури".

Дмитрий Рымарев

Рымарев на третий день войны ушел с первой киногруппой на фронт, на Черноморское направление военных действий. Первые кадры снял в сухопутных боях на Ишуньских позициях. Героическую и трагическую оборону Севастополя он снимал от начала до конца. Материал, вошедший в отдельный спецвыпуск, навечно врезался в память и душу, но особенно -- гибель крейсера "Червона Украiна". Что сделали с кораблем и моряками два десятка фашистских бомбардировщиков, можно не объяснять. Выгоревший крейсер несколько часов держался на плаву, а ночью затонул у Графской пристани.

Потом был Майкоп, где базировалась авиация Черноморского флота, и съемки с воздуха. Немецким кораблям, блокировавшим Севастополь, тоже кое-что перепадало от наших бомбардировщиков. С лета 1944-го Рымарев снимал Карельский фронт, форсирование Свири, бои за Будапешт на 2-м Украинском фронте, Дунайскую флотилию на 3-м Украинском. Из Вены его отозвали снимать первомайский парад в Москве. Перед отъездом на одной из улиц Вены профессиональный глаз Рымарева углядел через распахнутые двери трофейного склада коробки пленки "Агфаколор" с трехцветными этикетками, и, преодолевая запрет начальника трофейной команды, оператор привез коробку цветной пленки тогдашнему директору ЦСДФ Сергею Герасимову. Первомайский парад был снят в цвете. Не зря Рымарев занимался цветными экспериментами с 1937 года.

Владислав Микоша

Легендарный Севастополь мы видели глазами Рымарева и Микоши.

Микоша, неутомимый кинохроникер 30-х, был не только фронтовым кинооператором и фотокорреспондентом, журналистом, спецкорром центральных газет. Он написал книги "С киноаппаратом в бою", "Рядом с солдатом", "Годы и страны". Снятые им кадры, запоминающиеся, пластически выразительные и эмоциональные, включали в свои фильмы известные режиссеры, в частности, Игорь Савченко воспроизводил композиции Микоши в игровом фильме "Третий удар". Микоша -- один из тех документалистов, тех фронтовых операторов, чьи киноматериалы позволяют сделать вывод, что военная хроника внесла существенный вклад не только в историческую летопись, но и в художественный образ войны.

Шадронов вошел в киногруппу Юго-Западного фронта в январе 1942 года. Он снимал бои на Сталинградском, Донском, Южном направлениях.

Борис Шадронов

Время было во всех отношениях жаркое -- тяжелое положение под Сталинградом, жестокие бои в излучине Дона. Шадронов отправил в Москву пленку и ждал на аэродроме "Гумрак" самолет У-2, чтобы вернуться на фронт, но тут произошла встреча, изменившая его планы, специализацию и дислокацию. Неподалеку начальнику киногруппы Кузнецову учинял нагоняй незнакомый полковник авиации. Он считал, что операторы мало и плохо снимают действия летчиков, и требовал немедленно исправить положение. "Можешь?" -- грозно спросил полковник. "Есть!" -- ответил начальник киногруппы, и взгляд его обратился к Шадронову, который до того дня ни разу не снимал с воздуха. "Полетишь?" -- спросил полковник. "Полечу", -- ответил Шадронов. На него надели парашют, шлем, и он отправился, ступая дрожащими ногами, на место стрелка-радиста, ругая себя за дурость. Съемка удалась, и Шадронов стал воздушным оператором, участвовавшим в двадцати боевых вылетах. У него два боевых ордена и тридцать медалей. А полковника звали Василий Сталин.

Рубанович стал фронтовым оператором в июле 1941 года.

Анатолий Рубанович

Работал в группе Романа Кармена, снимавшего фильм о летчиках Северо-Западного фронта, участвовал в боевых вылетах, снимал Черняховского, получившего тогда звание генерал-майора, снимал московский парад 7 ноября 1941 года. Позже работал в Китае, потом в Карелии.

На 2-м Украинском фронте были отсняты сюжеты об освобождении Черновиц, Львова, Кишинева, Бухареста, Будапешта, часть которых вошла в фильм "Победа на Юге". Далее был Забайкальский фронт и сюжеты о пленении японского генерала Ямадо, о разоружении японской армии и об освобождении Харбина.

Широнин снимал на Северо-Западном, 2-м Белорусском, 2-м Прибалтийском фронтах, снимал взятие Риги. Тяжелое ранение на Одере сделало его инвалидом войны. У него два ордена Отечественной войны -- 1-й и 2-й степени.

Колошин категорически не хочет признавать свое военное прошлое героическим, потому что попал на фронт только зимой 1944 года.

Константин Широнин. Северо-западный фронт. 1943

Он проходил службу в штурмовой авиации, летал на устрашавшем немцев грозном Ил-2, сделанном, по его мнению, из фанеры. Ироничный оператор рассказывал мне, как в первый раз раньше времени "отстрелял" кассету, а потом запутался в перезарядном мешке из-за невесомости при входе в пике и перегрузок на выходе. Однако первые кадры с панически разбегающимися по деревне фашистами получились выразительными. За штурвалом был замечательный летчик Герой Советского Союза Макаров, а Колошин сидел к нему, как и положено на месте стрелка, спиной. Когда в хвосте у них оказался какой-то самолет (опознавательные знаки анфас не видны), оператор вдумчиво доложил пилоту. "Так стреляй, твою..." -- заорал пилот. Колошин стал беспорядочно палить, и неведомый самолет ушел. Среди военных кадров Колошина есть освобождение Чехословакии, взятие Моравской Остравы, Кракова.

Анатолий Колошин

Вот такова фронтовая работа живущих в Москве кинооператоров Великой Отечественной войны. Сожалею, что не смогла перечислить все их фильмы, ордена, медали и Государственные премии -- этот перечень очень длинный. Они были храбрыми на войне и самослушать Алексея Семина, чтобы понять, что выживали они просто чудом: "Не могу объяснить, почему мне вдруг захотелось перепрыгнуть из одного окопа в другой, причем вперед, ближе к немецким танкам. Только приложил к глазам камеру, как услышал сзади грохот, а меня обсыпало землей. Оглянувшись, увидел, что ребят из того окопа, где я был, убило танковым снарядом. А какой "божий глас" заставил меня выпрыгнуть из полуторки и пойти смотреть дорогу? Когда я помахал шоферу рукой и машина тронулась, колесо, над ко-торым я сидел, наехало на противотанковую мину, то есть если бы я был в кузове, от меня ничего не осталось бы".

Семин не единожды спасал от смерти Владислава Микошу и Малика Каюмова, но свято, как и все они, чтящий фронтовую дружбу, не считает это заслугой, а списывает на судьбу и восхищается древним человеческим даром -- интуицией: "Дело было в Пруссии. В городе шли бои. Микоша, который всегда был не прочь покрасоваться, заявился к нам, сереньким гимнастерочкам-пилоточкам, в шикарной черной морской форме с офицерскими погонами и крабами. Мы зашли в здание, он начал снимать через разбитую витрину, а я остался у дверей на подстраховке. Вдруг слышу сзади: "Ух ты, фашистская гадина!" Я резко развернулся и чисто интуитивно ударил по дулу автомата, а то, что солдат принял Микошу за эсэсовца, понял потом. Пули изрешетили стену над моим товарищем, а он поворачивается и с улыбочкой спрашивает: "Чего это вы тут стреляете?" А с Маликом мы из-за чужой дурости оказались на минном поле между немцами и нашими. Малика ранило, я пытаюсь остановить кровь и оттащить его, а в это время наши пошли в атаку на нас, то есть на немцев за нами. Зрелище жуткое, и я понял, что мы погибли. Что делать? Спасла опять же интуиция -- встал и со страшной силой заорал матом на наших. Они поняли и обошли... Когда мой сын, фронтовой оператор Виктор Семин с ОРТ, едет в Чечню, я прошу его без рассуждений подчиняться древнему инстинкту".

Фронтовые операторы. Берлин. Утро 8 мая 1945 года

Мы знаем о полугласной, но широко известной установке советской пропаганды и командования на позитивные, жизнеутверждающие, вселяющие веру и надежду киноматериалы с фронтов, но параллельно шла работа по сбору подлинных кинодокументов, разоблачающих и осуждающих фашизм. Мы помним виселицы, трупы, рвы, рыдающих на пожарищах людей. Аркадий Левитан снимал кадры Катынской трагедии, Дмитрий Рымарев участвовал в десанте на оккупированную Керчь, чтобы зафиксировать кадры зверств фашистов в Крыму для Международного Красного Креста. Очень многие операторы внесли серьезный вклад в доказательную базу Нюрнбергского процесса. Какое впечатление производит эта глава кинолетописи, объяснять не надо, сила воздействия этих материалов известна. Но мне почему-то кажется, что при всем при том в них не было шокинга такой степени, какая отличает сегодняшнюю боевую чеченскую хронику. Речь идет не о содержании фактов, а о форме их подачи. Не думаю, что причина кроется в цветности. Просто в старых пленках есть чувство меры авторов, а не только директивное целомудрие и сдержанность, с которой наши летописцы вели темы киноистории большой войны. Может быть, нынешним операторам, подробно фиксирующим факты и детали бесчеловечности, стоит об этом напомнить.

Операторы Великой Отечественной говорят, что в самые опасные моменты они не успевали осознать и ощутить страх.

Теперь они стараются не осознавать страх перед старостью, и, как кажется со стороны, им это удается. Только операторские глаза устали. Шадронов смотрит через толстенные линзы, Бунимович почти совсем не видит, а у Рымарева не поднимаются натруженные веки.

Но был в их жизни праздник, который они приближали как могли. День Победы.