Александр Прошкин: «Это наша беда, что мы сделали из разбойников национальных героев»

Интервью ведет Анжелика Артюх

Интервью с режиссером "Русского бунта" состоялось в Берлине во время 50-го Берлинского кинофестиваля. За три часа до вылета на родину, не мудрствуя лукаво, Александр Прошкин сказал мне: "Здесь такая обойма, что нам вряд ли что-то светит!" Еще на пресс-конференции я отметила в Прошкине глубоко скрытый стоицизм, благодаря которому, наверное, "Русский бунт" и дошел до экрана. Ведь даже пушкинский юбилей, как оказалось, не смог стать гарантией достаточного финансирования фильма. Впрочем, сам Александр Прошкин героем себя не считает. Он, как мне кажется, просто рад тому, что и ему наконец довелось "прогуляться с Пушкиным".

"Русский бунт"

Анжелика Артюх. "Не приведи Бог видеть русский бунт -- бессмысленный и беспощадный". Эта пушкинская строка озвучена в вашем фильме. Могли бы под ней подписаться? Или вы все-таки считаете, что бунт не лишен смысла? В частности, пугачевский...

Александр Прошкин. Я готов назвать бессмысленным и беспощадным не только русский бунт, но и прусский, английский и какой угодно. Любая охлократия губит даже благородные идеи, она разрушает все. Мне кажется, что мы до сих пор находимся в плену устоявшейся за семьдесят лет традиции, которая нас отодвинула от исторической правды. Историческая школа, которая у нас была и есть, -- это школа государственников, то есть однобокая школа. И Соловьев, и Ключевский, и Карамзин -- это все государственники. Но должен быть взгляд на историю и с точки зрения этики, нравственности.

Что касается конкретно пугачевского бунта. У нас с вами нет времени дискутировать о причине пугачевского восстания, но все же... Начнем с того, что положение яицкого казачества было изначально привилегированным. Если вся Россия была в рабстве крепостного права, то на Яике расцветала полная свобода. По принципу: грабь -- не хочу. Вся работа казачества, в сущности, заключалась в защите территории от набега кочевых племен, которые в екатерининские времена уже не особенно-то набегали, все это были скорее мифы, чем реальность. Жили казаки разбоем, и единственный реальный вид их трудовой деятельности заключался в рыбной ловле (но и тут появились некоторые ограничения). Несмотря на казацкое самоуправление, которое выбирало свою администрацию, своего атамана, государство еще со времен Петра пыталось вписать яицких казаков в общероссийскую ситуацию. Например, получать от них какой-то процент рекрутов для воинской службы, отправлять их на войну. И хотя яицкие казаки меньше служили, чем, скажем, донские (донской казак Пугачев служил у самого генерала Панина), но и их права государство пыталось ограничить. Это привело к расколу. Казаки стали убивать назначенных начальников, бунтовать... Что меня волнует в этом периоде -- это состояние тлеющего конфликта, перманентной гражданской войны, которая стала теперь нормой гражданского общества, в том числе и в России.

Пугачев был использован частью казачества. Легенда о том, что существует живой царь, Петр III, была внедрена в его сознание, чтобы заставить царскую власть считаться с их, казачьими, традициями, законами. В сущности, изначально задачи ставились узкоместного значения, а все переросло в уничтожение половины России. Более шестисот дворянских семейств с челядью и грудными младенцами были варварски уничтожены. Сожжены десятки городов, в том числе Казань, в которой Пугачев продержался шесть часов, но за это время успел сжечь двадцать восемь церквей и утопить в Волге четыре с половиной тысячи человек. Представления Пугачева о государстве не шли дальше раздачи самодельных орденов и графских титулов своим подчиненным. Вряд ли он бы мог победить, но даже если б и победил, то что бы он делал? Он ведь даже и не собирался воцаряться на трон. Он как бы декларировал, что хочет поставить законного наследника на трон, но как самозванец никакого отношения к этому наследнику не имел.

Это наша беда, что мы сделали из разбойников национальных героев, мифологизировали Пугачева, Стеньку Разина и прочих. Они не Робины Гуды (хотя и тот был разбойником, просто я о нем меньше знаю), а люди с пароксизмами невероятной жестокости. Все ими затеянное -- карнавал с кровопусканием, кровавое пиршество, вызвавшее жестокую реакцию государства.

Государство в то время никакого другого способа диалога с противником, кроме как с позиции силы, себе не представляло и отвечало на вызов с удесятеренной мощью. Не щадило ни правых, ни виноватых. Законный суд вершился над небольшим числом восставших -- Пугачевым и его окружением. В основном же людей просто вешали или сажали на дыбу без всяких судов.

Чем гражданская война опасна? Невероятным выбросом жестокости. Это время активных и одаренных выскочек, которые появляются непонятно откуда и, по сути, обескровливают нацию. И первой причиной всех этих безобразий, включая явление самозванцев, на мой взгляд, является власть. Безнравственность и нечистоплотность власти всегда доходит до низов и становится поводом для всяческого экстремизма. Если б не Екатерина, поспособствовавшая устранению собственного супруга, то не было бы повода для самозванства. Кстати, и Пушкин Екатерину не принимал нравственно. Он считал екатерининский век ханжеским, растленным. Быстро делались состояния, оплачивались перевороты... Екатерина раздала полтора миллиона крестьян офицерам, которые привели ее к власти. Стереотип жизни -- разгульно-пьяный, адюльтер -- норма существования... В известной степени сейчас происходит то же самое. Быстрые деньги, быстрые карьеры, фальшивые герои, "калифы на час". И падение нравственного ценза...

А.Артюх. А как вы объясняете желание Екатерины помочь чистой любви?

А.Прошкин. Вся конструкция сюжета у Пушкина состоит из цепи случайностей. Случайно Петрушу послали на военную службу -- француз запил и набезобразничал. Случайная встреча с Пугачевым... Встреча девочки с Екатериной также случайна. Ее можно объяснить и состоянием праздничного возбуждения по случаю победы: кончилась война, взлет национализма, все поют колядки, карнавал... И средь этого карнавала появляется юное существо с любовным письмом. Императрица в изумительном состоянии духа и чувств, выиграна война, очередная любовь... Почему бы не снизойти? Это -- у нас в фильме. А то, что у Пушкина написано, реализовать невозможно. Мы рассказываем историю последовательно, в том временном пространстве, в котором она могла быть в жизни. Пушкин же зимой арестовывает Пугачева и Гринева, после чего уже летом Маша случайно встречается с Екатериной, казнят Пугачева, хотя его казнили зимой, через две недели после суда, и на этом суде успевает побывать Гринев. Метель у Пушкина вообще происходит летом. Нашего гения абсолютно не волновал реализм. "Капитанская дочка" -- это этюд на модную тему, которая занимала и Вальтера Скотта, и Юрия Милославского. Этакая история любви с участием "благородного разбойника", не претендующая на всемирный охват. Что касается политической точки зрения Пушкина на пугачевское восстание, то ее легче понять по его письму к Николаю, а не по "Капитанской дочке". В письме Пугачев представлен как прямой ответ времени на безнравственность власти.

Кто-то пристал ко мне на пресс-конференции: нужно делать историю более сексуальной и современной! Но я не имею на это права. Это все-таки фильм по Пушкину, а не по Прошкину. Я и так достаточно насилия ввел, но, мне кажется, все-таки сумел сохранить пушкинскую прозрачную интонацию.

А.Артюх. Экранизировать "Капитанскую дочку" -- это была ваша инициатива или вам предложили?

А.Прошкин. Мне предложили. Первоначально Ежи Гофман хотел фильм снимать. И Говорухин хотел. Но в итоге я сделал совершенно свой вариант. Я внедрил всю историю Пугачева, считая, что надо запараллелить две судьбы. "Капитанская дочка" -- камерная история, рассчитанная на другой временной контекст. Пушкин писал ее так, как мы сейчас пишем о 37-м годе: все знают, что это такое, многие вещи не надо объяснять. А с пугачевским бунтом -- нужно. Приходится в какой-то степени объяснять, что такое Пугачев, чтобы понять общее движение бунтарской энергии, а главное -- уяснить, с чего все это началось.

Самое страшное, что и у нас из-за какого-то пустяка началась война в Чечне, выхода из которой мы не знаем. Та же самая пугачевская история. С таким же Пугачевым, только чеченским -- Дудаевым, которого сделали вождем нации. Заработали на этом очень большие деньги, а Дудаев эту ситуацию раскрутил до немыслимых пределов. Все повторяется, только в удесятеренном масштабе. Мы живем в обществе, где каждый день нам показывают кровь и трупы по телевизору. Нас приучили к виду смерти. Человеческая жизнь обесценивается на наших глазах.

А.Артюх. Вы настаиваете на том, что идея самозванства была внушена Пугачеву активной частью казачества. Но Владимир Машков играет личность достаточно самостоятельную и активную, способную без чьей-то подсказки возложить на себя царскую миссию.

А.Прошкин. Машков играет артиста, который ищет для себя подходящий театр. Если бы ему предложили роль Несчастливцева, он и ее бы сыграл. Пугачев-то хотел сыграть роль атамана и бежать в Турцию -- именно такой была его первоначальная затея. Но подвернулась роль царя, и он примерил ее на себя, не раздумывая. И оказался гениальным исполнителем. К примеру, читать манифесты Екатерины невозможно, а манифест Пугачева, который мы воспроизвели дословно, -- это высочайшая русская проза. Но кто его написал? Сам ли неграмотный Пугачев надиктовал или кто-то другой? Мы этого никогда не узнаем.

А.Артюх. Вы удовлетворены работой Машкова?

А.Прошкин. Даже если бы я был не удовлетворен, я бы вам все равно никогда не сказал. Я искал характерного актера, Машков как раз такой. Нужно было избавиться от шлейфа актеров типа Лукьянова или Матвеева. Ведь Пугачев -- это совсем молодой человек, его казнили, когда ему было тридцать три года. Он был азартный человек, хулиган жуткий, мистификатор.

Но над Машковым все же довлеют традиционные представления о Пугачеве как о герое. Он считает, что Пугачев -- это вождь и учитель. Ну что ж, актер может играть свое, а мое дело использовать это в своих целях.

А.Артюх. Из разговора на пресс-конференции мне показалось, что ваша трактовка образа Швабрина и трактовка роли Маковецким далеко не совпадают...

А.Прошкин. Не совпадают. Но я его использую в контексте фильма так, как нужно мне. История Швабрина -- это история человека, не способного любить. Это человек, который пытается разрушить любовь двоих, а не третий в треугольнике. Его любовь отвратительна: у него не нежность, а насилие, он может разрушать, но не любить. Он мстит героям за то, что они юны и имеют ту энергию, которой в нем, опытном цинике, быть не может. Это вообще история великой гордыни, великого комплекса, которая очень узнаваема как по русской литературе, так и по реальной жизни. Это все те персонажи, которые нас с вами окружают и поныне. От Пугачевых, которых мы видим на телеэкране -- слава богу, они пока не поднимают массы народные, -- до Швабриных...

А.Артюх. Вы действительно считаете, что русский бунт имеет исключительно рациональные мотивации? Почему же желание бунтовать не иссякает с веками?

А.Прошкин. Да, мотивации абсолютно рациональные. Бунт такого масштаба без царя во главе быть не мог. Откуда родилась эта идея? Кто он был -- этот Петр III? Мы не можем судить о нем объективно. Мы судим только по воспоминаниям Екатерины и официальной истории, которая стоит на точке зрения императрицы и представляет Петра III слабоумным алкоголиком, который роскошной красавице предпочел горбатую алкоголичку. С другой стороны, за полгода пребывания у власти он успел ввести суд присяжных, принял уложение о вольности дворянской. Кто знает, может быть, и крепостное право отменил бы. Он был иностранец, кровный внук Петра, воспитанный в Дании. Его внезапная кончина вызвала подозрение в насильственной смерти. Многие не узнавали его в гробу. Возникла легенда: если бы он был жив, то он бы всех освободил, всех ублажил. Началась эпидемия Петров III. Пугачев был девятым.

А.Артюх. Тема бунта в фильме развивается на всех уровнях.

А. Прошкин и С. Маковецкий на съемках фильма

А.Прошкин. Естественно. Если говорить об эмоциональной стороне, то мне жалко всех: и тех, кто душит, и тех, кого душат. И Пугачева в конечном итоге. Почему одаренный, красивый, мощный народ не в состоянии быть в ладу с самим собой? Ну зачем это кровопускание? Тут делить на правых и виноватых нельзя: все правы, и все виноваты. И все бунтуют. Молодые герои не исключение. Гринев нарушил воинский долг, общался с врагом, вместо того чтобы задушить его собственными руками. Он балансировал на грани, демонстрируяналичие нравственных устоев. Это умение молодых "балансировать на грани" объясняет для меня последующий переход к изумительному пушкинскому времени.

Может быть, поэтому я сегодня больше всего верю в совершенно молодых людей, которые нормально смотрят на то, что для нашего поколения является катастрофой. Мы все подозреваем друг друга в предательстве, у нас огромные счета друг к другу накопились, а у них нет никаких счетов, и они смотрят на нас с изумлением... Вот приходит Путин, и мы навешиваем на него немыслимое количество проблем и подозрений, а они просто говорят: "Ну, молодой мужик пришел", и симпатизируют ему. Они смотрят на мир более чувственно, естественно, и, может быть, они вернут нацию в лоно традиционной человеческой морали. Вынести такие испытания, какие нация вынесла в ХХ веке, без потерь невозможно.

А.Артюх. Кстати, не этими ли потерями нации объясняются ваши тщетные поиски исполнителей на роли Маши Мироновой и Петра Гринева среди русских актеров? Когда смотришь на польских молодых артистов, понимаешь, что они -- дети того народа, который, и пребывая в соцлагере, не забывал Бога. Это особенно очевидно на фоне современных русских актеров. С такими лицами еще долго придется играть бунтовщиков да солдат.

А.Прошкин. Почему поляки? Идея заключалась в том, чтобы не приспосабливать пушкинских героев к сегодняшним типажам. Главные герои должны были быть чужими в той жизни. И кого я ни пробовал, даже актерских детей, все они выходили какими-то развинченными, этакими Шварценеггерами и Аль Пачинами. Они словно перестали быть русскими, перестали жить в этом пространстве, деформировались.

Ничего фатального в этом нет. И поляки через это прошли, но они быстрее от этого избавились, стали спокойнее -- у них сильное влияние церкви, меньше воровства, они уже на другом этапе социального бытия. Кроме того, у их интеллигенции есть мощная защитная реакция. Когда в один год в Польше вышли две исторические картины -- Вайды и Гофмана, -- не случайно обе стали хитами. И тот и другой фильм апеллирует к чувству национального достоинства и национальной культуры. Мицкевич и Сенкевич для них -- это святое. У нас же скажи: "Пушкин", и тебе в ответ: "Да это мы в школе проходили!" Не было ни одного артиста, приглашенного пробоваться на роль Гринева, который специально бы перечитал "Капитанскую дочку". А эти польские дети чуть ли не наизусть текст выучили, прежде чем на пробы приехать. Совершенно другое отношение.

А.Артюх. А кто вам их рекомендовал?

А.Прошкин. Это сложный путь. Когда мы совершенно отчаялись найти здесь молодых исполнителей, мы встали перед данностью: надо снимать "взрослых" актеров. Но ведь это история не взрослых людей, вся ее достоверность зиждется на щенячьем возрасте героев. Все эти порывы и трогательность основаны на очень сильном влечении чистых и юных существ. Невозможно это симулировать. Когда замечательный артист Олег Стриженов бегал в кудрях, это не было правдой.

Может быть, это моя завиральная идея, но мне кажется, что сейчас, в нашем времени, нет героя. То, что наш коммерческий кинематограф пытается сделать героя из банкира, мента или агента национальной безопасности, -- это все ложь. Герой -- он только-только рождается, поэтому не стоило даже пытаться вытащить его из этой жизни преждевременно.

К тому же, чтобы показать, что это XVIII век, нужно было сменить сам антропологический тип. Нужно было уйти от сегодняшнего представления о красоте -- плейбоисто-американизированного. Страна, которая ежедневно по шести каналам ТВ смотрит тринадцать-пятнадцать фильмов на английском языке, не может не потерять, так сказать, своей этнокультурной самости. Поэтому когда мне задают вопрос: "Почему вы не взяли русских?" -- я отвечаю: "А потому что их нету! Потому что нашим артистам легче сыграть гангстера в американском кино, чем Петрушу Гринева". Посмотрите, кто сейчас идет в театральные вузы! Индивидуальности не идут. Они идут в бизнес, они идут в криминал, идут куда угодно, но не в искусство. Потому что оно не престижно. Даже когда мы сюда, в Берлин, приехали, первое мое ощущение было: куда бы спрятаться? Наша критика, заранее ничего не зная, изначально стесняется того, что мы сюда привезли. Это как бы норма поведения. Может быть, публика в Берлине хорошо приняла "Русский бунт" потому, что за последние годы это первая русская картина, которая не говорит об уродстве, деформации, мраке. Иностранцы к такому русскому кино уже привыкли. А мы им показали немножко другое пространство.

А.Артюх. А вас не смутило сопоставление "Русского бунта" с "Сибирским цирюльником"?

А.Прошкин. Это говорил поляк, он просто ничего не понял. Он воспринял наше кино как гимн самодержавию. Михалков находит для истории интонации панегирические. Это его право, чувство, поза, позиция политическая, если угодно... То, что делаем мы, в конечном итоге -- выяснение отношений со своим отечеством. Мы его и любим, и ненавидим одновременно. Это не первый мой исторический фильм, но я все еще жалею, сострадаю, а значит -- люблю.

Мне все симпатичны, даже Пугачев. Ну а старики Мироновы -- особенно. Почему я их сделал молодыми, отойдя от традиции, которая делала их комическими стариками за шестьдесят? На мой взгляд, это не работало на драму смерти. И не была понятна история Маши. А ведь она -- дитя любви. И у нее сильное женское начало. В России всегда сильное женское начало. Капитанша -- это и есть Россия. Женщина, которая привыкла править балом, когда нет войны и капитан в запое, и которая сумела достойно подготовить его и себя к смерти, когда дело идет к финалу. Их смерть как раз и говорит о масштабе их личностей. В смерти же стариков не было бы такого урока. Не было бы такой драмы.

А.Артюх. Где проходили съемки фильма, и сколько в общей сложности вы над ним работали?

А.Прошкин. Белогорскую крепость мы полностью построили. Изначально ничего не было, кроме нетронутой степи. И сейчас все это отдано под национальный музей. Туда теперь паломничество: экскурсии водят, деньги делают. Это у меня уже второй случай в жизни. На "Ломоносове" в результате всех скандалов удалось сделать деревню Кимжи, в которой мы снимали, национальным парком.

У нас были перебои с финансированием. Государственные деньги не пришли, и картина была закрыта. Я пробился на какие-то верхи, терроризировал по телефону каждые два дня Сысуева, поскольку наша картина была юбилейная и для нее предназначалось целевое финансирование Пушкинским комитетом. Председатель Пушкинского комитета -- премьер-министр, но премьеры у нас менялись каждые три-четыре месяца, так что каждый новый забывал про все эти глупости. Вопрос был снят вообще, как только появились наши младореформаторы. Только с приходом Примакова можно было как-то возвратиться к этой теме. Он все-таки советский человек, помнящий, какое из искусств для нас является важнейшим. Он отписал Сысуеву, которого тут же уволили из вице-премьеров, но который все же отозвался по телефону и добился того, чтобы нам что-то выделили. Мы получили ровно такую сумму, какая у нас была в договоре. Но до того, что она благодаря дефолту стала в четыре раза меньше, никому уже не было никакого дела.

Работать приходилось бешено. У нас не было времени. Я должен был летом снимать, но вместо лета снимал с 20-х чисел октября до 6 ноября. Я знал, что 6-го ляжет снег и что надо успеть любым способом. Гнали по три эпизода в день, ребята хлебнули будь здоров.

А.Артюх. Массовка наверняка местная?

А.Прошкин. Да, наследники и потомки Пугачева. Все на своих конях приезжали. Кто с конем, но без бороды -- тот пятьдесят рублей получал. Кто бороду отрастил, тому семьдесят пять рублей полагалось. И когда картину закрыли, местная газета написала: "Не верьте, не верьте, не брейте бороды!" Очень трогательные люди, для которых съемки -- второе главное событие в жизни. Первым был пугачевский бунт. Кстати, мы посчитали своим долгом перед Берлинским фестивалем показать фильм в Оренбурге и Саракташе -- маленьком поселке, где мы снимали.

Берлин