Строгое очарование. «Красота, доброта, любота», режиссер Светлана Зонова

"Красота, доброта, любота"

Автор сценария и режиссер С.Зонова
Оператор Р.Герасименков
ВГИК
Россия
1998

В 1999 году Открытому фестивалю неигрового кино "Россия" не очень повезло с дебютами. Строго говоря, к ним можно было отнести пять-шесть работ: негусто. Были среди них ленты экспериментального толка, что само по себе уже заслуга. Скажем, двадцатилетний студент Сергей Тишков облек в киноформу интересную затею своего отца, известного художника Леонида Тишкова. На крыше многоэтажного дома в Чертанове особым образом подвешенные перья (или кисти), повинуясь порывам ветра, рисовали причудливые узоры на подстеленных листах бумаги ("Картины ветра"). Хэппенинг? Видео-арт?.. А кто его знает!.. Во всяком случае, забавно, хотя и не вполне по части кино.

Свердловчане С.Нохрин и А.Федорченко экспериментируют круче. Классические литературные сюжеты -- от Андерсена до Мериме (не брезгуя и Шекс-пиром) -- они интерпретируют с помощью наблюдения (а то и постановочных манипуляций) за жизнью животных, от млекопитающих до насекомых. Вновь забавно, порой смешно (хотя иногда и натужно). "Классика Z" -- так называется их фильм -- останавливает внимание новизной материала, некоторой "игрой воображения".

Другое дело восьмиминутка А.Гискина "Ваш Кузебай". Рассказ о расстрелянном "враге народа", удмуртском филологе и поэте Кузебае Герде, оказался тоньше и богаче привычного гневного протеста против большевистского террора. Странным образом он пророс (нет, вырос) до противопоставления коренного поэтического начала в народе умозрительным попыткам любой бюрократии "организовать" национальную культуру. Дробь пишущей машинки на допросе не смогла заглушить удмуртскую тоскливую мелодию, пробивающуюся сквозь шорохи валиков допотопного фонографа.

Воистину, эту песню не задушишь, не убьешь...

И тем не менее дебютная составляющая фестиваля осталась бы скудной, не окажись в ней лента "Красота, доброта, любота" Светланы Зоновой, выпускницы ВГИКа, сильная и уверенная работа. Мы привыкли к ярким дебютам -- лауреатам Екатеринбурга. "Счастье" С.Дворцевого. "До свидания, мальчики!" Д.Расторгуева. "Одна" Д.Кабакова. Новый лауреат вписывается в этот ряд достойно, а в чем-то и победительно.

Для меня камертон этого фильма -- звуковой. Это голос виолончели. Несомненно взволнованный, но сдержанный. Не страдающий или стонущий возглас скрипки, но сохраняющий спокойное достоинство тон виолончели. Ее глубокое высказывание. Размышление? Пожалуй... Точнее будет -- страстное размышление.

Да простится мне музыкальная неграмотность, но эта неведомая мне партия виолончели то ли из сонаты, то ли из трио, возникая всякий раз в ключевые моменты фильма, не отпускает, держит "горла перехват"... Она особенно хороша тем, что звучит не часто. А сам по себе весь фильм -- тихий. Разве шумит падающий густыми хлопьями снег?.. И как может звучать деревенская околица из трех домов, заваленных сугробами? Только странные блики-звоны отгоняют тишину: это не спят колокольцы, подвешенные на новогодней елке возле дома.

Посвист ветра, перестук копыт, дальнее блеяние или мычание, хрумканье сеном, звон струй молока в подойнике... В этой тишине хорошо думается. А подумать в фильме есть о чем. Особенно если вслушаться в монологи его основных героинь. Ведь остальные персонажи -- их много -- бессловесны. Или больны, или немы, или иностранцы, плохо владеющие русским.

Такой вот "странноприимный дом", как говорили некогда в России. Община в дальнем селе Монино Тверской области. Община для психически больных детей и подростков. "Мы их не лечим, просто живем вместе", -- говорит одна из хозяек дома.

Просто?.. Ох как не просто! Стоит прислушаться хотя бы к одной фразе из дневника воспитательницы: "Кирюша (больной юноша. -- Л.Г.) не должен страдать от всплесков моей раздражительности"... Какая усталость и какая безжалостная справедливость еще очень молодой женщины Маши по отношению к себе самой. Елена Арманд и Маша Сулимова, добровольно отказавшиеся от всех даров, которые сулит Москва культурному человеку, десять с лишним лет безвозмездно, не напоказ делают то, что и долгом им самим назвать трудно.

И милосердием тоже не назовешь. Это о своей бабушке, образумившейся эсерке, которая вместо бомб выбрала в годы революции школу для сирот, Елена Арманд может сказать: "душевный подвиг". О себе она старается говорить поменьше. Более всего поражает естественность, с которой в Монино творится добро. Сосредоточенная работа души -- без тени экзальтации и самоупоения.

Врачевание душ больных детей происходит как бы попутно. Через робкие слова, а чаще взгляды, жесты. Погладить по голове. Пожать руку. Помочь донести тяжесть. Постоянная крестьянская рутина -- дом, скотина, стирка, уборка, принести воды, испечь хлеб, накормить всех, заштопать, зашить, а то и построить дом (!) -- вязкая, из часа в час, работа рук, а за ней чуть прослушиваемый, но неизменный труд ума и сердца.

Не думайте, что он не приносит плоды. Иначе откуда же возьмутся эти счастливые улыбки, эта радость ухаживания за маленькими, это тихое торжество -- теленок родился и этот праздник деревенской чистоты -- купание нагишом в синем снегу рядом со светящимся желтым теплым огнем, распахнутой настежь баней (браво, оператор!). И это нестройное, но чистое пение за рождественской трапезой, и этот не находящий себе места от ощущения переполняющего счастья улыбающийся мальчик Ваня!..

Идиллия? Пастораль?.. Еще раз не грех напомнить: не сияющее ликование скрипки, но мощный гул виолончели... В монологах Елены, Маши, Аннушки, в озвученных Машиных дневниках не исчезает ощущение драматизма, а порой и трагизма происходящего. Мысли о невозможности рассеять сумерки в душах детей. О собственной беспомощности или неправоте... Мысли о том, что для всех, забредших на огонек общины, она лишь временное пристанище, а для них -- Лены и Маши -- вечное призвание. Высокое, но и горькое. Жажда раствориться в чьей-то беде, жажда сострадания, но и близость к порогу терпения...

Авторы фильма (и создатели общины вместе с ними) не только не сластят пилюлю -- они открыты сложности мироздания, полифонии чувств. Что значит их рефлексия рядом с тем, что их заботами Кирюша перестал быть таким агрессивным, а Ванечка начал писать маме в тюрьму... Что Маринку давно не заворачивают в мокрые простыни в районной психбольнице и на руках у нее здоровый и очаровательный ребенок (не дали прервать беременность, рискнули!). Что другая больная девочка обрела себя в радости быть няней чужого ребенка... Значит, не зря горят огни в окнах двухэтажного дома на окраине Монино?

А кто говорит, что зря? Но необходимо знать и какова цена. И почему так задумчива Елена, и так грустна порой Маша, и так печальны белые снеги на краю тверского леса.

Разумеется, фильм-дебют не свободен от недостатков. Истории порой не досказаны и не развиты, наползают драматургически одна на другую. Обилие персонажей рассеивает внимание. Любопытнейшие страницы полубродяжничества гостей-немцев, становящихся и хозяевами, повисают в воздухе. Членение повествования на главки носит случайный характер, никак не образует конструкцию повествования. Но тогда в чем же секрет цельности этого фильма?

В немалой степени -- в его изображении. Оператор Руслан Герасименков сумел создать единый мир, напоив его чистым воздухом лесной окраины, наполнив живым ощущением природы. Здесь падает снег, бьют родники, скачут кони, пробивается зелень елей сквозь первый белый покров и черные остатки земли. Здесь просторно в общих планах и долго-долго уходят в далекую даль люди, сани, машины. Здесь без труда уживается монохромность первых съемок-прикидок и теплый цвет итоговых кадров. Здесь так благородно сняты лица больных людей, что почти не найти на них следы душевного страдания... Лес и поле, деревня и дорога, верные лошади и преданные собаки, стук молотков на стройке дома и хруст валенок по снегу -- пантеистская картина единения человека и природы скрепляет фильм и переводит его в поэтический ряд, сообщая ему строгое очарование.

Светлана Зонова и ее героини не останавливают коня на скаку. Их испытание -- повседневность. Их зрелое мужество не отметает, а лишь проявляет теплоту их женственности.

И думая о зрелищном образе фильма, я оставляю в памяти не финальный долгий отъезд-прощание с героями, но его начальный кадр: в утренней полутьме одно за другим зажигаются окна в общинном доме, и словно от их тепла светлеет все больше и больше вся округа.

О других фаворитах Екатеринбургского фестиваля читайте в следующих номерах.