Кто помнит чудное мгновенье? Документальный телесериал «8 историй о любви и нелюбви»

Этот сериал, а точнее — восемь документальных фильмов по двадцать шесть минут — показывали по телевизору. В дневное время по каналу «Культура», понемногу, по одной серии в день, то есть их почти никто не видел. И я бы не увидела, если бы не была знакома с авторами, в первую очередь с автором сценария Марией Сапрыкиной. Сериал вышел под общим названием — «8 историй о любви и нелюбви». Но у каждой истории есть свое отдельное название. Я смотрела их подряд — не могла оторваться. Пересматривала, показывала студентам и знакомым. Испытала сладкое щемящее чувство возвращения на родину. Поняла: до чего же я соскучилась по людям. В игровом нашем (и не нашем) заигравшемся кино их, похоже, напрочь отменили — живых, настоящих, теперешних людей с ежедневными заботами, не бандитскими, не ментовскими, без «разборок» и пистолетов, без «авторитетов» и прочих маньяков и олигархов. А они, однако, живут, как будто и знать не знают про все эти игрища. И в документальном кино зрителю иногда случается побывать в России «с человеческим лицом». Вот в Торжке, например. Помните, еще при соцреализме пели: «Снятся людям иногда голубые города…» Только без этого эстрадного придыхания, неповторимыми человеческими голосами, без авторских пояснений и дикторских текстов — люди сами о себе охотно расскажут.

«История первая. Мальчик и Девочка»

Этот цикл делали разные режиссеры — все женщины — под общим руководством Марины Разбежкиной. Двух из них — Жанну Соколову и Алену Полунину — я знала по прежним удачным работам на Высших режиссерских курсах. Но отложим разговор о профессиональных умениях и «отдельных просчетах». Никакого такого режиссерского «авторского почерка» я не заметила, и это, на мой взгляд, высшая похвала документалисту. Зато я заметила и запомнила всех персонажей, про которых эти фильмы сняты. И город Торжок, неказистый по-зимнему, но пахнущий чем-то родным и детским, как «Грачи прилетели» Саврасова (впрочем, у Саврасова — Москва, но пахнет Торжком).

Я никогда не бывала в Торжке, но помню — это веселое слово как-то связано с «веселым именем» — Пушкин. «Котлет отведать у Пожарского в Торжке» кому-то он пожелал. В местном музее экскурсовод объяснит, что неподалеку, в имении Грузины, похоронена та самая А. П. Керн, которой посвящено «Я помню чудное мгновенье». Туда ездят туристы и молодожены в день венчания. В каком-нибудь иллюстративном просветительском кино спели бы кусочек романса, а то и вовсе учинили «реставрацию», поставили бы у рояля «одну прелесть» (типа Керн), чтобы она спела что-то венецианское. В том же фильме про Керн рассказывает старая толстуха, перепутавшая все слова, забывшая, кто сочинил музыку — «Шекспир, что ли», — и не советующая молодоженам ездить «к этой проститутке». Толстуха эта — единственный чисто комический, репризный персонаж во всем цикле, есть еще забавный — воинствующей атеистки. Все остальное — всерьез, без провокаций, и если авторы иногда чуть подтрунивают над своими героями, то происходит это где-то между кадрами, высекается из монтажных стыков «высокого» и «низкого». Как бы высокого и как бы низкого. Если нарядная девочка просится на горшок, а папа рядом делает зарядку, «качается», бегает по чистому снегу, а молодая мама тащит ведра в свое жилье без «удобств» или сидит у печки, спокойно размышляя о несбыточном — «купить домик у моря», то между этими уютными картинками мы узнаем, что она — пятая жена еще не старого, но поскитавшегося по свету мужчины, а он культработник, стало быть, существование скудное: надо приторговывать книжками, возить их пудами по сугробам, ну да ничего, никто тут не жалуется, напротив, есть время пофилософствовать, поговорить о литературе, стихи почитать. Сквозной персонаж — почти во всех сериях участвующий — гадалка, да не простая, а гадалка-интеллектуалка, вроде психоаналитика, но без медицинских кресел, при свечах. При этом без колдовства и ворожбы. И не всех она утешает, скорее, предостерегает. Прислушиваясь к ее осторожным советам, догадываешься, сколько еще недосказанного в каждой из этих историй, какая предыстория страстей, потерь, поступков остается в подтексте.

«История вторая. Семья»

Торжок готовится к Рождеству, к Новому году. В Торжке кипит народное творчество, тут, кажется, все сочиняют стихи, поют песни, репетируют спектакли. Тут есть литературное объединение, где взрослые люди, стесняясь и сомневаясь в своих талантах, выносят на суд понимающей публики стихотворные опыты. Слушают внимательно, к стихам относятся трепетно. Здесь все «такие», «все они поэты» — под знаком «чудного мгновенья».

Вспомнила! У каждого свое «чудное мгновенье» и свой «Торжок». Когда-то в 50-х мы, несколько школьниц, пересекли Чистые пруды, и из Городского Дома пионеров перешли в «Московский комсомолец», во взрослое лит-объединение. Его осаждали поэты, некоторые приезжали издалека, ходили в валенках. Нас, самых юных и грамотных, назначили секретарями. Регистрировать прибывших. «А сколько нужно стихов, чтобы приняли в объединение?» — спросила я руководителя. Красивый седовласый поэт Марк Максимов ответил: «Если будет „Я помню чудное мгновенье“, достаточно одного». С тех пор, просматривая лохматые тетрадки новичков, мы жадно искали «чудное мгновенье» и не нашли ни одного и вскоре догадались, что нам такого тоже не написать, и вряд ли кто-нибудь нам посвятит такое.

«История третья. 5-я остановка»

Почему-то с тех пор как я посмотрела «Торжок», я каждый день наталкиваюсь на «чудное мгновенье»: то его эпиграфом поставят к какой-то статье, то исковеркают, то из «мобилы» услышу несколько тактов романса. Или вот и совсем свежее — в одной из серий «Доктора Живаго», где Лара — учительница, на черной доске мелом едва угадывается полустертая строчка: «Я помню чудное мгновенье». Мелькает в одном кадре — и нет ее. Неброская работа художника. На втором плане — размытое напоминание о главной теме «Живаго» — изничтожении русской культуры. Едва ли кто заметил, а я после «8 историй» везде замечаю — призрак А. П. Керн и «чудного мгновенья» бродит где хочет и связывает времена и души.

Я смотрю все неигровые фильмы, что представляют на «Нику», и вижу, что документальное кино давно наступает на пятки игровому и отнимает у игрового большие куски территории. И на Высших курсах сценаристов и режиссеров очень заметно преимущество «неигрового» — и не только в специальной документальной мастерской. Почти все наши начинающие «игровики» — пока найдут достойный сюжет, пока напишется и не раз перепишется сценарий, пока раздобудут (или нет) деньги на постановку — успевают снять иногда настоящие документальные шедевры. Некоторые из этих фильмов попадают на фестивали, и их видит хотя бы фестивальная публика, иные — нет, и их почти никто не видит. Из последнего выпуска вспоминаются работы Марии Кузьминой, Никиты Тихонова. Я задумалась об этом, когда посмотрела «8 историй о любви и нелюбви», и стало мне очень обидно, что он оказался «невидимкой».

«История четвертая. Татьянин день»

Тут всплывает новейшее, зловещее словечко — «неформат». Неудобное кино, ни к чему его не припишешь, ни к какому «слогану». К примеру, фильм Татианы Донской «Станция Счастливая» — про октябрь 41-го года в Москве, с потрясающими редкими кадрами хроники, с рассказами очевидцев — тоже никто не увидел. «Неформат» — на восемь минут длиннее и «с элементами игрового кино». Казалось, придется ко двору, ко всем военным юбилеям, но остался лишь дипломной работой, удостоенной похвал нашей строгой комиссии.

Со стороны кажется, что где-то существует самая главная рулетка — телевизионная «сетка» — и там крутится шарик, как в телеигре «Что? Где? Когда?». Попал — не попал, «формат» — «неформат». За семью печатями, как в сказке.

Оказавшись благодарным «эксклюзивным» зрителем «8 историй о любви и нелюбви», справедливости ради, спрашиваю: может, авторы сами виноваты в «неформате»? В непродуманной структуре? Я-то смотрела все подряд, постепенно проникаясь духом «чудного мгновенья» и всеми подспудными образами, что вдохновляли авторов и что трудно передать словами. И вот сложился правильный, красивый треугольник: персонаж — авторы — зритель. Эта троица всегда существует в неигровом кино, но редко образует гармоничную фигуру. Однако не стану теоретизировать, это тема для целой диссертации, даже если не включать сюда персонажей уже знаменитых, притягивающих зрителя своими раскрученными именами. Большая часть неигрового стоит на этих китах — имена плюс «общественно значимая проблема».

«История пятая. Веселовы»

Сериал в самом замысле идет против течения. Никаких «имен», но и никакой маргинальности.

(Ничего плохого не хочу сказать про такой, например, фильм, как «Под открытым небом», — о трогательной паре спившихся бездомных: это пронзительная история про любовь, но — клинический случай.) Легко ли найти персонажей среди людей нормальных и в основном счастливых? Среди жизни небогатой, но достойной и благообразной?

Есть такое наивное, полузабытое выражение: «культурный человек». В довоенных мемуарах и письмах, например в дневниках Георгия Эфрона, оно на каждом шагу. «Культурные» чуяли друг друга издалека, отличали в толпе.

Теперь слова эти потеряли смысл. Вот сериал об обитателях Торжка напомнил, он из жизни «культурных».

«История шестая. Надежда»

Мы, «культурные», редко годимся в персонажи, скучны мы, непосредственности не хватает. А вот Людмила — героиня фильма «Семья» — человек открытый, энергичный, вечно занятый не собой, а другими. Начинается картина с каких-то обрывков, вроде любительской хроники, — Людмила то на работе, то дома, репетирует что-то, провожает, встречает, рассказывает между делом, как замуж выходила. Вот место ее работы — комбинат, где работают и живут слепые. Эти симпатичные ребята ее ждут, она раздает им звуковые книги. Людмила сочиняет песни и с ними поет. Она уже и замечать перестала, что они слепые. В эти будни вливается еще один сюжет: к семье прибилась девочка. Теперь она уже взрослая и спокойно рассказывает, какой была хулиганкой, как не ладила с матерью и рожать решилась «без разрешения». Дочь Людмилы ввела ее в дом. Ее опекали, воспитывали. Теперь это в прошлом, теперь внуки у молодой еще Людмилы. И собака прибилась в дом больная. Ее выходили, любят, повезло животному с семьей. Оптимизм врожденный, заразительный, тут даже слепые не сетуют, благодарят судьбу, что послал им такую Людмилу. И все это без нажима, без пафоса. «Так получилось».

Впрочем, без пафоса в искусстве ничего не бывает, это я по инерции, вслед за молодежью, слово «пафос» перевела в ругательное. Прилипают словечки, когда слышишь их каждый день. Теперь «пафосный» вдруг прилипло, как «негативный», «менталитет» и «я в шоке!». А про этот фильм хочется говорить чистыми словами, пафос его в том, что он совсем не «пафосный».

«История восьмая. Огромное небо»

Вот Ядвига из фильма «Веселовы», тоже счастливый характер, ухаживает за старым мужем, собирает его в баню, это событие, целый поход, а сама — на репетицию. За поздним этим браком две большие биографии, и брошенный дом в деревне, и тяжкие труды, и хлопоты, но, в общем, жизнь удалась, если люди так доверчиво о ней рассказывают. Когда их спрашивают. Надо уметь спрашивать. В Торжке обитатели скромные — сами не навяжутся о себе рассказывать.

Вот сваха из фильма «Женщины», оставшаяся «у разбитого корыта», придумала службу знакомств. Коммерческий успех весьма сомнителен, зато тут собираются, отводят душу женщины, которые ни в какую любовь не верят, не было у них этой любви и уже не ждут. Пусть молодые верят.

Есть картина «Надежда» — про девушку, которая ждет своего солдата, пишет письма и ждет писем. Он служит очень далеко и по национальности — чеченец. Это проблема, хотя отец его давно переселился в среднюю Россию, держит ферму, крепкий мужик, но мечтает вернуться на родину. Дорожный указатель — «Самашки» посреди тверских полей резко напоминает, что это фильм не только о любви.

Есть еще совсем юная пара в картине «Мальчик и Девочка». Мальчик — цыган, очень артистичный и самостоятельный, пробивается в артисты и, наверное, пробьется. А первая любовь — и к гадалке не ходи! — всегда под вопросом.

Что-то мне все цитаты из Окуджавы подворачиваются. И хотя нет в этом цикле никаких его песен, общая интонация — «окуджавская»: «…поверить в очаровательность свою». Поэтов, хороших и разных, сейчас много, но среди них продолжателей «чудного мгновенья» что-то не припомню, последним был Булат Окуджава. Его молитвами живо все, что живо, иногда и кино.

«Огромное небо» — про бывшего военного летчика. Чудом выжил после ранения в Афганистане, а жена и дочь — не на войне — погибли. Вот такие гримасы судьбы, и надо приживаться в новой жизни, без неба, елку наряжать, Новый год встречать.

Есть еще «Татьянин день». Непростая Татьяна, стихи сочиняет, читает их, чуть стесняясь, и возраста своего стесняется. Муж моложе и куда-то уезжает к своим родителям, а она остается со старой матушкой, и многое — многое остается в этом фильме за кадром. Думаю, что показанный отдельно, вне контекста, он производит странное впечатление. Люди в каком-то сомнении, что выглядят, как хотели бы, не знают, почему и зачем снимают именно их. Одна только согбенная матушка высказывается конкретно. И не нужно мне драматургии, мне интересно вглядываться в чужую жизнь, как детям — подглядывать в окна.

Не всякий человек пустит к себе «в кухню» — и в прямом, и переносном смысле. Представляю, с какими трудностями сталкивались режиссеры, взявшиеся снимать кино «про личную жизнь». Перечислю их по порядку. Фильмы «Семья», «Татьянин день» и «Огромное небо» сняла Жанна Соколова. Фильмы «Мальчик и девочка», «5-я остановка» и «Женщины» — Алена Полунина. Фильм «Веселовы» — Лариса Бочарова, фильм «Надежда» — Анастасия Винокурова. Общее руководство Марины Разбежкиной. (Как осуществить общее руководство над такой многофигурной композицией? — не знаю, не взялась бы.) Нашла всех этих персонажей и написала про них сценаристка Мария Сапрыкина, за что ей отдельное спасибо и уверенность, что этот сериал не пропадет, не устареет. Ему «еще настанет свой черед».

«8 историй о любви и нелюбви»

«История первая. Мальчик и Девочка». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Алена Полунина. Оператор Алексей Арсентьев «История вторая. Семья». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Жанна Соколова. Оператор Иван Купцов

«История третья. 5-я остановка». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Алена Полунина. Оператор Алексей Арсентьев «История четвертая. Татьянин день». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Жанна Соколова. Оператор Иван Купцов

«История пятая. Веселовы». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Лариса Бочарова. Оператор Алексей Вдовин

«История шестая. Надежда». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Анастасия Винокурова. Операторы Иван Алферов, Александр Соколов

«История седьмая. Женщины». Автор сценария и режиссер Алена Полунина. Оператор Алексей Арсентьев

«История восьмая. Огромное небо». Автор сценария Мария Сапрыкина. Режиссер Жанна Соколова. Оператор Иван Купцов

Художественный руководитель Марина Разбежкина. Продюсер Алексей Лютиков. Студия «Телеостров» по заказу ГТРК «Культура». 2005

«История восьмая. Огромное небо»