«Вся королевская рать», режиссер Стивен Зейллиан
«Вся королевская рать» (All the King? s Men)
 |
По одноименному роману Роберта Пенна Уоррена
Автор сценария и режиссер Стивен Зейллиан
Оператор Павел Эдельман
Художник Гэри Бау
Композитор Джеймс Хорнер
В ролях: Шон Пенн, Джуд Лоу, Энтони Хопкинс,
Кейт Уинслет, Марк Руффало и другие
Columbia Pictures, Phoenix Pictures, AKM Productions
Германия — США
2006
Роман Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать» вышел в свет в 1946 году, был удостоен Пулитцеровской премии и с тех пор неизменно считается лучшим американским политическим романом. В 1949-м его экранизировал Роберт Россен; картина удостоилась нескольких номинаций на «Оскар» и получила эту награду как лучший фильм года. В 1958-м мастер политического кино Сидни Люмет сделал адаптацию для телевидения. У нас роман вышел в идеальном (это не преувеличение) переводе Виктора Голышева. А в 1971 году Наум Ардашников сделал трехсерийный телефильм по этой книге. Экранизация получилась замечательная, лишенная признаков «хеллобобского» кино, нередко свойственных российскому кино из «их» жизни. Достаточно вспомнить занятых в нем актеров: Михаил Козаков в роли Джека Бердена, Татьяна Лаврова — Сэди, Ростислав Плятт — судья Ирвин, Борис Иванов — Крошка Дафи, Олег Ефремов — доктор Стентон… Самым важным был выбор актера на роль Вилли Старка. Первой кандидатурой значился Павел Луспекаев. Сохранились его кинопробы — их иногда показывают по телевизору, вспоминая этого великого артиста. Но роль в итоге отошла Георгию Жженову — он был признан более похожим на настоящего американца. В самом деле, у него действительно было некоторое сходство с Джоном Кеннеди и обаятельная американская улыбка. Беда, однако, в том, что прототипом Вилли Старка был человек совсем иного склада, а в данном случае от типажа зависело очень многое — и многое было потеряно.
Автор романа выбрал прообразом Вилли Старка историческую фигуру — губернатора Луизианы, а затем сенатора конгресса США Хьюи Лонга, заимевшего множество врагов, но убитого (скорее всего, не по политическим мотивам) неким доктором Вейссом. Лонг был по-настоящему харизматической личностью — его до сих пор называют последним великим оратором страны. Политическая карьера Лонга пришлась на эпоху Великой депрессии, 20-30-е годы, а практика прямой апелляции к массам и пренебрежение демократическими процедурами вызывала ассоциации с теми методами политической стратегии, благодаря которым пришел к власти Гитлер. Простой народ, озабоченный не соблюдением конституционных формальностей, а элементарным выживанием, его действительно любил. Отчасти, конечно, за популистскую риторику, но и за конкретные дела — снижение налогов и строительство общедоступных больниц и прочих богоугодных заведений. В романе Вилли Старк — это сын фермера, изо всех сил пытавшийся выбиться в люди, самоучкой одолевавший ученую премудрость и ставший адвокатом. Поначалу он простец и честняга, который в должности казначея штата пытался препятствовать выдаче заказа на строительство школы заведомому ворюге. А дальше, по Уоррену, Старку помог случай: постройка обвалилась, похоронив под собой нескольких школьников. Старк не пытался спекулировать на этой трагедии — люди все сами сообразили и доверились ему. Ну и так далее.
Сценарий двухчасового фильма, конечно, не мог вместить в себя всех нюансов. Его пришлось спрямить. Но в результате, узнав о гибели детей, экранный Старк с явным усилием подавляет торжество; ему изначально приходится выступать в роли не борца за всеобщее счастье, а всего лишь демагога. Нельзя не сказать, что наш трехсерийный телефильм на этом фоне выигрывает своей подробной проработкой и тонкими рисунками ролей. И возникает острая жалость, что не удалось сыграть Старка Луспекаеву. Судя по кинопробам, он понимал, чувствовал этого персонажа глубже, чем очень хороший актер Жженов, сыгравший по большому счету эдакого циничного джентльмена. Луспекаев был бы тем Старком, которого написал Уоррен, — естественным существом, некоей природной данностью, грубой, неотесанной, чувственной, похотливой, вероломной, жестокой и прямолинейной, не вписавшейся с этой своей прямолинейностью в тщательно расчерченный мир большой политики.
Во всяком случае, именно Луспекаев сумел бы передать самое важное в романе, ту мысль, которую Уоррен не случайно вложил в уста именно Вилли Старка, когда тот уговаривает чистюлю-доктора Адама Стентона принять участие в строительстве больницы, деньги на которую добываются вполне неправедными путями: «Добро нельзя получить в наследство. Ты должен сделать его, док, если хочешь его. И должен сделать его из зла. Знаешь, почему? Потому что его больше не из чего сделать». А дальше Старк поясняет, что запреты, которые налагает общество на определенные вещи, мешают людям заниматься делом, а стало быть, ничего страшного нет в том, чтобы их обходить. Словом, излагает свою доморощенную теорию прагматической истины, полезную в области «малых дел», но, конечно, опасную в более широких масштабах.
Общественная, человеческая проблема и драматургический конфликт заключаются в том, что граница между одним и другим переходится незаметно и обнаружить ее, зафиксировать — невероятно трудно, если вообще возможно.
Но как раз этот существенный момент в экранизации Стивена Зейллиана оказался смазанным, и фильм получился слишком лобовым и одномерным.
Назначенный на роль Старка Шон Пенн вызвал у американских критиков и у публики разные мнения: кто-то одобряет этот выбор, кто-то нет. Конечно, внешне он вроде бы не слишком походит на корпулентного неуклюжего романного Старка, но благодаря своей необыкновенно изощренной техничности заставляет поверить в то, что прибавил несколько кило весу (а может, это были всего лишь толщинки). Так или иначе, беда в том, что Пенн проводит роль на одной ноте. Его многочисленные «концертные» выступления перед народом строятся жирно, но всегда по стереотипному клише «народного оратора»: медленная раскачка, как бы с ленцой, мол, ну что я буду вам говорить — вы и так все понимаете; затем крещендо, неуемная жестикуляция и мимика, форсирование голоса — камера подчеркивает это убыстряющимися лихорадочными движениями, и наконец «слияние в экстазе» с толпой, отвечающей на его вброшенный лозунг-призыв единодушным скандированием. Камера опять же выхватывает из толпы характерные лица — изможденного работяги, чернокожей женщины — символы «попули», готового отозваться на импульсивный призыв, не вдумываясь в то, что за этим реально стоит.
Уплощение образа Вилли Старка уже само по себе укрупняет роль журналиста Джека Бердена, от лица которого ведется повествование. Джуд Лоу в этой роли тоже, пожалуй, особой объемности не достигает. Репортер, вы-бранный Старком в качестве главного помощника, правой руки, изначально как-то индифферентен, равнодушен. Словно безумно утомлен жизнью и не ждет от нее неожиданностей, а когда те случаются, топит грусть и разочарование в стакане с бурбоном. В общем, типичный южанин из традиционной южной мифологии. (Кстати, и других южан, наследников старой аристократии, в фильме изображают британцы: Анну Стентон — Кейт Уинслет, судью Ирвина — Энтони Хопкинс. И что касается последнего, то тут тоже невольно вспоминается наш телефильм, где судью играл Ростислав Плятт. Плятт сыграл немало мелких пакостников и негодяев, но все же каннибала Лектера в его актерском шлейфе не было. А вот в непорочность судьи — Хопкинса изначально не верится, да и пожалеть его не получается.)
Режиссер фильма Стивен Зейллиан сам написал сценарий, перенеся действие в послевоенное время (оно заканчивается 1954 годом), но реалии эпохи ограничиваются лишь чисто внешними знаками — одеждой и автомобилями. Рукой сценариста водил один из продюсеров, инициировавший замысел, — политический активист Джеймс Карвилл, который видит угрозу американской демократии со стороны вечно фигурирующих на политической сцене властительных демагогов, «волков в овечьей шкуре». Волков в очередной раз заклеймили, ну и что из этого? Да и заклеймили неубедительно: покончил с собой судья Ирвин, на которого Джек по распоряжению Хозяина добыл компромат. Доктор застрелил Старка и сам погиб от руки его телохранителя Рафинада. Все это остается на уровне личных разборок, не более того. Правда, кое-что важное заявлено отчетливо. Представитель четвертой власти Джек Берден должен был изображать, так сказать, отчужденную совесть. В этом случае можно сказать, что совесть благополучно дремлет, а когда просыпается, то творит черные дела. Сюжетный ход романа, касающийся Джека, сохранен в фильме достаточно впечатляюще: буквально по русской поговорке «Ради красного словца не пожалеет родного отца» журналист проводит разоблачение судьи Ирвина, выявляя его грешок четвертьвековой давности, обнаруживая потом, что, по сути дела, убил собственного отца.
Фильм заканчивается смертью героев, обставленной чрезвычайно символично. Стентон стреляет в Старка на ступенях Капитолия, сам падает под пулями Рафинада, а потом камера долго следит за тем, как струйки крови от умирающих тянутся друг к другу, сливаясь в единую лужицу. Затем камера взмывает вверх, чтобы показать, как два трупа, словно братья Диаскуры, словно свет и тень, как знак вечного противостояния и борьбы, симметрично расположились в медальоне герба штата с девизом по кругу: «Союз, справедливость и вера».
Новая экранизация романа с самого начала задумывалась с претензией на «Оскар»; видимо, фильм получался длинноватым, что-то забуксовало, последовала долгая пауза, перемонтаж. Когда же он наконец вышел на экраны Америки, критики встретили его без энтузиазма, сравнения с картиной 1949 года были не в его пользу. Зато жителям Луизианы новая «Рать» понравилась. Возможно, в частности, потому, что фильм снимался в тех местах еще до обрушившейся на штат беспощадной «Катрины», да и ностальгический антураж относительно спокойных и благополучных 50-х произвел на зрителей свое обаятельное впечатление. Но, возможно, понравился фильм жителям Луизианы и потому, что именно в этих краях родилось присловье, относящееся к местным политикам, практически всегда мазаным одним миром: «Это сукин сын, но он наш сукин сын».
