Иван Дыховичный. О вкусах не спорят — их демонстрируют

П р о р в а

Еще Пушкин заметил: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей: к чему бесплодно спорить с веком? Обычай деспот меж людей». Осмелюсь предположить: тема гламура потому так востребована, что хотя все его и осуждают, все его хотят. В противном случае не было бы никакого гламура.

Гламур принято ругать за пошлость. Это уже общее место, которое чуть ли не стало его расхожим определением. На самом деле гламур — это некоторая изысканность. Это все, что связано с блеском, красотой, с шиком. И в этом смысле гламур — очень широкое понятие. Что такое Зимний дворец? Абсолютный гламур. Что такое петровский Петербург? Чистый гламур. Что такое живопись XVIII и доброй половины XIX века? Почти вся — гламур.

Но, понятно, страсти кипят не по поводу этого гламура. Когда я слышу горячие речи в том духе, что, дескать, мы, такие простые оторванные ребята, пусть мы курим анашу, но мы ненавидим людей, которые ездят на роскошных иномарках, одеваются в бутиках и учат детей в пансионах в Швейцарии, я понимаю, что речь идет, в сущности, о гламуре как синониме буржуазности. Но все это уже было. В 1917-м и даже раньше. Если мне память не изменяет, то в романе Горького «Мать» стачка и все революционные волнения начинаются с известия, что «а наш хозяин своей певичке золотой урыльник подарил». Урыльника этого, понятно, никто не видел, но это не важно. Кровавое колесо завертелось.

Мы все начинаем сначала. Легче всего показать пальцем на золотые унитазы, шикарные дома, закрытые клубы, дорогие рестораны и бесконечно дорогие наряды и сказать: «Фас! Вот они, их хозяева, обитатели и посетители, виноваты». Во всяком случае, это проще, чем решать социальные проблемы.

Сложность лишь в том, что этот старый способ решения новых проблем абсолютно неэффективен. На выходе после моря крови и разваленной экономики мы получаем ту же самую социальную дифференциацию, но со сменой декораций и действующих лиц на сцене. В 1917-м большевики обещали, что когда не будет ни царя, ни фабрикантов, а вся власть будет у Советов, Россия будет жить хорошо. Потом выяснилось, что не нужны не только аристократы, фабриканты, купцы, но и философы, которых посадили на пароход и отправили подальше. Потом — священники, которых отправили на нары в лагеря. Потом — уже и крестьяне зажиточные, потому как кулаки. Но это одна часть истории, худо-бедно описанная. Вторая часть истории — формирование класса номенклатуры, с пайками, спецраспределителями, служебными «Волгами» у подъезда и дачами… Теперь эти труженики, не щадившие себя на руководящей работе и упорно продвигавшиеся все выше и дальше, не поспешая, по карьерной лестнице, нам говорят, как скромны были их запросы, сравнивая свои старые дачи с домами на Рублевке. Помилуйте, сравнение некорректно. Сравнивать-то надо те дачи с бараками рабочих, с перенаселенными коммуналками. Относительно нас, которые не подозревали, что, кроме сосисок в кремлевских пайках может быть еще что-то, они жили очень даже шикарно. И охрана у номенклатуры была не хуже, чем у Абрамовича. И так же на них работали тысячи людей — обшивая, убирая, обслуживая их жен и детишек. Правда, они за это не платили. Платило государство. Иначе говоря, налогоплательщики, наши папы и мамы, бабушки и дедушки. Но жили эти герои партаппарата и в 50-70-е, не говоря уж о начале 80-х, вполне блестяще. Если хотите — гламурно. Просто слова такого не было.

А сейчас нам предлагают сыграть в эту игру заново. Начнем с начала, все начнем с нуля. Кому-то опять понадобились великие потрясения? А маховик экстремизма проще всего раскручивать с помощью наглядных вещей. Гламур более чем нагляден. Он, можно сказать, само воплощение наглядности.

А может, все проще? Может, со страстью обличают блеск и нищету гламура как раз те люди, которым он недоступен, но которые в глубине души жаждут его блеска? Как говорил один великий писатель, отдайте человеку сегодня то, чего у него нет, и посмотрим, что завтра будет.

Я терпеть не могу буржуазность. Я презираю демонстрацию богатства. Но если мне скажут: «Пошли громить людей, которые жируют», я в жизни на это не соглашусь. Поэтому я осуждать гламур категорически не буду.

Гламур никакого вреда не несет. Он не агрессивен, он ничего не уничтожает. Гламур — это искушение роскошью. Если вы его счастливо избежали, это не значит, что вы его преодолели.

Но я не имею права осуждать людей, которые поддались этому соблазну. Слово «обыватель» — симпатичное слово. Оно не несет никакого негативного смысла. Это только в нашей стране оно звучало осуждением, приговором, что, на мой взгляд, совершенно несправедливо. Люди имеют право хотеть благополучия, нормального дома, богатой жизни, счастья своим детям и т.д. Что в этом плохого? Другое дело, если это становится смыслом жизни.

Но в конце концов стяжание богатства, желание увеличить свое пространство, построить еще один корабль — приносит кому-то рабочие места…

У людей хороший аппетит. Слава богу. Бороться с этим глупо и безнадежно. Но из людей с хорошим аппетитом рано или поздно будут являться те, кто начнет задумываться, почему очередные платья, машины, яхты не приносят удовлетворения, а тем более счастья. Посмотрите на судьбы супербогатых людей: на судьбы членов клана Кеннеди или на судьбу дочери Онассиса…

Вы уверены, что хотели бы для себя такой участи?

Есть другая сторона вопроса. Не столько социальная, сколько этическая. У нас произошла страшная вещь. Люди, которые получили бонусы и смогли использовать их на всю катушку, демонстрируют остальным свое превосходство. Они показывают, что деньги могут всё. На самом деле они сами знают (или подозревают, по крайней мере), что деньги могут не всё. Не всё есть деньги, и не все то золото, что подорожало, как говорится. Но для того чтобы в это поверить, людям надо пройти свой путь. А тем, у кого денег нет, нужно пройти свой, зарабатывая их.

Пошлость выпячивания богатства перед другими для демонстрации собственного превосходства очевидна. Тут парадокс в том, что люди начинают рассматривать деньги как эквивалент ценности. Но деньги — эквивалент товара. Если человек считает, что его ценность повышается от количества средств, которые он накопил, заработал, получил в наследство, то это означает, что он сам фактически рассматривает себя как… товар. Мы, разумеется, продаем на рынке труда свои знания, умения, свой опыт и талант, в конце концов. Но нелепо сводить человека к производной от его экономической функции. Ценность — это понятие из другого ряда, чем цена. Несмотря на то что корень — один.

Кстати говоря, с этим обычно не спорят. Наоборот, некоторые даже очень любят поговорить о духовности, вере и моральной ответственности. Но как бы это сказать… Есть некая странность в таких назидательных разговорах. Странность несоответствия, что ли. Я никого не хочу судить. Но мне кажется удивительным, что можно одновременно сообщать о том, что ты христианин, и ненавидеть татар, чеченцев или евреев, допустим. Я-то думал, что такого не может быть просто по определению. Мне почему-то кажется, что люди, у которых духовность есть, не могут быть агрессивны. А если, поговорив о духовности, человек берет биту и забивает другого насмерть, то с его представлениями о себе и духовных ценностях не все в порядке. Я это к тому, что ценности — не модный аксессуар и не прическа, которые меняются в зависимости от тренда.

Один писатель в старинном очерке о Москве заметил, что «всех нас съела стерлядь»… Стерлядь вернулась обратно. Выяснилось, что это как раз вернуть проще всего — стерлядь, настоящее французское шампанское и прочие приметы роскоши. Но многое уничтожено навсегда. Вместе со стерлядью некогда улетело такое количество табу, которые накладывали традиция, хорошее воспитание и развитый вкус, что один Бог знает, сколько времени нам потребуется на восстановление всего того, что мы потеряли. Культурный слой отдирали вместе с кожей. Что же теперь удивляться, что некоторые ведут себя просто, как естественный человек — любимое дитя просветителей. Булгаков успел такую близость к природе запечатлеть в товарище Шарикове.

Но тут что интересно. Не только те, кто радостно демонстрирует собственные финансовые возможности окружающим, ведут себя естественно. Не менее трогательно реагирует на это общество. Меня трудно заподозрить в ханжестве. Но как может вся страна обсуждать в самой крупной политической программе замечательно важный факт, что у Абрамовича, оказывается, есть любовница и что он расстается с женой… Это самый значимый факт нашей общественной жизни? Какой бы ни был Абрамович, богатый он или бедный, какое кому дело, с кем он живет и с кем ссорится… Почему вас это интересует? Почему вы не думаете, например, о его детях, о том, что они переживают в этот момент публичного выворачивания наизнанку жизни их семьи? Речь уже даже не о приличиях идет… Это все запредельно. И это общество, где все время муссируются сюжеты из жизни богатых людей, мне говорит про вред гламура?

Послушаешь такие дебаты, и мелькнет мысль, что СМИ, которые всегда рады поиронизировать над гламуром, сами им кормятся. Есть гламурные персонажи, которые, можно сказать, живут в телевизоре. Их у нас интеллигенция очень не любит. Просто клеймит с пеной у рта, как Ксению Собчак, например. Но у нее феноменальный рейтинг. Это же не случайно.

Она умна, она занятна. У нее есть индивидуальность — это очень важный момент. Она выбрала такую форму существования в этот момент жизни.

И деньги она зарабатывает сама. Обратите внимание: у нее есть все возможности пользоваться чужими деньгами. Но она зарабатывает сама. И ток-шоу, и реалити-шоу — это, разумеется, развлечение. Для зрителей, заметьте. Но для тех, кто там задействован, — работа. Уверяю вас, не самая легкая. У Ксении есть ум. Есть талант. Она чувствует время по-своему. У нее будет, как у всякого человека, выбор. Она может пойти ложным путем и дальше станет буржуазной, малоинтересной фигурой. Или она сможет себя преобразить во что-то. Почему нельзя давать шанс ей, этому гламурному удивительному персонажу?

Или, скажем, Рената Литвинова. Сценаристка, актриса, режиссер, она еще и позирует для глянцевых журналов. Она еще и персонаж светской хроники. Иначе говоря, она идеально подходит под определение гламурного персонажа. Я к ней отношусь с пристрастием, с уважением. Картины, которые она снимала, действительно хорошие. Но… есть много картин, которые не хуже, а иногда и лучше.

И фильмы эти не замечены публикой. Значит, мы не можем обратить внимание — без гламура — на интересных людей и интересные фильмы? Значит, гламур для чего-то нужен?

Тут, конечно, возникает вопрос: неужто гламурные персонажи — самые достойные внимания? Нет, разумеется. Но это феномен из того же ряда, что факт, что первые премии на фестивалях получают не самые-самые лучшие фильмы. Просто потому, что лучшие авторы заглядывают вперед не на шаг, а на два-три. Поэтому и вызывают недоумение. Смешно на это роптать. Надо уметь терпеть и ждать. Разве что в спортивных состязаниях есть безусловность победы.

Получается, что все равно все упирается в личный выбор. Если угодно — в проблему хорошего вкуса. А еще древние заметили — о вкусах не спорят. Зато их демонстрируют. Я вовсе не мечтаю — честно говорю, — чтобы все ходили одетыми, как я. Мне было бы дико скучно. Разнообразие жизни — один из ее даров.

Записала Жанна Васильева