Крест и полумесяц
- №2, февраль
- Кирилл Разлогов
Контексты культуры
Многие ключевые явления культуры могут быть правильно поняты и истолкованы только при учете работы коллективного бессознательного. Это особенно очевидно в переломные периоды истории. Приведу один далеко не бесспорный, но показательный пример.
На этапе формирования нового квазирелигиозного культа в Советской России одной из ключевых задач большевиков было преодоление (философы сказали бы: снятие) многоконфессиональности страны и ее преобразование в единое вероисповедание — марксизм-ленинизм. При этом символика нового строя (полагаю, бессознательно) ассимилировала традиционные мотивы: полумесяц (мусульманство) и крест (христианство) объединились в Серпе и Молоте, хотя последние на сознательном уровне были призваны воплощать единство крестьянства и рабочего класса.
Я вспомнил об этом на Фестивале мусульманского кино в Казани, где был членом жюри. Татарстан — идеальный пример далеко не бесконфликтного сосуществования недавних и давних традиций. На заключительной церемонии меня поразило блестящее выступление двух темпераментных скрипачек в мини-юбках, энергичные движения которых напоминали не столько танец живота, сколько недвусмысленную симуляцию полового акта. Особенно впечатляюще этот номер смотрелся в сочетании с миловидной ведущей
в традиционном мусульманском облачении, разве что без паранджи. Неудивительно, что название фестиваля «Золотой минбар» (кафедра проповедника в мечети) в кулуарах невольно трансформировалось в «Золотой минибар».
А в программе выделялся иранский фильм «Святая Мариам» (в английских титрах Saint Mary — «Святая Мария»). Эта исламская версия жития Богоматери была удостоена приза за лучший сценарий, который предназначался, конечно, не столько М. С. Бахманпуру, сколько автору Корана.
Было чрезвычайно интересно сопоставить непорочное зачатие пророка Исы с библейским истолкованием той же самой иудейской легенды. Для неискушенного в теологии отечественного зрителя экран предлагал предысторию рождества Христова, тем более что в синхронном переводе на русский язык (видимо, с английских субтитров) арабские и европейские варианты имен свободно чередовались: Мариам — Мария, Иса — Иисус. Кто-то даже заметил, что авторы фильма «тянут одеяло на себя», не поняв, что на экране (как и в Евангелиях) и святые, и злодеи — иудеи.
На одной из экскурсий православный священник не без гордости рассказал гостям фестиваля, что чудотворной иконе Казанской Божьей Матери поклоняются сегодня не только христиане и вчерашние атеисты, но и правоверные мусульмане (поскольку для последних она — образ матери пророка Исы). В городе, где православные храмы в свое время воздвигались точно на месте разрушенных мечетей, это вполне закономерно.
В более широком контексте парадоксы (или гримасы) истории от булгар до наших дней служат прекрасным уроком своеволия судьбы, превратившей татар — потомков былых завоевателей и властителей — в обитателей мусульманского (а точнее, полирелигиозного) анклава на российско-советской территории. Празднование тысячелетия Казани в этом контексте может рассматриваться как церемония поклонения новому божеству — Нефти.
В прошлом году меня пригласили в состав жюри I Международного кинофестиваля семейного и детского кино «Верное сердце» в Калуге, в организации которого ведущую роль играла Русская православная церковь.
Все началось с весьма показательного инцидента. Когда о моем присутствии узнала какая-то дама, которая должна была вести семинар о воздействии СМИ на молодежь, то демонстративно заявила, что немедленно возвращается в Москву, поскольку не может участвовать в фестивале рядом с «рассадником порнографии» Разлоговым. Видимо, на нее неизгладимое впечатление произвели такие классические фильмы, как «Дневная красавица» Бунюэля, «Империя чувств» Нагисы Осимы или первые «Эмманюэли», к выпуску которых в наш прокат в разгар перестройки я действительно имел непосредственное отношение, чем горжусь до сих пор.
Перед тем как ретироваться, дама, имя которой я намеренно не называю, успела пожаловаться кому-то из организаторов, он, в свою очередь, донес митрополиту и в результате на церемонию открытия меня не пригласили на сцену вместе с остальными членами жюри. Поскольку я случайно был свидетелем первой филиппики этой дамы по моему адресу, то не удивился и собрался уезжать.
К чести руководителей фестиваля надо сказать, что они извинились, убедили митрополита в том, что непосредственной опасности для общественной нравственности и Русской православной церкви я не представляю, и далее работа продолжалась нормально, разве что молодежь меня радостно (и незаслуженно) окрестила «отцом русской порнографии». Я же почувствовал себя чуть ли не Львом Толстым.
Весьма примечательно, что в Калуге столкнулись между собой два фильма, удивительно близких по общей философской концепции, хотя и весьма различных по стилистике и художественному решению: российская лента «Итальянец» и шведская «Элина». В первой приз за лучшее исполнение детской мужской роли (я не оговорился) получил Коля Спиридонов, вторая стала победительницей фестиваля по разделу полнометражных игровых фильмов. Как член жюри я могу сказать, что в равной степени возможным был и обратный вариант — главный приз «Итальянцу», а актерский приз — юной исполнительнице роли Элины.
Фильмы эти сближает общая концепция. И в том и в другом маленькие герои дошкольного или младшего школьного возраста отстаивают свое представление о том, что такое хорошо и что такое плохо в противовес всем окружающим — и взрослым, и сверстникам. Оказывается, кантовский категорический императив, нравственный закон внутри нас, значительно крепче и устойчивей в «неокрепших детских душах».
Взрослый мир (и мир послушных детей-отличников), будь то в неустроенной российской провинции или на севере благополучной Скандинавии, в равной степени заражен конформизмом и стремлением быть, как все. Для его преодоления требуется подлинный героизм (в смысле, близком к античной трагедии), готовность идти до конца (а в случае необходимости и отдать свою жизнь) за правду, в которую никто не верит и которая кажется никому не нужной. Ведь всем ясно, что бросившая тебя мать не найдется или ты ей окажешься ненужным («Итальянец»), что легче извиниться перед учительницей и есть школьные завтраки, чем отказываться от еды, рискуя здоровьем, а то и жизнью («Элина»).
К сожалению, в реальности мир взрослых не демонстрирует готовности к изменениям. Буквально через день после окончания фестиваля в Калуге я оказался на защите докторской диссертации одной миловидной и талантливой исследовательницы (имя ее я тоже называть не буду, поскольку важны не столько конкретные факты, сколько лежащие за ними тенденции). Работа посвящена целостности русской культуры и написана с позиций православия. Диссертантка блестяще выступала, точно и доказательно отвечала на каверзные вопросы, демонстрировала владение вполне светской культурологической методологией…
Однако книги ее были опубликованы в православном издательстве, отдельных оппонентов заносило на территорию религиозной пропаганды, а ведущей организацией (по недосмотру устроителей защиты) оказалась Академия государственной службы при Президенте Российской Федерации. В результате диссертантку (абсолютно несправедливо, на мой взгляд) забаллотировали — она не добрала одного голоса до необходимых двух третей от присутство-вавших членов диссертационного совета. При этом все выступавшие подчеркивали безупречность защиты, но многие признавались, что не могут голосовать за примат религии над культурологией и политический диктат православия.
Девушка незаслуженно пала жертвой идеологической нетерпимости, и я хотел перед ней публично извиниться, как передо мной извинились организаторы фестиваля «Верное сердце». Надеюсь, что через год в соответствии с инструкциями ВАК она-таки станет доктором культурологии.
Меня более тревожит другое — ростки взаимной нетерпимости, которые захватывают, как мы видим, и наиболее образованные слои населения. Ведь далеко не всем интеллектуалам (с обеих сторон) присуща философская дистанцированность от проблем мира сего. Не опасно ли для стабильности общества недооценивать очевидное раздражение интеллектуальной элиты страны при виде насильственного распространения православия как официальной государственной религии?