Телекома. «Я остаюсь», режиссер Карен Оганесян

«Я остаюсь»

Авторы сценария Дмитрий Константинов, Алена Званцова

Режиссер Карен Оганесян

Оператор Евгений Привин

Художник Сергей Данилов

Композиторы Артем Ерзинкян, Гарик Сарибекян

Звукорежиссер Андрей Блудушкин

В ролях: Андрей Краско, Елена Яковлева, Нелли Уварова, Федор Бондарчук, Андрей Соколов, Владимир Епифанцев, Евгений Жариков, Ирина Гринева, Георгий Маритросян, Галина Польских и другие

MG Media по заказу «Централпартнершип»

Россия

2007

Дебют Карена Оганесяна «Я остаюсь» обещал быть мистической драмой, в которой выдающийся актер Андрей Краско исполнил свою последнюю и едва ли не единственную главную роль, пронзительно сыграв человека на грани жизни и смерти. Но оказался очередным фильмом, собранным из общих мест нашей телевизионно-сериально-развлекательной реальности: пафос, примитивизм, КВН-петросяновский юмор… Может, продюсеры и не собирались изначально выпускать картину на большой экран? Просто трудно было не поддаться соблазну и не использовать безвременную кончину любимого народом артиста как выигрышный пиар-ход.

В экспозиции ленты главный герой — агностик и ворчун доктор Тырса (Андрей Краско) — почему-то видит сны про то, как его ведут на расстрел, и выступает с пафосными речами на тему: «Да ничего там нет!», «Человек — удобрение для фикуса». Пафос не слишком понятен. Персонаж Краско, каким мы видим его на экране, если от чего и страдает, то не от мыслей о бренности бытия, а от повального идиотизма окружающих. На работе у него старушки, которые лечатся «Ферри», потому что «Ферри» убивает в два раза больше микробов«. Дома — не слишком умная жена (Елена Яковлева) и восторженная дурочка-дочь Женя (Нелли Уварова), безответно влюбленная в своего шефа, издателя дамских романов (Андрей Соколов).

Настойчивые ламентации на тему «да ничего там нет!» ни к характеру доктора, ни к его житейской ситуации отношения не имеют. Они нужны для разгона нехитрой концепции, ибо ровно на пятнадцатой минуте Тырса получает шаром для боулинга по голове и убеждается, как же он был не прав.

Доктор впадает в кому. И пока тело его пребывает в реанимации, душа путешествует в некоем промежуточном пространстве вместе с организованной группой таких же, как он, коматозников, коих из пункта А в пункт Б ведет надежный инструктор (Федор Бондарчук), словно перекочевавший сюда из «9 роты». Пространство это сурово, но живописно. Меловые горы, камни и пыль под ногами, ни деревца, ни кустика. Куда идти, знает только руководитель с рацией. Впрочем, ответа на вопрос «что дальше?» у него тоже нет. Нужно идти — и всё.

В глаза бросается одна любопытная вещь: «тот свет» отличается в картине от «этого» примерно так, как «совок» от нашей «новой русской действительности».

Там — суровая пустыня, общая судьба, нищета, и все движутся под мудрым руководством к неведомой цели. Здесь — всяческий гламур: дорогие клиники, театры, издательства, квартиры с евроремонтом… А люди при этом равнодушны, поглощены своими проблемами или норовят нажиться на горестях ближнего.

Там — программа пребывания предполагает развивающие занятия, как в детском саду. Коматозников учат знакомиться, передавая друг другу палочку у костра. Заставляют нормальные книжки читать (типа «Каштанки») и различать, «что такое хорошо, что такое плохо». Здесь — в ходу лишь дамские романы и дебильные театральные представления, а любая попытка стать на путь морального исправления заканчивается тем, что нужды выживания заставляют вернуться к привычному мухлежу: «Работа такая».

От горя жена Тырсы попадает в сети какой-то секты, «воскрешающей» мертвецов. А его мечтательной дочке начинает пудрить мозги циничный и к тому же женатый гробовщик Антон (Владимир Епифанцев), надеясь получить от нее заказ на организацию похорон (Епифанцев изображает Антона этаким персонажем фарса, стопроцентнейшим жуликом в стиле «буфф»). Душа Тырсы все это видит, приходит в невероятное волнение и неимоверным усилием воли вселяется в свое беспомощное тело обратно: путешествие на тот свет оказывается для него в первую очередь эффективным способом решения семейных проблем. Но помимо этого он выносит из загробного мира еще и некий запас альтруизма. Вернувшись, Тырса тратит время на выполнение мелких поручений оставшихся «там», совершая один за другим благородные поступки.

Удивительный парадокс: едва в отечественном кино взялись изображать загробное царство, как оно само собой выстроилось по канонам советской ментальности, в принципе абсолютно исключавшей всякую мистику. Причем именно что само собой — думаю, если бы авторы делали это намеренно, они бы с присущим им тактом и вкусом не преминули украсить свой коматозный мир кумачовыми лозунгами и портретами Ленина. Потустороннее тут слеплено из того, что коллективное бессознательное с ходу выбрасывает на запрос по ключевым словам: «испытание», «альтруизм», «человечность», «душевность»… И, с одной стороны, безусловно, радует, что подсознание наше еще выдает на эту тему хоть какие-то образы и представления. С другой стороны, чудовищно, что данный ресурс последние двадцать лет толком не обновлялся. Как экономика наша живет запасами недр, так и душа народа — запасами былых представлений о подлинной человечности.

Спроси любого: «Что тебя ждет после смерти, если, конечно, что-то там есть?» Человек подумает и скажет: «Ну, наверное, там спросят: а чего ты людям сделал хорошего?» Это основополагающая нравственная интуиция, которая на уровне подсознания свойственна каждому, независимо от религии, идеологии, культуры и состояния социума. Однако же любая религия и любая культура обязательно заняты тем, что на каждом витке истории вновь и вновь возносят эту интуицию в область сознания и творчества. Иначе происходит потеря ориентации. Ведь, чтобы понять, что такое «хорошее» для людей, нужно ощущать единство с ними, общность судьбы и цели. Причем желательно не негативную, а позитивную. В «совке», при всей ущербности идеологии, это было. Сейчас «позитивная общность» не простирается за пределы семьи.

Фабула фильма «Я остаюсь» — наглядный тому пример. Выпрыгнув из себя, прикоснувшись в потусторонке к чему-то «подлинному» (уровень этой подлинности не обсуждаем), герой возвращается к насущным заботам семьи плюс по инерции пытается что-то сделать и для «других» (анекдотичность этих попыток тоже не обсуждается). Короче, фабула довольно точно отражает смутные представления нынешнего социума об альтруизме. Наверное, поэтому те немногочисленные зрители (в основном зрительницы), у которых этическая тоска сильнее, чем эстетическая разборчивость, дружно написали в своих отзывах в Интернете: «Добрый, умный и светлый фильм! Давно таких не было!» (отзывов крайне мало, но все, что есть, — примерно такого содержания).

Не стоит, однако, утешаться похвалами этих добрых и светлых душ. Глупость — не нейтральное свойство. Сон разума, как известно, рождает чудовищ. И лишь в самом невинном случае — просто такое вот чудовищное нагромождение нелепостей, как в фильме «Я остаюсь», где разговор о смысле жизни ведется на уровне детского сада для альтернативно одаренных детей.

Был, правда, один момент, когда мне показалось, что картина, возможно, на порядок умнее. Что вся эта «мыльная пена» — лишь тонкая стилизация. Когда Тырса выходит из комы, выясняется, что Женя, сидя у его одра, зачитывала вслух куски из дамских романов, которые редактировала в издательстве. А в них действовали персонажи, которых главный герой встретил на том свете. Тырса цепляется за это известие, как за спасительную соломинку: мол, может, и нет никакой жизни после жизни и все, что ему привиделось, — «музыка навеяла»? Но потом авторы заставляют его повстречать наяву некоторых из своих спутников, и он понимает: нет, не отвертишься, есть загробная жизнь!

А ведь кино могло бы быть! Про то, как неглупый человек, смирившийся с тем, что приходится жить в культурной среде, насквозь пронизанной дебилизмом, после смерти попадает в такой же дебильный мир, с такими же недоделанными персонажами, с такими же сериальными коллизиями, с теми же убогими штампами мировосприятия. И, придя в ужас, возвращается — в надежде здесь разбудить хоть кого-то.