Елена Гремина. Маленький большой театр

Беседу ведет Марина Шимадина

Марина Шимадина. Не так давно мы разговаривали с Михаилом Угаровым о современном театре и новой драматургии, имея в виду прежде всего Москву. А что происходит в провинции?

Драматург и сценарист Елена Гремина, директор «Театра.doc»

Елена Гремина. В провинции, как, впрочем, и в Москве, современная драматургия успешнее всего существует в специально отведенных для этого местах и редко соприкасается с таким традиционным институтом, как репертуарный русский театр. Если и случаются какие-то отдельные проникновения на эту достаточно консервативную территорию, то они очень редко бывают успешными, редко становятся настоящим событием, в то время как проекты специальных центров современной драматургии — это, как правило, живо и интересно. Возьмем, например, Тольятти. Там существует свой театр «Колесо», еще один театр драмы, — они вполне успешно работают. Но сами ребята, молодые тольяттинские драматурги, всегда говорят, что немыслимо было бы представить их пьесы, которые известны всем, кто интересуется новой драмой, на сцене родного городского театра. Их пьесы в Тольятти можно увидеть только на фестивале «Майские чтения» или в подвале на «Голосова, 20». Или, скажем, в Екатеринбурге, где живет Василий Сигарев, чья пьеса «Пластилин» наделала много шуму в Москве, ни один «нормальный театр» не взял эту пьесу для постановки. Кстати, спектакль «Пластилин» идет только в Москве, в режиссуре Кирилла Серебренникова. Хотя и в Москве у «новой драмы», в общем-то, такая же судьба, как и в провинции. Новая пьеса — это, прежде всего, Центр современной драматургии и режиссуры Рощина и Казанцева, «Театр.doc» и театр «Практика». Есть еще феномен под названием «Театр Кирилла Серебренникова», который совершенно независимо, сам по себе существует и развивается — в МХТ, в «Современнике», на сцене Театра Наций. Кирилл — человек-проект, идущий своим путем. На этом пути ему встречаются и Василий Сигарев, и братья Пресняковы, и Шекспир, и Островский. Серебренников продолжает работать и с современными текстами, но делает это очень по-своему.

Режиссеры «Театра.doc» Аглая Романовская и Галина Синькина, драматург Александр Родионов готовятся проводить семинар по написанию пьесы в Шаховской женской колонии строгого режима

То же самое в провинции. Во многих городах созданы и продолжают открываться независимые театры, работающие в тесном контакте с новой драмой. Как правило, рождение новых драматургических идей, новых авторов и рождение театров — процесс единый. В его основе — общие взгляды на то, каким должно быть сегодняшнее искусство, которое фиксирует подлинную сегодняшнюю реальность и адресовано современному поколению зрителей. В Екатеринбурге, например, есть «Коляда-Театр». Правда, в своем собственном театре Николай Коляда ставит в основном классику — «Ревизора», «Ромео и Джульетту» и т.п. А пьесы его учеников идут в «Театре в бойлерной». Это небольшое помещение, где постоянно происходят драматургические марафоны, читки пьес современных авторов, дебютные постановки. В Перми есть театр «У моста» и театр, который так и называется «Новая драма», выпустивший несколько интересных спектаклей. В Челябинске работает замечательный театр «Бабы». В Кемерове — один из моих любимых театров «Ложа».

Фестиваль молодой драматургии «Любимовка»-2006. Читка пьесы Юрия Клавдиева «Медленный меч», режиссер Александр Вартанов

Я здесь, кстати, очень расхожусь со своими соратниками по «новой драме», которые считают, что современные пьесы обязательно должны выйти на большую сцену, утвердиться в репертуаре больших театров. Наверное, когда-нибудь такой момент настанет, но сейчас, я считаю, очень хорошо, что есть независимые театры — активно работающая сеть коллективов-единомышленников по всей стране, где люди понимают друг друга с полуслова, сразу же, как только встречаются. Обычно знакомства происходят на фестивалях «Новая драма» или «Любимовка»: молодые авторы и режиссеры обсуждают новые пьесы, у них рождаются новые замыслы, проекты. Например, на «Новую драму» приезжал театр «КНаМ» из Комсомольска-на-Амуре, они привезли спектакль «Мама», а увезли с фестиваля новую пьесу питерского автора Ольги Погодиной «Сухобезводное», которую сейчас ставят. Официальный театр со всей этой деятельностью очень мало связан. В провинции новому пробиться еще труднее, чем в Москве.

М. Шимадина. Кто ваш зритель в провинции? Кто ходит в эти независимые театры?

Е. Гремина. В каждом городе есть люди, которые интересуются искусством, серьезным кино, читают книги, ходят на поэтические вечера. Недавно мы выезжали со спектаклями в Нижний Новгород, и там был очень большой интерес к нашим гастролям. Некоторые, конечно, не понимали контекста. Но если бы мы показали спектакль «Манагер» в центре Москвы, например в театре Ермоловой, зрители, привыкшие к репертуару этого театра, тоже не поняли бы наш спектакль и попросили рассказать, что все это значит. Самое главное, чтобы публика знала, на что она идет.

Драматург Юрий Клавдиев и режиссер Валерия Гай-Германика

Вот, например, однажды мы в рамках проекта «Золотой маски» возили на гастроли в провинцию замечательный кемеровский спектакль «Угольный бассейн»: так вот в городе Вятка люди были возмущены и требовали вернуть деньги за билеты. А в Омске на фестивале «SibAltera» тому же спектаклю устроили пятнадцатиминутную овацию. Почему? Потому что в первом случае на спектакль пришла публика «Золотой маски», которая ожидала увидеть очередную постановку со звездами из телевизора, а во втором — зрители, намеренно отправившиеся посмотреть альтернативный, «неакадемический» театр.

М. Шимадина. То есть вы согласны с Михаилом Угаровым, который считает, что у каждого театра должна быть своя аудитория, свой круг.

Е. Гремина. Без своего круга трудно жить любому художественному организму. Вспомним историю искусства — вокруг любого нового начинания возникала особая культурная среда: например, Островский и молодая редакция «Москвитянина», где были такие критики, как Аполлон Григорьев, художники, музыканты, фольклористы.

М. Шимадина. Вас не смущает, что круг посвященных узок?

Е. Гремина. Да нет, дайте нам здание побольше, и круг будет шире. Мы просто лишены какой-либо поддержки, у нас крошечное помещение — «Театр.doc», — которое нам катастрофически мало. Зрители уже не вмещаются в наш подвальчик, все лопается, мы продаем билеты на подоконник, люди сидят на полу, стоят. Если б нам вдруг перепало другое помещение, проблем со зрителями у нас бы не было.

Лаборатория драматургов и режиссеров «Ясная поляна»-2006. Режиссеры Евгений Григорьев, Николай Хомерики и драматург Нина Беленицкая

М. Шимадина. А вы не боитесь, что при переезде в большое здание исчезнет ореол подпольного, андерграундного театра, который так привлекает публику?

Е. Гремина. Конечно, прелесть нашего подвальчика в том, что он сделан своими руками. Драматурги Иван Вырыпаев и Максим Курочкин сами принесли с помойки какие-то щиты и резали их циркулярной пилой, которую дала актриса Катя Волкова. В «нормальном» здании, конечно, все было бы по-другому. Но я считаю, что у нас есть творческий, идейный и человеческий ресурс, чтобы освоить любую площадку.

М. Шимадина. Изменение масштаба, как правило, влечет за собой изменение стилистики: ведь одно дело — общаться со зрителем глаза в глаза на расстоянии вытянутой руки и совсем другое — через рампу.

Е. Гремина. Не факт. Я была в лондонском театре «Роял Корт», который занимается как раз современной драматургией, и смотрела там «Психоз 4.48» Сары Кейн. Зал мест на шестьсот сидел, замерев, и слушал этот совсем непростой текст-монолог.

Но все это теоретические разговоры. Пока нам не только большего не предлагают, но и наше скромное урезают. Так, мы сейчас вынуждены сокращать количество спектаклей из-за повышения аренды, ведь мы никаких дотаций не получаем, за все платим сами. Поэтому половину времени мы уступаем близкому нам по духу Центру современной драматургии и режиссуры Рощина и Казанцева. Наш репертуар будет теперь идти лишь в течение пятнадцати дней, а не целого месяца.

М. Шимадина. И это при том, что помимо спектаклей вы приютили под своей крышей еще несколько проектов.

Е. Гремина. Да, мы поддерживаем проект «Кинотеатр.doc», поэтические вечера, Театр даунов — это все наши друзья.

М. Шимадина. Расскажите подробнее про «Кинотеатр.doc». Как возник этот проект?

В «Театре.doc» на семинаре по документальному театру — режиссер Иван Вырыпаев, драматург Максим Курочкин

Е. Гремина. Мы говорили с вами про раздробленность театральной аудитории. Во времена моей молодости в искусстве еще существовали какие-то безусловные вещи: спектакли Эфроса, Любимова были важны и интересны для всех, хотя кто-то туда ходил не за искусством, а за политическими аллюзиями. Тогда театр был больше, чем просто театр, а сейчас, наоборот, — меньше. Постепенно он теряет свои функции. И понятие «публика» сегодня раздробилось на понятие «аудитории». Для одних зрителей — одни спектакли, для других — другие. Мы с этим столкнулись на фестивале «Новой драмы». Для разнообразия мы привезли на первый фестиваль один из самых кассовых провинциальных спектаклей, сделанный по пьесе известного современного драматурга (не хочу называть фамилию), — так в Москве спектакль совершенно не пошел. А если бы это был фестиваль антреприз, то там провалилась бы «Активная сторона бесконечности», на которую просто нельзя было войти в зал, настолько он был забит. Люди дрались, чтобы попасть в театр. А Иван Вырыпаев рассказывал нам, как их однажды чуть не убили, когда в одном из провинциальных городов они показали каким-то крутым региональным бизнесменам спектакль «Кислород», который в Москве неизменно пользовался успехом.

То же самое происходит и с кино. Если вы придете в «Кинотеатр.doc» и покажете какой-нибудь кассовый боевик, то вас просто освистят. И наоборот: если люди собрались смотреть блокбастер, а им предлагают артхаусный документальный фильм, они будут возмущены. То есть это вопрос аудиторий.

Такая же раздробленность существует и в художественной среде. Меня всегда очень волновало, что все рассыпались по своим маленьким профессиональным гетто: поэты не знают, что делают художники, художники понятия не имеют о том, что делают архитекторы, никто слыхом не слыхивал про современную музыку. А мне кажется, что все единомышленники, представляющие разные виды искусства, должны работать вместе: один сочиняет, другой играет, третий ставит спектакли, четвертый рассуждает. И у нас вокруг «Театра.doc» получилось создать нечто вроде смычки между современным кино и театром: все ходят друг к другу в гости, следят за работами товарищей, смотрят и обсуждают премьеры, существуют в одном пространстве.

«Кинотеатр.doc» вырос из Дней кино на фестивале «Новой драмы» в Питере: мы там провели «круглый стол», а потом ко мне пришли ребята и сказали, что хотят этим заниматься у нас в «Театре.doc». Так мы и начали сотрудничать, подобралась прекрасная веселая команда: Борис Хлебников, Алена Солнцева. Я не верю в проекты, которые приходится вымучивать. Я помню, что и первый фестиваль «Новой драмы» мы готовили в прекрасной атмосфере, и на «Любимовке» у нас всегда бывает невероятно весело, и даже разные организационные ужасы мы преодолеваем с юмором. И то же самое было на первом фестивале «Кинотеатр.doc». Мы ночами смотрели фильмы и поражались тому, сколько, оказывается, есть интересного независимого кино.

М. Шимадина. Но у современного документального кино тоже очень маленькая аудитория. Где его можно увидеть сегодня?

Е. Гремина. Оказалось, что аудитория есть. Два зала, в которых мы крутили фестивальные фильмы, всегда были заполнены. Ребята попросили нас сдать им театр на три дня, чтобы показать фильм «Шоа». Я сказала: «Ребята, вы горячитесь. Кто в июле будет смотреть тяжелый документальный фильм про Холокост, где на протяжении четырех часов — одни говорящие головы». Я ошибалась. В зал нельзя было войти, люди на полу сидели. И это при том, что никакой рекламы, кроме крохотных анонсов в «Афише», не было. Мы вообще ни копейки не тратим на пиар. Так что у этого кино есть потенциал. Но больше его пока нигде не увидишь.

М. Шимадина. Какие еще совместные проекты у вас в планах?

Е. Гремина. К нам часто приходят поэты. Читают стихи. Одна из наших драматургов, Елена Исаева, — поэт, поэтому из этого круга у нас много гостей. Думаем сделать совместный проект и с концептуальными художниками, и с музыкантами, но пока не получается. Мне кажется, нельзя вот так взять и придумать что-то с нуля. Можно зафиксировать то, что уже есть. Есть хороший пример с дорожками: не надо их асфальтировать сразу — нужно посмотреть, где люди сами протопчут тропинки. Проектный театр должен работать по тому же принципу: нужно увидеть, где есть потенциал, где есть реальные силы, идеи, подлинный интерес и азарт. Потому что без хороших партнеров не сделать ничего. У нас есть много замыслов, но пока нет партнеров, которые бы вложились в это творчески. Поэтому замыслы откладываются, ждут своего часа.

Почему у нас получился такой успешный проект с женской Шаховской колонией? Потому что там была Галина Рослова и ее психотерапевтический театр, то есть очень сильные партнеры на месте. А с другой стороны — наши авторы готовы были бесплатно ездить в эту колонию и проводить там семинары по драматургии. После этого некоторые женщины стали писать, и пьеса Екатерины Ковалевой «Мой голубой друг» была показана на фестивале «Новая драма». А ее новую пьесу, которая была представлена на последней «Любимовке», сейчас репетируют в Центре Казанцева. С другой стороны, в результате нашего общения в «Театре.doc» появился спектакль Галины Синькиной «Преступления страсти».

М. Шимадина. Как вы считаете, у современных драматургов есть какая-то общая мировоззренческая позиция, которая могла бы объединить их в «новую волну»?

Е. Гремина. С мировоззренческой позицией сейчас беда у всех. Время такое, что у нас у всех каша в голове. Да и люди очень разные. Что может быть общего у скинхеда из мастерской Николая Коляды, в чьих пьесах звучат призывы вырезать всех черных, и Максима Курочкина с его либеральным, гуманистическим мышлением? Единственное, что их объединяет, — это молодость, талант и серьезное отношение к делу, которым они занимаются.

М. Шимадина. Михаил Угаров нашел еще одну общую позицию — интерес к сегодняшней реальности, к нынешней социальной проблематике.

Е. Гремина. Тоже не всегда, не у всех. Все лучшие пьесы того же Курочкина — «Лунопат», «Трансфер» — бог знает про что написаны, то ли про будущее, то ли про прошлое. Хотя такая тенденция зафиксировать то, что происходит сегодня, конечно, есть.

М. Шимадина. А история современных авторов совсем не интересует?

Е. Гремина. Исторический жанр, которым я как раз занимаюсь, сейчас находится в плачевном состоянии, и это обидно. Мы с Леной Ковальской сейчас затеяли новый проект по его реанимации: скоро у нас состоится фестиваль, на котором авторы будут читать свои исторические пьесы: чтобы отобрать пьесы, мы заранее объявили конкурс. Кроме того, в ноябре мы планируем осуществить интерактивный проект с поляками «1612»: совместно с польскими драматургами мы хотим реконструировать события 1612 года, и играть будут тоже польские и русские актеры.

М. Шимадина. Есть еще один проект, который пестует современную драматургию, — это премия «Действующие лица». Вы принимаете в этом участие?

Е. Гремина. Михаил Угаров входит в жюри этой премии. Но вообще «Действующие лица» — это конкурс, в котором могут принимать участие и драматурги старшего поколения, почти классики. А «Новая драма», «Любимовка», «Театр.doc» — это прежде всего люди молодые, до тридцати. Так что у нас немного разные «клиенты», мы нацелены на разное. Но это и хорошо, пусть будет побольше проектов, хороших и разных. Тогда каждый сможет сосредоточиться на своем деле. Мы на фестивале «Любимовка» и в «Театре.doc» занимаемся нестандартной драматургией. Нас, например, не испугаешь пьесой в одиннадцать или сто восемьдесят страниц, за которую нигде больше не возьмутся. Главное, чтобы она была талантлива.

М. Шимадина. Если судить по числу заявок, которые присылают к вам на фестиваль, на волне успеха «Новой драмы» появилось какое-то невероятное количество новых авторов, которым кажется, что пьесу написать — раз плюнуть, что для этого не нужно специально учиться.

Е. Гремина. Да нет, это не так. Первую пьесу еще можно написать на чистом таланте, но если человек не учится ремеслу, не развивается, драматурга из него не получится. Такие примеры сплошь и рядом. Потом автор должен обязательно поработать в театре, рядом с режиссером, понять специфику нашего искусства. Почему такие хорошие результаты у яснополянского семинара, где рождается множество проектов? Потому что там как раз формируются тандемы «драматург — режиссер».

М. Шимадина. И еще, наверное, там происходит встреча столицы и провинции?

Е. Гремина. Я этого уже не чувствую. Сейчас московских авторов на самом деле очень мало. Конечно, если человек только вчера приехал из провинции, ему в новинку потереться в блестящей московской тусовке. Но эту тусовку в основном составляют люди, которые сами лишь позавчера оказались в Москве. Так что Москва сегодня — это город провинциалов. Когда человек дебютирует, если он никогда до этого не общался с театральными людьми, у него может возникнуть шок. Но через пятнадцать минут он уже чувствует себя как дома. Ведь пьесы пишут люди, в которых изначально живет желание диалога, они легко идут на контакт. Драматурги готовы к общению, одиночки пишут романы.

М. Шимадина. И все же. Если «Новая драма» — это театр молодых, то не следует ли из этого, что это театр непрофессионалов? Мастера работают в академических театрах, а здесь — такой веселый междусобойчик дилетантов.

Е. Гремина. Для кого-то непрофессионал — это ругательство. А я отношусь к этому понятию не хорошо и не плохо, а просто принимаю, как данность. Жизнь уже поколебала кастовость жрецов искусства. Сегодня зачастую читать блог в Интернете интереснее, чем роман, получивший Букера. Можно издать книгу в шикарной дорогой обложке, но сопереживание и волнение, которое мы испытываем при встрече с искусством, совершенно не зависит от высоких технологий и бюджета. Мне безразлично, что в театре Вадика Ливанова играют самодеятельные артисты, если на их спектаклях я испытываю волнение. Вопрос профессии сейчас не так уж актуален, для меня во всяком случае. Меня документальные фильмы, сделанные никому не известными ребятами, задевают зачастую больше, чем широкоформатное кино, снятое знаменитым режиссером при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии непонятно для кого и для чего. Сегодня искренность, эмоция важнее сухого профессионализма. Я вижу, как заслуженные люди, знаменитые художники, так называемые «жрецы искусства», начинают нервничать при одном упоминании о «новой драме». У нас уйма хулителей. А почему, собственно? Ведь это всего лишь одно из течений в современном театре, имеющее право на существование, как и все другие. Наши финансовые возможности несопоставимы с бюджетами академических театров. Но просто то дорогое и профессиональное искусство никого не трогает, а наши «непрофессиональные» работы все готовы обсуждать.

Интернет очень многое изменил в жизни людей. Мы взахлеб читаем заметки каких-то безымянных юзеров, смотрим домашнее видео на канале U-tube, и нам безразлично — профессионал его снял или нет.

Когда мы только открывали «Театр.doc», к нам приехала известная английская писательница Стелла Даффи. И в еще недостроенном театре она проводила семинар, на котором говорила очень необычные для нас вещи. Например, что талант — это такой же буржуазный пережиток, как авторское право. Что словом «талант» высшие классы пугают необразованное меньшинство, чтобы оно не лезло со свиным рылом в калашный ряд. Кроме того, она подвергла сомнению тезис, что высказываться в искусстве имеет право только профессионал. И мне эта позиция тоже близка. Порою обычный человек, какой-нибудь водитель или грузчик, обнаруживает более интересные и свежие мысли, чем высоколобый интеллектуал с университетским дипломом.

М. Шимадина. Так вот откуда у вас возникла любовь к вербатиму и разговорному языку на сцене.

Е. Гремина. Это немножечко разные вещи. В истории театра случаются моменты, когда современникам начинает казаться, что персонажи на сцене говорят чересчур искусственным языком. Тогда драматургия получает инъекцию натурализма. Потом театр насыщается реальностью и снова вспоминает про высокое искусство, символизм, смутные образы и так далее. И у нас происходит то же самое. В какой-то момент всем стало очевидно, что пьесы про современную жизнь звучат ужасно фальшиво. И тогда, как один из способов оживления драматургического языка, возник документальный театр.

М. Шимадина. То есть вербатим, вокруг которого было столько шума, был не целью, а средством?

Е. Гремина. Конечно. И мы очень удивлялись, когда документальный театр стал вдруг превращаться в какое-то новомодное направление. А это просто методика, с помощью которой можно делать совершенно разные вещи. Например, Борис Хлебников и Александр Родионов взяли вербатим на вооружение, когда писали сценарий своего фильма «Свободное плавание». Они поехали с диктофонами в места, где происходило действие, брали интервью у местных жителей, потом их расшифровывали. А когда актеры МХТ, готовясь к постановке пьесы Горького «На дне», ходили по ночлежкам, что это было, как не документальный театр? У них только диктофонов не было. Ведь все новое, как известно, — это хорошо забытое старое.