Правдивая ложь. «Мистификация», режиссер Лассе Халльстрём
«Мистификация» (The Hoax)
Автор сценария Уильям Уиллер (по одноименной книге Клиффорда Ирвинга)
Режиссер Лассе Халльстрём
Оператор Оливер Стэплтон
Художник Марк Рикер
Композитор Картер Бурвел
В ролях: Ричард Гир, Альфред Молина, Хоуп Дэвис, Марша Гей Харден, Жюли Дельпи, Эли Уоллах, Джон Картер и другие
Miramax Films, Mutual Film Co, Stratus Film Co, Bob Yari Production.
США
2006
В 1994 году в рамках Венецианского кинофестиваля состоялась международная дискуссия «Новые аудиовизуальные технологии в кино: за и против». В числе прочего там был показан фильм о съемках боевика Джеймса Кэмерона «Правдивая ложь», который комментировал главный консультант компании Digital Domain, ответственный за спецэффекты, Джон Бруно. Он, в частности, указал на полную безопасность съемок этого трюкового фильма, ибо все соответствующие эпизоды (пожары, взрыв моста и прочее) были синтезированы цифровым способом и не требовали непосредственного участия исполнителей. Через несколько дней, вернувшись с фестиваля в Москву,
я, к своему удивлению, в телепередаче «Звезды Америки» услышала из уст снимавшихся в фильме Арнольда Шварценеггера и Джейми Ли Кёртис о том, насколько рискованными были съемки и как много статистов пострадало от пожара, получив ожоги; а мост, якобы взорванный на мониторе компьютера, реально взрывался на глазах всей группы. Это лишь один из многочисленных примеров фальсификации действительности, в которой подделка и подлинный факт сводятся в единую реальность, где вопрос о подлинности снимается как не имеющий смысла, подменяясь знаком правдоподобия или контекстуальной обусловленности.
В документальном фильме Орсона Уэллса «Ф, как фальшивка» (1974) рядом с художником Элмиром де Хори, идеально подделывающим «неизвестные» картины известных мастеров — так, что они абсолютно неотличимы по почерку и художествен- ному уровню от подлинников, фигурирует специализирующийся на биографиях великих писатель Клиффорд Ирвинг, посвятивший одну из своих книг как раз Хори и ставший главным героем фильма Лассе Халльстрёма «Мистификация», реальный и ныне живущий персонаж, провернувший гениальную аферу с подделкой авторизованной биографии легендарного миллиардера и авиатора Хоуарда Хьюза.
В основе фильма — история этого предприятия, описанная самим Ирвингом в его мемуарах. Однако вряд ли только поэтому фильм не стал приговором лгуну. Напротив, блистательно сыгранный Ричардом Гиром, загримированным под настоящего Ирвинга, этот персонаж предстает вызывающим симпатию автором, который не только скрупулезно собрал эксклюзивные факты из жизни психопата-затворника, но вжился в его образ, создав в результате практически подлинное свидетельство его существования. А элемент жульничества выступает в фильме Халльстрёма аналогом преступления норм, свойственного любому талантливому авторству.
Конечно, нельзя было обойти тот факт, что, как все махинаторы, Клиффорд Ирвинг — тип аморальный; по ходу дела с написанием книги он изменяет жене (Марша Гей Харден), которая по его наводке выполняет противозаконную инкассацию чека на имя Хьюза и подсовывает проститутку своему партнеру, для которого важно хранить верность собственной супруге. Но кто без греха! Ирвинга извиняет хотя бы то, что красота игры для него искупает изначальную фальшь, ибо он, истинный писатель, живет в мире своих фантазий, которые для него реальнее мира материального. Впрочем, деньги тоже важны. Правда, Ирвинг вовсе не меркантилен, он широкая натура: сидя на мели, покупает шикарный автомобиль и готов подписать чек своему нуждающемуся партнеру. Однако он не в силах преодолеть искус, возникающий в тот момент, когда этот материальный, конкретный мир уходит из-под ног.
Ирвингу, которого в юности сравнивали с Хемингуэем, а теперь называют «третьесортным Филипом Ротом», сообщают, что его последняя книжка издается минимальным тиражом, а это значит, что «почти не издается» и, стало быть, он перестает быть тем, кем себя ощущает, — писателем. Мебель в доме описывают за долги, вывозя его любимый диван. И как раз сейчас на горизонте возникают знаки соблазна. На костюмированном балу Ирвинг встречает свою бывшую любовницу Нину (Жюли Дельпи), а из гостиницы, где он остановился, выселяют всех постояльцев, потому что здесь решил снять номер Хоуард Хьюз. И, наконец, последняя капля: вести с ним переговоры в издательстве насчет очередной книги доверяют не главной редакторше, как обычно, а какой-то мелкой сошке. Итак, все сходится в одной точке: бедность, уязвленное самолюбие, дорогая любовница и Хьюз как возможный выход из тупика. Все это и заставляет его пойти ва-банк: «Я работаю над главной книгой ХХ века!» — бросает он руководству издательского дома «Макгроу Хилл», еще не зная своих козырей. Ирвинг уже сжег мосты, но решение приходит позже, когда он буквально вляпался в запачканный краской номер журнала с Хьюзом на обложке и факсимиле его писем внутри. Остальное — дело техники.
Ирвинг — великий комбинатор и ответственный исполнитель. Он посылает на риск своего преданного партнера Саскинда (Альфред Молина), но ключевую роль во всех операциях берет на себя — и в эпизоде с бывшим телохранителем Хьюза, когда он делает вид, что читает его записки, а Саскинд их копирует; и когда тот же трюк проделывается в библиотеке Конгресса или даже в департаменте обороны Вирджинии. Ирвинг идет по лезвию бритвы — ведь на слово ему сразу не верят, и написанное его рукой письмо якобы от Хьюза, доверяющего Ирвингу воссоздать его биографию, проходит почерковедческую экспертизу. Но все сделано качественно, и письмо признано подлинным. Начиная диктовать на магнитофон «главную книгу века» от лица ее героя, Ирвинг как бы становится самим Хьюзом, и это помогает ему вдохновенно врать редактору журнала «Лайф», который был лично знаком с миллиардером. Вдохновенный художник изобретает такие правдоподобные детали, что даже очевидец не может их оспорить.
В пару худощавому Ричарду Гиру Халльстрём подобрал тучного Альфреда Молину, не без лукавства намекая на Дон Кихота и Санчо Пансу. Лощеный элегантный Ирвинг — романтичный идеолог предприятия; вечно потеющий Саскинд — его надежный материальный «низ», твердая основа, на которой он строит свои химерические замки. Что же касается Хоуарда Хьюза, то он появляется в фильме либо на журнальных страницах или плакатах, на экране телевизора, либо же голос его звучит из телефонной трубки. То есть это всегда опосредованная репрезентация. (Эпизод с телефонным интервью Орсон Уэллс включил в свой фильм «Ф, как фальшивка», снабдив комментариями относительно подлинности: точно ли это звучал голос самого Хоуарда Хьюза?) Орсон Уэллс, чья карьера началась с грандиозной мистификации — радиоинсценировки «Войны миров» его однофамильца, которая породила настоящую панику в Америке 1938 года, — не единственный, кто санкционирует фальсификацию и выдает индульгенцию тому, кто на нее решается. Любой медиум есть источник фальсификации, но именно принцип фальсификации логические позитивисты используют как необходимый «комплимент» принципу верификации: то, что не может быть фальсифицировано, не является истинным. Ходили слухи, что художник Элмир де Хори на самом деле не подделывал картины, а предъявлял миру действительно неизвестные полотна известных авторов, в том числе Модильяни, Пикассо и Моне. И если его произведения охотно приобретали знаменитые музеи, разве же он не был равновелик этим гениям, вопрошает Орсон Уэллс. Кстати, сам Уэллс в «Ф, как фальшивка» нагромоздил немало обманок и, к примеру, ничтоже сумняшеся ввел в хроникальный материал под видом Хоуарда Хьюза актера Дона Амичи. Вот и у Халльстрёма Хьюз для Ирвинга есть изначально некий «фиктивный» персонаж, соблазнительный «совращенный» знак, с которым автору вольно обращаться на свое усмотрение. А в результате рождается, судя по всему, вполне аутентичная (авто)биография.
Надо сказать, что действие «Мистификации» разворачивается в 1971 году, и Халльстрём прослаивает картину вставками с маршами и демонстрациями против вьетнамской войны и прочими марками демократического движения. Однако же речь не о том, чтобы обозначить эпоху и политический подтекст, во всяком случае, не в первую очередь об этом. Не случайно Ирвинг встречает Нину на костюмированном балу; пестрые толпы людей, одетых по празднично-фольклорной моде рубежа 60-70-х, скандирующих речевки или распевающих песни, выглядят карнавальными шествиями. На этом фоне всеобщего маскарада, вселенского притворства естественно звучит афоризм Ирвинга «Деньги все делают настоящим!». Деньги — абсолютный эквивалент, проходя через который, «товар», независимо от его происхождения, превращается в обновленный товар; деньги, материализованные в товаре, превращаются в еще большие деньги. Это закон капиталистического производства — самая лучшая прачечная, уравнивающая продукцию на выходе, независимо от ее происхождения. Издательские начальники готовы и рады поверить Ирвингу, больше для блезиру устраивая необходимые проверки, потому что тут пахнет очень большими деньгами, ведь книга о загадочном отшельнике «будет продаваться лучше, чем Библия!».
И все же, как бы ни был изощрен в своем искусстве Ирвинг, он, как любой художник, на определенном этапе становится пешкой в игре тех, у кого на руках старшие козыри — деньги, разумеется, и власть. Узнав об авантюре, Хьюз использует писателя в своей собственной афере — ему надо приструнить президента Никсона, который вышел из-под контроля, а заодно замять историю со взятками и отмыванием денег. В кульминационном эпизоде в издательстве, когда обман, кажется, вот-вот откроется, Ирвинг бросается на черную лестницу в поисках выхода и мечется по освещенной пожарно-тревожным красным светом площадке: «Написано „выход“, а никакого выхода нет!» Когда надобность в Ирвинге отпала, Хьюз на заочной пресс-конференции объявил о том, что история с его биографией — фальшивка. Разоблаченный Ирвинг, словно какой-нибудь ничтожнейший Леня Голубков, растерянно произносит: «Я думал, что мы с Хьюзом партнеры…» Вот теперь материальный мир Ирвинга рушится окончательно — он и подельники попадают в тюрьму, жена берет развод. Но самый сокрушительный удар он получил от любовницы — она разрушила самое сокровенное — мир его фантазий.
Одной пьяной ночью Ирвингу пригрезилось, будто его похитили люди Хьюза и отвезли в Нассау на Багамах, где он живет, избили и сбросили в водоем. Ирвинг был уверен, что так все и было, плевать, что он тут выглядел не лучшим образом — ведь подобный факт так удачно вписывается в процесс сотворения шедевра! Халльстрём незаметно, бесшовно меняет регистр: переводит комедийно-авантюрный фарс в хоррор, тем самым оставляя зрителя в неведении относительно того, где реальность переходит в фантазию и переходит ли вообще. Так или иначе, Нина на голубом глазу на весь свет сказала, что ту ночь Ирвинг провел с ней в гостиничном номере — и тоже неясно, правду ли она молвила или всего лишь желала отомстить любовнику, который решил ее оставить. Ему, в свою очередь, остается одно слабое утешение: поверенный Хьюза сообщил, что герой романа оценил его игру.
И все же Ирвинг взял реванш, когда, выйдя из заключения, написал книгу о самом себе. Значит, деньги — это еще не все и всякая власть когда-нибудь где-нибудь кончается, а искусство продолжает жить, и всегда найдется подлинная история, которая окажется почище любой изощренной выдумки, либо выдумка сойдет за самую что ни на есть сермягу.