Дар крупной лепки. Портрет актрисы Ксении Раппопорт

Ксения Раппопорт. Фото О.Волковой

Фильм Джузеппе Торнаторе «Незнакомка», получивший в Италии пять статуэток высшей кинематографической премии имени Давида Донателло (в том числе и за исполнение главной женской роли актрисой петербургского Малого драматического театра Ксенией Раппопорт) и приз за режиссуру на ММКФ, выдвинут на «Оскар» от Италии в категории «лучший иноязычный фильм». Если он попадет в список номинантов, который объявят в январе, а то и завоюет награду, в этом не будет ничего удивительного. Мелодрама из жизни украинской проститутки в Италии, которую заставили производить на свет детей для продажи, и вот теперь она отчаянно ищет своего последнего ребенка, рожденного от любимого человека, кажется, вполне укладывается в «оскаровскую» схему. Это душераздирающая история, понятная публике любой страны, с крутыми сюжетными поворотами, яркой актерской игрой и с очаровательной маленькой девочкой в центре повествования. «Незнакомку» уже сравнивали с «Черной книгой» Паула Верхувена. В обоих фильмах действие развивается так стремительно, что едва успеваешь перевести дух от случившихся событий, как сюжет уже срывается в новый вираж. И там, и тут в главной роли — блестящая молодая актриса, прежде миру не слишком известная, но благодаря одной этой работе оказавшаяся в центре внимания. Обе женщины — сыгранные Карис ван Хаутен и Ксенией Раппопорт, — далеки от эталона нравственности, но вызывают сострадание. Наконец, на обоих фильмах лежит явная печать голливудского лоска. Впрочем, если Верхувен, усвоив голливудскую эстетику, органично вплавил ее в свой собственный язык, который с годами не утратил ни мощности, ни узнаваемости, то на картину итальянского режиссера эта оглядка, напротив, только наложила печать усредненности.

Джузеппе Торнаторе и Ксения Раппопорт. Фото О.Волковой

Кажется, что все это мы уже где-то видели, все знакомо по другим картинам. И бесконечные, располосованные светом и тенью лестницы богатого дома, населенного ювелирами: героиня «Незнакомки», измученная замкнутая красавица Ирина Ярошенко устраивается сюда уборщицей с тайной целью проникнуть в одну из живущих в доме семей. И сама эта семья, где сексапильная мама и отчужденный от нее муж не могут дать достаточно тепла своей маленькой дочке. И стремительные флэшбэки, призванные обозначить ужас прежней жизни Ирины: вот «кастинг» проституток, вот они трясутся в тесном фургоне, а вот на экране какая-то мясорубка из частей тел. И сутенер из той прежней жизни, лысый, безбровый зверь с сиплым голосом (опознать в нем Микеле Плачидо удается не сразу). И красивая до слащавости музыка Эннио Морриконе, неизменно звучащая в самые трогательные моменты. Все здесь балансирует между претензией на уникальную историю и штампом, иногда обращаясь именно в штамп. Так показан роман Ирины с ее другом, отцом девочки, которую она будет разыскивать, — в этих эпизодах, кажется, нет ни одной живой реплики, только расхожее обозначение «сцен любви»: горячий струящийся воздух, желтый песок, на котором в обнимку лежат влюбленные. Единственное, на мой взгляд, что выводит «Незнакомку» за рамки пусть лихо рассказанной, но какой-то неуловимо заурядной криминальной мелодрамы, — это игра Ксении Раппопорт. Ее Ирина откровенно отсылает к героиням Достоевского — от Настасьи Филипповны до Сонечки Мармеладовой. Как и они, Ирина не сама такою стала — жизнь заставила. Безусловная интеллигентность лица, на котором лежит печать страданий и с которого не сходит выражение постоянной собранности, впрочем, обманчива. Не пройдет и получаса, как Ирина сбросит с лестницы свою товарку (та служила экономкой в доме, куда Ирине нужно проникнуть), потом будет учить свою предполагаемую дочку, маленькую Тео, давать сдачу. Причем учить жестоко — связывать девочке руки и ноги и швырять на пол: вставай! И хоть однажды она заплачет от счастья, увидев, как Тео на школьном дворе лупит обидчика, неприятное чувство от этих сцен останется — уж слишком остервенело проходил тренаж. И слишком неоднозначен совет, который Ирина дает ребенку: «Когда ты падаешь и не знаешь, кому дать сдачи, обрати удар на первого, кто окажется рядом».

«Незнакомка», режиссер Джузеппе Торнаторе

Раппопорт играет женщину, внешне выглядящую адекватной, но понятно, что изменения в ее героине произошли на каком-то глубинном уровне. Ее Ирина давно выброшена из нормальной жизни и теперь наблюдает за ней со стороны. Даже самые обыденные действия провоцируют тяжелые воспоминания: из-за сбоя кассовой системы в супермаркете начинается приступ паники, от вида джипа становится дурно. Сидя в парикмахерской, она во все глаза смотрит на приемную маму Тео в соседнем кресле: как та поправляет прическу, как разговаривает по телефону. Взгляд у Ирины — Раппопорт в этот момент совершенно зачарованный: похоже, не только потому, что в семье именно этой женщины живет ее предполагаемая дочка, но еще и потому, что все это героине в принципе недоступно. Свой дом, размеренное существование, обычный житейский разговор… История, которую рассказал Торнаторе, отличается избыточностью, чрезмерностью, так что от актрисы требуется немалое мастерство, чтобы все это внутренне оправдать. Потому что добрую половину фильма думаешь, что Ирина ищет своего единственного ребенка, веришь в ее беду и ей сопереживаешь. А потом вдруг выясняется, что детей на самом деле девять, и с этой информацией справиться уже не удается. Еще восемь возникших будто из воздуха детей, которых Ирина произвела на свет и которых затем продали неизвестным людям, по замыслу режиссера, очевидно, должны довести трагедию до предельной точки. Но они, напротив, распыляют ее, переводят в разряд условности: представить себе, как такое возможно пережить и как после всего этого должен выглядеть человек, не получается. Значит, все понарошку, а-ля голливудская страшилка? И все-таки нет. Удивительным образом Раппопорт удается оставаться живой и убедительной в каждый момент своей роли. А в последней сцене так и вовсе выйти на иной — действительно трагедийный — уровень. Притом что и финал в пересказе кажется банальным: выпущенная из тюрьмы Ирина, которой предстоит депортация на Украину, встречает как бы саму себя в юности — очаровательную девчонку, открыто улыбающуюся миру и пока не подозревающую о том, как он жесток. Героиня Раппопорт смотрит на нее задумчиво; ее лицо в этот момент — лицо пифии, познавшей все на свете. Похоже, единственное, что ей теперь остается, — это сидеть вот так, будто дервиш, где-нибудь на обочине дороги, на краю какой-нибудь деревни, все равно — украинской или итальянской, и наблюдать мудрыми, все понимающими глазами за проходящей мимо жизнью… «Незнакомка» — пока единственный фильм, дающий адекватное представление о возможностях Ксении Раппопорт, о которых отлично осведомлены театралы, но могут не догадываться зрители, предпочитающие кино. Роли в наших фильмах и сериалах не сравнятся с картиной Торнаторе по размаху и сложности задачи. Вообще, отечественный кинематограф отчего-то часто склонен видеть эту роскошную женщину с гривой черных вьющихся волос и прекрасными глазами с поволокой скорее девкой-чернавкой, истеричкой-неудачницей. Самый очевидный пример — террористка Эрна из фильма Карена Шахназарова «Всадник по имени Смерть». В круглых очках, катастрофически ей не идущих, с каплями пота на лбу, Эрна сосредоточенно изготавливает бомбы и сходит с ума от любви к своему патрону по боевой группе — Борису Савинкову. Любовь как природная сила, не находящая применения, — тема, воплощенная не в одной работе Раппопорт. Удивляет, впрочем, что ее героини в кино обращают свою страсть на таких «неподходящих» мужчин. Разве не видно по Савинкову, которого убедительно играет Андрей Панин, что смерть до основания выжгла его душу? И разве не выглядит Есенин Сергея Безрукова, за которым хвостиком ходит ее Галина Бениславская, воплощенной посредственностью?

«Незнакомка»

Незначительность предлагаемых ролей часто навязывает героиням Раппопорт дробную характерность или скучную поверхностную «современность», что не отвечает ее актерской природе, которой свойственна некоторая монументальность. Кажется, она — актриса на такие роли, где понятия «рок», «судьба», «выбор», «мужество» не пустой звук. В пространстве трагедии — даже в своем сниженном или преображенном варианте — Раппопорт смотрится естественно: в этом смысле Торнаторе попал в точку. Одна из ее театральных работ — Иокаста в спектакле «Эдип-царь» режиссера Андрея Прикотенко, идущем на малой сцене Театра на Литейном. Постановка эта хулиганская, молодежная, текст Софокла сочетается в ней с почти дискотечными ритмами, протяжными фольклорными песнопениями и шутовской манерой игры. Однако пускай Раппопорт в мановение ока перевоплощается там из многоопытной Иокасты, матери и жены Эдипа, отлично знающей, как управляться со своим мускулистым увальнем, в игривую участницу хора в короткой юбчонке, — даже в этом насмешливом спектакле найдется несколько минут, чтобы зритель смог по-настоящему ощутить и тревогу Иокасты, и ее ужас перед открывшимся.

«Дядя Ваня». Елена Андреевна — Ксения Раппопорт. Академический Малый драматический театр. Режиссер Лев Додин

Склонность Раппопорт к крупной лепке, проявившаяся в «Незнакомке» и проглядывающая даже в «Эдипе», конечно же, — родом из Малого драматического театра, в который Ксения попала сразу после окончания Санкт-Петербургской академии театрального искусства, курса Вениамина Фильштинского. Театра, где спектакли поставлены так, будто сработаны на много десятков лет, где актеры играют с отдачей и сосредоточенностью, которую в наше время тотального распыления усилий почти нигде и не встретишь, а их герои даже в своей слабости, раздрызге, в несчастье выглядят «матерыми человечищами». Где, по свидетельству легендарного педагога по сценречи Валерия Галендеева, придерживаются принципа, некогда сформулированного Львом Додиным на репетициях «Пьесы без названия»: «Если бы забыть все концы и начала, а представить себе, что все это одно непрерывное течение и сплетение событий». Это чувство непрерывного течения жизни, ощущение спектакля как дерева, корни которого не видны, а крона теряется где-то вверху, за колосниками, возникает в МДТ часто, но все же не всегда. Однако оба спектакля по Чехову, в которых Раппопорт играет сегодня ведущие роли — «Пьеса без названия» и «Дядя Ваня», — именно такие. В «Пьесе без названия» она Софья, а в «Дяде Ване» — Елена Андреевна. Как ранний драматургический опыт Чехова отражается в его зрелом создании — «Дяде Ване», так и молодая жена Софья из первого спектакля глядится в другую молодую жену — Елену. Первая роль для Раппопорт немного с чужого плеча, изначально она поставлена на другую актрису, играющую ее и сегодня. Зато вторая — ее творение, причем триумфальное: за нее Раппопорт получила высшую театральную премию Петербурга «Золотой софит», была номинирована на «Золотую маску». И хоть и не завоевала эту награду (ее обошла Чулпан Хаматова со своим лопоухим хулиганом из «Мамапапасынсобака»), но стала одним из главных событий этой вообще богатой на открытия постановки. Эти два спектакля будто окликают друг друга. «Пьеса без названия» была поставлена Додиным десять лет назад с подчеркнутой эффектностью: дело здесь происходит в купальне, где плещутся все герои этой истории, а еще они играют джаз на разных музыкальных инструментах, и за всем этим легкомыслием, бенгальскими огнями и танцами скрывается такое отчаяние, от которого впору умереть. Платонов, на котором сходятся интересы всех персонажей, собственно, и умирает — от руки своей возлюбленной Софьи, хотя, если бы не она, он и сам бы вскоре покончил с собой. Разъедающее героя отчаяние убедительно, откуда оно у этого молодого человека возникает, тоже, в общем, понятно — из растущей пустоты внутри; так что весь спектакль — это движение Платонова в сторону смерти. А вот в «Дяде Ване» нет вообще никаких внешних эффектов — все подчеркнуто неспешно, традиционно: «люди пьют, едят, носят свои пиджаки» — кажется, так всегда и играют Чехова. Однако за этой традиционностью очень быстро обнаруживается новый смысл. Это спектакль о том, как люди безотчетно и естественно выбирают не смерть, а жизнь. Даже ту, которая не удалась, ту, что бывает невыносима и представляется безысходной. Жажда жизни, интерес к ней у всех героев додинского «Дяди Вани» просто невероятны: ни один из них не скажет, подобно герою пьесы «Иванов»: «Мне до порога трудно дойти, а вы — в Америку!» Была бы возможность, они бы все туда рванули, каждый в свою Америку. Такой возможности нет, и силы бродят без всякого применения, а таланты пропадают. Однако это не отменяет того, что отчего-то даже в мрачные моменты мир вокруг может показаться прекрасным, и дышится легко.

«Чайка». Нина Заречная — Ксения Раппопорт. Академический Малый драматический театр. Режиссер Лев Додин

> Молодые героини обеих историй разнятся так же сильно, как и сами спектакли. В «Пьесе без названия» Софья в исполнении Раппопорт появляется как гладкий тюлень из воды. Она вообще похожа на сильное молодое животное: красивая, гибкая, чувственная — а особенно похожа, когда мечется среди огней купальни во время вечернего праздника, будто зверь, предчувствующий собственную гибель. Но в личностном смысле она не слишком увлекает: кажется какой-то половинчатой, не до конца внятной. Вроде бы отдающая — но с каким-то цепким женским прищуром. Похоже, тонкая — но и с едва уловимым налетом банальности. Очевидно, страдающая — но с эгоистичными нотками в голосе. Так что когда Платонов говорит о своей возлюбленной: «Я ее знаю как свои пять пальцев. Как она хороша, а как она была хороша!» — в это веришь. Наверное, когда-то в детстве и в юности она была хороша по-настоящему, но что заставило ее поблекнуть, бог весть… Зато Елена Андреевна в «Дяде Ване» — это Софья, которая воплотилась. Это другая красота, безусловная: Софья была порывистой, тревожной, неуспокоенной — Елене тоже несладко, но она мягкая, плавная, одухотворенная. А главное — цельная. Нет ничего сложнее, чем сыграть хорошего человека, да так, чтобы он был убедителен, не казался пресным, чтобы он захватывал, — Раппопорт удалось выполнить эту задачу с блеском. В своей Елене Андреевне она передает обаяние добродетели — обаяние, которое, оказывается, обладает огромной притягательной силой. Эта пленительная женщина будто с серовских портретов, полная жизни в каждый момент своего существования, может увлечься — но, в отличие от Софьи, своего мужа она не предаст. От страха перед вдруг возникшей страстью? Вряд ли. Скорее, из уважения к тому, что связывает ее с Серебряковым, из-за чувства, которое, вероятно, видоизменилось, но все равно осталось любовью. Слов нет, профессор Серебряков — человек сложный, он капризен до невыносимости (Игорь Иванов бешено стреляет в окружающих раздраженным глазом и нервно кутается в плед), но он личность, человек очень достойный. И хоть однажды в момент ночного разговора с Соней Елена сметет легким движением руки бесконечные лекарственные склянки, выставленные на крышке пианино, — это будет скорее минута усталости, которая пройдет. Так что никакие порывы в сторону доктора Астрова отношениям с мужем не угрожают, что в спектакле прекрасно понимает и сам профессор, который, застав доктора со своей женой, бросает ему походя с великолепным небрежением сильнейшего: «Надо дело делать, господа!» Как и другие ведущие артисты Малого драматического театра, Ксения Раппопорт умеет говорить всерьез и о важном («Все, что делается всерьез, — наслаждение» — фраза, сказанная ею в одном из интервью, конечно же, не случайна). У нее есть дар играть крупно и по существу. Теперь, после «Незнакомки» Торнаторе, очевидно, это заметит и отечественный кинематограф.