Михаил Козаков: «Я, может быть, и в меньшинстве»

Михаил Козаков

Олексий-Нестор Науменко. Михаил Михайлович, как случилось, что вы взялись за постановку сценария «Очарование зла», который давно был написан Александром Бородянским и режиссером Николаем Досталем?

Михаил Козаков. В один прекрасный день, как принято говорить, хотя в чем-то он оказался грустным днем, мне позвонил продюсер Владимир Досталь, воз-главлявший компанию «Дом-фильм», с предложением прочитать сценарий, который изначально, как я понимаю, был написан для его брата Николая. Я с удовольствием согласился. Это был первый случай, когда не я сам что-то предлагал ставить на телевидении, а мне предложили как режиссеру.

Внимательно прочитав сценарий, я почувствовал там свою тему — взаимоотношение части эмиграции 30-х годов с родимой страной — СССР. Это многофигурная история, написанная по документам, где один из главных персонажей — Марина Цветаева. Как известно, ее мужем был Эфрон — в прошлом белогвардейский офицер, воевавший в первую мировую вместе со своим другом Константином Радзевичем (в сценарии он назван Болевичем). Наступила революция, и Цветаева с Эфроном эмигрировали.

До Парижа они были в эмиграции в Чехословакии. Там у Марины Ивановны был реальный — не литературный — роман с Радзевичем. Роман настолько серьезный, что она даже думала расходиться с Эфроном, но потом все же установился статус-кво: они не разошлись, а Радзевич так и остался их другом. В 30-е годы Марина Ивановна вместе с Эфроном оказалась в эмиграции французской. В Париже оказался и Радзевич.

Михаил Козаков

Жизнь Цветаевой во Франции была несладкой: с одной стороны, сложные отношения со сталинской страной, с другой стороны — французская эмиграция принимала ее неоднозначно: обвиняла в том, что она написала стихотворение «Челюскинцы» или, скажем, приняла Маяковского, воспевавшего Ильича. Но к тому времени ею уже были написаны потрясающие вещи — проза о России, о годах революции, а также чешские стихи, в том числе и по поводу романа с Радзевичем — знаменитое стихотворение «Попытка ревности»: «Как живется вам с другою...»

Эфрон, как и большое число эмигрантов, которые некогда противостояли большевикам, был из числа патриотов в полном смысле этого слова. Все они любили Россию, без нее тосковали, занимая второстепенное, а иногда и пятистепенное положение в Париже. Эфрон возглавлял Евразийский союз, у него была собственная теория о России, как о Евразии, не важно — большевистской или нет. И в какой-то момент он даже возглавил Союз возвращения на Родину — абсолютно по идейным соображениям. У него было искривленное представление о том, что происходило в это время в Советском Союзе. Впрочем, как и у людей более значительных — Фейхтвангера, Ромена Роллана... Короче говоря, Эфрон стал агентом ОГПУ.

Представьте себе ситуацию: Марина Ивановна с ее убеждениями и безукоризненной честностью и неподкупностью — и ее муж, ставший советским резидентом в Париже. Все это реальные вещи, которые частично вошли в фильм.

Михаил Козаков на съемках фильма «Очарование зла»

О. Науменко. Какие отступления от исторической реальности есть в вашем фильме?

М. Козаков. С Радзевичем, который появился в Париже, у Цветаевой романа уже не было. Эфрон завербовал его, и тот тоже стал агентом ОГПУ и довольно крупным резидентом. В фильме сделано иначе: не Эфрон вербует Радзевича, а Радзевич — Эфрона. При этом главной сюжетной линией является любовь Радзевича не к Цветаевой, а к Вере Гучковой — дочери Александра Ивановича Гучкова, председателя третьей Государственной думы, который привозил текст отречения Николаю II. Поэтому мы и переменили фамилию Радзевич на Болевич.

О.Науменко. Выходит, вы сняли политический, шпионский детектив?

М.Козаков. В фильме присутствует некая детективная линия. Она видна в отношениях Гучковой и Болевича. Вера Гучкова была очень интересной личностью: красивая женщина, натура взбалмошная, не лишенная авантюризма. Она в то время разошлась с мужем, и у нее начинается роман с Болевичем. Но она не знает, что он агент ОГПУ, и он ей об этом не говорит. В этом заключается интрига.

Поведение Болевича по отношению к Гучковой, мягко говоря, странное: время от времени он исчезает, не объясняя почему. Она полагает, что у него ренессанс отношений с Цветаевой и что Болевич уезжает к ней. На самом деле он занимается работой разведчика: по заданию ОГПУ едет вербовать Эфрона.

О.Науменко. Какие еще исторические личности фигурируют в фильме?

«Покровские ворота», режиссер Михаил Козаков

М. Козаков. В картине много пластов и довольно большая группа исторических персонажей — русских эмигрантов, которые в силу тех или иных причин стремились на родину, в частности князь Святополк Мирский, который был готов променять свое княжество на советский паспорт, что он и сделал и был, естественно, привлечен Лубянкой и расстрелян. И таких судеб в «Очаровании зла» немало. Причем людей очень разных. Были и такие, которые шли работать в ОГПУ по другим соображениям — материальным. Например, знаменитая певица Плевицкая и ее муж Скоблин — генерал, герой Ледового похода. Они были завербованы в 1930 году, и у меня дома есть копии этих расписок.

В фильме фигурирует и похищение генерала Миллера из Российского общевоинского союза, который представлял, как считало ОГПУ, некую опасность. В действительности реальной опасности не было: члены союза достаточно наивно полагали, что большевизм — это ненадолго. Таким образом, идет некая борьба работников ОГПУ во Франции с противниками Советской России.

О.Науменко. Где происходит основное действие фильма?

М.Козаков. Действие происходит в трех странах — Франции, Швейцарии и России. Там нет Сталина, но есть Ежов как высший руководитель того периода — руководитель ОГПУ — и его помощники-чекисты, реальные исторические персонажи, жившие во Франции. Среди них были чекисты, большевики еще дореволюционного периода, которые в какой-то момент начинают понимать, что происходит в Москве: процессы, посадки, ГУЛАГ... Следовательно, они подлежат уничтожению. И для этой цели из Москвы посылается еще один резидент, которому в этом деле помогают Эфрон и Болевич.

Одним из «отступников» был Рейс, это ненастоящее его имя. Именно он в свое время написал письмо Сталину, в котором сказал, что тот когда-нибудь будет судим за свою антинародную, антибольшевистскую позицию всеми коммунистами мира. Еще до этого письма Рейсу неоднократно предлагали вернуться в СССР, но он понимал, чем это грозит.

Для того чтобы выманить Рейса в Москву, к нему посылают его друга, тоже чекиста, Кривицкого, которого играет мой сын Кирилл. Идет процесс уничтожения чекистов старой гвардии чекистами новыми. Видите, какая многофигурная история? Надо добавить такую непростую вещь, одну из важнейших в сценарии: Вера Гучкова (дочь Гучкова!) становится работником ОГПУ; она действительно училась в школе ОГПУ в 1937-м и была на параде, где видела Сталина. Таким образом, интрига основана на том, что Болевич, с которым у нее роман, знает, что она работник ОГПУ, а она о нем не знает...

«Визит дамы», режиссер Михаил Козаков

Художественно эта история строится на том, и это тоже чистая правда, что Болевич — Радзевич не дожил год до своего столетия и умер под Парижем, оставаясь коммунистом, а Вера Гучкова, выйдя замуж за лорда Трайла, тоже коммуниста, мирно заканчивает свои дни в Кембридже. Во всех шести сериях героев и в молодости, и в старости играют одни актеры — Алексей Серебряков в роли Болевича и Наталья Вдовина в роли Гучковой.

О.Науменко. Почему фильм не показывают по российскому телевидению?

М.Козаков. Он прошел по RTVI — мировой телесети, которой руководит Гусинский. Его видели даже в Грузии и на Украине. Фильм также вышел на DVD. А канал «Россия», который купил «Очарование зла», не показывает его вот уже два года! И когда я обращался с вопросами к руководителям этого канала (теперь уже перестал обращаться), то общался только на уровне секретарш. Мне отвечали: «Я доложу — вам позвонят...» Но этого не происходит, и картина так и лежит у них где-то в архиве. За разъяснениями к ним обращалась и пресса, но они молчат, как Зоя Космодемьянская на допросе.

Когда я спрашиваю Владимира Досталя, почему кино не идет, он говорит: «Вы что, маленький? Не понимаете, что в нашей стране есть цензура?» И она хитрая. Почему, допустим, возможен сериал о Шаламове «Завещание Ленина», прошедший по телевидению, и почему в эфире невозможен мой?..

О.Науменко. Почему же?

М.Козаков. Могу только догадываться. Дело в том, что Сталин и ГУЛАГ — вещи известные. А в моей картине идет вскрытие неизвестных, но достаточно правдивых вещей. Это некий «Анти-Штирлиц», при этом эмоциональный. А вот этого, оказывается, «не надо»...

О.Науменко. Значит, причина в политике?

М.Козаков. Думаю, да. Но мне ничего не объясняют, говорят, что не обязаны ничего объяснять... Но это не всё. Дело в том, что с Марком Розовским мы написали другой сценарий — «Убийство Михоэлса», в котором довольно широко представлен исторический пласт. Мы заключили договор с кинокомпанией АМедиа, но когда сценарий уже был готов, нас просто вычеркнули из плана Первого канала...

О. Науменко. В вашем фильме есть какие-то аналогии с убийством Литвиненко?

М.Козаков. Может быть, может быть... Но это — на поверхности, а по сути механика-то не изменилась: все вроде бы другое, но все то же самое. Зрители, посмотревшие наш сериал, говорили мне, что картина заставляет и переживать, и думать. А вот этого сегодня на телевидении делать «не надо».

«Мания Жизели»

Таким образом, имея две вышеупомянутые истории с телевидением, я бросил это дело и занимаюсь театром, где иная степень свободы. Благо, я умею ставить спектакли и читать стихи.

О.Науменко. Когда вы начинали работу над сериалом, то не предполагали такого финала?

М.Козаков. Нет. Время стремительно менялось. А если учесть, что когда в начале 90-х Николай Досталь и Александр Бородянский писали сценарий, их пускали в архивы КГБ, то это дистанция огромного размера.

О.Науменко. Когда снимали, работалось легко, или были какие-то намеки на цензуру?

М.Козаков. Намеков не было. Но работали трудно, потому что у меня была большая группа, и я старался снимать киносериал. Правда, снимали на видео, потому что средства были ограничены: на шесть серий было отведено полтора миллиона долларов. А снимать надо было не только в Москве, но и в Феодосии, и во Франции. В картине много действия, экшна и много актеров.

О.Науменко. Актеры, как и шпионы, живут чужими жизнями. Почему вы выбрали актерскую профессию?

М.Козаков. У меня это началось с того, что я принимал участие в самодеятельности, читал стихи, видел успех, мне это доставляло удовольствие, и в 1952 году я поступил в театральный институт — в Школу-студию МХАТ с надеждой играть в театре и, если получится, в кино. Так оно и произошло. А потом я пришел в режиссуру.

О.Науменко. Успех был определяющим в выборе профессии?

М.Козаков. Нет. Определяющими были желание и некоторое дарование, которое подтверждается тем или иным успехом, тем, как тебя воспринимают зритель или слушатель.

О.Науменко. Доводилось видеть скучающего зрителя в зале?

М.Козаков. Служил в разных театрах: имени Маяковского, где играл Гамлета, долгие годы провел в «Современнике», какое-то время — во МХАТе, потом на Малой Бронной, в «Ленкоме»... Конечно, доводилось играть в спектаклях, которые не имели успеха. По счастью, таких за мою жизнь было немного.

О.Науменко. Кстати, о Шекспире. Некоторые искусствоведы, и шекспироведы в том числе, утверждают, что сегодня Шекспиру место на книжной полке...

М.Козаков. Глупость. Точно так же можно говорить и о Чехове...

О.Науменко. То есть вы считаете, что постановками чеховских и шекспировских пьес можно добиться того же успеха, что и во времена самих авторов?

М.Козаков. Если не большего...

О.Науменко. За счет чего?

М.Козаков. За счет трактовок. За счет таланта тех людей, которые этим занимаются. Одно дело, когда «Три сестры» поставлены Петром Фоменко в его театре, или когда «Горе от ума» ставилось Товстоноговым, или Шекспир — Питером Бруком. Каждое время предполагает свою трактовку и эстетику. Будем брать только талантливых людей, а не спекулянтов.

«Король Лир», режиссер Павел Хомский. Театр имени Моссовета. Фото В.Большакова

О.Науменко. «Гамлет» в свое время снился вам долгие годы. Теперь не снится?

М.Козаков. Кстати, «Гамлетом» я продолжал заниматься даже после того, как бросил его играть: записывал пластинки, создавал композиции, сделал телефильм «Играем Шекспира». А теперь... Знаете, я не придаю особого значения снам. Это настолько загадочная вещь!..

О.Науменко. Знаю, что вы гордитесь ролями идиотов в «Соломенной шляпке» и «Здравствуйте, я ваша тетя!»...

М.Козаков. Вообще-то я ничем не горжусь. В недавно вышедшем двухтомнике я написал, что можешь испытывать радость от того, что тебе что-либо удалось. Но всегда надо помнить, что ты есть некий сосуд, который кто-то — кто больше, кто меньше, кто немерено — наполнил способностями, дарованием. А дальше ты пытаешься реализовать отпущенное тебе судьбой, Богом, генетикой.

Если честно относишься к своему ремеслу, любишь его — не важно, чем бы ты ни занимался: кинорежиссурой, чтением стихов или чем другим, — то можешь порадоваться, но гордиться тебе абсолютно нечем. Потому что гордиться можно, наверное, совершенным подвигом — полетом в космос, например. Да и то, я думаю, если бы спросили великого физика Исаака Ньютона, гордится ли он открытыми законами, он бы ответил, что все это от Господа Бога.

О.Науменко. То есть человек является неким посредником?

М.Козаков. Безусловно! Другое дело — масштаб. Масштаб Микеланджело, Пушкина и Баха — и очень скромный масштаб наших общих дарований.

О.Науменко. Хорошо, слово «гордитесь» заменим на...

М.Козаков. Кажется, я понимаю, к чему вы ведете. Как профессионал я всегда пытался расширить свой диапазон. Мне всегда скучно повторяться. Пожалуй, как любому нормальному человеку. Например, моя жена Надежда упрекает меня в том, что если почитать мои интервью, то все они чрезвычайно похожи. Я говорю: «Надя, а что, я должен говорить что-то такое, чего не существовало, чтобы это было непохоже?» Интервью могли бы отличаться, если б я кардинально менял свое мировоззрение или характер и в один прекрасный день, сойдя с ума, стал бы рассказывать, например, о своей сексуальной жизни.

Что касается ремесла и диапазона... В молодости я был худой, симпатичный малый, но при этом также был характерным актером, всегда любил юмор и люблю его по сей день, поэтому и ставлю как режиссер то водевиль «Покровские ворота», то психологическую абсурдистскую драму «Визит дамы». То же самое и в актерской профессии: сегодня мне интересно играть драматическую роль Джека Бёрдона в фильме «Вся королевская рать», а завтра сыграть этих кретинов в фильмах «Соломенная шляпка» и «Здравствуйте, я ваша тетя!». Так я служу чистой профессии — как пианист, который всю жизнь гениально играет Баха, но если при этом он может играть еще и джаз, то это совсем неплохо. Так веселее, интереснее.

О.Науменко. Когда вы уходили из «Современника», то сказали, что «чины приелись». Разве чины — это плохо?

М.Козаков. «Чины людьми даются, а люди могут обмануться», — писал Грибоедов. Думаю, что у Бродского главное не то, что он лауреат Нобелевской премии, а то, что он великий поэт. Могу привести другой пример: никогда не пойму, почему орден «За заслуги перед Отечеством» Пугачева получает второй степени, а Рихтер — третьей. Тут вся абсурдность налицо.

Михаил Козаков на съемках фильма «Очарование зла»

О.Науменко. И все же чины — это не повод уходить из театра.

М.Козаков. Причины как раз были другие. Может, из «Современника» я и не ушел бы, но в то время мне предложили сниматься в фильме «Вся королевская рать», где нужно было не только играть, но и режиссировать, и отказаться от такой работы я не мог. Попросил академический отпуск, мне его не дали, тогда я ушел... Позднее из «Современника» ушел и Ефремов — во МХАТ, куда пригласил и меня в качестве режиссера-стажера. Что касается наград, чинов и званий, то Раневская называла их «похоронными принадлежностями». И была права.

О.Науменко. Но ведь чины могут служить свидетельством успеха.

М.Козаков. Нет. Разве у Нуриева было звание «Народный артист Франции»? Позднее он получил орден «Кавалер Франции» и, очевидно, имел на это право. Но в одном случае орден дается Нуриеву, а в другом случае — Пупкину. Например, у Высоцкого не было ни одного звания, как и у Даля. Так что, Даль от этого хуже народного артиста Ланового? Надо все соотносить. Лишь иногда, по счастливой случайности, чины могут иметь отношение к успеху. Например, тот же Рихтер был Героем Социалистического Труда. Но, как говорится, не за это ценят.

О.Науменко. В 1960-х вместе с популярностью вы приобрели автомобиль и стали одеваться «а-ля америкэн». Пижоном себя не считали?

М.Козаков. В молодости мне очень хотелось иметь автомобиль. Я с трудом купил «Москвич». При этом залез в жуткие долги. Потому вскоре и продал. Что касается одежды, то моя жена недавно нашла в Интернете информацию, что меня видели в метро и я был похож на бомжа. А я не считаю, что похож на бомжа. Конечно, надо одеваться чисто, но все же одежда должна быть удобной.

О.Науменко. А как же «а-ля америкэн»?

М.Козаков. Моя мама любила цитировать: «Мы умрем, и никто никогда не узнает наш вкус». Когда в России женщины носили, пардон, зеленые штаны с резинкой в качестве нижнего белья, а шелковые чулки считались признаком роскоши, то мне, двадцатилетнему, хотелось иметь собственный стиль. Мне нравилось, да и сейчас нравится, как был одет замечательный драматург Артур Миллер: пиджак из букле, серые брюки, черные ботинки, элегантная рубашка с галстуком. И мне тоже захотелось когда-нибудь приобрести такую одежду. Так у меня появились пиджак букле и штаны, но ничего во мне от этого не изменилось. Меня многие считали пижоном, надменным человеком — да мало ли что обо мне говорили в этой жизни, — но сам себя я таковым не считал.

О.Науменко. Где вы приобрели эти вещи?

М.Козаков. Я достал отрез букле, и в какой-то советской мастерской мне сшили из него пиджак и брюки. Конечно, это было не так, как у Миллера...

О.Науменко. Но вы были довольны?

М.Козаков. Два дня! Я очень быстро привыкаю к таким вещам. Меня не это интересовало в жизни, а гораздо более серьезные проблемы, которые даже теперь продолжают волновать меня.

О.Науменко. Какие именно?

М.Козаков. Главные. Существование в ремесле, которым я занимаюсь, совершенствование этого существования, его смысл. К сожалению, с годами в голову приходят разные мысли, о чем поэт Давид Самойлов писал так: «Я в даль ушел, мне было грустно, ушла любовь, прошло вино. И я подумал про искусство: а вправду — нужно ли оно?» Поэтому такие вопросы, как купить хорошую тряпочку, для мужчины заканчиваются через два дня.

Конечно, когда я выхожу на эстраду, то надеваю черный или серый костюм. Но в жизни люблю спортивный стиль: свитер, джинсы... Например, галстуки не любил никогда — они меня душили. Вообще, думаю, что одеваться нужно так, чтобы комфортно себя чувствовать.

О.Науменко. Ваши поиски смысла существования дали какой-то результат по сравнению с молодыми годами?

М.Козаков. Гёте считал старость лучшим временем жизни. Я так не полагаю, потому что у старости есть масса минусов: не только мысли о смерти, но и мысли о существующих или предстоящих болезнях, уход близких людей и, как писал Пушкин: «Томит меня тоскою однозвучный жизни шум». Очень серьезная строчка.

В молодости об этом не думаешь. Молодость обладает тем замечательным свойством, что мрачные мысли легко отогнать. Молодость более открыта к восприятию радостей жизни: биологических, психологических. Радостей от того, что увидел новую страну. Разве я могу сравнить впечатление, которое Италия произвела на меня в 1968 году, с тем, какое бы сегодня произвела на меня, скажем, Япония, где я никогда не был?

О.Науменко. И все же вы каким-то образом определили для себя смысл существования?

М.Козаков. В метафизическом смысле это сложнейший вопрос. А в бытовом смысле слова — стараться жить согласно своим убеждениям, так, чтобы совесть не особенно мучила, когда засыпаешь и просыпаешься, выполнять свой долг перед близкими, в том числе материальный, быть честным в своем ремесле, стараться не играть и не ставить то, что тебе не нравится.

Был такой период, когда меня сильно поджимала нужда. Но когда участвуешь в фильме, который тебя настолько раздражает, что ты выбрасываешь диск в мусоропровод, и когда кто-то естественно замечает, что ты опустился до того, что участвовал в таком дерьме, — вот это расстраивает очень.

О.Науменко. Только ли нужда является причиной?

М.Козаков. Нет. Иногда не получается. Например, я репетировал роль у Эфроса в «Мертвых душах». Спектакль назывался «Дорога». С какого-то момента мне стало ясно, что ничего не получится. Эфрос был не согласен и считал проявлением моего дурного характера споры с ним. Но, к сожалению, я оказался прав. А причинами были плохая инсценировка этого великого романа, дальше — неудачная режиссура и как следствие — неудачное исполнение...

О.Науменко. Понимание ничтожности приходит сразу?

М.Козаков. Да, сразу. Я всегда старался трезво смотреть на произведенное мною.

О.Науменко. Вы знакомы с Солженицыным. При коротком знакомстве виден ли масштаб личности, или он вырастает за счет общественного мнения?

М.Козаков. Когда мы, актеры «Современника», познакомились с Александром Исаевичем, то уже читали его романы, в частности «В круге первом» и «Раковый корпус». Поэтому когда я увидел его вживую, то не поверил своим глазам. И я, конечно, понимал, кто передо мной сидит. Вернее, перед кем ты сидишь!

О.Науменко. Одно время, в первой половине 90-х, вы метались между Россией и Израилем. Почему для человека русской культуры вообще встал такой выбор?

М.Козаков. Среди прочего тут есть и простые объяснения, но они от этого не менее важные... Это были 90-е годы, у меня родился сын, была жена Аня, не имевшая работы, были ее родители с нищенскими пенсиями и было очень трудно материально. А я не тот человек, который мог бы, как некоторые другие, воспользовавшись переменой политической ситуации, пробраться к «пирогу» в своем деле. И не я один: некоторые в итоге очень дурно кончили, в том числе и самоубийством.

В конце 80-х уже появились люди, которые, используя свои связи, стали выезжать за границу и зарабатывать гастрольной деятельностью. И когда мой фильм «Тень, или Может быть, все обойдется» был завершен, директ-риса сказала: «Миша, когда вы начинали снимать, фильм стоил два миллиона рублей, а теперь стоит четыре миллиона...» И я испугался. Потому что единственное, чем я умел зарабатывать деньги, было либо снимать телевизионное кино, либо сниматься в нем. А такого не предвиделось. И концертная деятельность никого не интересовала. Это, так сказать, материальное объяснение.

Второе: мы с женой — евреи. А в то время были вспышки реального фашизма — появились чернорубашечники, и я подумал, почему бы нам, как и другим, не уехать на какое-то время или даже навсегда из России? У меня было депрессивное состояние, но я нашел в себе силы, как мог, изучить иврит, чтобы играть на нем, собрал семью и уехал в Израиль, где прожил четыре с половиной года.

Времена стали меняться. Я довольно много успел в Израиле, создал там русскую антрепризу и, когда приехал с гастролями в Россию и увидел, что мы имеем успех, твердо решил вернуться на родину.

О.Науменко. Почему вы выбрали Израиль, а не Германию или Америку, где более респектабельное общество?

М.Козаков. Дело в том, что в Израиль я ехал играть по-русски. Там был театр «Гешер», которым руководил Евгений Арье. Вскоре театр перешел на иврит. Конечно, можно было продолжать играть по-русски, но русскоязычная аудитория была довольно бедна и немногочисленна. Тогда я принял решение перейти в более солидный Камерный театр, куда меня пригласили играть роль Тригорина на иврите.

О.Науменко. Насколько интерес к исторической родине был мотивом для эмиграции в Израиль?

М.Козаков. Мотивом это не было. Я православный, крестился в шестнадцать лет... Но это вопрос сложный: если б я родился в Италии или Польше, то, может быть, стал бы католиком. Или протестантом. Знаете, в большей степени Израиль заинтересовал меня, когда я туда приехал.

О.Науменко. Авантюристом себя не считаете?

М.Козаков. Нет. Я человек, принимающий решения, но многое, что со стороны может показаться авантюрой, для меня вполне логично. Это вытекает из моего характера, а характер — это судьба. Я принимал радикальные решения — переходил из театра в театр, переезжал из страны в страну, менял профессии — и для меня это было абсолютно органично.

О.Науменко. Почему вы решили вернуться в Россию, ведь 1996 год в материальном плане был еще более сложный, чем 1992-й?

М.Козаков. Я заскучал по русской публике, по русскому языку, по среде общения, по кругу друзей, мыслящих так же, как я, по их политическим, эстетическим и прочим воззрениям.

В 1996-м мне было легче, потому что я приехал уже с антрепризой, которая пользовалась успехом и ездила от Сибири до Нью-Йорка. То есть я открыл для себя новые возможности.

О.Науменко. И приобрели профессиональную независимость?

М.Козаков. Я всегда стремился к независимости. Пушкин говорил: «Независимость — словечко-то ерундовое, но уж больно сама вещь хороша!»

Конечно, я человек русской культуры. Но это не означает, что не люблю другие культуры. И смею думать, что кое-что неплохо знаю — ставил и «Фауста» Гёте, и пьесы Артура Миллера, люблю джаз и американское кино...

О.Науменко. Современное в том числе?

М.Козаков. Да, я вижу замечательные американские фильмы. Только их надо отбирать. Мне нравится картина «Все о Шмидте» с Джеком Николсоном, нравится «Терминал» Стивена Спилберга... В Америке не бывает года, чтобы не вышло пяти замечательных фильмов. Вообще, я думаю, что кинематограф, как и футбол, — это не русская игра. Это не исключает Эйзенштейна с его открытиями во второй серии «Ивана Грозного», или Калатозова с фильмом «Летят журавли», или Абуладзе с его «Покаянием», или картин Германа и Тарковского. Но, в принципе, кинематограф, как и мюзикл, в лучших своих проявлениях — это искусство Америки. Или европейских гениев типа Феллини, Бергмана или фон Триера. И все же основу кинематографа составляют лучшие американские фильмы.

О.Науменко. Насколько я знаю, наибольшее число имен кинематографу дала Италия.

М.Козаков. Не согласен. Начнем с начала двадцатого столетия и Гриффита, а закончим Спилбергом. И путь еще далеко не пройден. Но это мое субъективное мнение. Можно ведь любить кино Куросавы или хорошее французское кино с Жаном Габеном! Но мои любимейшие фильмы — американские: «Кабаре», «Касабланка», «Крестный отец»...

О.Науменко. То есть любите кинематограф, так сказать, актерский, а не авторский?

М.Козаков. Всегда должно быть сочетание того и другого. Да и вообще я считаю, что в начале было слово, и пока не написан хороший сценарий — в начале было слово! — ничего толкового быть не может.

О.Науменко. Однажды вы попытались поставить «Пиковую даму». И даже признались, что в главном герое Германе есть что-то близкое вам самому. Что именно?

М.Козаков. Некий фатализм. У Пушкина есть такое выражение — «странные сближения». Например, ваш приход ко мне — вроде бы обычное интервью, и оно может закончиться простым разговором, а может навести меня на размышления о чем-то очень важном. И тогда я скажу: «Был у меня случайно Алексей из Киева, и после этого произошло то-то и то-то».

О.Науменко. То есть вы считаете, что между внешне не связанными событиями все-таки существует какая-то связь?

М.Козаков. Иногда да. Но не всегда.

О.Науменко. Ваша постановка «Пиковой дамы» не удалась, хотя литература была на высоте...

М.Козаков. Я пытался дважды. В первый раз отказался, потому что понял, что великая проза не может перейти — по крайней мере, у меня — в адекватный кинематограф, даже телевизионный. Позднее я читал «Пиковую даму», и это было хорошо. Даже записал ее на пластинку. И если бы мне предложили экранизировать оперу, это бы удалось, потому что там экранизирstrong уется музыка и сюжет братьев Чайковских. Они очень хорошо знали театр и создали довольно крепкую драматургию, хоть и сильно изменили Пушкина. И все же «Пиковая дама» — пример величайшей прозы, не заменимой зрительными образами.

О.Науменко. Как и романы Достоевского?

М.Козаков. Думаю, да. Поэтому мне так скучно смотреть «Преступление и наказание» и другие экранизации Достоевского. А второй раз, уже поставив «Маскарад» Лермонтова и «Фауст» Гёте, я возомнил, что мне удастся найти киноязык для постановки «Пиковой дамы». Приложил массу усилий, фантазии, потратил столько времени, сколько ни на что другое в жизни не тратил, снял тысячу полезных метров, где каждый эпизод был по-своему неплох, но когда стал склеивать, то понял, что конгениальности добиться не удастся.

О.Науменко. Компромиссный вариант вас не устраивал?

М.Козаков. С Пушкиным — нет! Я даже заболел и угодил в неврологическое отделение — почти как Герман.

О.Науменко. В последнее время вы занимаетесь в основном театром. Что-то ищете или просто работаете?

М.Козаков. Ищу пьесы, которые мне нравятся. В этом сезоне я поставил любимую «Чайку» в Грузии на грузинском языке — в Театре имени Марджанишвили. Поставил концерт-спектакль по Иосифу Бродскому «Ниоткуда с любовью» с двумя актерами, где используются пение, хроника, стихи и фрагменты диалогов Бродского с Соломоном Волковым, которые они вели в Нью-Йорке. Сейчас ставлю легкомысленную русскую комедию «Любовь по системе Станиславского» по пьесе молодой актрисы Роми Вальга. Абсолютно оригинальный сюжет. Играют Елена Шанина из «Ленкома», Оскар Кучера, Александр Песков, автор пьесы Инна Милорадова (она же Роми Вальга), мы с Валентином Смирнитским играем стариков.

О.Науменко. Российским кино интересуетесь? М. Козаков. Иногда смотрю, когда узнаю о каком-то фильме, который вызвал резонанс у публики, независимо от моего отношения к теме или жанру. Мне по-нравилась картина «Свои» Месхиева, сериал Прошкина «Доктор Живаго»...

О.Науменко. А «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко?

М.Козаков. Смотрел, но мне не понравилось. Вот я и говорю, что смотрю то, о чем говорят. Иногда что-то случайно. Для сериала мне достаточно десяти минут, чтобы определить, стоит смотреть или нет.

О.Науменко. Фильмы молодых режиссеров смотрите? Балабанова, например...

М.Козаков. Смотрю. «Груз 200» не понравился, а вот «Война» и «Брат» пришлись по душе. Вообще-то не принято говорить о коллегах, «о коих не сужу, поскольку к ним принадлежу». Мне легче говорить о том, что понравилось. Например, фильм Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» мне нравится, хоть я, может быть, и в меньшинстве.

О.Науменко. Какие у вас, актера, были мотивы взяться однажды за режиссуру?

М.Козаков. Я постепенно шел к этому, хотя Олег Ефремов в «Современнике» очень рано стал тянуть меня в это дело. Но поначалу я отказывался. И начал в 1960-х годах с очень маленьких, скромных телеспектаклей — мне нравились съемки в интерьерах, в декорациях. Я довольно много поставил. Затем постепенно перешел к телефильмам, первым из которых стала «Безымянная звезда». Мне нравится именно телевизионное кино. И когда «Покровские ворота» мне предложили ставить как кинофильм, я отказался и поставил фильм для телевидения.

О.Науменко. Когда вы как режиссер выбираете актерский состав, то чем при этом руководствуетесь?

М.Козаков. Для меня очень важно совпадение психофизических данных актера с той ролью, которую я ему предлагаю. Плюс актерское дарование.

О.Науменко. А комфортность в общении учитываете?

М.Козаков. Нет. У меня редко бывали конфликты с актерами. Сначала я рассказываю, что это будет за фильм, как я буду строить роль, и говорю: «Если тебе это подходит, соглашайся. Если нет, тогда не соглашайся».

Некоторые считают меня диктатором, потому что я способен показать, как надо играть тот или иной кусок, добиться интонации и нужного темпоритма. Но если я сталкиваюсь с таким талантом, как, например, у Олега Даля, который играл в моем телеспектакле «Удар рога», то всегда прислушиваюсь к тому, что он от себя привносит. Это феномен актерской личности. Но и в данном случае мы шли синхронно, внимательно слушая друг друга.

За все отвечает режиссер: за сценарий, за кастинг... Потому что если актер плохо играет, то либо ты не сумел ему объяснить, что тебе надо, либо ты его неверно выбрал.

О.Науменко. У вас есть друзья среди коллег-актеров?

М.Козаков. Лучшие друзья ушли...

О.Науменко. Они не обижались, если вы не приглашали их в свои фильмы?

М.Козаков. Не знаю... Правда, однажды Андрюша Миронов, с которым мы дружили, сказал мне: «Что ж ты взял в „Покровские ворота“ Равиковича, а не меня?» Это на роль Хоботова. Я ответил: «Андрюша, ты слишком знаменит, чтобы играть жителя коммунальной квартиры». Правда, на пробах он был хорош — смешно играл. Но он был Мироновым, а мне нужен был типичный еврей с такой себе «виннипушестостью». У меня был выбор: звездный состав или незвездный. Я выбрал незвездный. Там одна звезда по те временам —

Леонид Броневой, но он играет артиста, который даже в коммунальной квартире может быть известным персонажем.

Конечно, лучше выбирать актеров среди друзей, но — если дружишь с ними не только по принципу рюмки водки, а еще и по сходству мировоззренче-ских и эстетических взглядов.