Фашизм «В разумных переделах»

Существует ли фашизм в России? По данным последних лет, россияне вполне отдают себе отчет в его существовании. В 2005 году на вопрос: «Есть ли в России фашисты?» наиболее часто (треть опрошенных) давался ответ: «да, и их стало больше». В последующие годы так считала уже половина опрошенных. Около половины же соглашались с формулировкой, что «политический экстремизм, фашизм» распространен или очень широко распространен.

«Россия 88»

Совсем иначе выглядят ответы на вопрос, находят ли россияне в этом опасность. Так, в исследованиях, проводившихся в 2007-2008 годах, на тему «что представляет сейчас основную внутреннюю угрозу для России?», суждение «политический экстремизм (фашизм, мусульманский радикализм, крайний национализм)» оказывалось на предпоследнем месте. Его выбирала одна десятая — одна двадцатая часть опрошенных. Скинхеды, националистически настроенные группировки оказались на втором месте от конца в перечне групп, представляющих «наибольшую угрозу безопасности общества».

Выходит, фашисты есть, но мы их не боимся.

Уточним, как относятся россияне к действиям скинхедов. Вне зависимости от постановки вопроса, большинство выбирает ответы, говорящие об отрицании таких действий. Полное одобрение рискуют выразить менее десяти человек из ста. На этом фоне привлекают внимание относительно многочисленные ответы, оказывающиеся в тени прямого массового осуждения. Здесь на втором месте, в качестве обертона, ответа не вслух, а про себя, оказываются суждения вроде «не одобряю их действия, но они должны иметь возможность выражать свои взгляды», «отношусь к ним (»бритоголовым«) без особых чувств, как к любым другим».

Если же говорить об отношении общества не к группировкам, то есть к тем, кто прямо идет на нарушение законов и человеческих норм, а о не подлежащих суду материях — их идеях и лозунгах, то здесь названный обертон получает место тона основного. Идею «Россия для русских» с тех пор, как социологи начали изучать отношение к ней в конце 1990-х и до последнего времени, поддерживало со словами «ее давно пора осуществить» меньшинство (примерно 15 процентов), но другое меньшинство (примерно 25 процентов) отвергало со словами «это настоящий фашизм». А поддержку большинства (42 процента в 2008 году) получал, так сказать, компромисс этих крайних позиций: идею «Россия для русских» было бы «неплохо осуществить, но в разумных пределах».

Таким образом, идею если не национальной исключительности, то национального исключения всех «не наших» российское общество сегодня поддерживает. При этом публика в массе своей избегает любых крайностей, сама идти на риск крайних (по-нынешнему «экстремистских») действий она не согласна. Формально люди не одобряют и тех, кто берет на себя этот риск, в частности — своих молодых сыновей, которые идут очищать страну от «черных». Но они готовы одобрять их в каждом частном случае. Ведь эти «наши дети» в своих нападениях на «не наших» как раз и осуществляют то самое, что, по убеждениям остальных — отводя глаза, проходящих мимо, — «было бы неплохо осуществить». При этом они разве что преступают «разумные пределы». Только и всего.

Теперь пора сказать, что употребление слов «российское общество» в этих контекстах неуместно. Общность, которая испытывает такие чувства, — это общность, основанная не на гражданских отношениях, а на связях более низкого и архаического порядка, свойственных родовым, племенным, этническим группам. В вопросах об отношениях к «чужим» большая часть ответов — это ответы не граждан, а этноморфной массы. Ей не присуща общечеловеческая этика, для нее мир — это место борьбы «своих» с «чужими».

И все средства тут хороши.

Поэтому неудивительны вердикты присяжных, оправдывающих убийство дюжиной вооруженных одного безоружного, убийства взрослыми детей. Понятна и связь этих проявлений с широкой поддержкой полковника Буданова. Россия, русские убедили себя в том, что на них пошла чужая сила. «Черные», «не наши» обрели статус внешнего врага, а по отношению к нему действуют соответствующие правила и нормы. И, наоборот, не действуют общечеловеческие, обычные законы страны.

Читатель скажет: к чему рассуждения об архаических общественных формах, когда есть современное уголовное законодательство, ясно квалифицирующее эти действия как тяжкие преступления. Существуют современные институты — правоохранительные органы, имеющие недвусмысленные должностные инструкции для действий в таких обстоятельствах. Надо только добиться, чтобы милиция делала свое дело, и скинхедов не станет слышно и видно.

Драма заключается в том, что для Российского государства со стародавних времен «европейские» (ныне «общечеловеческие») законы, правила, институты — такой же политический ресурс, как «азиатские», черносотенные (ныне «националистические») силы и институты. Эти силы возникают спонтанно и снизу, будучи эманацией этноплеменной компоненты общества. Но они никогда не воспроизводятся вне контроля государства в лице, как правило, его тайных служб. Государство по собственному соизволению их то выпускает на волю, то загоняет назад. История погромов убедительно показывает, что все они сперва допускались, а затем пресекались властями. Так поступали и царская, и большевистская власти. Нынешняя не нашла сил вырваться из этой традиции.