Владимир Малышев: «Школа себя оправдала. ВГИК вчера и сегодня». Точка зрения ректора
- №6, июнь
- Александр Губанов
Владимир Малышев, ректор ВГИКа имени С.А.Герасимова |
В нашем кино было много разных моментов, которые так или иначе связаны с ВГИКом. Институтом он, правда, стал только в 1934 году. А в 1919-м — в момент основания — это была первая в России и в мире государственная киношкола. Как писали тогда в газетах, школа должна была «создать авангард актеров, режиссеров, декораторов, операторов, лаборантов и механиков — мастеров экрана». Первым ее руководителем стал Владимир Гардин, известный еще в дореволюционном кинематографе.
Если говорить о современном ВГИКе, то он сильно отстает в техническом переоснащении. И это тем более заметно на фоне свершившейся в кино за последние десять-пятнадцать лет технической революции. Появились новые цифровые и компьютерные технологии, а учебная киностудия у нас осталась на уровне 80-х годов. В течение нескольких лет у нас не было достаточных средств на ее переоснащение. (Сейчас мы пытаемся преодолеть разрыв, и первые шаги в этом направлении уже сделаны — в 2009 году у ВГИКа будет великолепный монтажно-тонировочный комплекс.) Кроме того, нам по-прежнему не хватает аудиторий. Требуется семьдесят, а их только около сорока. Да и мастерские, в которых учат режиссеров, мало приспособлены для современного обучения.
Мы сейчас живем в основном за счет студентов, которые учатся на коммерческой основе. В прошлом году соотношение бюджетных и платных мест у нас составляло пятьдесят на пятьдесят. В этом году договорились, что за деньги у нас будут учиться не более 30 процентов студентов. Если творческий вуз берет несколько «коммерческих» студентов — это не беда. Наоборот, мы даем возможность попасть в обойму тем, у кого есть талант, но кто, может быть, ошибся на вступительных экзаменах или по ходу учебы не все успевал. Но когда их много — это не дело. Проблема даже не в том, что они чем-то хуже. Мы, извините за выражение, тупых не берем. Но в мастерской должно быть не больше пятнадцати-семнадцати человек. Так повелось еще со времен Эйзенштейна. О каком творческом воспитании может идти речь, если в мастерской сорок студентов? Чтобы с каждым поговорить вдумчиво, у мастера просто времени не хватит.
Кроме того, у нас огромный конкурс. В прошлом году на пятнадцать мест актерского факультета претендовали две с половиной тысячи человек. На десять мест режиссерского факультета — пятьсот человек. Многие хотели во ВГИКе второе высшее получить. Кстати, безобразие, что в творческих вузах второе высшее платное. У нас обучение довольно дорогое: сто тридцать — сто пятьдесят тысяч в год не каждый себе позволит. Вот и получается: приходит человек после школы, совсем еще ребенок, на режиссерский поступать. Ему через четыре года нужно проецировать свое мировоззрение на экран, а какое в таком возрасте мировоззрение? Мы встречались с депутатами, просили изменить закон, чтобы второе высшее было бесплатным. Обещали пойти нам навстречу.
Председатель ГЭК Михаил Курилко-Рюмин и Геннадий Епишин во время выпускных экзаменов на художественном факультете |
Мы ведь государственный вуз и обязаны подчиняться законам. Но экзамен в творческом вузе — всегда лотерея. Кому-то везет, кому-то — нет. Вот Вячеслав Тихонов рассказывал, что конкурс во ВГИК не прошел. Стоял и плакал на лестничной площадке. Вышел кто-то из великих, пожалел мальчика и взял. И кто тогда мог знать, какой это талант! А потом, не забывайте, ВГИК все-таки первая киношкола мира, система отбора студентов у нас отработана годами. Так что не беспокойтесь, мы найдем способы, чтобы вне зависимости от результатов ЕГЭ определить уровень абитуриента. Хотя и тут, конечно, с объективностью могут быть вопросы. Вот режиссер Вадим Абдрашитов как-то на «круглом столе» возмущался, почему абитуриенты не знают имена чеховских трех сестер. На что ему критик Кирилл Разлогов заметил: «А ты знаешь, как эсэмэску за три секунды сокращенным языком написать? Я не могу. А они могут». Что тут скажешь — другой век на дворе. И мы не можем это не учитывать. Я считаю, что залог долголетия ВГИКа — умение сочетать почти вековые традиции с современностью.
Владимир Грамматиков, Алексей Баталов, Игорь Ясулович, кафедра актерского мастерства |
Мы, конечно, очень обветшали. Раньше выпускники шли по направлениям работать на киностудии помощниками режиссера, оператора, и там их за пару лет натаскивали. А сейчас никакого распределения нет. Приходит выпускник к продюсеру: «Хочу у вас работать, вот у меня диплом есть». Сразу вопрос: «А с цифровым оборудованием обращаться умеешь?» Что может ответить выпускник — что им такую технику только издалека показывали? Конечно, мы пытаемся не отставать от новейших технологий: новый пульт для перезаписи приобрели, просмотровый зал отремонтировали.
Но в нашей стране все приходится выбивать, бегать по кабинетам, доказывать, упрашивать. Это целая наука. Помимо всего прочего, нужно, например, знать, когда у секретарши в министерстве день рождения.
Переизбытка кадров в кинематографе нет и еще долго не будет. Ежегодно с каждого факультета у нас выпускаются двадцать-тридцать человек. Между тем одновременно на различных стадиях производства находится огромное количество картин, не считая сериалов. Отрасль развивается, несмотря на кризис. Власти обещают, что через три года в России будет семьдесят цифровых телеканалов. И кто будет поставлять им контент, те же сериалы? Нужны актеры, осветители, режиссеры.
В декабре мы из института превратились в университет. У нас есть три ступени высшего образования: институт, академия, университет. Приятно сознавать, что первая киношкола мира все-таки занимает высшую ступень. Мы теперь Всероссийский государственный университет кинематографии, но сокращенно ВГИК. Российская академия театрального искусства после переименования тоже ведь не стала РАТИ, а осталась ГИТИСом. Если бы нас заставили «вгукнуть», мы бы предпочли остаться институтом.
Вадим Абдрашитов |
Кино сейчас стало рыночным, продюсерским, во многом потребительским. Вообще, нынешний продюсер — это фигура похлеще какого-нибудь худсовета студии или Госкино. Он, например, может отсмотреть черновой материал и сказать: «Нет, мне не нравится, как это снято. Хочу, чтобы было по-другому». Режиссеру в такой ситуации приходится или соглашаться, или с гордо поднятой головой хлопать дверью. Может быть, и режиссер — гений, и картина гениальная, но у продюсера все равно конечная цель — получить прибыль, иначе он не продюсер.
Сейчас, к сожалению, от наших ребят зачастую требуют лишь обладания определенным набором профессиональных приемов, я бы даже сказал, ремесленных навыков, необходимых для конвейерной штамповки оловянных киносолдатиков. Оператор должен уметь работать на современной аппаратуре, режиссер — быстро организовывать процесс на съемочной площадке
и командовать: «Камера! Мотор!» Но дело в том, что начинающему режиссеру очень сложно после маленькой дипломной картины, созданной в течение года под крылом мастера, сразу включиться в потогонное кинопроизводство, когда серия снимается за неделю. Кто-то приспосабливается к такому ритму, вписывается в жесткий формат. Но я уверен, что телевидение таким образом на корню губит талантливых молодых режиссеров, операторов, актеров. Что можно снять за неделю? Как человек может раскрыть себя при такой системе? Ему просто надо забыть то, чему его учили. Телевидение портит не только зрителя, но и творца, особенно молодого — своей безвкусицей, пошлостью, требованиями «быстрей-быстрей».
Вадим Алисов и Вадим Юсов, кафедра кинооператорского мастерства |
Раньше дипломник приходил на киностудию и начинал работать вторым режиссером, вторым оператором. И так три-четыре года. Он набирался опыта, проявлял себя, и тогда ему уже давали возможность снять самостоятельную картину. За редкими исключениями человек не может перескочить от дипломной работы к большой постановке, не пройдя промежуточный этап. Представьте себе, что окончившего Высшее военное училище лейтенанта сразу поставили бы командовать полком. Никто и никогда на это не пойдет, потому что лейтенант должен побыть старшим лейтенантом, капитаном, майором и так далее, пройти определенную школу. Не может и наш студент, сделав дипломную работу, ограниченную наличием двух-трех актеров, тремя-четырьмя объектами, малым бюджетом, сразу снимать большой фильм или сериал, где задействованы пятьдесят актеров, тридцать пять объектов, техника и километры пленки.
То есть требования школы и сегодняшней кинопроизводственной жизни вступают в противоречие. Давайте обсудим программу. У нас во ВГИКе уже сейчас более десяти предметов связано со спецификой телевидения. Мы готовы создать попечительский совет, чтобы можно было вместе решать, как нам модернизировать систему обучения. Можно набирать целевые экспериментальные группы, группы режиссеров сериала.
Так как телевидение активно занимается созданием телевизионного кино, сериалов, оно должно быть заинтересовано в профессиональных кинематографических кадрах. Ведь когда появятся многочисленные цифровые каналы — а произойдет это совсем скоро, — их надо будет чем-то заполнять. И думать об этом надо уже теперь.
Поэтому владельцы телеканалов и студий не должны больше быть просто потребителями и критиками. Если им кажется, что выпускники приходят плохо подготовленными, значит, нам всем вместе надо готовить их к творчеству. Скажите, чего вы хотите от наших студентов. Давайте мы будем направлять их к вам на практику на большие картины. Пока у нас нет собственной супертехники, можно проводить какие-то занятия у вас. Богатые компании и телеканалы могут делать заказ на определенных молодых специалистов, доплачивать за обучение по особой программе. То есть сотрудничество в любом случае необходимо. Студент должен как можно раньше окунуться в большое кино.
Одельша Агишев и Юрий Арабов, кафедракинодраматургии |
Вообще, изначально наша киношкола основывалась на обучении творческой молодежи мастерами, когда от мастера к ученику переходили не только профессиональные навыки, но и важные мировоззренческие понятия. Сохранять традиции и идти путем формирования сознания творца, развивать его самобытность или готовить специалистов по ускоренной системе — вот перед каким выбором мы сейчас оказываемся.
Если оценивать европейскую двухступенчатую систему, то бакалавр — это, грубо говоря, полуфабрикат. Недавно я был в Пекине на конференции СИЛЕКТ — Международной организации школ кино и телевидения при ЮНЕСКО, разговаривал с ректором Болгарской киноакадемии, перешедшей на двухуровневое обучение. Спрашиваю: «Зачем?» Он отвечает, что тем самым студент получает возможность выйти в мир, поехать в более продвинутые в кинематографическом отношении страны, чтобы там продолжить обучение. Но вот бакалавр уезжает во Францию, Германию или США, становится там магистром. Вряд ли он потом вернется на родину снимать кино. Если мы не отстоим традиции российской киношколы, которой девяносто лет, то можем утратить особенности национального кинематографа, оказаться подогнанными под единую западную модель обучения.
Хотя от инноваций в то же время уходить нельзя, чтобы в очередной раз не отстать от мирового прогресса. Кембридж и Оксфорд сильны не просто своими брендами, но прежде всего тем, что накапливали традиции столетиями. И от них они не отказываются. В России может быть много частных и других учебных заведений и курсов, осуществляющих подготовку режиссеров. И каждый должен сам выбирать, где ему учиться. Но старейший государственный вуз должен сохранять традиции классического обучения и академизм. Вот, к примеру, в этом году мы набрали мастерскую для обучения той анимации, какой она была в докомпьютерный период. Еще неизвестно, не потребуется ли это на следующем витке развития. А все к тому времени будет безвозвратно утрачено.
Несмотря на то что Министерство культуры отстаивает наличие одноступенчатой системы подготовки специалистов в сфере кинематографии, а не только двухуровневой, на подготовку первых будет выделяться меньше средств, о чем свидетельствуют готовящиеся приказы Министерства образования. Поощрять и давать большую степень свободы, выделять больше бюджетных мест на обучение будут тем, кто перейдет на двухступенчатую систему. Об этом нам говорят на последних семинарах. Где-то это оправданно — как на экономическом факультете. Но не уверен, что годится для творческих специальностей.
Прогнозирование — часть государственной политики. Но, к сожалению, сегодня нет ни одного серьезного социологического исследования, которое бы позволяло понять, сколько и каких специалистов потребуется лет через пять-десять. Кто знает, может быть, года через три-четыре уйдут в силу возраста 70 процентов звукорежиссеров или операторов. И, возможно, именно сейчас нам следует набирать не одну, а три мастерские звукорежиссеров.
Мы с нашими мастерами направили в Минкультуры предложение по созданию на базе ВГИКа университетского комплекса, чтобы объединить усилия с ВНИИ киноискусства, так как ВГИКу не хватает научной основы. Требуется теоретическое осмысление последнего десятилетия в развитии кино. Нужны новые учебники. Конечно, речь идет не о том, чтобы ВГИК подмял под себя ВНИИК, выступая в роли начальника. Есть и иные формы сотрудничества, оставляющие за сторонами самостоятельность.
В этом году ВГИКу исполняется 90 лет, а в прошедшем мы отметили столетие российского кинопроизводства. Если вспомнить, кто определял его развитие, то можно смело сказать, что основные достижения связаны со вгиковцами. И Тарковский здесь учился, и Кончаловский, и Шукшин, и оскароносцы Михалков и Петров. Да и на современное поколение посмотрите. Выдвинутая в прошлом году от России на «Оскар» Анна Меликян училась у нас, как и Алексей Герман-младший — один из победителей последнего Венецианского кинофестиваля. Федор Бондарчук тоже обучался во ВГИКе. Значит, эта школа себя оправдала и оправдывает, если из нее выходили и выходят такие разные и талантливые кинематографисты. Традиции, нравственность, национальное своеобразие — вот те основы, от которых ВГИК не откажется никогда, даже в угоду рынку. В противном случае мы можем потерять отечественный кинематограф.
Материал подготовлен на основе интервью, взятых у В.Малышева Александром Губановым