«Кинотавр»-2009. В городе Сочи темные ночи. Режиссеры о конкурсной программе
- №8, август
- Елена Паисова
Алексей Герман-младший
Несомненно, во всех картинах, представленных на «Кинотавре», есть нечто общее — в плане философии, картины мира, сюжетов. У авторов схожее видение мира, характерные стилевые особенности. Мы увидели множество очень хорошо сделанных картин. Но в этом кино отражена одна проблематика, и киноязык также схож. Мне кажется, это этапное кино, прекрасное, замечательное, но — переходное.
Художественное соревнование сейчас, очевидно, идет на одной территории. То есть все эти режиссеры в той или иной степени достигли некоего обобщенного совершенства в определенной манере и способе описания мира, рефлексии и отражении событий. И теперь, после такого сближения, каждый режиссер задумывается о том, что ему делать дальше, как развивать свой киноязык. Это очень важный аспект. Киноязык ценен именно тем, что он неоднороден, у каждого автора он свой. Его нужно развивать, привносить в него что-то новое, по-разному использовать, не бояться экспериментов.
С другой стороны, это этапный кинофестиваль, который во многом поможет понять ритмику современного кинематографа и оценить уровень эмоциональной вовлеченности участников кинопроцесса.
Конечно, киноязык, как и мир в целом, сейчас глобализируется. Этот процесс не остановить, и мы должны принимать его, нравится нам это или нет. Меняется сама манера общения со зрителем, она требует все большей универсальности, четкости. К тому же так или иначе режиссеры должны считаться с правилами кинорынка. Но надо отметить, что сегодня фильмы «Кинотавра» не будут широко востребованы. И не потому что они плохие. Они хорошие, они лучше многих других фестивальных работ. Просто на данном этапе их сложно воспринимать, в них множество барьеров.
К развитию киноязыка могут быть разные стимулы. Французские режиссеры «новой волны» многое заимствовали из киноведения. Формировалась новая, интеллектуально более развитая аудитория; зрители стали обгонять художников и требовали обновления киноязыка. Что сегодня может служить стимулом? Кинокритика у нас тупеет, становится плоской, поверхностной. Сегодня у авторов почти нет побудительных мотивов развития. Разве что конкуренция. Режиссер — профессия соревновательная, профессия одиночек. Каждый старается сделать фильм, который будет не похож на другие. И это постоянное толкание локтями есть взаимодействие, постоянный побуждающий стимул, благодаря которому существует кино и происходит закономерная смена поколений. Александр Митта Каждый фильм нынешнего «Кинотавра» — крик отчаяния. Вместе они образуют довольно цельную картину современного мира. Собралось несколько молодых режиссеров, которые в своих работах стремятся выразить боль, которую они испытывают. Они рады, что у них есть возможность выплеснуть эту боль времени, это ощущение безнадежности. Они сосредоточивают внимание на отчаянии, на том ужасе, в котором живут многие люди. Эти картины не вписываются в рамки коммерческого кинематографа. И мне нравится, что они пытаются пробраться в глубь человека, сдирают с себя корку равнодушия, не гонятся за пустым развлечением. Я бы сказал, «Кинотавр» опровергает все обвинения по его адресу: ломается панцирь негативного отношения к нему как к фестивалю, где основной акцент сделан на самовыражение, самоуглубление, равнодушие к социальным проблемам. Развивается гламурная культура — и пропорционально растет глубина социальной проблематики фильмов. Иногда она, скажем, выражена неявно, но тем не менее отражает самую суть. И чем талантливее режиссер, тем лучше ему удается проникнуть в эту суть. Мне понравились картины Хомерики, Снежкина и Сигарева — у них получились очень пронзительные работы. Я абсолютно доверяю той жизни, тем реалиям, которые они показывают. Ощущение, что они сами пережили каждую эмоцию. Эти фильмы основаны не на выдумке, не на спекуляции, а на реальной человеческой крови. И это очень ценно. Важно принять и разделить этот опыт. Человеку нужно знать, что он не одинок. Режиссеров, снимающих подобные картины, сейчас немного. Все хотят зарабатывать, увидеть маячащий свет Голливуда в конце туннеля. По-настоящему художественным кино занимаются пять-шесть человек. И то, что они собрались здесь вместе, — значимое событие. Впоследствии вокруг этих людей может сформироваться некое культурное пространство, которое вовлечет и других. То, что эти фильмы были отобраны на конкурс фестиваля — уже большая награда для режиссеров. Я вижу, что зрителям нравятся картины. А если отбор становится поводом для гордости режиссеров, значит, фестиваль выполняет свою задачу. Многие отмечают, что в картинах довольно молодых людей сквозит трагизм, что их понимание жизни связано с разочарованием, что они словно бы предсказывают некие глобальные социальные болезни, ставят обществу диагноз. Но мне все видится не так мрачно. Просто молодые острее воспринимают жизнь, ее боль, несправедливость, ее испытания. Ведь современная жизнь действительно очень драматична. И эти ребята как бы заявляют нам: «Мы не лекарство, мы — сама боль». Андрей Прошкин Думаю, вопрос об общности конкурсных картин должен быть адресован сторонним наблюдателям, мне сложно об этом судить. Но, в принципе, можно уловить некую смысловую близость показанных в Сочи фильмов. Хотя сходство здесь не столько тематическое, сколько настроенческое. Что касается стилистики, тут тоже все неоднозначно, мне кажется, сравнивать работы разных режиссеров все же трудно. Определенно, какая-то близость между ними — нами — есть, но для меня как участника общего процесса это не столь очевидно. Я не очень понимаю, как я должен почувствовать свою причастность к какому-то общему направлению. Да, многие из конкурсных фильмов мне близки и интересны. Но ощущения «единого фронта», какого-то товарищеского духа, дружеской поддержки у меня нет. Среди режиссеров, чьи работы были представлены на «Кинотавре», есть мои близкие друзья, а некоторых я совсем не знаю. Все авторы представили очень личные картины, и, думаю, никакого сговора не было, вряд ли режиссеры стремились создать нечто единое, цельное. Я был удивлен, когда, приехав в Сочи, увидел, что все фильмы фестиваля так или иначе говорят об одном. И это немного разочаровывает. То, что совершенно разные авторы озабочены одними и теми же проблемами, означает, что ситуация действительно катастрофическая и художники не могут на нее не реагировать. Режиссеры очень остро почувствовали трагизм современной жизни, у них возникла потребность высказаться. Но в то же время обидно, что такие непохожие авторы говорят, в сущности, об одном и том же, что не смогли найти новые или еще нераскрытые темы. Свой фильм «Миннесота» я снимал по сценарию Александра Миндадзе, написанному несколько лет назад. Мне показалось, что его творчество в стилистическом и смысловом плане очень близко сложившемуся новому направлению. Несмотря на возраст, Александр Анатольевич вполне органично примыкает к молодому поколению. Мне очень понравился его сценарий. История, в нем рассказанная, мне близка, она даже некоторым образом перекликается с темами моих прошлых работ. В нашем кино произошел некий перекос: с одной стороны, совсем уж попкорновое кино, с другой — картины, рассчитанные на очень хорошо подготовленного зрителя. А нормальных, внятных и в то же время достойных фильмов для обычного зрителя — не идиота и не синефила — в России сейчас очень не хватает. Конечно, это во многом связано с позицией самих зрителей, а также с политикой владельцев кинотеатров и продюсеров. Мне кажется, я как режиссер органично существую между двумя полюсами — артхаусом и коммерцией, но мои картины пропадают в глубокой расщелине между этими двумя направлениями. Лариса Садилова Никакой «новой волны» на последнем «Кинотавре» я не увидела. Это, скорее, театральная волна. Все фильмы, представленные в конкурсе, к кинематографу как таковому отношения не имеют. Не хочу никого ругать, а то можно подумать, что раз приз мне не дали — значит, я должна всех поносить. Да, во всех картинах есть общая черта — это конкретные бизнес-проекты. Про жизнь в провинции сейчас можно и модно снимать. Про Чечню нельзя, а про провинцию — можно. И вот московские мальчики наснимали фильмов про горькую жизнь. Многие из них и сами некогда провинциалы, но, видимо, у них развился какой-то комплекс по этому поводу, может, они стыдятся своих родных городов. Поэтому для меня эти работы не откровения авторов и режиссеров, а вполне внятные бизнес-проекты, которые будут востребованы на кинофестивалях. Что касается зрителей, то их сейчас нет ни для какого кино. Вообще, у меня упадническое настроение, я сомневаюсь, стоит ли продолжать заниматься кинематографом дальше. Потому что наши фильмы — если они хоть чуть серьезнее, чем «Комеди Клаб», — не могут собрать аудиторию в кинотеатре, заставить людей пойти и купить на них билет. И здесь не играют роли ни качество самой работы, ни фестивальные награды. А если зрителям это кино не нужно, то к чему сводится вся работа режиссеров? Получается, что мы просто выпендриваемся друг перед другом. Прогресса в плане эстетическом и смысловом тоже нет. И это видно не только на «Кинотавре», но и на других фестивалях. Все начинает терять смысл. Если картина получает призы на фестивалях, это не означает, что она пойдет в кинотеатрах или ее купит телевидение. Например, мою картину «Сынок» Первый канал купил еще на уровне сценария. Так что, наверное, меня вообще не должна волновать его дальнейшая судьба. Конечно, я переживаю по поводу кинопроката, но в целом... как я сказала, все это не имеет смысла. Идет какое-то шельмование всего в нашей стране. Непонятно, что хорошо, а что — плохо. Думаю, со временем большинство молодых режиссеров уйдут на телевидение, как это случилось в Голливуде. Там начали массово снимать фильмы-аттракционы типа «Человека-паука», и, увидев это, вся молодежь кинулась на телевидение, потому что только там еще есть возможность снимать истории про людей — мелодрамы, драмы, комедии и так далее. Думаю, в России может произойти то же самое. Уже ясно, что реальный зритель — у телевизора, а не в кинотеатре. Не могут же все режиссеры обслуживать только пятнадцатилетнюю кинопублику. Сергей Снежкин Я охарактеризовал бы все увиденное мной на «Кинотавре» как «тусклоглазое кино про пустоглазых людей, снятое тусклоглазыми». Таково мое впечатление. Я сторонник Мао Цзэдуна, который вслед за Конфуцием повторил: «Пускай расцветает сто цветов». У нас же сейчас растут какие-то поганки, а лютики и семицветики как-то подвяли. Дело даже не в выбранной тематике. Дело в том, как это безыскусно сделано, однообразно, непрофессионально. Не видно режиссерских идей, все дряблое, вялое. Нет страсти. Я понимаю Сельянова, который во всех интервью говорит: «Ну что же это такое? Никто не приносит сценариев про зависть, ненависть, любовь». Во всем — дряблость и скука. Это и не настоящее кино, и не реальность. Мне кажется, сейчас еще нет никакого «нового поколения». Видимо, надо пережить этот период, и неизвестно, сколько придется ждать. Но это, определенно, промежуточное кино. А раз нет поколения как такового, нет и лидера. У писателя-диссидента Зиновьева есть книжка с замечательным названием — «Зияющие высоты». Вот это как раз про сегодня. Знаю, недавно неформальным лидером называли Звягинцева, потом говорили о Волошине, который тогда еще был мало известен. Но я считаю, что их лидерство сомнительно. Мои друзья с Северного Кавказа рассказывали, как гонят отару овец на горные пастбища. Вначале во главе бегут одни овцы, а на обратном пути — стадо разворачивается, и во главе становятся те, что были последними. Подобное происходит и с нашими «лидерами». Возможно, это тот путь, который мы неизбежно должны пройти, опыт, который должны пережить. Когда мы дойдем до какой-то грани, до крайней точки, начнется нечто новое. Клим Шипенко Целостность в конкурсной программе, безусловно, присутствует. Можно даже провести некий тематический контур — жесткая социальная реальность, переходящая в чернуху. Мне это не очень близко, если честно, я не вижу свое творчество в данном контексте и совершенно равнодушен к таким фильмам. У меня, например, было ощущение, что фильм Мизгирева — продолжение картины Хомерики, что это один длинный фильм, разбитый на главы. Просто каждый автор представил свое видение в каждой главе, но по сути их взгляды очень схожи. Просто кто-то лучше и красивее снимает безнадежную реальность. Общая атмосфера есть, но она меня не радует, и тематика мне не близка. Многие режиссеры, как мне кажется, повторяются. Мне сложно объяснить такую общность взглядов на реальность. Видимо, именно так эти люди хотят видеть мир и свою страну. Сейчас модно показывать нашу реальность в подобном свете, и эти картины — дань моде, как бы документальное видение реальности. Но ведь и в документалистике есть разные степени художественной ценности. Это видение, уходящее в какую-то социальную чернуху. На мой взгляд, нехудожественное видение. Картины, вероятнее всего, попадут и на другие фестивали — это будет означать, что Россию сейчас хотят видеть именно такой. Конечно, подобное кино должно сниматься, но не в таких количествах. Фильмов ведь не два и не три, а девять. А где же другое видение? И есть ли оно вообще? Ведь любую тему можно раскрыть с помощью разных художественных средств. Авторам нравится жить в этом мирке ничем не примечательных людей, он им, видимо, близок. Подобные истории можно и не выдумывать, просто выбрать какого-нибудь человека из толпы и походить за ним с камерой недельку. Последить за его жизнью, поснимать его в разных ситуациях, с разными людьми, в одиночестве, и потом собрать из этого фильм. И тогда уже честно сказать, что это документальный фильм, что такие люди действительно есть, ничего не придумано. А к чему делать имитацию документалистики, да еще в таком пессимистичном ключе? Лично я не претендую на изображение реальности, не отражаю ее, а, наоборот, увожу от нее — в кинореальность. Вижу, что многие молодые режиссеры уходят в некую бессюжетность, «безысторию». Например, Алексей Герман-младший становится яснее с каждой картиной, он развивается, и мне близки его работы. А большинство — наоборот: вначале были достаточно ясными, а сейчас почему-то бегут от сюжета. Такое ощущение, что сюжет для них не важен и они не думают о том, кому их фильм вообще может быть нужен. Все-таки зрителя нужно заинтересовать, а складывается впечатление, что до него уже никому нет дела. Николай Хомерики Надо отметить, что «Кинотавр» становится более деловым, серьезным фестивалем. Стало меньше увеселительных программ, которые только отвлекают. Хотя бессмысленных развлечений там все равно много. Я видел не все конкурсные картины. Честно говоря, не было настроения для просмотра. Фильмы своих знакомых режиссеров, участвовавших в конкурсе, я посмотрел раньше, еще до фестиваля. Думаю, конкурсная программа вполне четко отражает состояние российского кинематографа сегодня — преобладали драматические, довольно жесткие и мрачные картины. Я не считаю подобное кино чернухой. Так говорят о нем зрелые кинематографисты. Но они выросли и начинали работать в совершенно другое время и отказываются принимать новое. Их мнение еще раз подтверждает отсутствие взаимопонимания между поколениями. Вечная проблема. Притом не могу сказать, что все фильмы молодых авторов мне нравятся. Но все они созданы в одном ключе, и режиссеры абсолютно искренни, делают, что хотят. Нравится это или не нравится зрителю — уже другой вопрос. Большинство молодых режиссеров более честно подходят к своему делу, чем мастера старшего поколения. В конкурсных лентах ярко выражена позиция их авторов, это настоящее свободное кино. И это уже огромное достижение. Я рад, что «Кинотавр» наконец стал молодым, смелым, и, думаю, все режиссеры, чьи работы были там представлены, будут продолжать снимать достойные картины, развивать свое видение и авторский почерк. Не все будут работать в том же ключе, но уверен, все останутся в кинематографе. С такой закалкой, полученной в Говорить о российской «новой волне», думаю, пока рано. Если вспомнить французскую «новую волну» — она объединила абсолютно разных режиссеров, но была некая общая идея, философия. Наших молодых режиссеров все же мало что объединяет. Кто-то выбирает классический подход, кто-то пытается сделать что-то ультрамодное, при этом не менее авторское. Позиции у всех разные. И с некоторыми режиссерами у меня есть что-то общее. Да, пришло новое поколение, но оно довольно разношерстное, нет единой объединяющей идеи, цели. Что же касается моего кино, то мне хотелось бы, чтобы его — и, в частности, мой последний фильм «Сказка про темноту» (надеюсь, что он не станет в прямом смысле последним) — не втискивали в определенные рамки, не сравнивали с работами других режиссеров, будь то русские, французские, старые или молодые. Я ничего плохого не хочу сказать о молодом поколении. Просто я стремлюсь делать кино, не похожее ни на чье другое, не вызывающее у зрителя сравнений с какими-либо фильмами. Это не самоцель, но когда ты уже придумываешь киноформу, когда есть идея самой картины и задумываешься о киноязыке, то начинаешь уделять этому много внимания, чтобы не повторяться, не копировать клише, не заимствовать приемы у других режиссеров. Это сложно, конечно. Что бы ты ни сделал, всему можно найти параллели в истории кино. Поэтому, например, в «Сказке про темноту» я старался перемешать многие приемы, но не нарочито, а естественно. Я хотел добиться максимальной свободы выражения, уйти от концептуальности. Не ограничивать себя. Каждую сцену я снимал так, как хотел, так, как того требовала драматургия, не следуя никаким схемам и планам. Если в сцене нужна подвижная камера, значит, так и должно быть, если требуется статичность — то так и будет. Во всем — и в технике, и в драматургии, и в актерской игре — все подчиняется общей идее, замыслу. Как будто собираешь кубик Рубика. Некоторые говорят о кризисе в нашем кино. По-моему, это не так. Столько фильмов, разных, молодых. Вот Материалы подготовила Елена Паисова