Артем Васильев: «Идеи витают в воздухе»

Все, что происходит в последние годы в нашем кино, конечно, во многих отношениях отражает реальность и смятение в умах людей. Нас кидает из крайности в крайность. То, что мы видим на экранах — продукты нашей киноиндустрии, — попытки нащупать ориентиры. Кто-то действительно создает новые образы, новый киноязык, а кто-то просто хочет заработать деньги и обрести быструю славу. Все это можно охарактеризовать как разброд и шатание — каждый ищет свой путь. Это касается и режиссеров, и продюсеров, и актеров. Происходит лишь слабое движение — просто какие-то малозаметные колебания на поверхности, вызванные попытками каждого создать тем или иным способом свою частную территорию. Но, к сожалению, нет консолидации. И нельзя вести сейчас речь о «новой волне» российского кино, потому что нет общих характеристик и признаков, ей присущих.

Даже в рядах, казалось бы, единомышленников, существуют противоречия, совершенно разные векторы, которые очень тяжело объединить в цельное течение хотя бы по формальным признакам. И возраст — ненадежный критерий: молодыми у нас называют как двадцатилетних, так и тридцатипятисорокалетних. Сегодня явно ощущается какое-то броуновское движение, нет явного направления, нет и прорывов. А те идейные и эстетические образцы, которые нам пытаются предложить сверху под видом «прорывов», практически все мертворожденные.

Индустрия

Можно сказать, что мир сейчас в каком-то смысле действительно заснул, все обратились внутрь себя — и в потребительском смысле, и в экзистенциальном. Ощущение, словно всех затягивает в вязкую тину. В бизнесе это, пожалуй, ощущается меньше. Могу судить по себе: я уже давно работаю в сфере производства телевизионной рекламы, и в кино пришел именно с телевидения. 1990-е, и правда, были самым оживленным периодом, хотя в 2000-е появилась долгожданная, хоть и кажущаяся, стабильность. Она и привела к появлению такого, на мой взгляд, странного феномена, как «российская киноиндустрия». Если говорить объективно, то сформировалась она на уровне частной инициативы, фактически без участия государства. Сегодня можно с уверенностью сказать, что в России существует индустрия кинопоказа, то есть возможность показывать широкой аудитории большое количество фильмов. Другой вопрос, сколько зрителей действительно смотрят кино в кинотеатрах. Так или иначе сформировалась индустрия кинодистрибьюции, хотя и здесь есть оговорки: развивается она очень неравномерно, есть недостатки, часто возникает вопрос, насколько она адекватна ситуации в мировом кино. Зародилось кинопроизводство — большое количество компаний готово предоставлять очень качественные услуги, сопоставимые по уровню с европейскими и даже мировыми.

Но, к сожалению, в России до сих пор не сформировалась индустрия кинопродюсирования, а ведь это одна из основ кинобизнеса. Ее роль во многом взяло на себя телевидение. То есть формально все основы заложены, инструменты есть, а того, что синхронизирует их работу и формирует Киноиндустрию с большой буквы, — нет. В этом смысле я согласен с теми, кто говорит, что никакой киноиндустрии в России пока не существует.

Правда и в том, что именно благодаря кажущемуся развитию киноиндустрии стало возможно множество дебютов и творческих экспериментов.

Появилось большое количество случайных денег, которые дали возможность определенному кругу людей сделать то, что они хотели, поэкспериментировать. Кино, как известно, искусство дорогое, это не мастерская художника, где он волен творить, что вздумается, совершенно бесплатно. В кино эксперименты, даже самые мелкие, стоят дорого, больше, чем во всех других областях. Материальная зависимость очень сильно тормозит творческие возможности. Деньги во многом определяют правила игры, по которым должен существовать режиссер.

Я уверен, что сейчас в воздухе витает огромное количество идей, они зреют в головах людей. Но здесь важна и удача, многое определяет случайность — идея должна встретиться с деньгами. Недаром сейчас создается столько площадок, фестивалей, рынков копродукции (что в Европе практикуется уже давно). Цель в том, чтобы создать условия для встречи идеи с возможностями ее реализации, в кино это принципиально важно. В России, к сожалению, таких площадок пока совсем немного, и вера в финансовые возможности кинобизнеса уже сильно подорвана, что мешает. Индустрия долгое время работала в минус, это видно по соотношению сумм, потраченных на фильмы и заработанных ими. Всем стало ясно, что кино — рискованный бизнес, опасная сфера деятельности, и так во всем мире, это ни для кого не секрет. А сейчас осторожность тех, кто способен финансировать кино, помноженная на странное брожение умов, никаким образом ситуацию не улучшает.

Реформы

Вообще, у российского кино есть несколько очевидных проблем, помимо поисков почвы, идей, героя. Одна из самых актуальных — образование. И она принимает поистине глобальные масштабы. Я сейчас даже не говорю о представителях чисто ремесленных профессий — они у нас практически отсутствуют, — говорю про уровень тех, кто сегодня учится во ВГИКе и собирается прийти в мир искусства, чтобы что-то сказать людям. Очень часто оказывается, что будущие кинематографисты не имеют элементарного представления о том, что было до них, и свои первые опыты воспринимают как абсолютно новое слово. Ясно, что образование нужно реформировать. Но как это делать, кто будет учить, как, чему? Возникает огромный круг вопросов. Необходимо создать площадку не только для просмотра, но и для обсуждения кино, для дискуссий, поисков. В мировых киношколах, как мы знаем, они существуют, там есть свобода и возможности для экспериментов в самых разных направлениях.

Вторая проблема связана со зрителями. Выпуская фильмы или продавая права на прокат, мы очень остро это чувствуем. Численность аудитории, которой интересно что-то несколько более серьезное и сложное, менее примитивное, чем тот продукт, которым их в последнее время кормят, конечно, уменьшилась. Можно обманывать себя, успокаивать, но факт остается фактом. Конечно, серьезные зрители есть, но в соотношении с массовой аудиторией их число пугающе мало. В сфере потребителей культуры сегодня очень сильное расслоение. Если в советское время все слои населения питались одним культурным продуктом и аудитория в 50, 60, 70 миллионов зрителей для фильма была вполне нормальна, то сейчас все иначе. Есть зрители кинотеатров, число которых год за годом с трепетом отслеживают прокатчики, — это несколько миллионов. Среди них есть и те, кто покупает DVD. Зрители, которым интересно что-то менее банальное и массовое, исчисляются в сотнях тысяч. Это реальность.

Но правда и в том, что мы еще не умеем доводить фильмы до потенциальных зрителей. Таким образом, возникает следующая проблема — как донести кино до зрителя, проблема маркетинга. Чем хорош пример масскульта? В нем есть четко разработанные стратегии информирования своей целевой аудитории о продукте, который изготовила масскультовская кухня. Продвижение продукта с помощью большого количества зрителей — один из сильных экономических рычагов. Если говорить о хотя бы чуть более сложном кино-продукте, то способов доведения информации здесь гораздо меньше в силу отсутствия возможностей. Есть мнение, что за последние десять-пятнадцать лет зритель потерян и его нужно заново формировать. И я говорю не только о подростковой аудитории. Надо каким-то образом правильно развивать схему потребления в целом. Понятно, что за счет широких финансовых возможностей флангу массового кино это делать проще. А на другом фланге встает вполне естественная, объективная сложность: как сделать так, чтобы люди узнали, что есть такое произведение искусства и воспользовались возможностью с ним ознакомиться? Снова встает финансовый вопрос. Мне не хотелось бы повторять очевидные вещи. Да, аудиторию надо воспитывать; да, ее глушили в течение многих лет с помощью определенных телепродуктов; да, притупился вкус, публика абсолютно дезориентирована. И хотя дело тут не только в деньгах, в итоге все равно все упирается в финансы, от которых зависят и возможности, и способы доведения информации, промоутирования. В какой-то степени это и государственная обязанность. Мы формируем рыночную экономику. А ведь она сама себя регулирует. Все будет хорошо при условии, что есть продукт и большая аудитория, его потребляющая.

Поддержка

Ситуация эстетического поиска режиссера всегда сопряжена с риском того, что коммерческий результат окажется непрогнозируемым. Это верно для любой сферы искусства. Очевидно, нужна некая помощь. И тут уже появляются конкретные вопросы: какая именно помощь, реально ли ее получить, как действует государство? Все очень взаимосвязано, поэтому невозможно обсуждать эстетические и смысловые вещи, не затрагивая финансовые вопросы и проблему поддержки. Вот, например, новый фильм Бориса Хлебникова «Сумасшедшая помощь». Не знаю, какой был бюджет — миллион, может, полтора. Сборы за первый уик-энд — 3,5 тысячи долларов, меня поразила эта цифра. При том что это, несомненно, достойная картина. И так же происходит практически со всеми картинами, требующими некоторых усилий со стороны зрителя. Другой пример — новый фильм Ларса фон Триера «Антихрист». Здесь ситуация получше. Но фон Триер — это бренд. Связь очевидна. Как только появляется бренд, открываются и новые возможности. А стать брендом, не идя на компромиссы, которые все время подсовывает жизнь, невероятно сложно. Особенно для режиссера. Он постоянно находится меж двух огней: с одной стороны, поиски своего уникального языка, эксперименты, стремление к свободе высказывания, с другой — возможность влияния на более массовую аудиторию, которая, в свою очередь, требует большого количества упрощений.

Что касается моей личной деятельности, мне порой кажется, что мы создаем некие прорывы, но потом, взглянув с расстояния, я понимаю, что это капля в море. То есть мы пытаемся сделать так, чтобы фильмы, которые мы выпускаем, доходили до максимального количества зрителей, привлекали общественное внимание и принимали участие в фестивалях, чтобы их могли увидеть и оценить.

Безусловно, усилия надо объединять. Как это сделать — сложный вопрос, мы часто обсуждаем его с коллегами. Все очень раздроблено. Индустрия, какая бы она ни была, у нас очень неоднородна, каждый сам за себя.

С одной стороны, складывается довольно печальная ситуация. С другой — если есть возможность, хоть как-то двигаться вперед, это уже хорошо. Вопрос лишь в том, как двигаться и кто обеспечит это движение — государство, спонсоры, меценаты или инвесторы. В этом смысле нашей компании пока что везло, практически во всех проектах есть доля государственного финансирования. Не знаю, что будет дальше, но пока жаловаться не на что. Конечно, надо многое менять в системном подходе, в оценке потенциальных проектов. Учиться грамотно определять, что достойно поддержки, что — нет, кто должен вырабатывать критерии оценки, судить, в конце в концов. Это функция общественная и государственная. Какая схема наиболее эффективна, трудно сказать, существует множество моделей, разных вариантов, стоит взглянуть хотя бы на европейские и другие страны. Во всяком случае, можно точно сказать, что модель распределения, когда конкретный человек решает все за всех, неэффективна. Должны быть четкие критерии оценки и ясное понимание того, кто принимает решения.

На эти темы велись многочисленные дискуссии, и какие-то очевидные шаги предпринимаются. Важно понять, кто в этих дискуссиях участвует, кто лоббирует те или иные решения. К сожалению, общественная деятельность опасна тем, что начинает поглощать человека. Можно, конечно, посвящать некоторое время и искусству, но здесь принципиален вопрос соотношения — либо занимаешься кино, либо общественной деятельностью, и то и другое — очень серьезные сферы. Совмещать тяжело, и мало кто берет на себя такую задачу. Искусство — слишком уж широкое поле деятельности. Все охватить невозможно, поэтому в определенной момент появляется желание замкнуться в своем пространстве, заниматься только собой. Что и происходит повсеместно.

Будущее

Важнейшая задача продюсера — создание условий для взаимодействия для встречи людей, стремящихся делать кино (особенно если эти люди талантливы), с соответствующими возможностями. Очевидно, что очень многие идут вслед за трендами. Например, фильмы последнего «Кинотавра» вполне следуют трендам европейского артхауса. А эксперимент во многом заключается в том, чтобы этот тренд создать, чтобы не следовать за кем-то самому, а сделать так, чтобы последовали за тобой. И таких попыток мало. Да, ситуация сейчас сложная, атмосфера давящая, но при этом возможности есть. Мы можем свободно перемещаться по миру, высказывать свои мысли, делиться мнениями, делать какие-то заявления в области искусства. Во многом молчание связано с тем, о чем я говорил ранее, — люди сосредоточились на своей личной судьбе, причем не в искусстве, а в сфере потребления. Надо признать, что это действительно чрезвычайно увлекательное занятие, и жизнь подбрасывает все новые и новые возможности, затягивающие все глубже. И потом уже не хочется ни от чего привычного отказываться. С художниками такое происходит очень часто. С другой стороны, многие просто опускают руки. Бьются головой о стену — создают что-то, но не имеют возможности показать это широкому кругу людей, поделиться. И после второй, пятой или десятой попытки они бросают свое занятие. Здесь мы опять возвращаемся к вопросам дистрибьюции.

Правда, есть Интернет, то есть количество потенциальных зрителей, да и авторов, расширяется. Векторы искусства постепенно смещаются в сферу так называемого self created content, люди получают возможность реализовывать идеи на персональном уровне и затем делиться своими произведениями, распространяя их в Сети. Думаю, сейчас надо присматриваться именно к сфере интерактива, вглядываться в развивающееся интернет-пространство, открывающее новые возможности и пути в кино. Классическое кино сегодня — это бутиковое производство. Я сейчас говорю не об аттракционах, а о попытках экспериментов. В среднесрочной перспективе кинотеатральное кино, как ни странно, отмирающий формат. При нынешних темпах развития новых технических средств можно говорить, что революция близка. Она коснется сферы доставки контента, повлияет на его формирование, отбор и так далее. Мне кажется, в виртуальном пространстве определенно что-то есть и, очевидно, развитие будет зависеть именно от этой сферы. К тому же, в Интернете гораздо меньше цензуры, больше свободы и шансов для самовыражения.

О кризисе идей говорят постоянно. Кризис идей, кризис сюжетов, драматургии и как результат кризис сценарный. Объяснить это непросто. Конечно, «игра в классику», перепевы классических мотивов, обращение к ним в той или иной форме — всегда safe story, всегда менее рискованно, чем что-либо новое. Выгодно и с точки зрения идей, и с позиций маркетинга. Хорошая классика всегда востребована. Так отражается, опять же, смятение, в котором находятся авторы.

Важно и то, что в какой-то момент открылась пропасть под названием «телепроизводство» и затянула огромное количество талантливых людей, драматургов, которых прельстили деньги и стабильность. Многие ушли на эту «фабрику». И нашли, что искали. Но при этом потеряли себя. Безусловно, это хороший бизнес, который неплохо обеспечивает, и он должен существовать. Но общее число людей, способных генерировать идеи, невелико, и получается, что телевидение утянуло большинство. И далеко не все пытаются оттуда выскочить.

Текущий культурный процесс

Если говорить об объективной оценке киноискусства и культуры в целом, экономические успехи не являются мерилом. Такие тонкие вещи нельзя оценивать по прибылям и убыткам или по количеству зрителей — это слишком объективный критерий, а категория «жизнеспособность культуры» очень субъективна.

Если люди пробуют делать что-то и находят для этого возможности — это косвенно свидетельствует, что культурный процесс в стране идет. Если говорить о кино, то здесь есть простой критерий: первые две недели жизни фильма в общем пространстве определяют дальнейшую его судьбу. Помнит ли кто-то о фильме через две недели, возвращается ли к нему, хочет ли снова его посмотреть, поразмышлять над ним? Это, как мне кажется, довольно объективный показатель. Благодаря Интернету можно зафиксировать количество ссылок, скачиваний, упоминаний, обсуждений. Есть картины, вышедшие несколько лет назад, которые люди до сих пор живо обсуждают, они побуждают людей к размышлениям. И это вполне веское доказательство того, что конкретный фильм не является мертворожденным продуктом массовой культуры.

Еще один важный момент: есть смыслы, а есть обсуждение смыслов. Есть то, что действительно происходит в культуре, а есть интерпретации этих процессов. И, наверное, отражение результатов культурной деятельности в интерпретациях — тоже своего рода критерий их наличия и жизнеспособности.

Наверное, есть какие-то оценочные категории, связанные с профессиональными конкурсами, выставками, фестивалями. Но это в большей степени лотерея, мнения всегда субъективны. Сколько замечательных фильмов и спектаклей не получало никаких призов, а люди по-прежнему смотрят их, радуются, переживают и испытывают эстетическое удовольствие.

Все это лишь мои субъективные предположения относительно того, как можно измерить температуру тела под названием «культура».

Записала Елена Паисова