Шрам. Кино о Стене

Этот полудокументальный фильм о внутрисемейном конфликте станет своего рода метафорой гэдээровских противоречий. Он же спровоцирует другой вариант судеб двух братьев. Актер Ульрих Тайн, играющий брата-капиталиста, станет вполне лояльным режиму ведущим телережиссером ГДР. Для Армина Мюллера-Шталя, сыгравшего добросердечного социалиста, начнется история медленно нарастающего противостояния. В 1976-м он подпишет письмо в защиту выдворенного из страны певца и диссидента Вольфа Бирмана. Мюллера-Шталя почти перестанут снимать, вынудив покинуть страну. Одна из последних его ролей в ГДР: главврач в «Побеге» (1977), абсолютно уникальном фильме. О немецком разделении к этому моменту не снимают уже почти десять лет, притом что ГДР переживает массовую эмиграцию. Десятки тысяч людей с помощью адвокатов и выкупа попадают на Запад, среди них врачи — самая представительная группа. В этом фильме врач Шмит разрабатывает методы снижения смертности у новорожденных, но идеям не дают хода. Профессиональная неудовлетворенность сводит его с людьми, организующими побеги на Запад. Однако карьера врача вдруг налаживается, и он остается. Тогда организаторы побега, опасаясь за «дело», сначала запугивают Шмита, а потом убивают. Мюллер-Шталь же благополучно уезжает в 1979-м на Запад, где снимается в многочисленных детективах, а Фасбиндер приглашает его в «Лолу» и «Тоску Вероники Фосс».

Строительство Стены вызвало массовое недовольство, и уже в 1962-м — аккурат к первой «годовщине» — выходит фильм крутого пропагандисткого замеса «Взгляните на этот город!» (режиссер Карл Гаас). Он наглядно разъясняет восточно-немецкому народу необходимость строительства «антифашистского защитного вала», как называли Стену пропагандисты. Риторика этого фильма строилась на идеологемах «холодной войны», но под рафинированным соусом, вроде: «Задача фильма — спасти мир во всем мире». Монтаж хроники из разных зон Берлина, где советская зона представлена как последовательница идей антифашизма, а западная — как оплот империалистических агрессий «третьего рейха», иллюстрировал странную коллизию: будто фашисты поселились справа, а антифашисты со своими семьями — слева. Фильм назван цитатой из знаменитой речи 1948 года Эрнста Ройтера, мэра Берлина. Ройтер призывает народы не бросать Берлин на произвол судьбы: «холодная война» уже шла полным ходом — Советский Союз установил блокаду трех зон, и западная часть получала продовольствие только через «воздушный мост». В фильме же восточной киностудии все передернуто: «Взгляните на этот город!» становится ироническим лейтмотивом. Взгляните на реваншистов и реакционеров, милитаристов и лживую прессу, шпионов и буги-вуги разложившейся молодежи, на ужимки американских солдат и чудовищную криминализацию. Хроника Западного Берлина прошита хроникой «третьего рейха» так умело, что становится и впрямь не по себе: присяга западноберлинских солдат смонтирована встык с присягой нацистов (как будто в ГДР не присягали!), а съезды землячеств — с фашистскими слетами. В ГДР строят заводы, фабрики, детские сады, учатся и пытаются установить мир с соседями, а Западный Берлин всего этого не хочет и не делает. Возведение Стены, таким образом, представлено как насущная необходимость защитить будущее детей от реваншизма и милитаризма: «13 августа немецкий империализм обнаружил: здесь он не пройдет!»

Столь откровенный пример манипуляций с хроникой нужно показывать студентам в воспитательных целях. Музыка подобрана под стать: идеологические установки ГДР подтверждаются незыблемым классическим наследством: период от Ялтинской конференции до строительства Стены сопровождается темой судьбы из Пятой симфонии Бетховена, а кадры из Западного Берлина озвучены военными маршами «третьего рейха» и сладкими американскими шлягерами. Фильм заканчивается апогеем «дела мира»: военным парадом ГДР с танками, «катюшами» и радостными детскими лицами. Думаю, Михаил Ромм знал этот фильм, создавая свой «Обыкновенный фашизм».

Немецкий фильм оснащен закадровым голосом Карла Эдуарда фон Шницлера, отпрыска знаменитых аристократов, коммуниста и, наверное, самого известного журналиста ГДР. Тембр его голоса поначалу действовал на немецких слушателей так же, как голос Левитана на советских людей. В 70-е его уже называли Карл Эдуард Фоншш, потому что телезрители, не дослушав его имени, переключали программу: он вел на телевидении «Черный канал», где показывал документальные съемки из ФРГ, комментируя их в безупречном идеологическом ключе. Программа просуществовала с 21 марта 1960-го до 30 октября 1989 года: ее закрыли за десять дней до падения Стены.

В начале 60-х фильмы киностудии DEFA, осмысляющие шок «одной ночи», снимаются нескончаемым потоком. В «Ударе» (1962) проигрывается мотив воспитания Стеной. Любовный сюжет разворачивается между сознательным пограничником Георгом и красоткой Каролин, жительницей Восточного Берлина, но работающей в баре Западного Берлина. Стена расставляет всех по местам, напоминая, где и как живут правильные люди. Манфред Круг, сыгравший сознательного Георга, стал одним из самых снимаемых актеров ГДР, но все же уехал в 1977-м в Западную Германию. В фильме «Воскресная поездка» (1963) восемь уроженцев Лейпцига на трех машинах едут 12 августа 1961 года в Берлин, чтобы попасть на Запад. Ночью возводят Стену, и им приходится вернуться домой. Фильм замышлялся как осуждение несознательных мелких бюргеров, решивших уехать туда, где богаче живется. Замечательный режиссер Герхард Кляйн и сценарист Вольфганг Кольхаазе очень стыдились этого фильма. «Удар» и «Воскресная поездка» исчезли с экранов практически сразу после премьеры — настолько очевидной и стыдной была их неправда.

«Расколотое небо» (1964) Конрада Вольфа стало важнейшим событием для восточногерманской интеллигенции. Снятый по одноименному роману Кристы Вольф, фильм классика киностудии DEFA вызвал нескончаемые дебаты. В нем было проговорено то, о чем думали многие, кто совершенно сознательно остался в ГДР и был убежден в идеологической правоте своей страны. Но даже для них разделение Германии оставалось мучительной, неразрешимой и болезненной травмой. Партийное руководство абсолютно игнорировало эту проблему. Действие фильма происходит с 1959-го до августа 1961-го. Сюжет очень прост: молодая девушка Рита уезжает в Лейпциг за своим возлюбленным, химиком Манфредом, учится в университете и работает на вагоностроительном заводе. Она искренне вовлечена в строительство «новой жизни». Манфред смотрит на действительность без восторга, а когда его проект отклоняют на производстве — уезжает в Западный Берлин. «Исчезают» и начальник производства, и родители Ритиной подруги. Отъезд — неотъемлемая часть реальности. Рита едет к Манфреду в Западный Берлин, но вскоре понимает, что этот свободный мир с дорогими ресторанами, рекламами до неба и неоновыми огнями вместо звезд не для нее. Она отказывается от любви и возвращается обратно — туда, где есть человеческое тепло и смысл жить, работать. Но боль не проходит: ведь небо раскололось. Не случайно фильм начинается — хронологической рокировкой — с обморока героини, бессильной перед противоречием своего выбора.

В 1960-м была основана киностудия национальной народной армии ГДР, которая производит учебные и пропагандистские фильмы (за тридцать лет для нужд армии снято 1500 фильмов), среди которых «Пограничники в Берлине», «На вахте», «Граница». В 1967-м руководство ГДР заказывает видным режиссерам пропагандистский фильм «История той ночи» (режиссеры Карлхайнц Карпентьер, Герхард Кляйн, Ульрих Тайн, Франк Фогель) — четыре короткометражки о ночи на 13 августа 1961-го. Истории с легким привкусом притчи, сатирическими элементами сняты для идейного обоснования строительства Стены. В одном из сюжетов «четверки» молодой жених покидает невесту в ночь свадьбы во имя исполнения долга на границе. Граница была давно, Стена просто сделала ее видимой — такова и прозрачная мысль фильма. Чтобы напомнить правила тогдашней риторики, приведу цитату из рецензии в журнале Filmspiegel 1967 года: «Граница знает тысячи историй: смелые и горькие, радостные, правдивые и лживые. Граница знает мужество и трусость, верность и предательство, честность, а самое главное — упорство и неприметную неколебимую добросовестность [...]. Граница создана теми, кто покидал свои рабочие места и школы, бросив то, что они сами создали и что создали для них другие». К моменту строительства Стены Берлин разделен на зоны уже более пятнадцати лет. С 1945-го из советской зоны на Запад сбежали три с половиной миллиона человек.

Истории «виновных» в строительстве Стены взялось рассказывать кино Западной Германии. Массовое бегство в конце 50-х отразилось в фильмах «Бегство в Берлин» (1960, режиссер Уилл Тремпер) и «Опоздание в Мариенборне» (1963, режиссер Рольф Хедрих,), где молодой немец пытается сбежать из советской зоны на проходящем американском поезде экстерриториальных войск, но на станции Мариенборн советские военные снимают беглеца с поезда. Тема побега возникает после кинозатишья 70-х в американском «Ночном перелете» (1981), основанном на реальной истории успешного перелета двух семей на воздушном шаре из Восточной Германии в Западную. Здесь главной причиной бегства стало полуголодное существование героев.

Малоизвестный «Кризис в Дуброу» (1969, режиссер Вольфганг Менге), замыкающий период шоковых 60-х, — выдающаяся западногерманская сатира, снятая с вдумчивой симпатией к человеку из ГДР. Фильм построен как телепередача-дискуссия с вкраплением эпизодов, реконструирующих необычную ситуацию. Сюжет абсурден, но абсолютно возможен в ситуации немецко-немецкого разделения. Во время мероприятий по укреплению границы ГДР новые заборы и заграждения часто ставили по ночам. Так, деревушка, а вернее, колхоз Дуброу, в одну ночь — в результате картографической ошибки — оказался на западной территории. Теперь колхозников отделяет от собственных полей граница, а с другой стороны от границы стоят западные пограничники. Колхоз подвергается западному нашествию корреспондентов гамбургского, кёльнского телевидения, партийных вербовщиков, ушлых маклеров и агентов по продаже. Эта ошибка создает прецедент, которым в конце концов вынуждены заниматься мировые правительства: от Нью-Йорка до Москвы. Капитализм накатывает всей своей мощью на сельских работяг, только-только начавших привыкать к формам колхозной собственности. Фильм — талантливейшая комедия о механизмах восточного коллективного хозяйства и западного потребительского общества. Ее тонкие психологические портреты и коллизии несравнимы с нынешней кинопродукцией о ГДР. Многие перипетии этого фильма в точности повторятся в 1989—1990 годах во время воссоединения Германии.

Привычка «свыше» нам дана

В 70-е по обе стороны Стены наступает затишье. Официальная культура ГДР игнорирует Стену, как будто ее нет вовсе. Кино отходит от Стены, обращается к проблемам, фактурам и эстетике своих пространств. Обе Германии привыкают к той абсурдной мысли, что они — разные страны. В кинематографе 70-х можно увидеть сотни фильмов из «современной жизни», не подозревая, что в центре городской съемочной площадки стоит Стена. Два Берлина жили, как на разных планетах, хотя Западный Берлин был со всех сторон окружен стеной ГДР. В ГДР же ходил анекдот о рабочих-строителях. «Прораб: „Что же у вас краска уже на второй год осыпается? Вот в Западном Берлине...“ „А у них ведь климат другой!“ — отвечают рабочие».

Когда в 1980-м Фасбиндер выпустил четырнадцатисерийный фильм «Берлин, Александерплац» по роману Альфреда Дёблина, эта площадь в центре восточной части — уже не берлинская топография, а чистая литература. Разрушенная во время модернизации 20-х годов, а затем в 1945-м во время бомбежек, Александерплац стала — для человека по ту сторону Стены — чужим пространством в чужой стране, а потому вдвойне утраченным местом.

Картинки на стене

В 80-е Восточный Берлин продолжает игнорировать Стену. В Западном ее снова «открывают», но не столько в идеологической функции, сколько как метафизический объект, городскую метафору, пространство искусства. Она возникает в западнонемецком кино разных жанров и форматов — от классических документальных до экспериментальных короткометражных фильмов. Стена становится своеобразным символом личного, исторического, экзистенциального тупика. Западный Берлин двадцать лет жил со всех сторон окруженный Стеной: с надбавками к зарплатам, премиями за рождаемость, высочайшей статистикой самоубийств и отсутствием воинской повинности. Этот искусственный город с середины 70-х притягивает к себе экстравагантные личности, среди которых Игги Поп и Дэвид Боуи, Лу Рид и Ник Кэйв, который прожил в Берлине до падения Стены. Для многих город стал привлекателен своей странной атмосферой, протравленной легкой гнильцой. Кино того времени, может, и было по сути своей политическим, но избегало явной риторики или прямой социальной критики. Кино 80-х штурмует Стену с помощью ангелов, чудаков, велосипедистов или художников.

Какая-то метафизическая аморальность (точнее, внеморальность) берлин-ского топоса была абсолютно созвучна «духу эпохи». Например, фильму «Одержимая» (1981, режиссер Анджей Жулавский) c Изабель Аджани в главной роли и в гибридном жанре шпионской мелодрамы с мистическим триллером. Шпион уходит с работы ради семьи. Его жена — тоже в каком-то смысле агент — агент темных сил. Она ведет двойную игру. В одной жизни она истеричка. В другой — одержимая бесами. Она совокупляется с монстрами, убивает мужчин, расчленяет их, оставляя медленно умирать. Завороженность разлагающейся плотью и одержимость злом — леймотив рваной стилистики фильма. У женщины-монстра есть «добрый» двойник: «Ведь добро есть отражение зла», — напоминает одна из героинь. Действие разворачивается между двумя домами: современным — для нормальной супружеской жизни на Бернауэрштрассе — и страшным, заброшенным в Кройцберге, месте убийств. Оба дома стоят у Стены. По Бернауэрштрассе вдоль Стены проедет в начале фильма автомобиль. Здесь же, в новом доме улучшенной планировки, поселится семья «одержимой». Документальный фильм «Бернауэрштрассе 1-50» (1981) снимали там же к двадцатилетию строительства Стены, одновременно с «Одержимой». Жители западной стороны улицы рассказывали (в интервью), как замуровывали и сносили дома восточной стороны и как менялись быт и образ улицы в эти годы.

Мрачный дом в Кройцберге на Себастьянштрассе, 87 надолго привлек внимание операторов и фотографов. Здесь Стена делала плавный «женственный» поворот, и этот киногеничный изгиб часто попадал в объектив. В этом же месте в фильме Жулавского на секунду мелькнет надпись граффити — слова канцлера Вилли Брандта: «Нужно убрать стену!» («Die Mauer muss weg»).

Зато «Человек на стене» (1982), кичевый по эстетике, стал революционным по содержанию фильмом: он строится на метафоре «пройти сквозь стену». В главный роли — Мариус Мюллер Вестхаген, популярный певец Западной Германии. Его герой — восточноберлинский радиолюбитель, как и героиня Жулавского, одержим. Он рвется «на другую сторону», по другую сторону Стены. В его одержимости нет ничего политического. Он мыслит себя Моисеем и мечтает вывести свой народ из «заточения». «Моисей» ломится через контрольно-пропускные пункты на Запад и попадает прямиком в психушку, где «узнает ГДР изнутри». (Это известный прием диссидентов того времени — Западная Германия часто перекупала пациентов клиник, упрятанных туда за политические убеждения.) Ему тоже удается попасть на Запад, но он не рад: перед ним снова Стена, и этот народ тоже в «заточении». «Моисей» продолжает борьбу анахроничными методами. Библейская история предстает здесь фарсом. «Моисей» делает невозможное: переползает по Стене с западной стороны и бежит назад на Восток, шокируя не только восточных пограничников, но и видавшее виды Штази. Его вербуют, и он начинает метаться между Востоком и Западом, между двумя женщинами, перебегая туда-сюда через знаменитый тоннель под станцией Фридрихштрассе, который сотрудники Штази и пограничники называли «туннелем Хо Ши Мина». Но однажды происходит чудо: «Моисей» пишет свое имя на Стене — Moses, — делает непонятный жест, и вдруг Стена рушится. Берлинская стена впервые пала в фильме 1982 года, а из ее развалин вышел освобожденный еврейский народ под предводительством «Моисея». Видение не банальное для того времени. В фильме на секунду появляется еще один самородок — человек на дельтаплане, который хотел немного полетать над Стеной (в 80-е — один из вариантов побега), но случайно перелетает ее и пропадает. Простенький фильм формулирует здравую мысль: в разделенном городе всегда не хватает другой половинки. Пока стоит Стена, ни в жизни города, ни в личной жизни не разобраться. И, видимо, чтобы склеить эти половинки, герой забирается на Стену (которая в реальности достигала четырех метров двадцати сантиметров и заканчивалась покатой скобой) и идет по краю, балансируя между двумя мирами. Без этого придурковатого «Моисея» и улетевшего в неведомое дельтаплана вряд ли бы возникли ангелы «Неба над Берлином».

В 80-е на штурм Стены с западной стороны двинулись тысячи. Ее всеми средствами стремятся преодолеть. Стену стали разрисовывать, ее пытаются обежать, объехать или даже облететь. Появляются километры цветных граффити и бесконечные надписи. В середине 80-х разношерстная берлинская тусовка снимает сотни короткометражек. Их показывают в квартирах и небольших кинотеатрах, с ними ездят по стране. Позже их объединили в коллекцию «панковских» фильмов, снятых на Super 8: тут и критика потребительского общества, и оммаж Годару, и монтажные эксперименты. В фильме «Слон с Потсдамерплац» неподвижная камера несколько минут снимает машину и мотоцикл, которые наматывают бесконечные круги по грязи центрального пустыря города. В кадре — в левом углу — кусок Стены, в правом — цирк-шапито, тот самый, что появится в «Небе над Берлином». Город в фильме «3302» (режиссер Кристоф Доэринг) показан (изнутри-извне такси) как симфония огней, трасс, скоростей, сменяющихся гротескной галереей берлинских типов: панков и пенсионеров, девиц с шикарной грудью и мастурбаторов со шприцами, рабочих, клоунов и влюбленных. Но поэтические образы города имеют и свою цезуру: машина несколько раз упирается в Стену, затем выезжает из тупика и упирается в нее вновь и опять вплывает в море неоновых огней.

Одним из лейтмотивов кинодиалога со Стеной становится бегущий человек. Сто шестьдесят километров Стены предлагают какой-то невиданный супермарафон. В короткометражном фильме Хартмута Яна и Петера Винзерского «Берлинская лазурь» (1986) бегущий проигрывает: мускульная сила спортсмена ничто по сравнению с монотонностью и бесконечностью этого незыблемого задника. Фрагментарный и эклектичный язык «Берлинской лазури» впитал структуру множества художественных акций того времени, представив разные типы коммуникации со Стеной. Вера Штрауль поет арии с текстами из газеты «Новая Германия»; будто из средневековой эпидемии чумы попадает в Берлин («Стены из мяса» Йоахима Лодена) тележка, собирающая тела мертвых обнаженных, лежащих у Стены. Тьери Нуар — один из самых известных художников настенной живописи — к одному из своих красочных пейзажей с неведомыми зверушками монтирует в Стену писсуар на уровне человеческого лица. У Стены появляются китайцы с изображениями Великой китайской стены или голый мужчина в кольце полицейских, пытающийся своим криком разрушить Стену. Фильм заканчивается утопическим видением: с помощью зеркального приема Стена становится морем, а ее верхушка — линией горизонта между морем и небом. На этом фоне появляются девочки-близняшки, персонифицирующие идею взаимных отражений: Запада и Востока, неба и воды. Персонажи фильма пускаются в путешествие по этой кромке горизонта, попадают, проходя за Стену, в зазеркалье — на «восток».

Туда, на другую сторону, заглянул и режиссер Герд Конрадт в фильме Ein-Blick (1987). По всей длине Стены с западной стороны стояли наблюдательные платформы, и западные берлинцы могли наблюдать за жизнью другой части города. Конрадт подглядывал прямо из дома. Он поставил скоростную кинокамеру (цайтлупе) и в течение двенадцати часов — время фильма десять минут тридцать две секунды — снимал жизнь дома напротив, а также наблюдательный пограничный пункт — на Востоке. Жители стирали белье, кормили детей, смотрели в окно, сажали цветы. Время от времени взгляды одного из них или солдат у вышки попадали прямо в камеру, и режиссер фиксировал — уже в монтаже — этот момент псевдодиалога.

Попыткой как-то выбраться из транспортного и экзистенциального тупика Стены явились «Транзитные мечты» (1987, режиссер Хартмут Ян). Он продолжил «семейную линию» условного сюжета и, как это сделано в фильме «Берлинская лазурь», построил собственную версию Берлина на отражениях: западная и восточная части города представлены гротескной историей девочек-близнецов, разлученных еще в детстве. Две взрослые женщины меняются ролями, документами, мужчинами и профессиями, чтобы попробовать возможности другой жизни. Женщина с Запада делает невероятные успехи на швейной фабрике и вносит множество предложений по рационализации труда. В любви она тоже не отстает. На Западе ее сестре не так сладко: ее вынуждают обслуживать развлекательную индустрию и встречаться с сутенерами, подрабатывающими в шоу-бизнесе. «В это время» на Востоке в любительском театре ставят осовремененного Гёте и рисуют ню прямо на крышах домов. В фильме нет никакой озлобленности против ГДР, восточные немцы представлены с легкой иронией и почтительной заинтересованностью. Картина заканчивается реализацией «транзитной мечты». Псевдодокументальные кадры повествуют о разборке погранично-контрольных будок у Стены, журналисты берут интервью у пограничников, министры иностранных дел объединяют западных полицейских и восточных пограничников в единую полицию. А Стена, как оказалось, сделана кое-где из стереопласта, и ее запросто сметают. До падения настоящей Стены оставалось всего два года.

В том же году Вендерс снимает «Небо над Берлином», фильм о немецких катастрофах ХХ века. Ангелы — единственные, кто может воссоединить расколотое берлинское небо и пройти сквозь Стену. Фильм снимался с западной стороны, но здесь есть и сцена в «мертвой полосе» — между Стеной, куда обычно не ступала нога человека, если он не пограничник. Вендерс только года два назад признался, что попросил Томаса Пленерта, замечательного восточноберлинского оператора, снять для «Неба над Берлином» кусочек Берлина с востока — в районе парка Трептов; эти кадры в фильме остались. Через четыре года, уже после падения Стены, тот же оператор снял фильм «Стена» о демонтаже монструозного объекта, ставший абсолютной классикой документальных свидетельств о тех днях.

Одним из пиков полуспортивного энтузиазма «покорения» Стены стала необычайная велосипедная поездка. Режиссер Синтия Бит, уроженка острова Фиджи, много лет прожившая в Берлине, предложила Тилде Суинтон, только что прославившейся в фильме Джармена «Караваджо», сесть на велосипед и проехать вдоль Стены. Так возник получасовый фильм «На велосипеде вдоль крепи» (1988). Суинтон никого не играет, просто едет вдоль Стены — цементной рамы, в которую жестко вправлен Западный Берлин. Катайся не накатаешься — хоть все сто шестьдесят километров! Суинтон не соревнуется со Стеной, а «гуляет сама по себе»: читает какие-то предупредительные таблички типа: «По правому берегу реки проходит граница»; бормочет: «Ах стена, ты стена, хорошо бы ты разрушилась сама собой и люди через тебя перешагнули бы», пыхтит, как паровоз: «I’m a wall train»; заезжает в шотландский гарнизон английских войск, слушает волынку, сидит на лугу, поднимается на специальные вышки, чтобы посмотреть на Восточный Берлин, кормит рыбок и заканчивает путешествие у Бранденбургских ворот, вдоль которых тоже проходит Стена. Смотрит на ворота, перекрытые Стеной. Это немудреное — но очень увлекательное — путешествие кажется настолько неправдоподобным, что Берлинская стена представляется сюрреалистической уловкой (или декорацией) кинопространства. Можно даже вообще не знать, по какому городу едет Суинтон. Стена все равно предстает здесь сгустком, уплотнением пространства, неподвластным разумению. Стена больше и сильнее человека. Иногда кажется, что Тилда вот-вот выедет на земляничную поляну и начнутся сны из фильма Бергмана. И все же я бы назвала этот фильм «стено-графией» — жанром, который годится только для съемок Стены, причем один раз. Впрочем, Тилда Суинтон снова села на велосипед в Берлине, но спустя двадцать один год...

Хроники текущих событий

Абсолютно неожиданное, хотя долго назревавшее падение Стены снимали сотни документалистов (подавляющая часть с западной стороны и с западной перспективой). 9 ноября 1989 года были отсняты километры пленки. После объединения Германии хлынула лавина «Хроники Стены», фильмы о ее строительстве и истории. Сняты сотни интервью и портретов, назову лишь «Падение Стены» (1989, Spiegel TV), «Хронику объединения» (1991, режиссер Гюнтер Криппендорф), «Одна немецкая история: Мы пробили стену» (1990, режиссеры Гитта Никкель, Вольфганг Шварце, DEFA / ZDF), многосерийное «Последнее лето ГДР» (Spiegel TV).

Документальная хроника на время вытеснила кинематограф, материалом которого было разделенное немецкое прошлое. В этих хрониках есть кадры, знакомые каждому немцу, они стали иконами массового сознания: бегущий через колючую проволоку солдат, женщина, выпрыгивающая из окна, последние беженцы, женщина, машущая платком своим восточным соседям, и знаменитые кадры 9 ноября на мосту Борнхольмер: именно здесь впервые «открыли» Стену. Из всей хроники, которую я увидела за многие годы («трабанты», едущие по Курфюрстердам, западные люди, целующиеся с восточными, слезы, толпы ошалевших от счастья лиц, растерянные пограничники, люди на Стене), меня не отпускает одна сцена. Бранденбургские ворота в отдалении: проход закрыт. Стоит толпа, и несимпатичная пожилая женщина причитает, как на похоронах: «Пустите меня к воротам, я уже двадцать восемь лет хочу просто пройти! Я только туда и обратно!» — и заходится в истерической «спирали». Камера снимает лица молчащих пограничников, в которых уже нет ничего военного. С другой стороны молчит толпа, и вдруг кто-то говорит: «Пустите ее». Офицер-пограничник берет женщину под руку, как престарелую мать, и идет с ней сквозь сероватую дымку некачественной пленки навстречу Бранденбургским воротам.

Режиссер и художник Юрген Беттхер и оператор Томас Пленерт сняли целомудренный и лаконичный документальный фильм «Стена» (1990). Стена не сразу строилась и «пала» не в один день — съемки шли с ноября 1989-го по март 1990-го, — и она представлена как огромное ископаемое существо. Но, умирая, она вдруг оживает. Фильм смещает хронологию событий: первые кадры — Стена на свалке за городом. Расчлененные бетонные блоки стоят в слегка холмистом ландшафте, над ними кружит воронье, на блоках — какие-то изображения и призывные надписи. В картине нет громких сцен. Глаз камеры — один из тысяч возможных... «Центр событий» тоже смещен: хотя Стена настолько длинная, что центр ее — повсюду.

Режиссер оказывается среди тех, кто как будто совершенно сознательно не увидел «главное». Он наблюдает за умиранием Стены, как за гибелью огромного зверя, в изумлении рассматривая части его тела. Люди ведут себя странно: пластика обращения со страшным монстром очеловечена. У Бранденбургских ворот женщина прикладывает ухо к Стене, словно к животу беременной. Танцовщица в легкой тунике проникает в нейтральную полосу, где «в застенке» все еще стоят пограничники ГДР, и танцует откровенно эротический «дуэт со Стеной». Всюду фланируют туристы, дети прогуливают школу, японки простукивают бетон молоточками, робкие старики Восточного Берлина заглядывают в окошки-дыры, образовавшиеся в Стене. Беттхер фиксирует и зарождение сувенирной мании, и неожиданные топографические открытия в центре города: Стена становится пористой, можно смотреть в просвет — обнажаются площади, открываются неожиданные перспективы, люди с пакетами из супермаркета гуляют по мертвой полосе. Гуляют там, где всего месяц назад в них стреляли.

Сцена открытия Бранденбургских ворот снята не с западной стороны, где стояли сотни камер, а с восточной. Мы оказываемся в толпе журналистов. Корреспондент CNN повторяет, как мантру, свой короткий текст: «Сегодня открывают Бранденбургские ворота. Раньше это были ворота в никуда. Теперь Восточная Германия знает, куда ведут эти ворота». Во время знаменитого концерта Pink Floyd, когда звучала композиция The Wall, камера находилась на крыше одного из соседних домов, и пока толпа внизу ждет концерт, мы наблюдаем за размеренной работой трубочистов, орудующих в дымоходах.

Между частями Стены еще несколько месяцев стояли не знающие, что им делать, пограничники. С западной стороны приходили толпы, пробирались на нейтральную полосу через дыры на экскурсии. Кто с собачками, кто с дамами-коллегами по работе, кто с друзьями-рокерами. Но одним из самых сюрреалистических путешествий этого фильма стал спуск в метро «Потсдамерплац», закрытом уже почти тридцать лет. Выход с этой станции попал в мертвую зону Стены. Здесь дежурят солдаты, которые и отпирают потайную дверь — вход на платформу одной из центральных станций города. Мы оказываемся в огромном полуразвалившемся вокзале с несколькими перронами. Мимо проносится западноберлинский поезд. Впервые он сможет остановиться здесь только через несколько месяцев: в берлинском метро были десятки таких станций-призраков, через них проезжали, но не останавливались поезда.

Единственное, что режиссер инсценировал, — это демонстрация кинохроники. Он проецирует парады кайзера, фашистские марши, эпизоды войны и съездов социалистической партии на рыхлую серую поверхность Стены, как на экран. Случайные прохожие останавливаются, завороженные зрелищем, а сверху со Стены наблюдают эти гипнотические сеансы советские и восточногерманские солдаты.

Одновременно со «Стеной» был сделан вдвойне уникальный фильм. Во-первых, его снимали с вертолета, во вторых — с восточной стороны, — пандан к велосипедной поездке госпожи Суинтон. Называется он Mauerflug — «Полет над стеной» (весна 1990). Но тут игра слов: «Flug» («полет») и «Flucht» («полет» и «побег»). Оператор Петер Гертнер договорился с советскими пилотами и получил разрешение пролететь на вертолете Ми-8 над Стеной на высоте пятидесяти метров. Они стартовали над Сецилиенхоф в Потсдаме — там, где был решен раздел Германии. Перелет на вертолете охватывает не всю Стену, а лишь три четверти, но зрелище, открывающееся взору, впечатляет: поля, улицы, реки, мосты разделены двойной рамой Стены. Прошло всего несколько месяцев после «падения», а Стена еще почти всюду стоит, только в некоторых местах зияют дыры. Открыты пропускные пункты, но тотальный демонтаж еще не начался. В мертвой полосе между двумя Стенами прогуливались семьями, мамы даже толкали коляски. Пятнадцать лет никто не интересовался этими съемками.

Какая Стена?

Много лет в Германии практически не было хорошего кино о жизни в ГДР за Стеной. Исключения редки. Фильм «Архитекторы» (1990, режиссер Петер Кахане) посвящен тому градостроительному тупику, в котором оказался Восточный Берлин. Даниэль Бреннер, уже немолодой архитектор, после долгих лет бездействия получает заказ на строительство культурного центра и собирает команду энтузиастов. Их утопический проект душат со всех сторон — планами производства, линией партии, унифицированными представлениями. Надломленных и без того людей ломают навсегда. Кризис ГДР здесь представлен как тотальный: лучшие головы не находят применения, рушатся семьи, а сам архитектор в финале упирается в Бранденбургские ворота, окольцованные Стеной. Здесь он надеется «просто» увидеть свою дочь, уехавшую на Запад с матерью. Но их разделяют двести метров: и он видит лишь цветное месиво туристов.

В Берлине эпохи разделения только канализация и небо оставались общими, хотя с небом было тоже не так просто. Через канализационные подземные ходы часто бежали. С этого начинается фильм «Обещание» Маргареты фон Тротта (1994) — любовная история, разрушенная Стеной. Действие происходит осенью 1961 года, когда бежать еще пытались многие. В августе перекрыли все: метро и реки, автобусное сообщение и почту. «Общенемецкое дерьмо — вот, что нас объединяет», — умозаключает один из персонажей. Группа студентов бежит через канализацию в Западный Берлин. Софи попадает на Запад, ее возлюбленный Конрад остается на Востоке. Вся его жизнь — борьба со Стеной и надежда на воссоединение, но ему не везет. Когда через семь лет возлюбленные оказываются в Праге, в город входят советские танки, и герои возвращаются на исходные позиции. На протяжении многих лет он встречается со своим сыном, живущим на Западе, его унижают на работе, а в конце концов уничтожают блестящую карьеру астронома. Но когда на улице однажды он слышит шум, видит, как тысячи людей бегут к Стене, Конрад спрашивает соседа: «Что случилось?» «Стену открыли!» — торжествует сосед. «Какую стену?» — недоумевает Конрад.

К середине — концу 90-х в берлинской культуре и постепенно в кино нарастает интерес к ГДР. Этот интерес прозвали «остальгией». Но это была ностальгия не по социализму и его идеологии, а по прошлому, с навсегда ушедшими запахами, обоями в оранжевый кружочек, мамиными туфлями на платформе, колыбельной из «Спокойной ночи, малыши» и портретами чужих, но таких «родных» дядей на Стене. Так возникла мода на гэдээровское прошлое. Одним из самых успешных фильмов стал «Гудбай, Ленин!», а самым нашумевшим — «оскароносная» «сказка» «Жизнь других» (о перерождении сотрудника Штази).

Двадцать лет спустя

Может, и не сама Стена, а шрам от нее стал сейчас, двадцать лет спустя, почти лирическим объектом. Начался настоящий кинобум, исследующий следы Стены в топографии и судьбах людей. Синтия Бит этим летом повторила эксперимент с Тилдой Суинтон и сняла полнометражный фильм. На этот раз Тилда едет вдоль несуществующей Стены: «Вдоль невидимой крепи». Снимаются римейки и портреты, даже учебные мультфильмы (например, «Замурованный»), игровое кино. Но, видимо, время тоже играет свою роль для «новейшей» хроники. Самым загадочным персонажем истории падения Стены был тот, кто все время находился на виду — гэдээровский пограничник, простоявший на посту много месяцев после ее падения.

Матиас Блохвиц только сейчас решил показать свой фильм. Двадцать лет назад он снимал пограничников, на которых обрушились многотысячные толпы с обеих сторон («Прорыв границы’89»). Правительство ГДР их просто забыло, а приказ стрелять никто не отменял. Блохвиц брал интервью у солдат и командиров и фиксировал процесс, который редко с такой внятностью можно наблюдать в кино: как задавленный исполнением долга военный становится человеком.

Пожалуй, самым впечатляющим фильмом последнего времени стал «Кролик по-берлински» (2009, режиссер Бартош Конопка), сделанный в лучших традициях мокьюментари. Фильм представляет историю Стены как историю поддержания небывалой популяции кроликов. Он начинается почти «дюреровским» кадром: огромным глазом кролика. Вот только что в нем отражается? Фильм мог бы называться «Глазами кролика». Он основан на реальном материале: в полосе отчуждения Берлинской стены — за колючей проволокой, заборами с постоянным током, на зеленых газонах и песчаных дорожках — расплодились кролики. Ко времени падения Стены их было около сорока тысяч, о чем еще долго писала желтая пресса Берлина по обе ее стороны. Отсутствие хищников, доступный корм, противотанковые ежи, отбрасывающие в жару приятную тень, под которыми можно рыть норки, — кролики оказались в ситуации полной защиты, в бесконечном «застенке-заповеднике». Но вот незадача: детям до шестнадцати фильм смотреть нельзя. Мои дети решили, что Хонеккер — защитник животных. Хотя и взрослому человеку уже трудно разобраться в этой археологии и зоологии, в том, что тут правда, а что вымысел.

На пустыре Потсдамерплац после войны горожане разбили огороды, куда потянулись и кролики. Сначала люди стали строить заборы, защищая свои овощи от нападения, потом появились люди в военной форме и возвели Стену. Кролики пытались выбраться, но Стена была и с другой стороны. Они бежали долго-долго и, пробежав больше ста километров, снова вернулись на луг под названием Потсдамерплац. Таков незамысловатый зачин очень остроумной картины, где многолетняя хроника Стены — известнейшие трагические кадры побегов — смонтирована с кадрами из шотландского документального фильма о кроликах и множеством интервью. Бывшие гэдээровские пограничники рассказывают о «мирном сосуществовании кроликов и пограничных войск», кадры убийства перебежчиков сопровождаются интервью знатного охотника: «Стрелять было запрещено, я имею в виду... в кроликов».

В этом фильме Берлин изнутри мертвой полосы предстает большим

зоопарком, «страной кроликов». Такой гротеск очищает нынешнюю годовщину от юбилейной патетики и ироническим жестом возвращает зрителя к чудовищной реальности Берлинской стены.

Вскоре на экраны выходит документальный фильм «Где же Стена?» По замыслу — «чистая археология». Режиссер Штефан Паннен сопровождает японского фотографа Такахису Мацууру в поисках того, что осталось от Стены. Он находит людей, которые строили Стену, и тех, кто ее сносил. Он показывает, как ее разобрали на сувениры, как Стена разошлась по миру.

Берлинский шрам затягивается. Там, в конце Бернауэрштрассе, где Стена резко поворачивала и где на восточной стороне был Клуб народной солидарности, теперь дешевый и вкусный тайский ресторан. А дальше — Мауэрпарк, Парк Стены, одно из любимейших мест берлинской молодежи — с блошиным рынком и круглосуточными стихийными аттракционами. На другом конце Бернауэрштрассе, как на другой планете, — мемориал «Берлинская стена» — ее кусок, капелла и музей. Если подняться на платформу музея, открывается вид на сегодняшний Берлин — на телебашню на Александерплац, незастроенную улицу Бернауэрштрассе, на которой была Стена, и стройку вдали. Там возводят центральное здание Bundesnachrichtendienst — службы безопасности, переезжающей из глухой провинции в объединенный город. Традиции шпионского кино, снятого на этой улице, оживут — и начнут снимать новые фильмы.

Благодарим Progress Film-Verleih за предоставленные иллюстрации.

Все фильмы — в Progress Film-Verleih на DVD в Icestorm.