3-я Московская биеннале: Аутсайдеров больше нет

Особенность основного проекта нынешней Московской биеннале современного искусства — выставки «Против исключения» в Центре «Гараж», куратором которой выступил Жан-Юбер Мартен, — в том, что на ней представлено отнюдь не только contemporary art в строгом смысле слова. Рядом с произведениями признанных международных арт-светил можно увидеть, например, картины конголезского художника Шери Самбы, представляющие многогрудых чернокожих красавиц и мужеского пола «русалов» с рыбьими хвостами. Свою художническую деятельность он начинал в середине 1970-х с рисования уличных вывесок — совсем как один из классиков «наивного искусства» Нико Пиросмани. Работы бенинца Сиприена Токудагбы, специализирующегося на декорировании храмов Вуду. Изделия Сэмюеля Кане Квеи, плотника из Ганы, который вместе со своим отцом изготавливает декоративные мемориальные гробы в виде предметов, особо дорогих усопшему при жизни. Среди самых знаменитых изделий Кане Квеи числился гроб в форме «Мерседеса», а в Москве можно увидеть на редкость жизнеутверждающего вида гроб-рубанок, гроб-кроссовку и гроб — подвесной мотор. И рисунки жителя Ярославля Александра Лобанова (1924–2003), с 1947 года и до смерти обитавшего в психиатрической больнице, где он и стал создавать свои произведения — вариации на темы охоты и оружия: от всевозможных версий «Охотников на привале» до парадных портретов Сталина и Ленина с ружьями в руках.

Для всех этих художников «Против исключения» отнюдь не первая большая международная групповая выставка. Шери Самба, например, стал своего рода звездой уже после «Магов земли» — выставки, сделанной Жаном-Юбером Мартеном в Центре Помпиду еще в 1989 году. По-своему хрестоматийными стали и гробы, изготовленные Кане Квеи и его сыном Сэмюелем. И даже у Александра Лобанова было несколько зарубежных персональных выставок — в том числе и в Музее Art Brut в Лозанне. Этот музей был основан французским художником Жаном Дюбюффе, с середины 1940-х годов собиравшим коллекцию того самого искусства, для которого он придумал термин «art brut» — «грубое», «сырое», «необработанное» искусство. Под таковым Дюбюффе понимал творчество всевозможных самоучек и маргиналов, в том числе детей, душевнобольных и заключенных. Французский художник считал, что именно они создают подлинно новое и бескорыстное искусство, свободное от условностей и погони за модой и успехом. Дюбюффе так ревностно оберегал свое открытие от влияния мейнстрима, что запретил выдавать произведения из своего собрания на какие-либо выставки.

Впрочем, Жан Дюбюффе отнюдь не был первооткрывателем этого феномена. Он начал собирать свою коллекцию под влиянием двух исследований, вышедших в начале 1920-х годов: «Художественное творчество душевнобольных» немецкого психиатра Ханса Принцхорна и «Душевнобольной как художник» швейцарского психотерапевта Вальтера Моргенталера. Ими интересовались и сюрреалисты, с которыми Дюбюффе был близок. Естественно, что течение, во многом основанное на психоаналитических теориях Фрейда, не могло остаться равнодушным к этому феномену.

Art brut, которое сегодня также называют «искусством аутсайдеров», — явление вроде бы по определению внеисторическое и не зависящее от смены художественных течений. Хотя, конечно, можно отметить, что появиться оно могло только с того момента, как возникло, собственно, профессиональное искусство со всеми своими нормами. Однако честь его открытия, без сомнения, принадлежит художникам модернизма и авангарда, искавшим в «аутсайдерах» естественных союзников в борьбе с омертвевшей традицией: художники-самородки самим своим существованием разоблачали надуманность и искусственность академического реализма. Славу первого из получивших известность в художественных кругах самоучки — Анри «Таможенника» Руссо — создавали Анри Матисс и Альфред Жарри, Гийом Аполлинер и Пабло Пикассо. Нико Пиросманишвили открыли и стали пропагандировать русские футуристы. Так что, в сущности, аустайдер-арт можно считать одним из направлений современного искусства — тем более что и гонители авангарда аргументировали свою ненависть к нему, называя его патологическим. Печально знаменитая выставка «Дегенеративное искусство», которой фашистская Германия вынесла официальный приговор модернизму, строилась на сопоставлении работ экспрессионистов и других представителей авангарда с объектами из собрания того самого Ханса Принцхорна, открывшего творчество душевнобольных сюрреалистам и Дюбюффе.

По определению аустсайдерами представители современного искусства чувствовали себя и при советской власти. С одной стороны, еще с послереволюционных лет и проекта создания пролетарского искусства здесь поощрялись всевозможные самоучки и самородки, а в Москве до сих пор существует созданный в 1934 году Заочный институт народного искусства, в котором учился, например, один из самых знаменитых советских наивных художников Павел Леонов, причем его преподавателем по переписке был выдающийся нонконформист Михаил Рогинский, чье искусство во многом сложилось под влиянием по-своему наивного кустарного советского масскульта вроде рисованных от руки вывесок и плакатов.

С другой стороны, любого идейного и эстетического чужака всегда могли объявить психически больным. Так что в отечественном искусстве можно найти и вполне себе профессиональных художников, практиковавших своего рода art brut, — вроде Анатолия Зверева, выбравшего образ жизни юродивого. Или же современного художника из Херсона Станислава Волязловского, выставленного в «Гараже», но еще раньше показывавшегося в галерее «Риджина», создающего то, что он сам называет «шансон-арт»: убедительно безумного вида графические композиции на ткани, героями которых выступают Маяковский и Сталин, Буш и Гитлер, Путин и Саакашвили. Эта одержимость медийными образами, впрочем, характерна и для настоящих «наивных» художников, которые сегодня часто демонстрируют уже не девственное, не затронутое цивилизацией сознание, которое превозносил Дюбюффе. Но коллективное бессознательное нынешнего социума — широкий и противоречивый набор мифологем, которые сегодня стремятся навязать себя как нечто «естественное» и само собой разумеющееся.

Среди этих мифологем есть даже современное искусство, а среди отечественных аутсайдеров были и авангардисты-самоучки. Одному из таких персонажей посвящена своего рода «выставка в выставке»: «Музей Б.У.Кашкина», представленный на выставке «Против исключения» арт-дуэтом «Синие носы». Вячеслав Мизин и Александр Шабуров сделали мемориальную выставку, посвященную умершему в 2005 году свердловскому поэту, художнику и фотографу Б.У.Кашкину. Старик Букашкин (Евгений Малахин) занимался сразу всем — писал стихи и прозу, увлекался экспериментальной фотографией

(он, например, придумал варить негативы), расписывал лубочными картинками разделочные доски, а став дворником, начал не только убирать мусор, но и разрисовывать заборы и мусорные контейнеры, устраивать концерты-перформансы в жанре, который он определял как «панк-скоморошество». Музей Б.У.Кашкина отчетливо отсылает к экспозициям других своего рода «аутсайдеров» — Розенталя и Спивака, придуманных Ильей Кабаковым для показанного там же, в «Гараже», проекта «Альтернативная история искусств». Только в отличие от этих «ролей» признанной звезды, Б.У.Кашкин — персонаж совершенно реальный. В перестроечные 1980-е он, кстати, часто наезжал в Москву, устраивал свои перформансы на Арбате на радость тогдашним хиппи.

Биеннальный проект «Синих носов» — еще и наглядная модель того, как маргинал постфактум вписывается уже не в альтернативную, но в официальную историю искусства. И дело тут не в хищническом поглощении мейнстримом. Скорее, это надежда на то, что не в каждом современном художнике можно заподозрить аутсайдера, но в каждом аутсайдере — полноценного художника.