Эпизоды и синопсисы

Господин с кошкой

На террасе отеля появилось новое лицо: господин с кошкой. Он сидел один за столиком, пил кофе и читал местную газету. Кошка сидела на стуле напротив.

— Кис-кис-кис, — позвала Анна Сергеевна и протянула ей кусочек цыпленка.

Кошка с легким дроботом спрыгнула со стула на дощатый пол и подбежала к Анне Сергеевне. Съела угощение, стала тереться о ноги.

Анна Сергеевна погладила ее.

— Осторожно, — сказал господин. — Вдруг у нее блохи.

— Разве это не ваша? — удивилась Анна Сергеевна.

— Нет, просто привязалась, — сказал господин.

— А так преданно на вас смотрит! — засмеялась Анна Сергеевна.

— Меня любят кошки, — сказал господин. — А вы откуда?

— Здешняя, — сказала Анна Сергеевна.

— Вам здесь не скучно?

— Ох эти русские! Сидят в своем Урюпинске, и им весело, а приедут в Баден-Баден, так сразу им скучно.

В разговоре выяснилось, что русский господин — его звали Дмитрием Дмитриевичем — был адвокатом из Москвы, а Анна Сергеевна — женою местного гостиничного магната. То ли совладельца, то ли топ-менеджера здешних курортов.

— Не знаю точно, чем он занимается, но он плебей, — сказала она. — Здесь скучно, вы правы. Поехали кататься, вон моя машина. Только зайдите за угол и пройдите шагов сто. И не забудьте заплатить за кофе.

— Чтоб ваш плебей не остался без выручки? — рискованно пошутил он.

Она стала приезжать к нему в Москву раз в два-три месяца, якобы по делам своей фирмы; муж даже не проверял, есть ли у нее фирма в России. Останавливалась в «Мариотте» на Тверской, посылала ему эсэмэску, и он являлся тем же вечером.

Однажды она прождала его два дня, сначала злилась, потом волновалась, потом снова разозлилась и уже собралась уезжать, но тут он ввалился, усталый и запыленный.

— Я был в Ростове, — сказал он. — Даже домой не заехал.

— Отдохни, прими душ, — сказала она. — А я сбегаю куплю тебе новое белье и сорочку.

— Подожди, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Дай на тебя наглядеться.

Они сели в кресла и посмотрели друг на друга, улыбаясь. Она думала, что этот обыкновенный пожилой господин в недорогом костюме, с седеющим редким ежиком — самый дорогой человек в ее жизни и что это и есть счастье.

А он просто любовался ею.

Зазвонил ее мобильник. Она ответила по-немецки. Потом ушла в другую комнату. Куда-то звонила сама. Вернулась насупленная.

— Катался на лыжах, разбился, сейчас в реанимации. Самолет в восемь. У нас есть еще часа три, — сказала она и сняла свитер через голову.

Потом он получил смс: «фон Дидериц умер позвоню через 40 дн.».

Через три недели после похорон мужа она познакомилась с аргентинским актером и улетела с ним в Буэнос-Айрес.

Марта Киш

Роберт Шульц был австралиец немецкого происхождения. Он был круглый сирота, жил у опекунов, которые потом тоже умерли. Он был молод, но нелюдим и зол, друзей у него не было. Он работал в маленькой фирме, которая закрылась, потому что хозяина нежданно хватил инсульт. Еще у него была троюродная тетка Марта Киш в немецком городе Нойкирхене, но они никогда не виделись, даже не переписывались ни разу.

Подходящий кандидат.

Он приехал в Европу, в Германию, на родину предков, чтобы что-то изменить в своей скучной жизни. Его убили, труп утопили, документы и записную книжку забрали.

Марте Киш звонил уже совершенно другой человек. Но по имени Роберт Шульц.

Марта Киш сказала, что она вряд ли сможет чем-нибудь помочь. Разве что советом.

Ну и ладно. Главное, она его признала.

Надобно сказать, что человек, который теперь был мелким клерком Робертом Шульцем, а раньше был капитаном С.Н.Судаковым, тоже должен был умереть у себя на родине, в СССР. Это было нетрудно, потому что он тоже был круглый сирота, детдомовец. А его молодой жене сказали, что муж попал в автокатастрофу, искалечен донельзя и весь обожжен, хоронить будут совсем забинтованного. Вот какие были тогда меры предосторожности.

Двадцать шесть лет он работал в Германии и Франции, прилежно и тщательно.

Два раза в год он приезжал к Марте Киш в Нойкирхен. Довольно противная старуха. Но все-таки живой человек. Она звала его на «ты». Это странным образом грело душу.

А потом его вызвал связник и передал: больше не надо. Страна другая, все другое, всем спасибо, все свободны.

Он приехал в Москву по туристической визе. Встретился с начальством.

— К сожалению, в новых проектах мы вас не видим, — сказало начальство. — Пенсия нужна?

— У меня пенсия там, — сказал Роберт Шульц. — Побольше здешней.

— Вот и ладно, — сказало начальство. — Только чтобы тихо.

— Я давал присягу, — сказал Роберт Шульц.

— Не сомневаюсь, — сказало начальство, встало и крепко пожало ему руку.

Его бывшая жена работала стоматологом в частной клинике. Он записался к ней на прием. Без жалоб, чисто профилактически. Она долго рассматривала его зубы.

— Хорошая работа, — сказала она.

— Немецкое качество, — сказал он с небольшим акцентом.

— А вы немец? — спросила она.

— Разведчик! — засмеялся он.

— Извините, не люблю разведчиков, — сказала она.

— Как интересно! — засмеялся он еще громче. — А почему?

— В кассу, — сказала она, проставив галочки в карте. — Всего доброго.

Он вернулся в Германию. Оказалось, Марта Киш умерла. Поэтому он переехал в Нойкирхен, и теперь каждое воскресенье ходит на кладбище, ухаживает за ее могилой.

Другая девочка

— Тут приехали товарищи из комиссии, — сказал прокурор. — Посмотрят ваше дело, побеседуют с вами...

— А там, глядишь, может быть, и помилуют?

— Вот именно, — сказал прокурор. — Есть такой шанс. Идите, Чижов.

— Зачем театр? — сказал Чижов. — Меня расстреляют. Сейчас. Вон за той дверью. Гуманисты. Там исполнитель ждет, я знаю. Я не хочу в затылок.

Исполнитель! — вдруг закричал он, рванувшись к закрытой двери. — Я невиновен! Ты же офицер! Посмотри мне в глаза!

— Чижов! — сказал прокурор. — Не надо истерики. Ваша вина доказана в суде. Еще раз предлагаю подписать ходатайство.

— Еще раз прошу. Хочу видеть, кто меня убьет.

Прокурор взглянул на начальника тюрьмы. Тот махнул рукой конвоирам. Они заломили Чижову руки и втолкнули его в приоткрывшуюся дверь.

Дверь тут же захлопнулась.

— Даже где-то жалко, — сказал врач.

— Насильник и садист, — сказал прокурор. — Четырехлетнюю девочку. А потом в костер бросил. Нелюдь.

— Чего они там? — сказал начальник тюрьмы, прислушиваясь.

Дверь раскрылась, выскочил беленький старлей.

— Не могу, — сказал он и положил пистолет на стол. — Вы лучше сами.

— Федоскин! — крикнул начальник. — А ну, быстро мне тут! Слабак.

— Шел бы ты, товарищ подполковник, — оскалился старлей. — Сегодня увольняюсь. Ребята зовут в охранную фирму. А за слабака ответишь!

И убежал.

— Либералы, суки, всю страну развалили, — сказал начальник.

Но сам расстреливать Чижова не стал. Велел отвести в камеру.

Был конец августа 1996 года. Буквально через пару дней отменили смертную казнь.

Чижов отсидел одиннадцать лет.

Поболтался по России. Потом вернулся в свой город.

Пришел по адресу: улица Гоголя, 15, квартира 26. Раньше это был просто большой сталинский дом для начальства. А теперь — с забором и будкой. Его не пустили, конечно. Телефона он не знал. Два дня ждал, пока она выйдет. Дождался.

— Я не убивал твою сестренку, — сказал Чижов. — И ты это знаешь. Бомжи убили, пока мы с тобой на даче трахались, а ее гулять послали. Почему ты отперлась, подлая?

— Я не подлая, — заплакала Лена. — Я боялась папу. Я была невеста.

Не твоя к тому же!

— Так вот. Бомжи убили и бросили в костер не ее. Другую девочку. Я, когда потом за ней побежал, видел, как она на шоссе в машину садилась. Почему мне никто не поверил?! Она жива. У тебя есть сестра. У твоего папы — младшая дочь.

— Не найдешь теперь, — сказала Лена. — Сколько лет прошло.

— Я уже нашел, — сказал Чижов. — Вот.

Протянул ей бумагу.

— Спасибо, — сказала Лена. — Я приду к тебе. Сегодня. Все будет хорошо. Ты один живешь? Где?

Чижов на той же бумаге написал адрес.

Вечером позвонили в дверь.

— Чижов! Не надо истерики.

Белобрысый мужик страшным ударом обрушил его на пол и достал пистолет с глушителем.

— Исполнитель? Федоскин? — шепотом спросил Чижов.

— Судьба, наверное, — кивнул тот.

Линкор «Минерва»

— Дядя Форд приглашает на пикник, — сказала мать. — Скоро лето кончится, а мы на море не были.

У соседа был старый джип, марки «форд». Поэтому его так звали.

— Чего это он к нам подлаживается? — спросил сын.

— Неплохой человек, — сказала мать. — Полы в кухне поможет перестелить.

— Я сам могу перестелить полы, — сказал сын.

Ему было семнадцать, он работал на складе металлолома.

— Вот вместе и поработаете, — сказала мать.

— Правильно, — сказала сестра. — Ей было пятнадцать. — Давно пора.

В общем, поехали. Мать с дядей Фордом впереди, брат с сестрой на заднем сиденье. Добрались до моря, потом вдоль берега. Нашли хорошее место. Дождались отлива. Стали ловить крабов. Варили их в котелке на костре. Выпили пива. Потом поставили палатки. Мать и сестра легли в одной, брат и дядя Форд — в другой.

Ночью брат проснулся от того, что с ним рядом укладывается сестра.

На место дяди Форда.

— Ты чего? — спросил он.

— Сам не понимаешь как будто, — сказала она.

Брат приподнялся и сел. Вытянул шею. Была сырая темнота и слышно, как шумит море.

— Спать хочу, — сказал брат. — Я спиной повернусь, а ты пригрей меня.

Наутро дядя Форд нашел у самой воды местечко под скалой, где крабы прямо кишели. Подогнал туда свой джип, чтоб накидать в корыто. Подул сильный ветер, скала упала, раздавила джип, и дяде Форду заклинило ноги. Изо всех сил тащили. Нет, не вытащить никак. И бежать некуда: ведь они километров за сто отъехали.

Мать, сестра и брат стояли в стороне и думали.

— Прилив начинается, — сказала сестра. — Надо к нему подойти.

— Вот ты и подойди, — сказала мать, собирая палатку.

— Как будто это я с ним, это самое, — сказала сестра.

— Не груби, — сказала мать.

— Я пойду, — сказал брат и побежал к дяде Форду, который лежал спиной на сыром песке, а ноги были в искореженной машине.

— Да, угораздило, — сказал брат. — Больно?

— Не важно, — сказал дядя Форд. — Я читал одну книжку, про военных моряков. Был такой линкор «Минерва». Попал на мину. Стал тонуть. Переборка упала и придавила матроса. Все бегут спасаться, а он не может.

— Война, страшное дело, — сказал брат. — Я тоже читал что-то типа.

— Там был корабельный священник, — сказал дядя Форд. — Имя-фамилию не помню. Он остался с этим матросом. Там, внизу, в трюме, понимаешь? Не оставил его одного погибать.

— А это правда было? — спросил брат.

— Не в том дело, — сказал дядя Форд. — Иди к своим. Вода поднимается.

— Если во имя господа нашего Иисуса Христа, — брат перекрестился, — я тут останусь, то все равно выплыву. А если нарочно утону, меня зарплаты лишат. В смысле понятно. Мать на пособии, сестра пока учится.

— Иди, иди, — сказал дядя Форд и прокусил себе палец. — Ты добрый.

— Мне вас честно жалко, — сказал брат, отвернулся и быстро пошел к своим.

Дядя Форд не стал смотреть ему вслед.

Вода была уже близко, серая пена пополам с водорослями.

Чайка села на него. Попробовала клювом место, где на ноге запеклась кровь.

Вторая прилетела.

Бежевый котенок Маркс

Саша Сергеев пошел покупать чайник для заварки. Еще купил два кухонных ножа. Пришел домой — а чайник течет. Главное, он уже насыпал в него чай и налил кипяток, так что теперь назад не возьмут. Он вспомнил, как смуглая девушка паковала этот чайник, и понял, что она нарочно подсунула треснутый. Он разозлился на черных: жулики наглые. Потом развернул кухонные ножи, а там лезвия залеплены этикетками на таком клею, что не отодрать, не отмочить. Фирма «Богатырь», Калуга. Он взбесился на русских: пьянь безголовая.

Саша Сергеев жил один, на краю города. Блочный дом стоял над высоким обрывом, а внизу была воинская часть, дивизия имени Каледина. Видно было, как боевые машины то выезжают из ангаров, то въезжают обратно.

Постояв у окна, он позвонил подруге Тамаре, чтобы она пришла и утешила его, и заодно принесла бы ацетон — очистить ножи от клея.

Но Тамара сказала со значением:

— Я сегодня не могу.

Саша понял значение и сказал:

— Просто посидим, поцелуемся. Пива попьем.

— Глупости, — сказала Тамара. Но с особым значением добавила: — Я лучше на рынок съезжу, за обоями.

Саша не понял особого значения, возненавидел всех женщин и бросил трубку. Надел кроссовки, взял чайник, чтобы разбить его об башку продавщицы, и спустился с пятого этажа вниз.

Остановился прочитать объявление про горячую воду. И увидел на крыльце котенка. Котенок был совсем маленький и бежевый. Он поднял голову и тихо мяукнул.

— Чего тебе, дружище? — спросил Саша.

Котенок мяукнул еще раз. Саша взял его на руки, почесал за ушком. Котенок замурчал и стал сомлевать, закрывать глазки. Саша выкинул чайник в урну, снял с головы бейсболку, положил туда котенка, и они пошли в торговый центр — покупать лоток, наполнитель, кошачий корм и разные погремушки в виде мышей и бабочек.

Котенку понравилось у Саши. Он на второй день приучился ходить в лоток. Умный. За это Саша его назвал Карл Маркс. Или просто Маркс. Хорошее кошачье имя. Мркс-Мркс-Мркс! Котенок сразу стал откликаться, бежал на зов.

— Ах ты Марксюха! — радовался Саша. — Ах ты Марксюня, мой дружок!

Тамаре он не звонил уже недели две, наверное. Она сама ему позвонила.

— А я ремонт закончила, — сказала она. — А мама в Ростов переехала, к Мишке, брату моему.

— Скучаешь, наверное, без мамы? — спросил Саша.

— Ты что, дурак? — крикнула Тамара. — Я же специально ее к Мишке отселила и ремонт сама сделала! Мы же с тобой давно все решили!

Саша вспомнил, что какие-то планы у них были. Жить у Тамары в двухкомнатной, а его однушку сдавать.

— Хорошо, конечно, — сказал Саша. — Приходи, помоги собраться. Только нас двое. Котенок у меня завелся. По имени Маркс. Мой лучший друг.

Он это очень серьезно сказал.

— У меня на кошек аллергия, — сказала она тоже очень серьезно.

— Аллергия? Ответ один — кларотадин! — засмеялся Саша.

— Какой же ты гад, — сказала она.

И короткие гудки.

Саша лег на диван и задумался. Он, вообще-то, любил Тамару. Он не хотел бросать ее. Но и Маркса бросать тоже не хотел. Маркс устроился у него на груди, смотрел прямо в глаза. Саша не смог бы выгнать Маркса на улицу ни за что. Но и с любимой женщиной расставаться из-за котенка тоже какая-то глупость. Все глупо и даже смешно, а выхода нет. У Саши от этих мыслей сильно заболело ниже горла. Он расстегнул рубашку, крестик вывалился наружу. Маркс потрогал его лапой.

Тамара, у которой были ключи, так и нашла их через два часа: Саша лежал, свесив посиневшее лицо, а Маркс играл его крестиком на золотой цепочке.

Она закричала, заплакала и дала Марксу пинка.

Маркс выбежал в открытую дверь. По лестнице вниз. Потом из подъезда. Потом через улицу. Там его задавила машина, за рулем был молодой парень, а рядом девчонка, они даже не заметили, не оглянулись на пыльную бежевую тряпочку на асфальте, в которую превратился котенок Маркс. Машина выехала на перекресток, где ее смял и расплющил танк, и тоже не задержался — дивизия имени Каледина выдвигалась в центр города, чтобы расстрелять губернатора и навести порядок. Но федералы послали штурмовую авиацию и с воздуха разнесли их танки, казармы и весь город заодно.

Через пять лет к власти пришли коммунисты. Еще через год новое начальство приехало в те места, в палаточный лагерь, где жили уцелевшие люди.

Было жарко. Пот катился с генерального секретаря, коренастого рыжеватого мужика.

— Принято решение, — сказал генсек. — Всем вам, товарищи, дадут бесплатное благоустроенное жилье. Где? Вот здесь! На месте этого города, разрушенного кровавым антинародным режимом, решено построить новый социалистический город! Краше прежнего! И назвать его именем великого учителя трудящихся всего мира! Марксоград!

Все захлопали.

Он достал платок и вытер свое круглое курносое лицо с широкими усами.

— На кота похож, — подумала Тамара.