Виталий Манский: «Он появился на месте, которое было пустым»

Разговор об Артдокфесте-2009.

Сергей Сычев. Артдокфест-2009 был первым коммерческим фестивалем документального кино, когда-либо проводившимся в России. Есть ли уже какие-то цифры, позволяющие оценить его успешность? Может ли вообще такой фестиваль быть прибыльным?

Виталий Манский. Начнем с того, что прибыльным он не может быть никогда. Потому что это не бизнес, а фестиваль авторского, авангардного, неформатного, нестандартного, в чем-то оппозиционного мейнстриму кино. Фестиваль — это рабочий процесс, что подразумевает наличие дискуссий, большое количество участников, гостей, которых нужно привезти и принять. У организаторов такого мероприятия никакой прибыли нет по определению. Это с одной стороны. С другой — фестивали являются лабораторией индустрии. При каждом крупном международном бренде есть некие исследовательские центры, которые разрабатывают новые технологии. Они обеспечивают этому бренду перспективу развития, а значит и некую символическую прибыль, существуя за его счет. Мы — лаборатория для всей сферы как российского, так и зарубежного (через другие интеграционные модели) документального кино. В нашем случае мы можем говорить о перспективе для всей российской индустрии доккино.

Теперь о коммерческом аспекте. У нас очень плохо прошли показы в кинотеатре «Пионер» — тут мы ошиблись со стратегией. Шесть дней показывали фильмы в «Художественном», приучили к этому зрителя. А в последние дни фестиваля мы продублировали все программы в «Пионере» — кинотеатре более высокого потребительского уровня с другой ценовой политикой. У зрителя не было мотиваций идти в «Пионер». В результате в два зала по девяносто мест приходили в среднем по двадцать человек на сеанс. Ровно наоборот — ситуация с «Художественным». Мы боялись, что зритель не захочет платить за просмотр немейнстримного кино. К тому же 99 процентов россий-ских фестивалей неигровых фильмов устраивают бесплатные показы. Профессионалы понимают, что мы проводим фестиваль на принципиально других основах. Все остальные получают деньги от Минкульта, из муниципальных бюджетов и из подобных источников. Их задача — провести фестиваль, выплатить себе и людям зарплату, все сделать хорошо, отчитаться за деньги. Мы тоже их получаем от Министерства культуры — один миллион рублей. Однако у нас только призовой фонд — триста тысяч. Плюс бумажная версия нашего каталога — двести пятьдесят тысяч. И фуршет на закрытии — триста тысяч. Вот почти и весь миллион. Для такого фестиваля, как наш, это мизер. Есть еще ведь работа дирекции, прием гостей, включая зарубежных, двести сеансов, перевод двадцати фильмов (дубляж), сайт, реклама и т.д. Вот и выходит, что мы не «осваиваем бюджет», а работаем на него. Поэтому и закладывали в него деньги от продажи билетов, что, конечно, было риском. Так мы рассчитывали компенсировать 20 процентов общих затрат.

С.Сычев. И что — получилось?

В.Манский. Даже больше, чем рассчитывали. Конкретнее пока сказать не могу, но если приблизительно, то мы заработаем около трех миллионов рублей, из которых на фестиваль получим около миллиона.

С.Сычев. На покрытие какого процента бюджета вообще можно рассчитывать при продаже билетов?

В.Манский. Полагаю, что как раз 25–30 процентов. Это хорошая цифра. Раньше я смотрел на фестивальное движение с другой стороны. Я был почти на всех серьезных документальных фестивалях мира и на многих игровых в качестве режиссера и продюсера, но не директора фестиваля! Теперь я совершаю повторный вояж, интересуясь тем, как там все устроено, — вплоть до мелочей. Меня, скажем, очень интересуют продажи билетов МКФ в Амстердаме, потому что «Артдокфест» — это перенесенная в Москву модель IDFA в виде национального фестиваля. В России нет крупных — в смысле масштаба — национальных фестивалей. Их и за рубежом практически нет. Учиться нам особо не у кого.

С.Сычев. Почему вы говорите именно о национальном фестивале? У меня как раз сложилось впечатление, что вы претендуете на новый МКФ в Москве. У вас в конкурсе зарубежные картины, не важно, на каком они языке. У вас программа IDFA, да и в других секциях есть зарубежные фильмы.

В.Манский. Я могу заверить руководство ММКФ, что никаких посягательств на их свято место у нас нет. Сегодня геополитическая ситуация и положение российского кинематографа таковы, что проводить еще один амбициозный международный фестиваль класса «А» в России бессмысленно. Надо делать МКФ в формате предъявления зрителю лучших образцов мирового кинематографа, даже с конкурсом, но без претензий на класс «А». Шансов на громкие мировые премьеры у России нет, и к неигровому кино это тоже относится. Жаль, что программа ММКФ «Свободная мысль» перестала быть внеконкурсной. Теперь мы уже не увидим в ней лучшие фильмы мировой документалистики, пойдет только то, что не взяли Амстердам, Лейпциг, «Санденс». Я человек рациональный и делаю то, что может быть успешным в данный момент. Национальный фестиваль документального кино в формате, который мы отработали под брендом «Артдокфест», России нужен, он востребован. Он появился на месте, которое было не святым, а пустым.

С.Сычев. А сколько редакторов телеканалов вы видели на просмотрах?

В.Манский. Хочу подчеркнуть, что интервьюер задает мне этот вопрос с иронией в голосе. Ирония напрасна. Я видел главных редакторов каналов, у нас даже состоялись договоренности по показам фильмов. Цифровые нишевые каналы прислали мне письма, где просили дать им контакты авторов. От одного федерального канала мы получили список, где содержались интересные для показа названия. На девятичасовую картину Ланцмана «Шоа» пришел генеральный директор одного эфирного канала, также имеющего выход на «кабель»: он хочет приобрести права на этот фильм и показать его 9 мая этого года. Процесс идет, он очевиден. На нашем фестивале мы даем фильмам дорогу в мировое кинематографическое пространство — посмотрите, сколько у нас отборщиков с других фестивалей! К тому же мы сейчас ведем переговоры с компанией «Нева» о программе регионального проката фильмов «Артдокфеста». Это будут специально отобранные картины, которые пройдут в кинотеатрах крупных городов в течение, скажем, месяца. В определенные дни в цифровых залах будет идти один и тот же фильм. Эта схема уже отработана в Европе, а «Нева» опробовала ее на концерте Паваротти и на «Последнем герое» Алексея Учителя. Это пока еще не бизнес, но и об убытках речь не идет. У нас в стране есть приблизительно 0,1 процента населения, которые будут смотреть это кино.

С.Сычев. Какие способы информирования зрителя об «Артдокфесте» вы использовали?

В.Манский. В основном нестандартные. Например, в сети магазинов «Республика» при покупке каждой книги человек получал флайер. По предъявлении этого флайера и покупке двух билетов третий дарили. На этом же флайере было расписание показов в «Пионере».

С.Сычев. Питчинг по документальному кино — явление совершенно новое для России. При этом мастер-класс по питчингу в рамках «Артдокфеста» прошел почти незаметно, о нем почти никто не знал. Вы не успели напечатать в программке объявление о нем?

В.Манский. Нет, это было закрытое предприятие только для аккредитованных режиссеров, которых мы пропускали в зал по заранее составленным спискам. На мой взгляд, там присутствовало даже больше людей, чем должно было быть. А один-два человека вообще не должны были туда попасть, но мы их, к сожалению, пропустили. На всех фестивалях на питчинги всегда очень строгий проход, а участие в них — строго регламентированное и платное. В Амстердаме, например, нужно пройти многоступенчатую систему отсева и еще заплатить за право пятиминутного выступления пятьсот евро. А фестивальная аккредитация не дает вам права войти в зал послушать.

На польском «Драгон Форуме», с которым мы на мастер-классе знакомили участников, система иная. Вход туда бесплатный, но если твой проект получил финансирование, ты возвращаешь форуму из этих денег тысячу евро. Поэтому мы мастер-класс не просто не рекламировали, но даже не афишировали. Если же на следующий год нам удастся на «Артдокфесте» организовать обучение в школе питчингов с тестовыми питчингами для европейского и международного финансирования российских проектов, то это мероприятие вообще будет проходить не в кинотеатре «Художественный» или какой-либо другой площадке фестиваля. Это будет совсем другое место со строгой системой прохода.

С.Сычев. Мастер-класс выполнял просветительскую функцию, поэтому логично было бы предположить, что соберется больше крупных режиссеров, продюсеров, студентов киновузов.

В.Манский. На питчинг мы приглашаем тех режиссеров, которые участвуют в «Артдокфесте». Если хотите, мы проводим питчинг для «наших» режиссеров. Их фильмы начнем прокатывать в стране, будем лоббировать их на телевидении. Я могу назвать тех, кто был на питчинге. Конкурсанты Ольга Маурина, Мансур Юмагулов, Андрей Грязев, Валерий Шевченко, Юлия Галочкина — оператор фильма «Погружение», а также Владимир Герчиков, Сергей Мирошниченко, и это еще не все! Трехчасовая беседа должна была заменить этим людям поездку в Краков, и это был особый формат деловой беседы, где лишних быть не должно.

Мы бы хотели, чтобы участвующие в «Артдокфесте» режиссеры понимали, почему их фильмы показывают именно здесь, а не на другом фестивале. Мы ведь специально написали в регламенте, что не принимаем в конкурс фильмы, получившие призы на других фестивалях. Это вызов, если хотите. Поэтому мы вынуждены были в последний момент изъять из конкурса фильм «Глубинка 35×45», так как он получил приз в Екатеринбурге. Пытаемся доказать, что не просто так собрались в центре Москвы потусоваться и попить винца, — мы делаем рабочий, деловой фестиваль. Проводим его после всех других, и у каждого режиссера есть выбор, отдать свой фильм нам или куда-либо еще.

Приз у нас самый большой. В прошлом году это была новейшая HD-камера за восемь тысяч евро. В этом году это очень серьезные для документалиста деньги. Мы хотим, чтобы участие и победа на фестивале давали режиссерам новые шансы.

С.Сычев. Как, по-вашему, можно объяснить то, что в кризисное время на «Лавр» было подано более пятисот заявок? Откуда все эти фильмы?

В.Манский. Более того, в техническом смысле поднялся средний уровень документального кино. Увеличилось производство, стало больше популярных форматов — докудрама, например. Люди, которые занимаются документалистикой, почувствовали, что делают что-то такое, что востребовано. Компании сократили объем производимого сериального продукта — видимо, оттуда и деньги на неигровое кино. Ведь самая дешевая игровая серия — это не менее ста тысяч долларов. Документальное кино намного экономичнее. Бюджеты хоть и не выросли, но процесс хотя бы не остановился.

Мы ведь не сидим в течение года, не ждем заявок, а сами пытаемся искать фильмы. Я отсматриваю массу картин. Грязев со своим фильмом ко мне на улице подошел, а сейчас его новая работа через нас уже получила финансирование! У нас эксперты на всех фестивалях, на всех каналах — информация идет отовсюду, как и у амстердамских коллег. Уже сейчас мы ищем участников для следующего фестиваля.

С.Сычев. Однако при растущем техническом качестве эстетический уровень фильмов не поднимается выше отметки «приемлемый». Шедевров нет.

В.Манский. Правда в том, что даже фильм «Саня и Воробей» не является каким-то серьезным прорывом. Гран-при нынешнего года — это ожидание, ставка на открытие нового большого имени. Жюри в кулуарной беседе так и сформулировало: чувствуется потенциал режиссера Грязева. Они ведь ничего не знали о продолжении его работы, не знали, что уже снято два сильных эпизода. Если в фильме есть один «полусильный» эпизод — это уже хорошее кино. А тут — целых два! На выбор жюри, я думаю, повлияло еще и то, что в прошлом году победил Олег Морозов с фильмом «Следующее воскресение» — реквиемом по самому себе. В этот раз очень хотелось, чтобы не было гибельного ощущения конца. Мы делаем фестиваль в том числе для того, чтобы авторы не потеряли веру в себя. Телевидение, мягко говоря, не провоцирует режиссеров на творческие откровения. Оно недопустимо консервативно и бессмысленно гламурно. Усредненность — вот телевизионная болезнь.

Если же говорить об авторском кино, там ситуация зеркально противоположная. Авторы не считаются с тем, что кино — массовое искусство, и снимают фильмы, зная наперед, что они практически недоступны зрителю. Нужно обладать колоссальной волей, чтобы продолжать снимать такое кино, — в психологическом смысле это намного тяжелее работы в игровом кинемато-графе. Но, вообще-то, мы находимся в состоянии предкатастрофы. Авторское документальное кино исчезает. Государство отвернулось от целого направления кинематографической культуры. Оно утверждает, что поддерживает документальное кино. Это ложь. Министерство культуры выделяет на одну картину 20–25 тысяч долларов. Есть виды кино, которые можно снять на такие деньги. Но художник не только снимает картины — он еще и жить должен. Когда мы поделим эти деньги на время работы и вычтем налоги, то останется сумма меньше прожиточного минимума. А прожить на такие деньги человек не может, даже если снимает фильм из окна своей квартиры собственной маленькой камерой. Документалисты ведь не могут снимать все фильмы из окна — кому-то нужно выйти из квартиры. А сделать это не на что. К тому же режиссер выделенные на его работу деньги вообще не получает: их получает студия, которая содержит офис, минимальный персонал, платит налоги. Вот попробуйте посчитать: сколько стоит в течение года снимать помещение и платить зарплату хотя бы директору и бухгалтеру? Поэтому все и рушится. Раньше мы приезжали на зарубежные фестивали победителями, теперь радуемся, если попадаем в конкурс. При этом когда наши футболисты не проходят какие-то там отборы, в стране — национальный траур. А здесь...

С.Сычев. Одна из причин кризиса в том, что в России отсутствует институт продюсирования неигрового кино. Продюсер должен деньги искать, но не только. Сейчас очень часто можно услышать от документалистов, что деньги на фильм найти не так сложно. Но ведь на этом задачи продюсера не заканчиваются.

В.Манский. Деньги на фильм найти не проблема, если это сегодняшние шестьсот тысяч рублей. Но фильм столько не может стоить. Тот же Косаковский сейчас снимает картину, которая стоит почти миллион евро. Но сколько лет он собирал эти деньги? Четыре? Пять?

С.Сычев. Режиссер и не должен сам собирать деньги — это не его профессия.

В.Манский. Дело в том, что если в кино нет денег, то нет и почвы для появления продюсеров. Сегодня люди, так себя называющие, — это те, кто как-то сводит концы с концами и находит возможность хоть что-то сделать за три копейки.

С.Сычев. Когда вы выступаете в качестве продюсера, разве вы не участвуете в производстве, не организуете фестивальную и прокатную судьбу проекта?

В.Манский. Не очень удобно так говорить, но мне бы хотелось, чтобы рядом со мной был еще один человек, который бы мог работать над этим двадцать шесть часов в сутки. Сейчас я улетаю на Кубу работать над проектом, бюджет которого в десятки раз выше того, что выделяет у нас на документальное кино государство. Так вот, три месяца мы потратили только на переговоры с испанским держателем авторских прав на использованную в фильме музыку, чтобы определить порядок и процент возмещаемого автору гонорара от общей суммы, полученной от мирового проката фильма на DVD. Я уверен, что ни один наш продюсер в эту сторону даже не посмотрел бы. Потому что международный рынок DVD в России ни для кого будто не существует.

С.Сычев. «Артдокфест» связан с интернет-магазином «Магазиндок.ру». Что можно сказать о работе этого ресурса сегодня?

В.Манский. Я являюсь продюсером этого проекта, и пока он работает, так сказать, на опережение, никакой экономической целесообразности у него сейчас быть не может. Серьезными для нас инвестициями в этот проект мы поставили колышки, разметили пространство. Когда на наш Клондайк придет цивилизация, мы будем осваивать эту территорию. Сегодня находимся мы

в стране победившего пиратства. У фильма «Девственность» полтора миллиона скачиваний, а легально в Интернете его купило приблизительно пятнадцать человек. За два месяца работы сайт продал фильмов на пятнадцать тысяч рублей — в библиотеке сто двадцать названий. Из этой суммы существенную часть мы должны отдать авторам. Сайт существует по законам кинопроката. Билет в кино стоит в среднем сто пятьдесят рублей, и мы продаем на сайте фильмы за ту же цену. С каждого получаем двадцать рублей. Создание такого ресурса стоит не меньше миллиона плюс поддержка. Деньги, которые мы потратили, вернутся не раньше, чем через десять лет. Но я уверен, что ситуация будет меняться. Во всех странах принимаются законы по борьбе с пиратством.

С.Сычев. У нас тоже есть такие законы. Но бороться с пиратством можно по-разному. Например, бить их качеством. У вас фильмы, однако, не на блу-рэй лежат.

В.Манский. Мы исследовали рынок и поняли, что на блу-рэй вообще не будут покупать. У нас есть право там продаваться, и если спрос появится, мы их в этом формате тоже выложим. Пока что есть сегмент аудитории, который состоит из людей, отказывающихся покупать пиратскую продукцию из принципа. Раньше у них не было выбора.

Теперь о связи сайта с фестивалем. Фильм «Саня и Воробей» уже выложен для доступа. С авторами каждого конкурсного фильма мы ведем переговоры о правах на кино- и интернетпрокат. «Магазиндок» — это бренд, который открывает перспективы для разных форм проката. Вы скажете, что это бессмысленно и безнадежно, но безнадежнее того дела, которым мы, документалисты, занимаемся, вообще нет. Разве что с коррупцией бороться...