Наталья Ворожбит: Ни одного отрицательного персонажа

Автор сценария сериала «Школа» отвечает на вопросы «ИК».

Поймала себя на мысли, что не хочется говорить о «Школе». Оправдываться не хочется, защищаться. Не хочется хвалить. Ругать тоже не хочется. Все это было в избытке за последние две недели — после эфира. В Интернете, в «ящике». С ума сойти, как может объединиться народ вокруг какой-то одной темы. Еще недавно был свиной грипп. За ним Новый год. И сразу же — «Школа».

Нет, я никак не ожидала такого резонанса. Поступил нормальный заказ: написать сериал про подростков. Точнее, для начала не сериал, а десять серий. Особенность была в том, что до меня его уже пробовали писать мои уважаемые коллеги Саша Родионов, Максим Курочкин. Их вариант не подошел. И это уже было нервно. Если такие пацаны не справились, то куда уж мне.

Я особо не задумывалась вначале — для Первого, для Второго... Потому что это всегда вилами по воде писано. Они могут планировать одно, говорить одно, а потом продать Третьему каналу — и забыть. Столько воды утечет, пока напишешь, пока начнется производство, и т.п.

Главная сложность для меня заключалась в том, что заказчик не мог точно сформулировать (или я не могла точно понять), чего же они хотят. «Напиши то, не знаю что». Они хотели чего-то, чего еще не было на отечественном телевидении, смелого, реалистичного. И в то же время просили не забывать, что главная задача телевизионного продукта, чтобы его смотрели как можно больше зрителей (то есть чтобы он продавался). Совместить несовместимое. И все это в стилистике фильма «Все умрут, а я останусь». Мне эта стилистика близка, интересна. Я давно участвую в «новодрамовских» проектах. Но как это адаптировать для «ящика»?

А теперь попробую ответить на некоторые из ваших вопросов.

— Как вы думаете, почему гламурный и официозный Первый канал обратился к такому драматургу, как вы, — с вашим «доковским» реализмом, жесткостью объективного взгляда на мир и нелицеприятной оценкой «наших достижений»?

Почему Первый решился на эту авантюру? Я думаю, тут совпало сразу много чего. Желание отвоевать молодежную аудиторию у ТНТ, СТС, Интернета, мода на «Новую драму», авторы которой получают призы на «Кинотавре», и т.п. И еще — провокация: в Год учителя — как заставить общество заговорить про школу? Я не верю в случайность, оплошность или чистоту помыслов руководства канала. Они расчетливые авантюристы. Они многое предвидели, в отличие от меня.

Первые десять серий были написаны наугад. Я ни с кем ничего не утверждала. И я угадала. Сценарий понравился продюсерам, начали запускаться. Когда было написано около двадцати серий, подключились режиссеры. Они не были в восторге от сценария, но, надо сказать, мне не пришлось почти ничего менять: видимо, меня отбили продюсеры. Но возник некий кризис. Мне снова нужно было искать золотую середину между тем, что хотят продюсеры, и тем, что хотят режиссеры. Я думаю, это начало получаться где-то после тридцатой серии. Я ловила реальный кайф от истории. Писала просто как сочинение, не зная, что будет в следующей серии. Мне помогали сценаристы, особенно Слава Дурненков, Ваня Угаров.

Вообще, для меня уникально в этом проекте было то, что от меня не требовали синопсисов, поэпизодников, развития дальнейших линий. Я просто присылала готовые диалоги. Степень свободы и доверия была большая. Моя работа закончилась на пятьдесят пятой серии, а планируется сделать шестьдесят две. Мы не сошлись с режиссерами в решении финала, и «Школу» сейчас дописывают без меня.

— Как вписывается ваш проект в общую телекартинку?

Да, на самом деле, вписывается. Сейчас телекартинка перестала быть такой однообразной. Если имеет право на существование «Обручальное кольцо», то почему нет места «Школе»? Есть миллионы зрителей, которые ни за что не станут смотреть все эти «Кольца» с «Кармелитами», они имеют право на свой продукт, сколько можно их ущемлять?

— Насколько вообще возможна «полная (вся) правда» на ТВ и шире — в искусстве? Где граница условного и объективно (безусловно) существующего? Дистанция между автором и реальностью — возможно ли полное растворение в материале, соединение (отождествление) с персонажами и погружение в ситуации? Нужна ли авторская оценка происходящего?

Полная правда на ТВ, мне кажется, невозможна. Даже если вшить той же Валерии Гай Германике камеру в глаз и пустить ее в реальную школу снимать реальных людей, все равно при Германике дети будут вести себя иначе, чем без нее.

На ТВ нужны рейтинги. Ну, может, придумают реалити-шоу, где участники не будут знать о своем участии, и это будет, наверное, правда. Но я надеюсь, что это невозможно, потому что это не даст высоких рейтингов. Жизнь — она хоть и интереснее вымысла, но сюжет в ней не так стремительно развивается, как в искусственном продукте.

И тут я могу точно сказать, что «Школа», безусловно, имитация реальности, но самая удачная имитация из всех, что были сделаны у нас раньше про школу. Раньше, в общем, и попыток не было ее сделать.

— Как вы узнаёте то, о чем пишете? В сегодняшней школе хоть раз были?

Вспоминаю, наблюдаю. Но специально никуда не ходила. Сроки написания сценария всегда жесткие, времени не хватает даже на писание, не то что на хождение по школам. Мне достались от предыдущих авторов диктофонные записи, у них было больше времени на подготовку, они ходили, общались с подростками. Я все это читала. Но, вообще, я многое помню (хотя многое и забыла).

К счастью для этого проекта, но не для меня — свой подростковый период я пережила «полноценно». Со всеми его ужасами. Нет более трудного периода в жизни человека, я в этом уверена. Просто кто-то по жизни бодр и весел или спокоен и отморожен, он и этот период легче переносит, чем другие. Но в целом — это время первых испытаний, самой искренней реакции на окружающий мир, это состояние шока. И в то же время чувство безнаказанности и возможности все исправить потом. Существует такое огромное необъятное потом, что сейчас можно всё. Без рефлексии. И взрослые в большинстве своем беспомощны, они-то как раз все время рефлексируют, они знают о возмездии, они все моралисты.

Вот и историю хотелось делать без рефлексии, без нравственной оценки, как можно ближе к тому состоянию, в котором находятся подростки. Их несет, заносит. Они в состоянии аффекта. Поток информации, гормональный всплеск, непонимание, требования взрослых, вопросы: «куда поступать?», «как избежать наказания?», «как это — трахаться?», «почему они разводятся?», как это все вместить в себя, маленького? Подростки, конечно, все разные, но они все мучаются и мучают других.

Хотя я, вообще-то, отказываюсь считать себя экспертом по проблемам подростков. Я просто, как писатель, пыталась вытащить из себя своего личного подростка, свой взгляд (подростка) на мир, на школу. И это мне далось не без насилия, потому что мне уже интереснее проблемы взрослого человека.

— Есть ли гротеск, преувеличение, концентрат в подходе к материалу? Типизация героев и ситуаций? Или вам дороже частное, локальное (а оно потом все равно выруливает на обобщение)?

Когда пишешь, то кажется, что дороже частное и локальное. А когда смотришь потом, читаешь — видишь и гротеск, и преувеличение. Вообще, смотрю сейчас серии и вижу свои ошибки в сценарии. Сейчас бы многое сделала по-другому. Но не слаще, это точно. Сказок для ТВ я в своей жизни написала достаточно.

— Школа взята и как модель общества, системы (отношения, расстановка сил, атмосфера как внутри учительской, так и между учителями и учениками)?

В чем вы видите (если видите) разницу между своим классом и теми сегодняшними подростками, о которых «Школа»? А учителя теперь — другие?

Многие взрослые люди, которые смотрят сериал, говорят, что узнают себя, свою школу до физического какого-то ощущения. Интересно, что ровесники персонажей тоже узнают себя, они просто кричат в Инете: «У нас то же самое. Не знаю. Педагогический состав не сильно изменился с тех пор, как я училась. Я училась в шести школах. В тех из них, о которых я сегодня что-то знаю, практически не поменялся педсостав. А значит, и не поменялась внутренняя политика. Я вот даже не представляю, какая каша должна быть в голове у учителей, которые лет по сорок преподают в школах. Время так стремительно меняется. А они-то не могут так, вместе со временем. С этим надо что-то делать немедленно. Пропасть между педагогами и учениками огромная.

Дети сегодня другие во многом — это правда. У них интересы несколько отличаются от тех, что были у моих сверстников. Они больше знают, больше владеют информацией. В чем-то они инфантильнее нас, детей 90-х. Среди них больше ребят амбициозных. Но и больше растерянных. Мы же, с одной стороны, потерянное поколение (я школу закончила в 92-м), а с другой — мы были закаленнее. Мы не избалованные, жизнеустойчивые.

Мы потому, наверное, и не сошлись с режиссерами по поводу финала истории. Они моложе меня. Они другие. Вроде восемь-десять лет не такая большая разница, но я ее ощутила. Совершенно по-разному мы видим выход из ситуации.

— Что вы думаете о реакции на сериал — официальной и зрительской (Интернет)? Сначала испугалась, потом успокоилась. Хорошая реакция, в самом деле. Диаметрально противоположные мнения. А это лучше всего, на мой взгляд. Что меня искренне изумляет в отзывах, так это то, что в героях не видят хорошего. А ведь они предельно человечны. В них есть всё. Зритель, видимо, привык к однозначным персонажам. И учителя там вовсе неплохие. Они растерянные, они ко многому не готовы. И все они «очень люди». Чаще всего с несчастной судьбой. Потому что они выбрали такую трудную, низкооплачиваемую, неблагодарную работу. Я вообще не могу назвать ни одного отрицательного персонажа в этой истории.

Наталья Ворожбит родилась в Киеве. В 2000 году закончила Литературный институт им. Горького в Москве, факультет драматургии (мастерская Инны Вишневской). Автор пьес, киносценариев. С 2000 года работала на различных телевизионных проектах. Среди осуществленных постановок «Житие простых» («Молодой театр», Киев), «Девочка со спичками» (театр «Приют комедианта», Санкт-Петербург), «Галка Моталко» (театр «Голосова-20», Тольятти; Национальный Латвийский театр, Рига; «Центр драматургии и режиссуры», Москва; театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург), «Что ты хочешь, украинский бог?» (The Royal Court Theatre, Лондон), «Присоединяюсь» (The Tristan Bates Theatre, Лондон), «Демоны» («Центр драматургии и режиссуры», Москва, Национальный Латвийский театр, Рига; Дом актера, Харьков), «Хроника семьи Хоменко» (The Royal Court Theatre, Лондон), «Зернохранилище» (Королевский Шекспировский театр, Стратфорд-на-Эйвоне).