Татьяна Арзамасова: «Образ не требует перевода»

Полуодетые юноши и подростки неспешно сражаются между собой. Принимают эффектные позы — как на старинных картинах. В руках — самурайские клинки и бейсбольные биты. За голыми спинами — пейзажный задник. Неживые горные выси, фальшивые небеса. Гигантомахия — в стиле гламур, будто за переделку Пергамского алтаря взялся упертый фэшн-фотограф. Потешной героике вторит лубочный фатализм. Эмансипированные машины — грузовики, аэробусы, поезда — снуют по пустынным пространствам, минуя города и поселки, покинутые людьми. То и дело гибнут в техногенных авариях: теряют управление, сходят с рельс, таранят друг друга лбами.

Картинка простовата, заведомо старомодна, будто графика 3D делалась на архаичном, маломощном еще компьютере. Анемичная битва героев и самоубийственный бег машин представляются наблюдателю затяжным — а может, и нескончаемым — ритуалом. Но вмешаться в происходящее зрителю не дано. Интерактив не предусмотрен.

Это — «Последнее восстание», видеоинсталяция группы AES+F. «Цифровая картина: синтез фотографии и 3D-графики», — характеризуют ее создатели. «Последнее восстание», однако, ближе к формату фрески: композиция трехчастна, задействуется не одиночная поверхность, а все внутреннее пространство комнаты (павильона). Изображение проецируется на три плоскости одновременно, виртуальный декор «оккупирует» интерьер. Возникает парадоксальный союз архитектурных и театральных условностей. Наблюдатель оказывается перед воображаемой «третьей стеной», перед подобием «зеркала сцены» виртуального театра теней. Видеофрески группы AES+F «Последнее восстание» (2007) и «Пир Трималхиона» (2009) были показаны на Венецианской биеннале.

Арт-группа AES+F предпочитает иметь дело с фото и видео, но время от времени обращается к более весомым объектам — к концептуальной скульптуре. Витязи виртуальной войны — герои видеоинсталляции «Последнее восстание» — обрели рукотворную плоть. Молочно-белые истуканы с орудиями убийства в руках застыли в изысканных классицистских позах. Эти же юноши стали фигурантами серии фотокартин, стилизованных под ренессансные тондо. Сцены насилия тут пропущены через фильтр живописного эстетизма, пугают не уродством и безобразием, а переизбытком прекрасного: самодовольной, аутичной своей красотой.

Массовую известность принесла группе AES+F серия «доработанных» фотографий «Исламский проект»: статую Свободы укутали в паранджу, в открыточные виды европейских столиц имплантировали новые доминанты — купола соборных мечетей. Проект был задуман в конце 90-х, еще до 11 сентября, задолго до швейцарского прецедента (по итогам недавнего референдума в Швейцарской федерации был принят запрет на возведение новых минаретов). Допущение оказалось провидческим, художественное высказывание не утратило актуальности до сих пор. «Исламский проект» высветил скрытые фобии среднего европейца, его затаенный страх перед атакой чужеродных культур. Поставил коварный вопрос: как сохранить идентичность «белой цивилизации»? Однозначный ответ на него дать не возьмется никто (во всяком случае — в рамках политкорректного этикета). Травестийной перелицовкой мифа о западной толерантности стал проект «Европа-Европа» — серия фарфоровых статуэток, запечатлевших сексуальные игрища супостатов: неформалки и ортодокса, копа и гопника, скинхеда и молодой мусульманки.

За ёрничеством, за хлесткой иронией в этой работе AES+F различима внятная пацифистская установка: Make Love Not War, любовный контакт — плодотворней конфликтов.

Сергей Анашкин. Как возникают арт-группы?

Татьяна Арзамасова. Художник — сам себе социум. Так было со времен Фидия. И в эпоху Ренессанса, и в ХХ веке. Художник всегда одинок. Он вынужден рисковать — вступать в конкуренцию с собратьями по ремеслу, сражаться с самим собой. Формирование художественных групп — тандемов, трио, команд — попытка обеспечить себе безопасный тыл, иллюзорную, порой, надежность существования. Арт-группа — автономное сообщество, создающее для художника дружественную среду. Оно должно жить и действовать как микрокосм, как единый организм. Но коллективное творчество не отменяет межличностных трений — случаются споры, вспыхивают дискуссии. Чаще всего подобные арт-ячейки образуют семейные пары — Христо и Жанна Клод. Иногда гомосексуальные тандемы: швейцарцы Фишли и Вайс, британцы Гилберт и Джордж. На личную близость накладывается общность художественных идей. Нужно признать, что такая стратегия выживания эффективна. Было время, когда художественный истеблишмент с большим подозрением относился к коллективному творчеству. Теперь арт-группа стала признанной культурной единицей, такой же полноправной, как художник-одиночка.

С.Анашкин. Как сформировалась арт-группа AES+F? Как разделяются функции ее членов?

Т.Арзамасова. Мы работаем вместе больше двадцати лет, с 1987 года. Членов AES+F можно уважать за толерантность, за взаимное терпение, умение понимать друг друга. Никакого кастинга не было. Соединились по взаимной симпатии. Так, собственно, и возникают долговременные человеческие связи. Мы, Татьяна Арзамасова (A) и Лев Евзович (E) — семейная пара. Оба получили архитектурное образование. Евгений Святский (S) — книжный график, дизайнер. В 1987 году мы начали работать втроем, сделали проект для театрального режиссера Анатолия Васильева — альбом-афишу для легендарного спектакля «Серсо». В 1995 году к нам присоединился фотограф Владимир Фридкес (F). Поскольку все мы люди достаточно образованные, тренированные, рукастые и глазастые, разделение функций минимально. Вначале вырабатываем общую концепцию, думаем, как должны выглядеть наши работы, как — технологически — задачу осуществить. Когда приходим к консенсусу, беремся за дело.

С.Анашкин. Вы работаете на языке — или с языком глянца, разрушая его изнутри. Почему предпочли такую эстетику?

Т.Арзамасова. Глянец-гламур, как его понимает наша пресса, в том числе и критическая, честно сказать, достал. Как и пафос. Но гиперпафос — это уже критика пафоса. Когда предметом искусства становятся грехи и фикции глянца, его фальшивый лоск, под ударом оказывается сама мифология гламура. Обратите внимание: модели у нас далеко не перфектны, не идеальны. Отлича Тются от девушек с подиума и от журнальных фотомоделей¹. Они могут быть недостаточно смазливыми, но всегда — самобытны, у каждой свои характерные черты. Потому и создается впечатление, что эти ребята прекрасны. Искусство лишь в исключительных случаях работает с антиэстетикой. Чаще всего оно оперирует традиционными категориями. Можно критиковать гламур, вступать в ироничные игры с историей искусств, подтрунивать над собой, над фигурой художника и при этом оставаться в рамках исконных эстетических и этических представлений о человечности, гармонии, красоте.

С.Анашкин. Почему вы ангажируете натурщиков? Олег Кулик или Владислав Мамышев-Монро предпочитают работать со своими телами, с собственными персонами…

Т.Арзамасова. В 1995 году мы осуществили проект, который назывался «Семейный портрет в интерьере». Как знаменитый фильм Лукино Висконти. Довольно мрачный перформанс, пристрастный взгляд на семейную жизнь, на рутину брака. Мы с Львом Евзовичем вскрывали горло обычными канцеляр-скими ножницами. Делалось это в докомпьютерную эпоху — прямые фотографии, без цифровой доработки. Конечно, это была лишь имитация членовредительства, никто из нас не пострадал. Мы ориентировались на технику экорше (изображение человека с обнаженными мускулами). Эти восковые анатомические модели — нечто среднее между научным пособием и портретной скульптурой — были чрезвычайно популярны в XVIII веке. Мы сделали ряд проектов, в которых касались темы «разрыва» — утраты человеком внешней брони, спасительной оболочки, болезненного взаимодействия индивида с окружающим его пространством. К примеру, «Коррупция. Апофеоз» — серия из двенадцати «парадных портретов» преуспевающих господ. Хозяева жизни конца 90-х — бизнесмен, архитектор, шоумен — делают себе харакири. А потом протягивают друг другу свои блестящие кишки. На автомате. Этот жест столь же нейтрален, как будничное рукопожатие.

С.Анашкин. В чем, по-вашему, кроется привлекательность серий?

Т.Арзамасова. В серии можно выразить идею со всеми ее нюансами, развернуть художественное высказывание. Поставить себя и на позицию автора, и на позицию зрителя, рассмотреть предмет осмысления и снаружи, и изнутри.

С.Анашкин. Где пролегает граница между прекрасным и страшным?

Т.Арзамасова. На мой взгляд, ее не существует. Самое отвратительное и шокирующее — это, наверное, смерть. Но даже эта тема увлекает художников.

Со времен Ренессанса. Смерть — неотступный сюжет работ американского фотографа Джоэла-Питера Уиткина. То, что он делает, на мой взгляд, too much beautiful, даже слишком красиво. Он гасит у зрителя ощущение шока (от лицезрения безжизненной плоти), навешивая эстетические фильтры: стилизует изображение под дагеротип, под классический натюрморт. Мы, кстати, знакомы с Уиткином, он нежный, веселый человек. Обращение к «запретной» теме для него — способ сублимации. Между художником, работающим со смертью, и некрофилом знак равенства ставить нельзя. Художник осмысливает смерть как неизбежность, как иную субстанцию жизни, некрофил, забавляясь трупами, совершает преступление против нее.

С.Анашкин. В ваших работах появляется образ ребенка. Что вы в него вкладываете?

Т.Арзамасова. Ребенок, юноша нужен нам как образ тревожного будущего. Дитя растет, облик его меняется, развивается личность. Каким станет ребенок — нелегко предсказать. Так же непросто строить прогнозы на будущее. Оно туманно. Дети в наших работах были метафорой человечества². Заблудившийся в пустыне отряд малолетних рейнджеров. Интернациональная команда, мальчики и девочки в беленьких шортиках. Образы поп-культуры были взяты взаймы из голливудских блокбастеров, из компьютерных стрелялок. И спародированы нами.

С.Анашкин. То есть вы ставите под сомнение миф о невинности ребенка?

Т.Арзамасова. В постхристианские времена разгорелись дискуссии по поводу того, в самом ли деле невинно дитя, является ли оно ближайшим подобием Бога? Для многих вопрос этот остается спорным. Если видеть в ребенке прообраз человека и человечества, невинным его признать нельзя. Мишель Турнье в романе «Лесной царь» сделал любопытное замечание. От лица персонажа, с которым отождествлял себя, автор говорит: возможно, есть шанс среди мальчиков отыскать малыша, соответствующего представлениям о ребячьей невинности, но девочка — это всегда женщина, с памперсного возраста. В этом юном создании коренится сущность человеческого вида.

С.Анашкин. Есть ли принципиальное различие между видеоартом и кино?

Т.Арзамасова. Мы снимали две свои последние видеоработы не кинокамерой, а фотоаппаратом. Наше видео смонтировано из мгновенных стоп-кадров. На мой взгляд, это не кино. Скорее уж — анимация, театр виртуальных марионеток. В видео «Последнее восстание» есть некое подобие фабулы. Подростки — бессмертные нибелунги компьютерной войны — сражаются друг с другом, истязают поверженных противников, но не могут преодолеть свое виртуальное бессмертие. Машинки, самолетики, поезда — смешные игрушечки, выполненные в технологии 3D, — то и дело теряют управление, кончают с собой, реализуя мечту о небытие вечно живых героев. Наша последняя работа «Пир Тримальхиона» инспирирована главой из «Сатирикона» Петрония. Феллини экранизировал этот роман. С исходным текстом наше видео связано только цепочкой ассоциаций. Рим — модель постглобального пространства. На несуществующем острове мы поместили шикарный отель. Его архитектура — отражение ментальности белого человека. Под гигантским куполом, во вкусе архитектурных фантазий Пиранези, расставлены национальные павильоны — китайский, индийский, арабский. Патриции, представители белой расы, прибывают на остров. Цветные слуги (за ними — весь остальной мир) встречают почетных гостей, исполняют прихоти постояльцев отеля. Сценария у нас не было. Но были придуманы достаточно колоритные персонажи: европейские нувориши, повара-китайцы, чернокожие посыльные и уборщицы. Намечены взаимосвязи между этими характерами. В «Пире Тримальхиона» снимались и люди с улицы, и профессиональные актеры — Светлана Светличная, Андрей Руденский. Этот артист поймал специфику нашего видео: «В кино раскрытие персонажа идет через долгие разговоры, через диалоги, через нарратив. Но можно обойтись и без этого. Для рассказа о своем персонаже актеру достаточно естественных инструментов — тела и лица».

С.Анашкин. Отличается ли современное российское искусство от работ западных художников?

Т.Арзамасова. Искусство несет на себе печать национального характера. Произведение француза нетрудно отличить от произведения черного американца. Различны темы работ, подходы к художественным задачам, точки зрения. Мы используем международную лексику, оперируем интернациональной проблематикой (в центре внимания — взаимодействие реального и виртуального, политических и социальных контекстов). Но в наших работах всегда ощутимо русское восприятие жизни.

С.Анашкин. Ваше видео обходится без слов: нет ни пояснительных титров, ни звучащего диалога…

Т.Арзамасова. Визуальный образ воздействует сильнее, чем слово. Он не требует перевода, который влечет за собой неизбежные искажения смыслов. Художник, конечно, свободен в выборе средств. Но мне не близок тот тип концептуального искусства, где делается ставка на текст, где без слова невозможна интерпретация произведения. Образ в принципе самодостаточен, он не требует дополнительных пояснений. Если видео снято автором с должной степенью уважения к зрителю и к себе самому, оно несет невероятный заряд воздействия. Более сильный, чем «картинка» в кино. Фильм требует нарратива, поэтапного развертывания сюжета. В видеоарте визуальные образы говорят сами за себя.

С.Анашкин. Почти неприличный вопрос: какое послание вы отправляете миру?

Т.Арзамасова. В основе наших работ — извечный сюжет, который проживается и изживается каждым индивидом. Есть тайна рождения. Есть загадки Эдипа, их человек пытается отгадать³. Есть горькая тайна ухода. Это — трагедия человеческого бытия, не лишенная, впрочем, толики оптимизма. Могут меняться декорации — социум, фон, культурные ассоциации, но история повторяется снова и снова. Набор паттернов такой, другого просто не существует.

С.Анашкин. Основной миф?

Т.Арзамасова. Искусство живет этим мифом. История искусства читается, как «основной миф», как одна дурная и прекрасная бесконечность.

запчасти к дизелям д12

Татьяна Арзамасова — художница, участница группы AES+F.

¹ Прыщи у юных натурщиков совсем не тронуты гримом. — С.А.
² Имеются в виду работы «Лесной царь» и Action Half Life. — С.А.
³ Вопрос: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» — задает греческому герою чудовище Сфинкс. — С.А.