Нарисованная жизнь
Байопик монстра французской культуры второй половины прошлого века Сержа Генсбура выходит из ряда жанровой традиции благодаря режиссуре Жоанна Сфара, автора комиксов, дебютировавшего в кино «Любовью хулигана». Правда, это название картина получила в нашем прокате; ее оригинальное название — «Героическая жизнь». Но «Любовь хулигана» невольно наводит на сравнение с «Барышней и хулиганом», возможно, невольно, но тем не менее обоснованно сталкивая провокатора француза с провокатором русским, не в меньшей степени прославившимся как талантом, так и шокирующим поведением, поставившим жест на службу искусству. Итак, пафосная «Героическая жизнь» превратилась в камерную «Любовь хулигана». В обоих случаях ключевое слово — «хулиган», что, конечно, означает не мелкий дебошир, а нарушитель табу, человек, сам устанавливающий для себя правила и не требующий, чтобы их придерживались другие. В жизни и в творчестве.
Надо отдать должное дерзости Жоанна Сфара, взявшегося поставить фильм о Генсбуре. Решение было не спонтанным; Сфар, по его словам, «вырос, окруженный его творениями». И потом его собственный художественный мир вырос из «выходок Генсбура». Комикс о похождениях Евгения Соколова, героя романа Генсбура, он закончил вскоре после его смерти. Заглавную роль, кстати, Сфар сначала предложил его дочери Шарлотте, та вроде бы согласилась, но потом передумала. И правильно сделала. Она могла бы сыграть отца на сцене, как это делала Анастасия Вертинская, но в кино — с крупными планами, со всеми видимыми подробностями — сразу же полезли бы лишние ассоциации, связанные с трансвестизмом и прочим. Словом, все к лучшему. Если, конечно, не сказать о том, что Люси Гордон, сыгравшая роль ее матери Джейн Биркин, которая одобрила выбор режиссера, покончила с собой за два дня до своего двадцатидевятилетия. Самого Генсбура прекрасно изобразил театральный актер Эрик Эльмонино. Судя по сохранившимся пленкам, очень похоже не только внешне. Такому можно поверить в самоубийственном фатализме аутсайдера, сделавшего себе профессию из изгойства.
Обращение кинематографа к такой яркой фигуре, как Серж Генсбур, оставивший свой след в культуре не только в качестве певца, композитора, писателя, но еще и режиссера, чье имя связано с такими звездами, как Жюльет Греко, Брижит Бардо и Джейн Биркин, и кто стал отцом нынешней звезды французского экрана Шарлотты Генсбур, было вполне ожидаемо. Но взять в разработку такую культовую фигуру, как Генсбур, дело не рядовое. Его можно было бы доверить какому-либо авторитетному режиссеру, набившему руку на байопиках, — и получилось бы классическое жизнеописание. Но таким образом можно было бы и «убить» персонаж; в лучшем случае он бы выломался из поставленных ему рамок, доказав заведомую гибельность замысла. Новичок Жоанн Сфар поставил фильм по собственному графическому роману.
Вопреки ожидаемому, Сфар базирует свою историю не столько на карьере знаменитого певца, сколько на более близком ему самому биографическом «предтексте»: Генсбур начинал как художник. В результате сюжет разворачивается на канве визуальности, а эпизоды монтируются не только по хронологии жизни героя, но одновременно по логике фантастической образности воображаемой истории из детских комиксов Сфара о дружбе еврейского сироты с семейством монстров. В сущности, произвола здесь нет: детство Люсьена Гинзбурга (Кейси Моттет Кляйн), впоследствии известного как Серж Генсбур, сына выходцев из Одессы (родителей, на столе которых не переводится «Столичная» и соленые огурцы, сыграли румын Разван Василеску и Динара Друкарова, открытая Виталием Каневским для фильма «Замри, умри, воскресни!»), пришлось на время немецкой оккупации. И он как еврей носил тогда на одежде желтую звезду. Со свойственным ему веселым цинизмом взрослый Генсбур называл желтую звезду «значком шерифа», говорил, что родился под счастливой звездой и даже написал о ней песню.
Фильм Сфара — коллаж, где использована не только анимация, но еще и масочные персонажи, в первую очередь альтер эго Генсбура, его «рожа» (так в нашем переводе, но лучше бы «харя», как называли маски в старой Руси), образ которой родился из засевшего с детства в памяти антисемитского плаката. Харя — единственный собеседник, которого удостаивает Генсбур серьезного разговора. Публике нужно петь, с женщинами нужно спать.
Отказ от «парикмахерского» имени Люсьен и обретение Сержем своего двойника (Хари, La Gueule) оправдано словами самого героя: «У каждого поэта есть свой двойник». Харя Генсбура — автокарикатура («У меня отвратительная рожа, и я этим пользуюсь») и одновременно самозащита: носатый монстр с огромными ручищами — это альтер эго по преимуществу музыканта, подминающего под себя частную жизнь человека. Ведь это он толкает Генсбура оставить сперва живопись, а потом и собственных детей, соблазнить Жюльет Греко, чтобы продать ей свои песни, предать доверие наивной Франс Галь; это он услужливо скручивает Сержу своим носом-клювом самокрутки с травкой. Иными словами, Харя — это его «мистер Хайд», темная сторона пары двойников, на которую можно списать человеческие грехи, свершенные ради искусства. А сам человек вроде бы и ни при чем.
Дуг Джонс, мим и драматический актер (любимец Гильермо дель Торо — см. «Лабиринт фавна») оживляет эту маску, которая в античном театре называлась персоной. Персону Юнг трактовал как приспособительную систему, которую используют для общения с внешним миром. Опасность заключается в том, что со временем можно до такой степени срастись со своей персоной-маской, что трудно (если вообще возможно) уже и самому отделить ее от себя. То есть происходит превращение в персону — что часто и случается со звездами.
Однако превращение превращению рознь.
Харя, с параноидальной настойчивостью отсылающая Генсбура к прошлому, — это напоминание о несвободе, где родилось то упрямство духа, которое сотворило художника, сделавшего своим плацдармом, своим предметом и орудием провокации безграничную, ничем не стесняемую — в том числе любовью, деньгами или моралью, даже смертью — свободу. Кто еще отважился бы, лежа на реанимационной койке, ответить журналисту, что отныне его жизненной стратегией будет еще больше сигарет и еще больше водки. В этом смысле противостояния жизнь Сержа Генсбура в самом деле можно назвать героической.
Впрочем, несмотря на все перверсии, любая громкая карьера проходит свои обязательные фазы. Достигнув славы, Генсбур становится «провокатором в законе», алкашом и бабником — алкашом для допинга, бабником «от противного», то есть от женоненавистничества. Сфару хватило вкуса, чтобы не изображать муки творчества; он рассказывает о человеке, предполагая, что потенциальному зрителю известны хотя бы его песни. Зрителю также предположительно известны перипетии его отношений с культовыми фигурами — будь то Борис Виан (Филипп Катрин), Жюльет Греко (Анна Муглалис), Брижит Бардо (Летисия Каста), Франс Галь (Сара Форестье), Джейн Биркин или с его последней (четвертой) женой Бамбу (Милен Жампаной), поэтому на экране они переданы пунктирно, без особых объяснений подоплеки. (Кстати, хотя Генсбур проживает на экране свою жизнь до конца, мы так и не узнаем, сколько, например, у него было детей.) Но кое без чего обойтись было нельзя: сжигание в телеэфире пятисотфранковой купюры, исполнение священной «Марсельезы» в стиле регги перед ветеранами — знаковые жесты свободы.
Надо иметь в виду, что пресловутый зритель может и не знать всего этого, и даже не знать, кто такая Брижит Бардо. Чтобы подчеркнуть значимость момента — ее приход в студию Генсбура, — Сфар обставляет это событие с подчеркнутой театральной пышностью. Летисия Каста, снятая с низкой точки, чтобы ноги выглядели еще длиннее, держа на поводке бульдога, медленно шествует по длинному узкому коридору, занимая собой все пространство. Но потом, рядом с Генсбуром, ее место ограничено: на диване, на рояле и т.д. Летисия Каста блестяще имитирует ББ в танце, не помеха для идентификации ее с героиней более худая фигура и более длинные ноги (что, повторяю, даже акцентируется), ей даже удается обнаружить живую женщину за образом «киски», но ей не хватает того, что составляло уникальность той звезды 60-х, — теплоты. Это свойство просто исчезло из арсенала современных див.
В нашем прокате Генсбура озвучивает Сергей Шнуров — трудно было бы подыскать более адекватный аналог французскому мастеру провокации. Шнур тоже не мыслит «культуры без бухашки», он щеголяет табуированной лексикой и даже пишет картины. Но вряд ли он будет сжигать в телеэфире пятисотевровые бумажки, так же как Генсбур вряд ли стал бы продавать ботинки под своим лейблом, назначать шестизначные прайсы для своих картин и вести телепередачи о заграничном туризме.
В фильме Сфара создана атмосфера сказочной ирреальности — изначально им ставилась задача изобрести пространство, которое нельзя увидеть в повседневной жизни; отсюда и камерность «Любви хулигана» в комнатах с низким потолком и черными стенами. Серж Генсбур ушел вместе со своим временем, и повторения не будет.
«Генсбур. Любовь хулигана»
Gainsbourg (Vie heroїque)
Автор сценария и режиссер Жоанн Сфар
Оператор Гийом Шиффман
Художник Кристиан Марти
Композитор Оливье Давио
В ролях: Эрик Эльмонино, Дуг Джонс, Люси Гордон, Летисия Каста, Анна Муглалис, Динара Друкарова, Разван Василеску, Сара Форестье, Клод Шаброль, Филипп Катрин, Кейси Моттет Кляйн, Милен Жампаной и другие
One World Films, Studio 37, Universal Pictures International (UPI), France 2 Cinema, Lilou Films Xilam, Uni Etoile 6, Canal+, France Television, Orange Cinema Series, Region Ile-de-France
Франция — США
2010
