Контрабас

Весенний день. Большой городской проспект забит машинами. Выезжаю, пытаясь вклиниться в ряд. Никто не пропускает. Сигналят. Нервничаю, тихо и медленно выезжаю. Потом газую. «Форд» увидел поздно. Растерялся, начал вилять по дороге. Чьи-то руки резко крутанули руль вправо к обочине. Ногами на тормоз. «Форд» пытается уйти от столкновения. Уходит вправо, цепляет машину, потом другую. Встает.

Сижу в машине, смотрю на представителя ГАИ. Тот испуганно на меня. Вылезаю из машины. На крыше значок «У». Смотрю на аварию. Понимаю, что на права не сдал. Гаишник тоже вылез.

Г а и ш н и к. Нарожали уродов. Сел за руль — никому не уступай и будешь всегда прав. Пускай у них голова болит.

Три битых машины стоят. Водители вышли. О чем-то переговариваются. Смотрят на меня. Я на них.

Нас объезжают другие машины. Водители бросают усталые взгляды и пролетают дальше.

Вечером бегу в университет. В парке сидит Батон с компанией. Пьют пиво.

Б а т о н. Коляныч! Сдал, нет? Давай к нам.

Машу рукой и вбегаю в университет. В коридорах никого. Табличка «Деканат». Пытаюсь отдышаться. Стучу и вхожу. Никого не вижу. Кашляю.

Из-за шкафа выходит полная женщина.

Ж е н щ и н а. Больной или пытаешься обратить на себя внимание?

К о л я. Нет, просто бежал. Хотел на права сдать.

Ж е н щ и н а. Теперь, чтобы бегать, тоже права нужны? Хотя в этой стране может быть все, что угодно. Чего хотел?

Женщина накидывает плащ. Она собирается домой.

К о л я. Там у меня долги… Заявление на восстановление.

Ж е н щ и н а. Лучше хвосты, чем рога! Завтра приходи.

К о л я. А сегодня нельзя?

Ж е н щ и н а. Можно, но завтра. (Расстроенный, разворачиваюсь и иду к дверям.) На права-то сдал? (Отрицательно качаю головой.) Пиши, только быстро.

Довольный, выскакиваю на улицу. Батон все еще здесь. Мимо проходят девчонки.

Б а т о н. Эй, матрешки, как насчет выпивошки?

Девчонки крутят пальцем у виска и уходят.

Подхожу, здороваюсь.

Б а т о н. Сдал? На.

Протягивает бутылку пива.

К о л я. На завтра перенесли. Не, не буду.

Батон показывает на тощего парня.

Б а т о н. Прикинь, его сегодня ночью чуть не прибрали. Расскажи…

П а р е н ь. Утром, человек пять. Менты и военные. Должок Родине надо вернуть. Пока к машине шел, ноги сделал. Волки!

Б а т о н. За свободу. Долги отдают только трусы. На…

Снова предлагает пиво.

К о л я. Я не буду.

Домой пришел сильно пьяный. Сидел в прихожей, пытался поиграть с Платоном. Охотничья лайка, учуяв алкоголь, играть не особо хотела.

На шум вышла заспанная мама. Бросила на меня неодобрительный взгляд. Пытался схватить Платона за хвост. Тот огрызнулся и сбежал на кухню.

М а м а. Иди спи, придурок.

За долгами пришли ранним утром. Дверь открыла Светка — моя сестра. Мама успела крикнуть: «Не надо». Поздно.

Они вошли. Военный майор, участковый и еще два милиционера. Выхожу в коридор на шум. В трусах и майке и все еще пьяный.

М а м а. Он студент. У него отсрочка.

У ч а с т к о в ы й. Его отчислили.

Майор протянул повестку. Я все еще пьяный.

К о л я. Не имеете права… Я написал заявление…

М а й о р. Скворцов Николай Иванович. Собирайся, сынок, армия тебя ждет.

М а м а. Он никуда не пойдет. Он не одет.

М а й о р. Оденем.

М а м а. Он пьяный.

М а й о р. У нас не пьют.

М а м а. Платон!

Платон залаял. Участковый успел закрыть его на кухне. Милиционер схватил меня за руку. Я попытался вырваться, но не смог.

Мама и Светка хотели мне помочь, но милиционеры их оттеснили. Началась свалка.

Военный стоял в стороне и смотрел спокойно на нас.

Когда маму и Светку милиционеры уронили на пол, я успел крикнуть: «Ма…»

После этого участковый толкнул меня. Я ударился головой о косяк и потерял сознание.

Стоим шеренгой в коридоре военкомата. Пятнадцать-двадцать призывников. Из одежды — только трусы. Какие-то военные нас осматривают. Один из них подошел к высокому

и стройному юноше.

Ч л е н  м е д к о м и с с и и. Рот, трусы.

Юноша открыл рот. Военный посмотрел. Потом юноша спустил трусы. Военный осмотрел и там. Также осмотрел еще трех высоких.

Ч л е н  м е д к о м и с с и и. Этих четырех.

К о л я. Вы не имеете... Я… У меня отсрочка… Я студент…

Военные посмотрели на меня.

Ч л е н  м е д к о м и с с и и. Остальные дерьмо.

Большой общей толпой вбегаем в вагон. Призывники с рюкзаками, чемоданами, сумками. По краям какие-то военные.

Вечером прибываем в часть. Опять построение в казарме. Опять осмотр военными.

Рядом со мной стоит здоровяк. Справа — лысый и ушастый. Из нас он один коротко подстрижен. Военный указал на него.

П е р в ы й  в о е н н ы й. Этого за старшего.

В т о р о й  в о е н н ы й. Так точно.

К о л я. Я… Это ошибка. Я успел… Мне домой надо.

П е р в ы й  в о е н н ы й. Этого домой.

В т о р о й  в о е н н ы й. Так точно.

Военный читает нам присягу. А в это время нас стригут под ноль.

П р и с я г а. «Торжественно присягаю на верность своей Родине — Российской Федерации».

Мы получаем форму и переодеваемся.

Бежим строем.

П р и с я г а. «…Клянусь свято со-блюдать ее Конституцию и законы».

В учебном кабинете изучаем оружие. На стенах плакаты с оружием.

Сержант разбирает автомат.

Потом очень быстро собирает автомат ушастый.

Потом здоровяк.

Потом с автоматом мучаюсь я. Никак не могу снять крышку. Роняю автомат на пол. Бойцы ржут.

П р и с я г а. «…строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников».

На стрельбище стреляем из автоматов. Рядом ходит сержант.

Поднимаются мишени. Ушастый положил три мишени из трех. Я тоже положил три.

Мне и ушастому сержант вручает снайперскую винтовку с оптикой. Опять стреляем.

П р и с я г а. «Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России…»

Расписываемся за оружие. Получаем бронежилеты и каски.

П р и с я г а. «…народ и Отечество!»

Военный закончил читать присягу.

В о е н н ы й. Вы направляетесь в дружественную Чеченскую республику для помощи в сборе урожая.

Ушастый оценивающе покачал головой.

Р у с я. Круто. Русские едут на войну. Пашка. (Представился он.)

Здоровяк вздохнул.

Б а ш к а. На картошку, значит, едем. Федя.

К о л я. Я хочу домой. Николай.

Поздно ночью загружаемся в поезд. Длинная очередь бойцов. Все в полной боевой выкладке. Медленной и тяжелой змейкой вползаем в вагон.

Брюхо вертолета. Спим друг на друге. Нас много, человек пятьдесят. У окна вижу священника. Летит вместе с нами. Увидел, что я не сплю. Окрестил меня. Закрываю глаза.

Если смотреть сверху, то обычное чеченское село выглядит так — одно- или двухэтажные большие дома. Обязательно большой сад и огород при каждом доме. Высокие и красивые заборы. Во дворах стирают и развешивают белье женщины. Там же играют маленькие дети. Те, что постарше, бегают по улицам.

Самое оживленное и многолюдное место — рынок. Здесь бойкая торговля. Вино, хлеб, конфеты, шашлыки, мясо, фрукты. И люди, люди, люди. В камуфляжах, с автоматами.

В длинных халатах повседневной одежды. Дети, женщины, старики.

Наш ПВД — пункт временной дислокации — находится на краю села. Здоровый пятачок, изрытый окопами. По краям все в мешках. По периметру — рота охраны и посты в окопах. В центре — здоровенный ангар. Это бывший гараж бывшего ДРСУ — Дорожно-ремонтного строительного управления. Внутри — палатки для проживания. Тут же белая столовая — скамейки и столы. На столах цветы.

Рядом небольшое двухэтажное здание самого управления. Теперь здесь табличка «Штаб». На территории БТР и БМП механики занимаются ремонтом. Между штабом и ангаром находится вольер для собак. Солдаты кормят своих питомцев. В основном овчарок и спаниелей. За границей ПВД — большое поле. Там таблички «Мины». А дальше горы, горы, горы…

Бортовой «Урал» месит грязь и влетает на территорию ПВД. За ним влетает БТР с солдатами на броне. Открывается борт, и я, полузаспанный, вижу поля, массивные зеленые деревья и горы, горы!

Меня толкают, и я чуть не вываливаюсь из кузова.

Нас встречают несколько военных.

Как только встал на ноги, начинается обстрел. Военные тут же куда-то пропали. Из кузова выпрыгнули все. Кто лег на землю. Кто смотрит друг на друга, принимая это за «форму встречи новичков».

Вдруг какой-то усатый военный заорал: «Кольцо держать, сукины дети, кольцо».

Началась паника. Кто-то залег.

Я не знал, куда лечь. Везде тела. Стрелять продолжали. Я искал место. Запнулся и упал. Федор, Паша и еще несколько бойцов заняли круговую оборону. Паша подбежал к военному.

Р у с я. Товарищ военный, а где тут русские воюют?

Получил с правой в ухо по каске и тоже лег.

Обстрел прекратился. Опять построение. Военный, который орал на нас и ударил Пашу, стоял перед нами. В камуфляжной форме и без знаков различия. Он стоял и недовольно смотрел на новобранцев. Кто-то успел испачкаться. Кто-то нет. Я успел испачкаться и порвал штаны.

К у з н е ц (с недовольной усмешкой). Шаг вперед, кто был в учебке.

Никто не выходил. Я вышел.

К о л я. Я хотел бы…

К у з н е ц. Шаг вперед, кто умеет стрелять.

Вышел Паша и еще два бойца.

Я сделал еще один шаг.

К о л я. Тут ошибка…

К у з н е ц. Кто кровь видел?

Я остановился. Из строя вышел Федор.

Б а ш к а. Ну, не знаю… Курице там, башку рубил. Мать просила.

Все заржали.

К у з н е ц. Встать в строй, Башка.

Я подошел еще ближе.

К о л я. Я еще на права не сдал…

К у з н е ц. Где твое оружие, боец?

И в самом деле, пока бегал, потерял винтовку. Она валялась в нескольких метрах от меня.

Военный поднял винтовку. Передернул затвор. Вдохнул приятный запах свежей смазки.

К у з н е ц. Неделю дежурства!

Аминат Махмудова стояла у комендатуры. Она ждала своего отца, местного главу. Пятнадцатилетняя красавица с интересом смотрела на то, как в комендатуру входили и выходили вооруженные люди. Мимо проходили местные, здоровались с ней. Она здоровалась в ответ. Перед ней вырос букет цветов.

Р о м а н. Ты прекрасна, спору нет,

Ты, царевна, всех милее,

Всех румяней и белее.

Перед ней стоял молодой срочник Роман. Аминат покраснела и отвернулась.

А м и н а т. Отойди, а то папа опять ругаться будет.

Р о м а н. Возьми букет, царица, а то закричу.

Аминат улыбнулась.

А м и н а т. Кричи.

Появился тот, усатый, который влепил мне наряды. Посмотрел на парочку и вошел в комендатуру.

Роман положил букет под ноги и отошел. Аминат несколько раз оглянулась. Хотела поднять букет, но мимо прошла женщина. Аминат поздоровалась. И отошла от букета.

За столом в комендатуре сидел военный и тоже без знаков различия. Пил чай. Вошел Усатый и начал кричать.

К у з н е ц. Иваныч, какого хрена происходит?!

П о л к о в н и к. Странно, я всегда думал, что полковник обычно кричит на прапорщика, а не наоборот.

Полковник посмотрел в угол. Там сидел Масуд Махмудов — глава администрации села. Прапорщик его тоже увидел.

Масуд улыбался. Он был доволен тем, что ругались военные.

К у з н е ц. Масуд, кто сегодня смену обстрелял?

Он положил на стол мою винтовку.

М а с у д. Не знаю. Мы уважаем русских, но с вашим приходом здесь много бандитов стало. Мы не можем за всеми уследить.

Полковник и прапорщик хотели поговорить наедине. Масуд пил чай и не собирался уходить.

К у з н е ц. Они сюда Большой театр не собираются пригласить послужить?

П о л к о в н и к. Надо будет, привезут и Большой. А ты хотел семейных контрактников?

Масуд допил чай. Поставил чашку на стол и встал.

М а с у д. Скажи своим людям, чтобы оставили мою дочь в покое.

К у з н е ц. Мы за всеми уследить не можем.

Масуд зло улыбнулся и вышел.

Прапорщик в окно видел, как Масуд вышел. Его охраняли три человека с автоматами. Он прихрамывал. Что-то сказал дочери и пошел. Аминат послушно побежала за ним.

Полковник бросил взгляд на снайперскую винтовку.

П о л к о в н и к. Это что?

К у з н е ц. А это Большой театр тебя так охраняет.

П о л к о в н и к. Ну и объясни им, что из этого обычно стреляют.

К у з н е ц. Пока я объясняю, театральное представление кончится.

И боюсь, что живых бойцов в зале уже не останется.

П о л к о в н и к. Свободен, прапорщик.

К у з н е ц. Старший прапорщик.

Я пришел в казарму после дежурства. Слева и справа палатки. Тут же нарвался на какого-то здоровяка. Вроде казаха. Налетел на него и упал. Казах перешагнул через меня, вроде как не заметил. Кто-то засмеялся: «Ну, Рамзес дает».

Поднялся, оглядел левую палатку. Человек на двадцать. Двухъярусные кровати. Сверху на досках висят бронежилеты, каски, бушлаты. Автоматы на кроватях. Под койками ящики с патронами. В конце палатки спят офицеры. Отгородились коврами. Стоял у входа и не знал, в какую палатку входить. Вышел прапорщик. Встал возле свободной койки.

К у з н е ц. Иди сюда, боец. Отделение, смирно. (Все встали по стойке смирно.) Фамилия?

К о л я. Скворцов, но я…

Прапорщик пошел дальше.

Б а ш к а. Снегирь.

Р у с я. Павел Воробьев. Рост 175. Вес 73. Первый разряд по стрельбе.

Появился еще один худой и высокий.

Б у р я. Буревестник Антон.

К у з н е ц. Да уж, соколы. Вы теперь отделение птиц. (Антону.) Принимай пополнение. Объяснишь им все. (Показал на меня.) Этот дежурный.

Б у р я. Так точно, товарищ старший прапорщик.

После этого прапорщик вернул мою винтовку. Я взял ее за ствол и уронил. Прапорщик отстегнул магазин. Щелкнул затвором. И только после этого поставил винтовку рядом с койкой.

Поздно вечером Аминат снимала чистое белье с веревки. Нурди — старший брат — сидел в новенькой «Ладе-99». Восемнадцатилетнему Нурди машина отца явно нравилась. Он включал и выключал фары. Вылез. Протер фары, лобовое стекло. Опять залез. Включил очень тихо приемник.

Аминат хотела войти в дом, но услышала разговор отца с каким-то человеком. Говорили по-чеченски. Масуд и его гость сидели на ковре в большой комнате. Пили чай. Гость был ровесником Масуда. Один глаз, видно, из-за травмы, постоянно дергался.

Г о с т ь. Разве я плохой человек?

М а с у д. Нет. Ахмед, ты много сделал для моей семьи, но она еще ребенок. Подожди немного. Русские уйдут…

А х м е д. Русские собаки уйдут, когда я этого захочу. Смотри, чтобы она с ними не ушла.

М а с у д. Этого никогда не будет. Да поможет мне Аллах.

Аминат вошла в дом и прошла к себе в комнату. Зажгла свечку. Стояла перед зеркалом и рассматривала свое молодое и красивое тело.

Вот так прошел первый день в дружественной Чечне. Вечером в казарме разбились на небольшие группы, как в школе.

В соседней палатке Рамзес и его парни. В дверную щель палатки мне их прекрасно видно.

К ним пришел Роман с гитарой. Пел песни. Я лежал на верхней койке. Смотрел в потолок и слушал. Под музыку Буря, он же Антон Буревестник, немного рассказал нам о местной жизни, точнее, службе.

Б у р я. Это Ромыч — через две недели домой. Рядом Рамзес, Черт и Плафон — этим еще долго. Это разведка.

Я опять стал смотреть на разведчиков. Рамзеса — здорового казаха — я узнал сразу. Черт чистил автомат. Плафон забивал рожок патронами, а потом выщелкивал их. Делал он это с закрытыми глазами. Потом снова заряжал. Снова выщелкивал. Паша лежал наверху. Антон внизу. Федор напротив, тоже внизу. Я над ним.

Р у с я. А ты здесь давно?

Б у р я. Тридцать четвертый, нет — тридцать пятый день. Прапорщик, он же Кузнец… Командир разведроты.

Я лежал на койке, зашивал порванный карман у гимнастерки. Обратил внимание на нашивки на плечах. Слева флаг. Справа буквы ВВ МВД, а в треугольнике сфинкс.

Р у с я. А мы кто?

Б у р я. Отделение снайперов.

Б а ш к а. А почему Кузнец?

Б у р я. Ты у него кулак видел? Он пальцами гвозди гнет.

Федор рассматривал свои большущие ладони. Роман прекратил петь. Разведчики легли спать. Совсем стемнело.

Р у с я. А еще кто здесь?

Б у р я. Кинологи, инженерно-саперная рота, хозрота, связь. В общем, здесь все свои.

Р у с я. Круто — это ж целая русская армия.

Б у р я. А в селе одни суки. Без приказа туда нельзя. Уйдешь и башку свою в руках принесешь. Тихо. Старейшина идет.

В казарму вошел Старейшина.

Седой, лет под пятьдесят. Он подходил к каждой койке. Поправлял одеяла. Нежно гладил по спинам. Что-то тихо говорил. Считал. Что-то записывал в блокнот. Обойдя всех, бросил последний взгляд на казарму и вышел.

Я еще долго ворочался, не мог уснуть на новом месте. В окно пробивался лунный свет.

Утром дежурный всех будил. Никаких криков. Толкал каждого в плечо.

Д е ж у р н ы й. Пацаны, вставайте.

В землю вкопаны две кабинки туалета. Маленькие окна вверху. Туда толпа.

Обычные умывальники-рукомойники. Умываемся. Одеваемся. Завтракаем в столовой.

Построение. Отделение уходит на стрельбы.

Я дежурный. Убираю посуду.

Остатки еды собираю в пакеты.

Весеннее солнце пригревает. Два чумазых механика валяются под БТРом. На броне, под надписью «Ниссан», сушится конопля. Если не боятся, значит, командиры не ругают за это.

Несу пакеты с объедками мимо БТРа. Обхожу его с другой стороны. Там третий механик. Что-то пишет на броне. Читаю: «Спартак» чемп…» Выводит белой краской.

Прошел седой Старейшина. Козырнул ему, но он меня даже не заметил. Что-то посчитал про себя и ушел в штаб.

С первого этажа штаба слышу чей-то голос. Кто-то учит английский язык. Военный лет сорока в белом халате доктора высунулся из окна. Глаза красные. Он явно пьяненький.

В р а ч. Хау до ю ду?

К о л я. Ни ферштейн.

В р а ч. А так.

Утром учишь до ю ду,

Вечером портвейн,

Хочешь душу показать,

А тебе нон ферштейн.

Ну как?

К о л я. У меня плохо со стихами.

Врач махнул рукой и вернулся за стол. Опять слышу английский. Прохожу мимо вольера с собаками. Между нами железная сетка. К собакам не подойти. Хотел бросить еду. В этот момент прилетела граната.

Я испугался и сел.

Со стороны вольера подошел хозяин собаки. Смуглый солдат. Поднял свою гранату. Кольцо на месте. Огрызнулся на меня, как делают это собаки. Мне дали понять, что я здесь лишний. Солдат начал гладить собаку. В ответ собака стала лизать ему лицо.

С м у г л ы й. Джек, Джекушка.

Вышел за пределы части. Справа горы. Внизу в поле пристреливают оружие наши бойцы. Посмотрел налево. Большая помойка. Ветер приносит оттуда неприятный запах. Поэтому здесь на посту солдаты в противогазах.

А внизу село.

А вокруг горы, горы, горы…

К обеду вернулись бойцы.

Я накрывал на стол. Расставлял тарелки.

Только сели за обеденный стол, влетел Рамзес.

Р а м з е с. Рота к бою.

Похватали бронники, каски и оружие.

Сидим в окопе. Новобранцы испуганно смотрят друг на друга. У меня вместо оружия в руках миска и ложка.

Выглядываю из окопа. В нескольких километрах от нас часть МВД.

По ним с нескольких сторон стреляют. Хорошо видны взрывы, огонь, дым. До нас доползает эхо взрывов.

Б а ш к а. Пожрать не дают.

Р у с я. Да ты чё. Там русских убивают.

Б у р я. Всех не запакуют.

Из окна штаба доносится рация.

Р а ц и я. Это химики. Нас обстреливают. Если можете, помогите огнем.

Соседи просят о помощи. Прапорщик ругается в штабе.

К у з н е ц. Дай приказ. Пять минут — и мы там. Они же, как на ладони.

П о л к о в н и к. Прекрати орать. Пока я еще здесь командую! А у тебя есть приказ! Домой всех живыми вернуть. У них свои командиры. Мы сообщили. Помощь идет.

Прапорщик выскочил из штаба. Рамзес бросил ему бинокль. Прапорщик вскочил на мешки и стал смотреть. Бросил бинокль. Схватил снайперскую винтовку. Кого-то искал в прицел.

Обстрел прекратился. Поле заволокло дымом. Прилетел «крокодил МИ-24» боевой для прикрытия. Не стрелял, так как боевики ушли. Кузнец опять схватил бинокль.

К у з н е ц. Ты бы еще завтра приполз. Крокодил — ты и есть крокодил.

Полетели «арбузы МИ-8» для перевозки раненых и убитых.

К у з н е ц. Все… «Арбузы» пошли!

Р а м з е с. Краснокожие опять ушли. (Сплюнул.)

Старейшина считал вертолеты, которые увозили убитых и раненых. Улетел один. Второй.

С т а р е й ш и н а. Один, два… пять.

К у з н е ц. Заткнись.

Старейшина продолжил считать молча. Записывал в блокноте.

Прапорщик посмотрел на меня.

Я убрал за спину миску и ложку.

Он бросил бинокль и ушел в казарму.

Вечером бойцы Рамзеса курили травку прямо в палатке. Вошел Ромыч. Сделал пару затяжек и подошел к нам.

Федор и Буря играли в карты. Павел чистил винтовку.

Р о м а н. Как жизнь, молодняк?

Р у с я. А чё мы сдулись-то сегодня? Чё не воевали?

Р о м а н. Знаешь, как Кузнец тебя назвал? Руся! А он (кивнул в сторону Федора) Башка.

В палатку вошел подвыпивший врач. Подошел к Ромычу.

В р а ч.

Утром учишь до ю ду,

Вечером портвейн с друзьями,

Хочешь душу надорвать,

А друзей уже списали.

Роман взял гитару и запел.

Р о м а н.

Друзей теряют только раз

И, след теряя, не находят,

А человек гостит у вас,

Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днем,

Он все равно от вас уходит.

Давай сейчас его вернем,

Пока он площадь переходит…

Роман не допел. Врач что-то повторил про себя и ушел.

Р о м а н. Кстати. Старейшину домой выписали.

Б у р я. Да ладно.

Р о м а н. Пенсия.

Б а ш к а. Дома тепло и кормят.

Ночью пришел Старейшина. Обошел всех. Долго сидел в палатке на стуле. Потом вышел. Стоял и смотрел на горы. В темноте я его не видел, но чувствовал.

Проснулся ночью. Пошел в туалет. Темно. Луна в черных облаках. На ощупь добрался до туалета. Вдруг чувствую, что в соседней кабинке кто-то есть. Ветер отогнал облака. Луна высветила мертвенно-бледное лицо Старейшины. Он висел прямо в туалете.

Я заорал и выбежал.

Вбежал в казарму. Горло перехватило. Кричать не могу. Поднимаю всех. Пацаны хватают автоматы. Выскочил Кузнец. Руками показываю в сторону туалета.

Иду туда. Подхожу.

Оборачиваюсь. Бойцов не вижу. Только тени прыгают туда-сюда. Кузнец положил руку мне на плечо и отодвинул меня.

Дверь туалета открыта. В окошко лунный свет высвечивает мертвое лицо Старейшины. Потом опять темнота. Опять лицо. Опять темнота.

К у з н е ц. Отбой.

Днем сижу у врача. Прапорщик рядом. Врач осматривает горло. Пытаюсь что-то сказать. Не могу. От испуга потерял голос.

К у з н е ц. Свободен.

Ухожу на улицу. Слышу их диалог.

К у з н е ц. Врет?

В р а ч. Не знаю. Я же не врач.

К у з н е ц. А кто?

В р а ч. Зубной техник. Могу слепок сделать.

К у з н е ц. Знаешь, где слепок себе сделай?! Чё предлагаешь?

В р а ч. Попугайте малость… А лучше домой. Все домой!

Слушаю их разговор, а сам смотрю, как кормят собак. Довольные псы играют и целуются с хозяевами. Джек прыгает вокруг своего хозяина.

Днем занимаемся физподготовкой на небольшом стадионе на территории части. Кроме нас здесь другие роты.

Кузнец за нами наблюдает.

Бегаем, ползаем, отжимаемся.

Р а м з е с. Один, два, три… Стройся.

Строимся. Выходит прапорщик. Идет вдоль строя. Говорит ровно и спокойно.

К у з н е ц. Сначала бей — потом спрашивай. Второе: стреляй, иначе не сможешь спросить. И главное, в глаза не смотреть (смотрит мне прямо в глаза), иначе не сможешь выстрелить. (Я отвожу взгляд.)

Потом спарринги. Напротив меня Руся. Рядом два здоровенных парнятолкают друг друга в плечо. Вместо того чтобы бить. Рамзес не выдержал. Подбежал. В прыжке ударил кулаком в лицо одному. Тот упал. Потом ударил второго. Тот тоже упал.

Рамзес посмотрел на прапорщика.

Тот кивнул.

Пока я смотрел за бойцами, меня начали лечить. Рамзес ударил в живот. Упал. Сплевываю кровью. Говорить не могу. Мычу что-то. Рамзес надо мной. Слушает: буду я говорить или нет. Опять мычу. Попытался подняться и случайно схватил за жетон Рамзеса. Порвал цепочку. Рамзес поймал и поцеловал жетон.

Р а м з е с. Это только с моим скальпом.

Прапорщик махнул рукой.

В пару встали Башка и Руся.

Р у с я. Русские друг друга не…

Договорить он не успел. Башка ударил с правой. Руся упал. Руся лежал на земле. Держался за ушибленное ухо. Рамзес улыбнулся и опять переглянулся с прапорщиком. Прапорщик подошел к Башке.

К у з н е ц. Сейчас отбой. Ночью будь готов. Пойдешь с нами.

Б а ш к а. Так точно, товарищ старший прапорщик.

Рано утром Рамзес разбудил Башку. Тот спал одетым.

Черт вынес две подушки и бросил их на броню БТРа. На одну уселся прапорщик. На вторую Рамзес. Рядом Черт, Плафон на стареньких ковриках. Башка сел рядом на голую броню. Рамзес ударил автоматом по броне. Поехали.

Туман рассеивается, обнажая дома и огороды. Село спит. БТР прорвал еще несколько метров тумана и встал. Слезают. Дальше пешком. Останавливаются возле дома.

Черт залезает на забор. Собака успела один раз залаять. Из пистолета с глушителем он ее успокоил. Слез. Открыл калитку. Входят. Черт и Плафон — под окна.

Рамзес показал Башке на входную дверь.

Башка у двери. Волнуется. Кузнец ударил его по плечу. Успокоил.

Башка бьет ногой в дверь. Нога проваливается. Он застрял, а дверь не открыл. Рамзес и прапорщик вталкивают его внутрь, ломая дверь.

Шум. Залаяли соседские собаки. Рамзес и прапорщик побежали в комнаты. Выбежала женщина. Хотела крикнуть. Рамзес прикладом в лицо ее успокоил.

Башка плечом вынес дверь в комнату и упал на кого-то. Человек стащил одеяло с лица. Негр.

От испуга Башка заорал.

Влетел прапор. Прикладом вырубил негра.

Рамзес лег на Башку, не давая ему пошевелиться.

Прапорщик осторожно забрал из руки негра гранату. Кольцо на месте. Подмигнул Башке. Только после этого Рамзес встал и поднял Башку.

Из дома вывели двоих боевиков. Второй хромал. Негра тащил Башка.  Положили их во дворе. Рамзес обыскал боевиков. Ничего не нашел. Черт вынес из дома телевизор и магнитофон.

Кузнец, выходя из дома, на стене увидел грамоты и призы за соревнования. Здесь же висел свисток. Он взял свисток. Тихо свистнул и забрал его.

Рамзес улыбнулся и похлопал новичка по плечу.

Р а м з е с. Колхоз вышел на тропу войны.

Утро. Я сплю. Буря и еще несколько бойцов проснулись. Буря привязал к моей ноге два провода от «тапика» (полевого телефона). Крутит ручку. Меня бьет током. Я вскакиваю на постели. Кричу: «мама!» Но голоса нет. Только рот открываю. По мимике всем понятно, что я кричу «мама».

Бойцы ржут.

Буря сидит на кровати. Разглаживает рукой две черные ленточки от морской бескозырки. Вроде амулета. Поцеловал и убрал под подушку. Потом делает ножом насечку на деревянном столбе кровати. Изрезан один столб. Считаю. Тридцать восемь насечек.

Вздыхаю. На глазах слезы.

Днем бегу с мусором. Пробегаю мимо вольера. Солдат нет. Бросаю Джеку косточки.

Возвращаюсь. Косточек нет.

Вбегаю в палатку. Подходит прапорщик и протягивает мне свисток.

Я улыбаюсь. Тихо свищу.

К у з н е ц. Громче, боец! Громче.

Покраснел. Свищу со всей силы. Появляется Рамзес.

Р а м з е с. Бледнолицые спят.

В углу спят разведчики. С ними и Федор.

К у з н е ц. Буря, возьмешь Свистка и — в комендатуру. Полковника проводите.

Б у р я. Я с ним не пойду. Его сглазили.

К у з н е ц. Не понял, боец!

Б у р я. А чё… Не успел появиться — обстрел. А Старейшина? И Рамзесу цепочку порвал. Я с ним не пойду.

Р а м з е с. Я пойду. Ромыч…

Подошел Ромыч. Взял свисток. Насвистел какую-то мелодию и повесил свисток мне на шею.

Ромыч бросает на броню подушку Рамзеса. Себе — чистый и новый коврик. Мы с Пашей сидим на голой броне. Выезжаем из части. Мой первый выезд в село. Полковник в штабной машине едет сзади.

Дорога подсохла. Жарко.

Проезжаем дома. Местные жители оборачиваются на нас. Улыбок нет. Что-то кричат на своем. Не понимаю. Женщины стирают, готовят. Отвлекаются на нас. Что-то зло говорят и продолжают свое дело.

За одним из домов вижу какое-то страшное лицо чеченца. Глаз у него дергается. Это Ахмед. Появился и тут же пропал.

Проезжаем дом, где утром Рамзес брал боевиков. Рамзес кивнул на дом Ромычу.

А в доме уже вставляли новую входную дверь. Разбитые оконные стекла меняются на новые.

Остановились. Полковник ушел в комендатуру. Рамзес полез спать в БТР. Паша сидит на броне.

Напротив комендатуры — рынок. Ромыч и я идем туда. Народу много. На прилавках — хлеб, сыр, колбаса, конфеты и фрукты. Ромыч покупает пирожки. Один бросил мне.

Ловлю. Вгрызаюсь в теплый домашний пирог. Аж до слез.

Чумазый мальчишка просит у продавщицы пирожок.

М а л ь ч и к. Дай за рубль. У меня больше нет.

Ромыч бросил и ему.

Р о м а н. На, только фугасы нам не подкидывай.

Мальчишка пирог ловить не стал, и тот упал на землю. Мальчишка и не думал его поднимать, хотя явно был голоден. Продавщица подняла пирог и протянула мальчику. Тот схватил пирог и убежал.

С Ромычем заходим в отделение связи. Оно через стену от комендатуры.

На дверях обращение жителей

к президенту Ельцину. Просят навести порядок. Все прочитать не могу. Поверх несколько других объявлений. Фото пропавших людей. Два молодых человека и девушка. Просят всех, кто видел, помочь. Адреса, куда нужно обращаться.

Вхожу. Ромыч подходит к окну. Молодая чеченская телефонистка ему мило улыбается. Он и ее угощает пирожком.

Р о м а н. Вы также прелестны и румяны, как этот пирожок.

Т е л е ф о н и с т к а. Да что вы, Роман Олегович. Неужели вы нас покидаете?

Р о м а н. О, небеса зовут меня, но вряд ли вас забуду.

Он ей подмигивает, а она поправляет прическу.

Т е л е ф о н и с т к а. Как обычно, через Иваново?

Ромыч посылает ей воздушный поцелуй. В комнате сидят две русские женщины-беженки. Уставшие. Испачканная одежда. Сидят на каких-то тюках с вещами. Кроме них здесь много народа. Тоже беженцы. В основном спят.

П е р в а я  ж е н щ и н а. Израиль у всех на слуху. Сколько там погибло — один, два… А тут целый народ вымирает, и никому дела нет. Когда компенсации давать будут?!

В т о р а я  ж е н щ и н а. Нас было шестеро. Вечером пришел сосед Муса. В руках автомат. Зачем, говорю, тебе автомат? Мстить.

Женщина больше говорила себе, а не собеседнице. Ромыч начал разговаривать, и они замолчали.

Р о м а н. Мамулька, привет. Как ты?.. Все нормально. Скоро домой… Мама, прекращай. Говорю тебе, я не в Чечне… Конечно. В части, в Иванове. Сидим, курим… Ну, мама… Через неделю дома буду… Нет. Командир сказал, мы никуда не едем. А я тем более. Ну, все, целую.

Ромыч помахал телефонистке. Кивнул мне, и мы вышли. Первая женщина плюнула в нашу сторону. Вторая перекрестила нас. Когда вышли на улицу, Ромка увидел Аминат. Она несла фрукты с рынка. Подбежал к ней, но шел на расстоянии. Роман читал стихи Аминат.

Р о м а н. «Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем». Нет…

Аминат улыбнулась, но вида не подала, что идет с ним.

Р о м а н. «Дембеля, дембеля, дембеля. Улетают в родные края». Я в понедельник улетаю.

После этих слов Аминат чуть не выронила пакет. Он хотел подбежать, но не стал.

Р о м а н. Я могу не уезжать. А могу вернуться.

В это время по главной дороге ехал КамАЗ. Вывозили мусор.

На перекрестке, нарушая все правила, выскочила зеленая «99». За рулем брат Аминат Нурди.

Водитель КамАЗа ушел от столкновения. Вывернул вправо и дал резко по тормозам.

Нурди выскочил. Осмотрел машину. Все в порядке. Стал кричать что-то на чеченском, вытаскивая водителя из кабины.

Сбежался весь рынок. Водителя, русского пацана, вытащили из кабины. Бросили на землю и стали бить. Большая толпа. Мужчины, женщины, старики. Все хотят ударить. Кто-то залез в кабину и угнал КамАЗ. Водителя сунули в машину Нурди и увезли.

Рамзес сидел на БТРе. В руках автомат. Паша ловил в прицел винтовки людей на перекрестке. Механик нашего БТРа посмотрел на эту заварушку.

М е х а н и к. Все, попал пацан. Говорят, в Ханкале БТР в реку рухнул. Ушел влево.

Р у с я. Мы же русские. Надо…

Р а м з е с (Паше). Заткнись. (Механику.) Уйдешь влево, отправлю на кладбище.

М е х а н и к. Да иди ты.

Механик залез внутрь и закрыл люк.

На другом БТРе приехал Кузнец. Как раз Ромыч вернулся. Прапорщик всех осмотрел.

К у з н е ц. Все целы?

Р у с я. Нет.

Руся зло сплюнул и залез на броню.

Прапорщик посмотрел на меня. Взял мою винтовку. Отстегнул обойму. Патронов там не было.

К у з н е ц. Твою мать… Скоро проверка. По коням. Возвращаемся в казарму. Наш БТР первый. За нами машина полковника. Замыкает Кузнец на втором БТРе.

Вечером в казарме Черт настраивает телевизор. Рамзес, Башка и Плафон курят травку. Башка перебрался к ним.

Черт поймал какой-то канал. Идет передача о животных. Показывают пингвинов.

Руся собрал свои вещи и переезжает подальше от меня. Подходит Ромыч.

Р о м а н. Ты куда? Будешь? (Протягивает косяк.)

Паша бросает вещи на свободную койку. Затягивается и садится. Опять затягивается.

Р у с я. Я с этим уродом жить не буду. (Это он про меня.) Чем он стрелять будет?

Б у р я. Он их до смерти засвистит. Соловей-разбойник.

Р о м а н. Ладно, расслабьтесь.

Косяк идет по кругу. Курят все. Мне не предлагают, а я и не хочу. Отвернулся. Смотрю в стену. Царапаю ногтем доску. Заноза. Порвал кожу. Идет кровь. Беру свисток в зубы. Тихо-тихо свищу.

Передача продолжается.

В е д у щ и й. Пингвин-самец вставляет свою теригапудию в клоаку самки.

Бойцы ржут. Травка вставляет.

Паша достает тетрадь. Вырывает листок. Пишет письмо.

Б у р я. Я бы свою теригапудию кому-нибудь вставил. Кому письмишко?

Р у с я. Я тебе сам вставлю, если ты еще храпеть будешь.

Б у р я. Не гони. Я же не баба, чтобы храпеть.

Р у с я. А чё, только бабы храпят?

Б у р я. Они еще и воняют.

Р у с я. Моя не храпит и не воняет.

Б у р я. А ты откуда знаешь? Ты ее уже того? Вот ты сейчас лежишь, и она тоже.

Р у с я. Заткнись, а то ты ляжешь!

Продолжаю сидеть в своем мирке на верхней койке. Из пальца идет кровь.

Р о м а н. Дураки вы, господа гусары. Женщина всегда пахнет домом! (Читает стихи.)

Проводила друга до передней,

Постояла в золотой пыли.

С колоколенки соседней

Звуки важные текли.

Брошена! Придуманное слово —

Разве я цветок или письмо?

А глаза глядят уже сурово

В потемневшее трюмо.

Туман уходит. Тихо, но село начинает просыпаться.

На крыльце дома — глава села и его сын. Утренний намаз. Оба сидят на небольших ковриках.

Аминат умывается в комнате, налив воду в таз. В воде рассматривает свое отражение. Бьет ладошкой по воде. В волнах исчезает ее отражение.

Утренний намаз заканчивается. Мужчины уходят в дом.

Утром перед проверкой наводим порядок в палатке. Все, даже Рамзес, подметают у своих коек. Чистят одежду, бляхи ремней. Прапорщик идет с большим мешком. Складывают туда все лишнее из тумбочек: ножи, сигареты, жвачки, презервативы. Прапорщик уносит мешок.

Вечером баня. На первом этаже штаба — хорошая финская сауна. Прапор загоняет нас на верхнюю полку и бьет веником. Федор принимает у него веник. Начинает хлестать Пашу. Тот орет. Хочет вырваться. Федор крепко его держит за ногу. Бойцы смеются.

Помылся. Вышел на улицу.

Солдаты моют собак. Те лают, визжат, упираются. Намылили. Обливают водой из ведер.

Вечером все усаживаемся перед телевизором.

К у з н е ц. Час на политзанятие. Потом отбой.

Прапорщик вставляет видеокассету.

На экране русские пленные солдаты. Их бьют. Одному отрезают голову. Стоит мертвая тишина. Слышны только стоны замученных солдат.

У меня слезы.

Смотрю на Кузнеца. Тот отводит взгляд. Забирает кассету и уходит.

Ложимся спать молча. Никто ни на кого не смотрит.

В окно луна.

Буря режет очередную насечку.

Утром построение. Влетает БТР. За ним штабная машина. Выходит наш полковник. За ним в идеально чистой форме — генерал. Светлые волосы, на вид лет пятьдесят. Полноватый. За ним молодой офицер. Генерал даже не по-смотрел на нас и пошел в штаб. Стоим. Через некоторое время они выходят на улицу. Идут вдоль строя.

Г е н е р а л. Здорово, бойцы.

Кричим, но не громко: «Авию еаю, трищ енерал».

Генерал подошел к кинологам. Открыл рот.

Г е н е р а л. Что за маскарад?

Солдаты намыли своих собак. Подстригли. Сшили им маленькие походные рубашки защитного цвета. Надели их. А в карманы насовали рожки с патронами. Один даже саперную лопатку привязал.

П о л к о в н и к. Собаки наши боевые друзья.

Г е н е р а л. Может, им еще и боевые платить будешь? Снять.

П о л к о в н и к. Нет. У них свой паек.

Флаг России находился возле окон штаба. Генерал это увидел.

Г е н е р а л. Почему не на месте. Поднять.

П о л к о в н и к. У нас договор с местными. Им это не понравится.

Г е н е р а л. Они местные, а мы кто, наемники?

П о л к о в н и к. Никак нет.

Г е н е р а л. Ты думаешь, за такие заслуги меня в Москву взяли? За то, что я каких-то местных слушал?

П о л к о в н и к. Никак нет. Вы воевали.

Г е н е р а л. Вот! А из-за тебя я сюда притащился. Мне это надо? Кругом бардак.

Генерал подошел ко мне и увидел железный свисток. Я его натер до идеального блеска. Он потрогал свисток. Ему это явно понравилось.

Г е н е р а л. Фамилия?

Я откашлялся, попытался что-то сказать. Не смог. Помог мне Ромыч.

Р о м а н. Извините, товарищ генерал. Он всю ночь к вашему приезду готовил номер. Голос сорвал.

Я утвердительно кивнул головой.

Г е н е р а л. Вот, советую всем с него брать пример. Прилежание — залог всего. Просьбы, жалобы есть?

Я чуть в обморок не упал. Хочу пожаловаться. Киваю головой. Что-то мычу, но сказать ничего не могу. Слезы катятся.

Г е н е р а л. Ничего, ничего, сынок. Порядок наведем. Запишите его.

О ф и ц е р. Так точно, товарищ генерал.

Молодой офицер что-то записал. Они ушли.

Когда расходились, получил затрещину от Бури. Руся меня толкнул, и я упал.

Утро. Тишина. Аминат в окно смотрит, как отец и брат молятся. Вдруг эту тишину нарушает гимн России. Масуд вскакивает и убегает в дом.

Музыка гимна течет над селом, забираясь в каждый дом.

А в это время мы стоим на построении в части. Громкоговоритель приделан на крыше штаба. Играет гимн. Офицер поднимает флаг. Флаг медленно ползет вверх по флагштоку.

Старшие офицеры под козырек. Генерал тоже.

Тихо, без желания, говорим слова гимна. Кто как может. Слава Богу, нас не слышно из-за музыки.

Прапорщик и не поет, и честь не отдает. Он смотрит куда-то за ограждение части.

Я отвлекаюсь и тоже туда смотрю. А там поля и горы, горы, горы…

Вечером бойцы ходят строем под окнами штаба. Впереди Кузнец.

К у з н е ц. Левой. Левой.

В окне генерал наблюдает за бойцами. Пьет чай с коньяком.

Я опять дежурный. В штабе у генерала собираю грязную посуду.

Генерал доволен. Смотрит на мой свисток.

Молодой офицер зло смотрит на меня.

Прохожу мимо него. Подножка, и я упал.

О ф и ц е р (орет). Встать, солдат!

Генерал поднимает меня. Поправляет мне ремень.

Г е н е р а л. Ну, что ты так на него кричишь. Какой ты там номер хотел сыграть? Сделаешь? А музыка у вас, вообще, есть?

Киваю головой.

Выхожу на улицу. Наши все ходят. Показываю прапорщику, как играют на гитаре, и пальцем в сторону генерала.

Сижу в комнате генерала. Свисток блестит.

Красный нос генерала тоже. Генерал улыбается. Ромыч рвет «Батяня Комбат». Закончил.

Г е н е р а л. Два нормальных бойца на всю армию.

В этот момент слышим кричалку.

К у з н е ц. Ханкала и москвичи…

Б о й ц ы (шепотом, но все вместе). Мудаки и стукачи.

Полковник это слышит и выбегает на улицу, показывая кулак прапорщику.

Тот делает вид, что не замечает. Бойцы продолжают ходить строем.

Через какое-то время кричалку повторяют.

Уже сильно пьяный генерал выглядывает в окно. Видит бойцов. Оборачивается в нашу сторону. Смотрит на Ромыча.

Р о м а н. Это они по-чеченски… Кричат, что любят и уважают москвичей.

Генерал закрывает окно.

Утром разношу письма по казарме. Останавливаюсь возле койки Бури. Свищу и протягиваю ему письмо. Буря берет его и уходит. Свищу и отдаю письмо Башке.

Ко мне подбегает Руся. Писем больше нет. Я длинно свищу. Злой Руся меня отталкивает и выбегает.

Утром опять построение. Опять гимн и флаг. Опять генерал. Опять «тянем гимн».

В этот момент со стороны гор кто-то стреляет из гранатомета. Громкоговоритель разлетается на куски. Сбиты и флагшток, и флаг.

К у з н е ц. Кольцо. Занять оборону.

Мы встаем по периметру готовые к бою. Больше никто не стреляет.

Р о м а н. Аллах Акбар.

Генерал испугался и упал прямо в грязь. Его офицер и полковник поднимают генерала.

Г е н е р а л (орет). Всех уволю! Всех домой!

Бойцы кричат: «Увольте нас, товарищ генерал. Домой хочу. К маме». Генерала сажают в машину. В сопровождении двух БТР он уезжает.

Ахмед бросил пустой гранатомет. Это он сбил флагшток. Нурди поднял гранатомет и вдохнул запах гари из ствола.

А х м е д. Аллах Акбар.

Он помолился, и они ушли.

После обстрела русской части Нурди вернулся домой вместе с Ахмедом. Гордо прошел мимо отца в дом. Масуд выжидательно смотрел на Ахмеда. Ахмед заговорил первым. Говорили по-чеченски.

А х м е д. Ее опять видели с русским.

М а с у д. Он в понедельник уезжает.

А х м е д. А если вернется?

В дверях стоял Нурди. Ахмед ему улыбнулся.

М а с у д. Хорошо. Все в руках Аллаха.

Днем стою у дверей комендатуры. Люди входят и выходят. Слышу, какая-то девушка-журналистка берет интервью у бородатого чеченца. Он отвечает по-русски.

Б о р о д а т ы й. В лесу было тяжело. Все таскали на себе. Человек, который там не был, не поймет.

Д е в у ш к а. Вы не жалеете, что пошли воевать?

Б о р о д а т ы й. Нет. Я не считаю, что даром воевал.

Д е в у ш к а. Зачем же вы сдались?

Б о р о д а т ы й. Сдаются на поле боя, под белым флагом. Чеченцы складывают оружие.

Напротив комендатуры стал собираться народ. Женщины, старики, дети. В нарядных одеждах.

Д е в у ш к а. Говорят, вы сложили оружие, когда ваших родственников взяли в заложники?

Б о р о д а т ы й. Они помогали мне. Давали еду, кров. Если я бандит, то и они бандиты. Я вышел, их отпустили.

Д е в у ш к а. У вас теперь прибавилось врагов?

Б о р о д а т ы й. Врагов всегда много. Я их уважаю.

Д е в у ш к а. Как вы относитесь к русским солдатам?

Б о р о д а т ы й. Солдаты, которые пьют водку. Ночью обстреливают села. Это не солдаты. Кого здесь только нет: МВД, ФСБ, ОМОН… А толку?

А их знамена: лисы, орлы. Не хватает только водолазов и космонавтов. Я их уважаю.

Д е в у ш к а. В Чечне может быть мир?

Б о р о д а т ы й. Да. Мы, чеченцы, всегда найдем общий язык. И никогда с теми, кто извне. Хозяевами Чечни должны быть чеченцы. Клянусь Аллахом, даже ему было бы трудно отвечать на твои вопросы.

Д е в у ш к а. Спасибо.

Бородатый вышел на улицу. В камуфляже. Плотный, среднего роста, около сорока лет. Рядом охрана с автоматами. Тоже чеченцы.

Когда он увидел толпу чеченцев, которые его встречали, то широко улыбнулся. Они обступили его. Разговаривали по-чеченски. Принимали его, как героя. Поднесли вина. Он отказался. Девушка протянула ему яблоко. Бородатый обернулся ко мне и бросил яблоко. Поймать не смог. Яблоко упало. Когда его поднимал, уронил винтовку, да еще и каска свалилась. Глядя на меня, все засмеялись.

Появился Кузнец. Все это видел. Решил поиграть. Бросил Бородатому гранату. Кольцо не вытаскивал.

Бородатый ее поймал. Охрана передернула затворами. Толпа замолчала. Бородатый взял бутылку с вином за горлышко. Разбил ладонью толстую часть бутылки. Опустил туда гранату и сделал несколько глотков. Чеченцы зашумели и захлопали.

Я стоял рядом. Бородатый протянул бутылку мне. Я взял. В этот момент он вытащил кольцо из гранаты и повесил его мне на палец. Стенки бутылки не давали гранате взорваться. Толпа опять замолчала. Они все отошли. Ждали.

Ко мне подошел Кузнец. Оглянулся на комендатуру. Сжал мои руки в своей и увел за комендатуру.

Сидели в детской песочнице под сгоревшим грибком. Я держал бутылку с гранатой. Кузнец пытался вытащить. Порезался. Пальцы большие, не влезают.

Толпа за нами наблюдала.

Тогда я довольно легко вытащил гранату из бутылки и зажал. Кузнец снял кольцо с моего пальца. Руки у него дрожали. Еле вставил кольцо. Убрал гранату в карман. Немного посидел. Встал и повернулся к чеченцам. Взял у меня из рук бутылку. Залпом выпил и разбил бутылку о землю.

Толпа зашумела. Бородатый засмеялся. Помахал своим рукой. Прыгнул в джип и уехал.

Рано утром общий сбор. Сидим в полной боевой. Вбегает Кузнец.

К у з н е ц. По коням.

Загружаемся на БТРы. Поехали. Вдруг Буря спрыгивает с БТРа и бежит в казарму. Встали.

Возвращается с ленточками — амулет на счастье. Убирает во внутренний карман.

Прапорщик показал ему кулак. Выдвигаемся. Проезжаем утреннее село. Пустые дворы. Заборы. Дома.

Выезжаем на горную дорогу.

К нам присоединяется еще несколько танков и БТР. Идем одной колонной.

Уже днем въезжаем в разрушенный город. Целых домов нет. По развалинам ходят местные. Зло смотрят на нас. На шум из подвалов выбирается еще народ. Все грязные. Дети. Женщины, старики.

Вижу мальчика, лет восьми… Рядом тележка — в ней гильзы из-под патронов. В руках самолетик. Мальчик играется с ним. Самолетик летит, и из него вылетают гильзы, как бомбы, и падают на землю. Мальчик встречается со мной глазами, проводит рукой по горлу.

Едем дальше. В грудах кирпичей лежит венок и ленточка: «Погибшим товарищам. Простите, что не успели. Пермский ОМОН».

Пацаны смотрят друг на друга. Становится хреново.

Выезжаем из города. Разъезжаемся. Танки налево. Мы направо. Встаем.

К у з н е ц. Рота, окопаться. Занять позиции. Рот закрыть. И не курить. Рамзес.

Уходит куда-то с Рамзесом.

На соседней высотке находятся контрактники. Вижу танки.

Смотрю в оптику. Внизу три дома. Какие-то люди в военной форме с автоматами и пулеметами. Женщины варят обед. Мужчины разговаривают. Нам их даже слышно.

Руся наблюдает в оптику за боевиками.

Р у с я. Фрицы шашлык жрут.

Б а ш к а. Домой бы. Жрать охота.

Б у р я. Русь, знаешь, почему тебе писем нет?

Р у с я. Ну…

Б у р я. Их Рамзес читает. У него бабы-то нет.

Р у с я. Гонишь?!

Руся ловит в оптику Рамзеса. Тот что-то пишет на бумаге, используя спину Черта, как стол.

Возвращаются прапорщик и Рамзес.

К у з н е ц. Отбой. Возвращаемся.

Злой Руся вскакивает.

Р у с я. Да это хрень какая-то!

Ловит в прицел боевиков. Они спокойно собрались и длинной вереницей уходят в горы.

К у з н е ц. Отставить. Домой.

Р а м з е с. Краснокожие опять перехитрили бледнокожих.

Сонные и уставшие, забираемся на броню.

В части сразу же в столовую. Злые, грязные и голодные. Работаем ложками, как сумасшедшие.

В палатке спим прямо в одежде.

Днем Аминат мыла посуду, когда вошел отец. Он долго на нее смотрел. Подошел и поцеловал в лоб.

М а с у д. Ты знаешь, что я тебя люблю?

А м и н а т. Да, отец. Я ничего не сделаю против вашей воли.

М а с у д. Русский завтра уезжает. Попрощайся с ним, но чтобы никто не видел.

А м и н а т. Я не знаю…

М а с у д. Напиши ему.

Аминат улыбнулась и обняла отца. Отец увидел, как она обрадовалась, и сжал кулаки от злости, но вида не подал. Аминат поцеловала его и убежала.

Роман стоял возле комендатуры, когда мальчишка бросил ему записку. Он прочитал. Понюхал ее и убрал.

А днем Роман сидел в маленьком брошенном доме на краю села.

Из окна хорошо была видна наша часть.

Аминат долго выбирала, что надеть. Крутилась перед зеркалом. Оделась и попыталась выйти. Дверь была заперта.

А м и н а т. Отец. Нурди, это ты? Открой. Мне надо уйти.

Нурди подошел к двери с той стороны.

Н у р д и. Русский хочет домой. Ахмед его отвезет. Скоро их всех увезут.

А м и н а т. Нурди, Нурди. Отец…

Нурди улыбнулся и ушел.

Аминат вылезла в окно на крышу. Спустилась по лестнице и выбежала на улицу.

Ахмед видел, как к заброшенному дому бежала Аминат. Он спрятался. Дождался, пока она вбежала в дом. Закрыл за ней дверь.

Три боевика Ахмеда начали обстреливать часть. Сидели они под домом, где находились Аминат и Роман.

Ахмед стоял в стороне и наблюдал.

Со стороны части охрана ответила пулеметным огнем.

Мы сидим в окопе. По нам стреляют. В ответ Рамзес стреляет из подствольника. Попадает точно в окно.

Плафон и Черт ударяют друг друга по рукам.

Огонь прекращается.

Выдвигаемся к дому. Перебежками и ползком. Кузнец впереди. За ним Рамзес, Башка и Черт с Плафоном. Мы идем за БТРами.

Прапорщик добирается до дома. От взрыва вышибло дверь. Он туда заглядывает.

Мы подходим. В дверном проеме вижу убитого Ромыча. Он прикрыл собой Аминат. Лежит на ней. Мертвы оба. Но главное — оба улыбаются.

Из села бежит Масуд.

Прапорщик пытается вынести Ромыча на улицу. Тот намертво сжал руку Аминат в своей руке. Лицо в крови. Кузнец еле разжимает руку.

В дом вбегает Масуд. Бросается к дочери. Она улыбается ему. Она улыбается всем.

Масуд на руках выносит ее на улицу. За ним прапорщик выносит Ромыча.

На улице Масуд и прапор, продолжая держать детей на руках, поворачиваются и смотрят друг другу в глаза.

После Масуд уходит.

Прапорщик кладет Ромыча на броню, БТР медленно едет.

Из села к нам уже бежит народ.

Мы уходим за БТРом. Первым идет прапорщик. Рамзес и его бойцы нас прикрывают.

Уже летит вертушка. Рамзес и Башка грузят Ромыча в вертолет.

Кузнец стоит рядом.

Смотрит на меня. Я отвожу взгляд.

Днем, в казарме, Руся держит под прицелом винтовки Рамзеса.

Р у с я. Сука. Отдай письма.

Руся орет. Губы и руки дрожат.

У Рамзеса разбита губа. Течет кровь. За Рамзесом Плафон и Черт направили автоматы на Русю.

Б у р я (орет). Придурок, я же пошутил.

У Башки в руках пулемет. Переводит с разведчиков на снайперов, не зная за кого встать.

Р у с я. Она не твоя, сука…

Рамзес достает нож. Руся приставляет ствол винтовки к сердцу Рамзеса. Руки дрожат.

Р а м з е с. Скво пахнет мочой и спермой. Чужой спермой!

Р у с я. Отдай, сука, завалю…

Руки дрожат. В этот момент вбегает прапорщик. Рамзес говорит тихо.

Р а м з е с. Кузнец… Что мы здесь делаем? Живем, как крысы. Жрем, как крысы. Где великая война? Где бой? Один на один.

Рамзес улыбается.

В этот момент я вхожу в казарму. Медленно иду и тихо свищу.

Руся не выдерживает. Опускает винтовку и убегает.

Рамзес бросает нож. Он втыкается в гитару Ромыча. От удара рвутся струны.

Утренний намаз. Масуд, сын и Ахмед молятся в доме Масуда. У стены стоят автоматы.

Днем на окраину села выезжает БТР. На броне разведчики. Нурди выскакивает на зеленой «99». БТР уходит от столкновения. Съезжает с дороги на обочину и подрывается. Машина уезжает. Никто из села сюда не бежит. Закрываются ставни и двери.

Мы прилетаем на место подрыва. Вижу Рамзеса. Он ползет. Ног у него нет. Оторвало взрывом. Рядом с ним Плафон и Черт. Черт держится за голову. У Плафона по щеке течет кровь.

С ужасом смотрю на безногого Рамзеса.

Кузнец кладет голову Рамзеса себе на колени.

К у з н е ц. Батыр, все будет хорошо. Держись.

Р а м з е с. Краснокожие опять на коне.

К у з н е ц. Батыр. Батыр…

Батыр умер.

Ночью Кузнец с разведчиками брали в доме боевиков. Прапорщик показывал Федору на входную дверь. Тот не успел к ней подойти. Черт из гранатомета выстрелил в окно дома.

Плафон дал по другому окну. Потом бросил в окно гранаты. Взрывы. Дом загорелся. Женщина попыталась выскочить из горящего дома. Но Черт дал очередь, и она упала.

Кузнец и Башка лежали на земле. Прапорщик ругался.

Днем едем в комендатуру. Сижу на броне. Проезжаем мимо дома, который взорвали разведчики. Дом уже восстанавливают. Новая кладка из кирпичей. Двери. Окна.

Кузнец и Башка переглядываются.

В комендатуре стоят по стойке смирно Кузнец и Башка. Рядом ходит полковник. Злой и весь красный.

В углу сидит Масуд.

Полковник останавливается рядом с Федором. Вытирает платком вспотевшую залысину.

П о л к о в н и к. Рассказывай. Со-врешь, отдам под суд.

Федор смотрит на Масуда. Потом на прапорщика.

Б а ш к а (заученно). В дом войти не успели. Они себя подорвали сами.

П о л к о в н и к. Масуд, разберемся. Если врут, накажем.

Масуд зло смотрит на полковника, встает и выходит.

Полковник кладет листок бумаги на стол.

П о л к о в н и к (Башке). А теперь правду.

К у з н е ц (Башке). Выйди.

Башка выходит.

П о л к о в н и к. Какого хрена…

Я стою у дверей комендатуры.

Башка вышел на улицу. Подошли Буря и Руся. Дали ему закурить.

Б у р я. Ну чё там?

Р у с я. Не ссы, русские своих не бросают.

Башка бросил сигарету и залез в БТР. Бойцы за ним.

Вышел Кузнец.

Все уставились на него. Он улыбнулся. Все расслабились. Прапорщик залез на броню и ударил прикладом по люку.

К у з н е ц. Домой. (БТР поехал.) Стой.

Я на БТР сесть не успел.

Все смотрят на меня.

Я на них.

Прапорщик мне посвистел, передразнивая, как я тихо свищу в свисток. Бойцы засмеялись. Я запрыгнул на броню.

Днем Черт и Плафон собрали свои вещи. Прыгнули на броню, и их увезли. С нами они не прощались. Мы смотрели, как они уезжали. Подошел прапорщик.

К у з н е ц. Переводят в другую часть. (Башке.) Остаешься за старшего. Жди пополнения.

Башка хотел что-то сказать, но не смог. От волнения заплакал. Прапорщик хлопнул его по плечу и ушел.

Утром иду в туалет и обалдеваю. В середине нашей части, на месте нашего «стадиона», стоит большой шатер-палатка. Рядом две командно-штабные машины. Ходят солдаты. Огораживают КШМки сеткой. Выставляют свою охрану. Разворачивают в них какие-то антенны.

В казарме общее построение. Пришел даже полковник.

К у з н е ц. У нас гости. Это временно. Вопросов не задавать. К ним не ходить. А лучше сделать вид, что их здесь совсем нет. Все понятно?

Б о й ц ы. Так точно.

Лежу на кровати. Буря смотрит телевизор. Башка и Руся играют в карты.

Я в окно наблюдаю за соседями. Военные ходят из машины в машину. В руках какая-то аппаратура, антенны, рации.

Стою у сетки. За ней шатры. Выходят два здоровых бойца. Один несет два мешка с мусором. Второй везет на телеге два бачка с фекалиями. Ставят передо мной. Беру мешки. Подходят наши.

Р у с я. Эй, корешок. Дай прикурить.

Солдаты молча закрывают ворота.

Р у с я. Да ладно, чё вы. Все же свои. Вы чё, спецы какие?

Подошла  охрана. Три бойца. Щелкнули затворами.

Р у с я. У меня тоже такой есть. Смотрите, мошонки себе не прострелите.

Буря смотрит на мусор и телегу.

Б у р я. Да, и дерьмо у них тоже специфическое.

Проснулся утром. Вышел и опять удивился. Шатров нет. Ограды нет. Люди тоже исчезли. В центре только мешки с мусором и баки с фекалиями.

Вечером смотрим телевизор. Ведущий рассказывает о точечном ударе федеральных войск в Чечне. Убили какого-то важного полевого командира и все его окружение.

Б у р я. Дерьмо, дерьмо, а стрелять умеют.

Руся приносит видеокассеты. Смотрим фильм «Голубая лагуна». На экране целуются обнаженные мужчина и женщина.

Я лежу на койке. Смотрю в окно. Темно. Вижу только силуэты. Они стоят в ряд. Штаны спустили.

Б у р я. Русь, знаешь, кого в снайперы берут?

Р у с я. Художников и пианистов…

Б у р я. И онанистов. Глаз кривой, зато рука сильная.

Руся заржал.

Б а ш к а. Да заткнитесь вы.

Тени стояли в ряд. Каждый думал о своей женщине.

С утра зарядил дождь. Опять сидим в палатке в полной боевой выкладке. Буря делает насечки уже на второй стойке кровати.

Вбегает Башка.

Б а ш к а. Рота, по коням!

Под проливным дождем садимся на БТР. Буря выносит подушку. Башка садится на нее. Руся и Буря на ковриках. Я на голой броне. Выезжаем. Первый БТР не заводится. Тогда второй подъехал, уперся в него и подтолкнул. Протащил его три метра, и тот тоже завелся.

Дождь прекратился. Опять поля. БТРы месят грязь дорог. Поздно вечером проезжаем один дом. По периметру двора горят газовые горелки, что придает дому зловещий средневековый вид.

Утро. Спим под БТРом.

День. Остановка. Занимаем позиции. Мы на возвышенности. Дом внизу.

Башка собирает коноплю. Она здесь растет везде.

Мимо нас старик чабан проводит отару овец. Его никто не останавливает.

Ч а б а н. Сынки, курево есть?

Руся протягивает пару сигарет. Потом отдает всю пачку.

Ч а б а н. Страшно, сынок, в человека-то стрелять?

Р у с я. В русского страшно, а так нет.

Старик уходит.

Откуда-то появляется вечно пьяный капитан-медик.

В р а ч.

Пришел старик. Просил курить,

А мы ему хотим вломить,

На что земля чужая нам,

Ведь все мы будем там.

Р у с я. Да идите вы, товарищ капитан, со своими стихами.

Он еле сдерживается, чтобы не покрыть его матом.

Капитан уходит, продолжая читать.

В р а ч.

Иди ты на фиг, капитан, такой мотив.

Иди ты просто, капитан, и будешь жив.

Прибежал Кузнец.

К у з н е ц. Башка, Буря, со мной. Свист, Руся, прикрываете. Начинаем.

Р у с я (все еще не веря). Ну, ну… «Он сказал: поехали. Он махнул рукой…»

Огнеметчики открыли огонь.

Потом пошли прапорщик с бойцами. Обстрел прекратился, и бойцы вошли в дом.

Ловлю в прицел. Прапорщик выходит из дому. За ним женщина и мальчик лет пяти. Оба очень

напуганы. Больше в доме никого нет.

Прапорщик машет нам руками.

Все мы спускаемся к дому. Кругом солдаты. Техника.

Мать и сын стоят в стороне.

Солдаты ругаются. Курят.

Мальчик смотрит на меня.

Я на него.

Вдруг кто-то начинает отбивать лезгинку. Мальчик танцует. Танцует, чтобы скрыть свой страх перед врагами. Танцует, потому что он мужчина. Солдаты хлопают. А он танцует.

Кто-то дает автоматную очередь. Садимся на БТР и уезжаем.

Мальчик смотрит нам вслед. Мама кладет ему руку на плечо. Он руку сбрасывает. Уже большой. Смотрит нам вслед.

А там в горы, под алый закат, уходит военная колонна.

Вернулись в часть. Сразу же построение. Полковник и прапорщик проводят обыск. Выворачивают вещмешки. Добрались до Башки.

Башка снимает вещмешок и достает оттуда коноплю. Она слиплась в один брикет.

П о л к о в н и к. Расскажи-ка мне, боец, на что это похоже?

Башка смотрит на прапорщика.

Потом на бойцов.

Опять на полковника.

Б а ш к а. На траву, товарищ полковник.

П о л к о в н и к. И зачем тебе трава, боец?

Б а ш к а. Ноги грею, товарищ полковник. Голова болит. Мама говорит, что помогает.

После этого Башку сажают на стул перед строем. Ноги опущены в таз с водой.

Полковник и прапорщик стоят рядом.

Башка берет коноплю. Смотрит на бойцов. Мы уставшие после похода, но нам смешно.

Башка отщипывает немного травки и бросает в таз.

Бойцы начинают смеяться еще громче.

Полковник вздыхает и уходит. Прапорщик забирает траву и тоже уходит.

Днем на импровизированном стадионе, за пределом части играем в футбол с саперами. Рядом стоят БТРы. Под ними болеют механики. Рядом привязаны собаки. Джек смотрит на своего хозяина.

Я на воротах. Один бьет и попадает мне в голову. Падаю. Почти потерял сознание. Бойцы ржут.

За ноги Буря меня оттаскивает за ворота.

Лежу. Смотрю в синее небо.

Смуглый хозяин Джека сильно

бьет по мячу, и тот улетает в поле. Джек это принимает за команду. Сильно дергается и отвязывается. И сразу бежит за мячом.

Смуглый тоже бежит за мячом… Раздается взрыв.

К у з н е ц. Стоять! Стоять!.. Всем стоять.

Смуглый подорвался на мине. Ему оторвало левую ногу. Лежит, истекая кровью. До раненого десять-пятнадцать метров, но никто не идет.

Джек подходит к хозяину и садится возле него. Смуглый его обнимает. Плачет.

Я начинаю тихо свистеть и подзывать Джека.

Джек смотрит на меня. Потом на хозяина. Подбегает ко мне. Беру его за поводок. Осторожно иду за ним к раненому. Прапорщик за мной. Нога в ногу. Доходим. Прапорщик берет его на руки.

Выходим. Падаю на землю.

Кузнец перетягивает раненому ногу ремнем. Раненого кладут на броню, и БТР уезжает в часть.

Мы тоже уходим в часть. Я встать не могу. Только сейчас испугался. Ноги отнялись. Ползаю среди бойцов, но встать не могу. Пытаюсь что-то сказать, но не могу. Все на меня смотрят. Плачу и смеюсь одновременно.

Башка берет меня на руки и несет в часть.

Руся поднимает мою каску. Буря берет мою винтовку. Уходим.

А мяч так и остается лежать на минном поле.

После такого геройства лежу на койке. Рядом Башка и Буря.

Руся приносит из столовой кашу.

Ем с удовольствием.

Руся запрыгивает на Бурю. Тот его катает по казарме.

Глядя на пацанов, смеюсь. Нам весело.

Ночью лежим.

Б у р я. Свисток, у тебя было такое? Вот ты хочешь куда-нибудь попасть, а тебя не пускают. Вот в очередь хочешь вписаться, а тебя не пускают?

В ответ я тихо свищу.

Б у р я. Башка, чё мы здесь торчим?

Р у с я. Воюем! Русские воюют, как умеют!

Б а ш к а. Картошку копаем!

Б у р я. Как бы нас самих на удобрение ни пустили.

А в окне опять луна.

Днем покупал пирожки на рынке. Завернул за угол и лицом к лицу встретился с Ахмедом. Удар сзади по голове. Теряю сознание. Падаю.

Втаскивают в зеленую «99».

На дороге остаются лежать пирожки.

Меня выгрузили где-то в лесу. Идет дождь. Вокруг боевики. Заросшие, бородатые мужики в камуфляже. Меня тащат в землянку. Бросают в угол. Темно. Слышу разговоры. Засыпаю. Вытаскивают. Сажают на стул. Включают видеокамеру. В руки дают свежую газету.

Б о е в и к. Номер части. Фамилия, имя.

Мычу. Пытаюсь жестами показать, что не могу говорить. Поднялся. Тут же получил прикладом в лицо. Вырубился.

Пожилой чеченец отдал боевику два мешка муки. Взамен получил меня.

Боевик посадил меня к нему в машину. Меня опять увозят.

Во дворе своего дома новый хозяин стреляет из автомата мне по ногам.

Я прыгаю.

Он смеется.

Я падаю. Бьет меня плеткой. Я лежу на земле.

Ночь. Сижу в яме. Луны не видно. Тихо-тихо свищу в свисток.

Днем собрались зрители. В основном мальчишки и старики.

Хозяин на коне бьет меня кнутом. Я убегаю. Он меня догоняет.

Зрители одобрительно свистят и хлопают.

Мальчишки кидают в меня камни. Падаю.

Зрители недовольны.

Хозяин спрыгивает с лошади. Кнут. Опять удары. Теряю сознание.

Другой старик моему хозяину дает новый автомат. Опять обмен. Я опять в другой машине. Опять еду. Вырубаюсь.

Сижу во дворе у старика. Входит его внучка. Со злостью ставит передо мной таз с водой. Что-то говорит по-своему и уходит. Я умываюсь.

Дед фотографирует меня. В руках у меня свежая газета.

Опять ночь. Яма. Луны не видно, хотя немного светло. Достаю свисток. Тихо. Тихо свищу. Прячу его в землю, чтобы не отобрали.

Днем пилим дрова со стариком.

Ношу воду из родника. Старик рядом. В руках старенькая винтовка.

А вокруг опять горы.

Вечером сижу, ем какую-то похлебку из фасоли. Кусок свежего хлеба. Левая нога пристегнута цепью к забору. Бежит дед.

Отстегивает. Толкает меня опять в яму.

Сижу в яме. Слышу, дед с кем-то ругается. Гляжу наверх, через решетку. Там появляется Нурди — сын главы. Потом сам Масуд. Опять ругаются. Слышу голос русского паренька. Он плачет.

Р у с с к и й. Дяденька, дяденька, не надо. Я никого не убивал. Дя… Аааа…

Тихо. Ночь, яма. Идет мелкий дождь. Откопал свисток. Тихо свищу. Капли дождя по лицу, а не слезы. Их уже нет. Да и сил плакать тоже. Я уже слишком «белый», чтобы переживать.

Утром копаю могилу для убитого солдата. Закапываю.

Днем со стариком куда-то уходим. Старик с винтовкой. Боюсь, что идут убивать. Иду медленно. Постоянно озираюсь на старика. Везу пустую телегу. Смотрю по сторонам. Подходим к сгоревшему дому. Грузим на телегу печку-буржуйку. Здесь немного расслабился.

Везем обратно.

В гору еле тащу. Старик смотрит, смотрит… Потом все-таки решает помочь. Затаскиваем. Залезаю на печку. С ветерком слетаю с горки. Еду, мычу, руками машу. Свобода.

Свобода кончается, когда ломается колесо. Падаю в овраг. Тащу печку на себе. Еле иду.

Дед идет рядом, улыбается.

Вечером нагрел воды. Дед разрешил мне помыться. Моюсь в большом тазу во дворе.

Дед приносит мне гражданскую одежду. Переодеваюсь.

Сижу в комнате на стуле. Дед крутит в руках видеокамеру. Не может разобраться. Я показываю руками, что могу помочь. Он смотрит на меня. Отдает камеру. Берет в руки винтовку.

Я включаю камеру. Снимаю деда. Показываю ему запись. Он улыбается. Убирает винтовку.

Снимает меня. Я весь чистый, в новой одежде сижу перед камерой.

В руках свежий номер «Коммерсанта».

Ночью сплю на соломе в хлеву. Дверь дед закрыл на замок.

Утром через щель вижу деда. Он вынес коврик. Сел на него и начал молиться.

А позже ставим печку в комнате.

Дед на секунду вышел. Я оглядел комнату. На столе семейное фото. Семья очень большая. Здесь дед и внучка. Она обнимает какого-то молодого чеченца. Догадываюсь — они муж и жена. Рядом мое фото и фото этого молодого человека. Тут же на столе лежит карта местности. Отмечена наша часть. Еще несколько блокпостов.

В дверной проем вижу внучку. Она вся в черном. Крутится перед зеркалом, примеряя на себя пояс шахида. Увидела меня. Открыла дверь. Бросила в меня тарелку. Я нагнулся. Тарелка разбилась. Прибежал дед.

Она тут же закрыла дверь.

Устанавливаем ТВ-тарелку на крышу дома. Я на крыше. Смотрю вокруг. Ни людей, ни домов. Осенние поля начинают желтеть. И горы, горы, горы…

Вечером вместе с дедом смотрим новости. Ведущая говорит о спецоперации федеральных войск. Показывают убитых боевиков.

За это дед опять посадил меня в яму.

Днем укладываю дрова в поленницу. Приезжает зеленая «99». Вылезают Масуд, Нурди и тот самый молодой человек — внук старика.

Девушка с криком бросается обниматься.

Выбегает старик. Внук садится перед стариком на колени. Потом встает. Они крепко обнимаются.

С заднего сиденья вытаскивают связанного солдата. Я узнаю Плафона. Весь избит. Стоять не может. Падает. Глаза оплыли от побоев. Он ничего не видит. Лежит и харкает кровью.

Из багажника выгружают второго. Это Черт.

Старик тащит меня в яму. Я иду медленно. Не могу выпустить из рук полено. Прохожу мимо Черта. Сильно избит, но на ногах стоит. Меня узнал и улыбнулся.

Сижу в яме. Чеченцы опять ругаются. Кто-то включил музыку. Началась дискотека. Какая-то дура на русском поет о несчастной любви. Криков не слышу. Только возню и какое-то рычание. Потом выстрел и тишина.

В яму бросают лестницу. Вылезаю. Первое, что вижу, — это лицо Черта. Его голова лежит рядом с ямой. Черт мне улыбается. В другой бы раз испугался и свалился бы в яму. Сейчас вылезаю. Рядом лежит Плафон.

Машины нет. Во дворе только дед. Сидит на ступенях. Расстроенный и сильно постаревший.

Опять копаю могилу.

Ночью в яму бросают лестницу. Вылезаю. Рядом никого нет. Полная луна и дом как на ладони.

Дед сидит в комнате. Целится в меня из винтовки. Я его почти не вижу. Но чувствую.

Поднимаю руки и иду от дома. Дед целится и видит, как я запнулся и упал.

Опускает винтовку. В комнате горит только свеча. Языки пламени выхватывают семейное фото. Свеча догорает, и фото погружается во тьму.

Поднимаюсь. Делаю еще несколько шагов. Нутром ощущаю ствол. Медленно захожу за сарай и бегу. Бегу. Падаю. Опять бегу. Опять падаю. Поднимаюсь и снова бегу.

Днем сплю в какой-то канаве. Осматриваюсь. Пытаюсь сориентироваться. Мои где-то внизу на предгорье. Где-то вдалеке мелькнула зеленая «99». Исчезла. Может, показалось. Может, нет.

Укрываюсь соломой.

Вечером выхожу и опять иду. Ночь. Опять дождь. Я иду. Мне плевать.

Под утро выхожу на какую-то дорогу. Стоит «Нива». В машине никого нет. Ключи в замке зажигания. Рядом вышел поссать «чех» с автоматом.

Свисток в рот. Бегу к нему и свищу что есть мочи. Так сильно, что самому заложило уши. Психическая атака сработала. Тот испугался.

Автомат уронил. Толкаю его в овраг. Тот падает.

Запрыгиваю в машину и по газам. Вдруг кто-то вцепился мне в лицо. Женщина пытается выцарапать мне глаза. Чеченка, но ругается по-русски: «Сука. Блят…» Мне почему-то смешно.

Останавливаюсь. Открываю дверь и выкидываю ее на землю. Еду по дороге, как пьяный или как псих. Нет — как пьяный псих. Виляю вправо, влево. Насвистываю. Свобода. Мне хорошо.

Остановился. Вылезаю. Пытаюсь найти хоть какой-то ориентир. А вокруг сырые и грязные поля. Величественные горы. Вдруг из-за поворота выскакивает зеленая «99». Прыгаю в машину и по газам. Они за мной. Догнали. Толкаемся. Не стреляют. Хотят взять живым.  Пытаются столкнуть с дороги. Я не уступаю. Умру, но не сдамся. Здорово столкнулись. Нурди не справился с управлением, и машина улетела в яму. Меня тоже вынесло с дороги и перевернуло.

Вылезаю и бегу. Поднимаюсь на пригорок. А внизу село и наша часть. Бегу.

Нурди, Масуд и еще три человека бегут за мной.

Руся и Буря стоят на краю села.

Из дома выходит наш врач с двумя бутылками вина.

Руся видит меня. Ловит в оптику. Но не узнает.

Я бегу. Машу им руками. Начинаю свистеть.

Р у с я. Бля… Это же Свисток!

Буря в прицел ловит меня. Я машу руками и свищу. За мной бегут вооруженные люди. Он их тоже видит.

Б у р я. Надо в часть за Кузнецом. Их много.

Буря испугался, хочет убежать. Руся смотрит на него. Потом на меня.

Увидев вооруженных людей, врач бежит по дороге в сторону части.

Б у р я. Придурок. Кузнеца позовем, пацанов и сразу назад.

Руся смотрит на убегающего капитана. Потом на Бурю. Потом на меня. Я падаю. Поднимаюсь. Меня догоняют. Буря хватает Русю и тащит в сторону части. Руся вырывается. Еще раз ловит меня в прицел.

Потом дергает затвор. Ловит в прицел боевика и стреляет. Боевик падает. По боевикам начинают стрелять. Руся и Буря прыгают в овраг.

Руся начинет отстреливаться. Буря сидит в овраге и орет, закрыв голову руками.

Я добегаю до пацанов и прыгаю к ним.

Б у р я. Придурок, сука тупорылая. Нам всем из-за тебя…

Я вижу, как он боится. Отстреливается в воздух, даже не вылезая из оврага.

Русю подстрелили. Пуля оцарапала щеку. Он выронил винтовку и схватился за лицо.

Здесь я не выдерживаю. Выскакиваю из оврага. Ко мне возвращается голос. Начинаю кричать в сторону врагов. Пытаюсь криком убить их всех. Начинается истерика.

Вдруг кто-то хватает меня за плечо и бросает назад в канаву. Над нами проходит очередь. Меня спасли. Это Кузнец. Мы лежим в овраге. Он прижимает меня по-отечески к себе. Я царапаю руками землю и ору. Ору, как проклятый. Как человек, который побывал в аду.

Прибегает Башка. Из пулемета покрывает всю поляну. Смотрит на меня и не выдерживает. С криком выскакивает из оврага. На плече пулемет. И он бежит в атаку. Бежит, стреляет и орет. Орет, орет…

За ним, с криком, выскакивает Руся. Пацаны идут в атаку. Орут, как полные психи.

Буря достает ленточки. Засовывает их в рот и тоже бежит.

К у з н е ц. Стоять, суки. Стоять.

Башка укладывает двух боевиков.

Буря орет «ура» и роняет изо рта ленточки. Спотыкается и падает. Это его и спасает.

Боевик лежа выстрелил, но очередь проходит выше. Буря прицеливается и стреляет в ответ. Попадает в голову.

Четвертый боевик, лежа в овраге, отстреливается. Хочет выстрелить в Русю, но патроны кончились. Боевик бросает автомат и бежит.

Руся бросает винтовку. На ходу достает нож. Прыгает. Сбивает с ног врага. И больше по инерции вгоняет ему нож в спину. Переворачивает боевика и смотрит на него.

Это Нурди. Молодой, лет восемнадцати. Черные кудри и очень красивое лицо. Руся смотрит ему в глаза и понимает, что сейчас убить его бы не смог.

Кузнец медленно подходит к зеленой «99». Там сидит раненый Масуд. Пытается завести машину. Их глаза встречаются. Бойцы окружают машину.

В какой-то момент Кузнецу становится жаль врага. Но в этот момент подхожу я. Уставший, поседевший, избитый.

Кузнец достает гранату, выдергивает чеку и бросает на заднее сиденье автомобиля.

Бойцы отбегают от машины.

Я не вижу и не слышу, что говорит Масуд. Я вижу только взрыв.

Я смотрю на Кузнеца. Он отводит глаза.

Убитых скинули в яму и подожгли. Возвращались в часть пешком. Шли молча. Грязные, похожие на шахтеров. Оружие на плече.

Башка врезал подзатыльник Буре. Тот забежал вперед и начал передразнивать Башку. Стал орать, как орал Башка, когда шел в атаку.

Бойцы засмеялись. А Буря продолжал паясничать. Водил руками из стороны в стороны, имитируя пулемет, и продолжал кричать.

Кузнец засмеялся.

Я тоже.

Сижу в штабе. Урывками глотаю горячий чай. Никак немогу напиться. На столе карты. Отмечаю места, где был, где видел боевиков. Рядом полковник. Еще два каких-то военных.

Прапорщик приносит мне новую форму.

Беру в руки гимнастерку. Там наша нашивка «сфинкс». Бухаюсь в нее лицом и начинаю плакать.

П о л к о в н и к. Уточняем детали. Утром уходим. Он пускай отсыпается.

К о л я. Я пойду с вами.

Прапорщик мне улыбается.

Утром окружили яму в лесу, где когда-то был я. Кому-то надо идти внутрь.

К у з н е ц. Буря, Руся. Проверить.

Б у р я. Я не пойду.

Р у с я. Может, рванем? Чё зазря пацанов гробить.

Я хватаю автомат и вбегаю в землянку. Стреляю во всё. Темно. Выстрелы высвечивают земляные стены.

Тени. Тени. Тени. В яме никого.

Выхожу наверх.

К о л я. Чисто.

Сел возле дерева. Руся протягивает сигарету. Затягиваюсь. Бойцы довольно переглядываются.

Кузнец и Буря уходят внутрь.

Уходим. Оборачиваюсь на лес. Оттуда гремит взрыв. Взорвали яму.

Тем же утром окружаем два дома. Мы слева. Танки справа. Ждем. Начинают бить танки. Подключаются минометчики с соседней высотки. Начинается бой. Внизу забегали боевики. Стреляет каждый куст возле дома.

Мы стреляем в ответ. Руся ловит

в прицел боевика. Выстрел. Тот падает.

Руся делает очередную, шестую насечку на прикладе.

Боевики выбрасывают белый флаг. Бой прекращается…

Перед нами на коленях стоят боевики. Руки за головой. Узнаю того, кто бил меня плеткой. Подхожу. Смотрю ему в глаза. Он меня узнает.

Б о е в и к. Хорошо бегал русский. Жаль, не забил тебя, собаку.

Дергаю затвор. Руки не дрожат. Чувствую только тупую злость. Стреляю прямо в лицо. Тот заваливается на бок.

На выстрел прибегает Кузнец.

Смотрит на меня. Кивает Буре.

Руся и Буря оттаскивают боевика к остальным убитым.

Из окружения вышли только три боевика. Раненому Ахмеду помогли добраться до машины. У него не было левой руки. Грязная повязка перетянула рану.

Погрузили в машину и увезли.

Подъезжаем на БТРах к дому, где жил дед. ТВ-тарелки на крыше нет. Тихо.

Входим в дом. Убитый дед лежит в своей комнате. В руках семейное фото.

В спальне, на белых простынях лежат обнаженные молодожены.

Выкапываем тела Плафона, Черта и еще одного русского солдата. Грузим на УАЗы.

К у з н е ц. По коням.

Приказ не слушаю. Иду в дом. Вытаскиваю тело деда. Тащу в яму, где только что были Черт и Плафон. Спускаю.

Бойцы на меня смотрят.

Возвращаюсь за молодыми. Руся мне помогает. Вдвоем закапываем.

Устаем. Башка нас меняет.

Сижу на земле возле дома. В руках цепь, на которой я когда-то сидел.

Буря поливает дом бензином. Выходит на улицу. Поджигает факел и отдает мне.

Бросаю последний взгляд на дом и бросаю факел.

Садимся на БТР. И вот здесь я опять вбегаю в уже горящий дом.

К у з н е ц. Стоять.

Выбегаю из дома. В руках коврик, на котором молился дед. Бросаю его на броню и сажусь. Кайф. Башка одобрительно бьет меня по плечу. Я прикладом долблю по броне. Можно ехать. БТР ревет и увозит нас отсюда.

Последний взгляд на горящий дом.

Днем Кузнеца вызвали в штаб. За столом сидел полковник. Перед ним лежало личное дело прапорщика. Прапорщик улыбался, но, увидев дело, сделал серьезное лицо.

П о л к о в н и к. Рыбалку любишь?

Прапорщик стоял по стойке смирно.

К у з н е ц. Никак нет, товарищ полковник.

П о л к о в н и к. Я тоже. Я охоту люблю. Рань, самая первая. Ягодами пахнет, земляникой. Сидишь, ждешь. Чувствуешь, кабан на тебя идет. Ждать до последнего, когда он выйдет на лужаечку. Выдержка, как у снайперов. Курить нельзя. Пить тоже. Не сдержишься, тебя на охоту больше никто не возьмет. И…

К у з н е ц. Я двадцать лет уже на охоте.

Полковник закрыл личное дело и встал.

П о л к о в н и к. Советую заняться рыбалкой. Пока на тебя охоту не открыли.

К у з н е ц. Спасибо за совет. Привык кабана брать в одиночку, а не расстреливать его на лужаечке из двадцати сраных стволов.

П о л к о в н и к. Свободен, товарищ старший прапорщик.

Ночью шел снег. Накинул бушлат и пошел в туалет. Чувствую, в соседней кабинке кто-то есть. Поворачиваюсь — это Кузнец. Сидит, курит.

К у з н е ц. Матери не сказали, что ты у них.

Хотел сказать спасибо, но сказал: «Так точно, товарищ старший прапорщик».

Он затянулся. Свет от сигареты на секунду озарил его лицо. Прапорщик выбросил сигарету.

А я стоял и смотрел, как он удалялся.

Рано утром прапорщик прошел по палатке. Все спали. Кузнец шел вдоль коек, поправлял бойцам одеяла.

Немного посидел у моей кровати. Улыбнулся. Потрепал меня нежно по голове и вышел.

Бросил мешок на броню БТРа.

Еще раз осмотрел часть.

Запрыгнул на броню. БТР заревел и, меся первый снег с грязью, выехал за пределы части. Солдат опустил за ним шлагбаум.

Кузнец спал на вокзале. Кругом были люди. Спали. Ели. Разговаривали.

Открыв глаза, прапорщик увидел, как у спящей женщины какой-то мужик вытащил чемодан и пошел.

Прапорщик подбежал к ней. Разбудил. Женщина закричала.

Он побежал за вором, ему мешала шедшая навстречу толпа. Вор завернул за угол.

Он за ним. Догнал у гаражей. Тут же ударил. Тот упал. Прапорщик схватил его за горло и начал душить. Тот захрипел.

В о р. Дяденька, не убивай… Я же свой.

После этих слов прапорщик непроизвольно ослабил хватку. Сзади подбежал еще один. Ткнул прапорщика ножом в спину и убежал.

Вор вырвался и тоже скрылся.

Прапорщик провел ладонью по спине. Посмотрел — на ладони кровь. Улыбнулся. Понюхал ее. Лизнул.

Прибежала женщина. Схватила чемодан. Хотела что-то сказать, но увидела кровь на руках прапорщика. Испугалась и тоже убежала.

Прапорщик добрался до перрона. Здесь упал. Кто-то бросил ему бумажную купюру, приняв за бомжа. Кто-то мелочь.

Это задело его, и он поднялся.

По перрону шла рота суворовцев. Мальчики лет пятнадцати. Он козырнул. Они тоже.

Суворовцы шли строем мимо него.

А прапорщик смотрел, как они заходят в вагон. В этот момент ему слышались смех его бойцов, разговоры, выстрелы, взрывы, мат и опять перестрелка. Когда зашел последний суворовец, звуки прекратились. Кузнец опустил руку. Достал свисток. Тихо свистел и спускался в подземный переход. Спустился вниз и завернул за угол. А через несколько секунд, откуда-то снизу из перехода послышался женский крик.

Сидел на койке, крутил в руках свой жетон. Влетел Буря. Он орал.

Б у р я. Баста, пацаны! Домой. Домой!

Руся и Буря качали меня на руках.

Обнимались и кричали. К нам прибежали саперы, механики. Стреляли в воздух и радовались. К нам вышел пьяный врач и опять читал стихи.

В р а ч.

Мы будем помнить холод гор,

Горячность наших командиров,

Солдатской юности задор

И смелость вражеских бойцов,

И смерть друзей и братанов,

Мы будем помнить!

Летели в брюхе вертолета. С нами опять летел тот самый священник.

Когда выходили, подошел к нему.

С в я щ е н н и к. За кого помолиться, сынок?

К о л я. Кузнец… Старший прапорщик.

Я уже дома. Бросаю мешок на пол.

В квартире никого. Открываю дверь в свою комнату и не узнаю ее. Кругом разбросаны женские вещи. Сюда переехала сестра. На столе мое фото. Я в военной форме. Пририсованы рожки и усы. Не раздеваясь, ложусь на мягкий диван. Засыпаю.

Сестра Света и подруга стоят в коридоре. Смотрят на меня. Я сплю на полу. Диван слишком мягкий.

П о д р у г а. Говорят, они с войны придурками приходят. У Таньки пришел. Как напьется, ну придурок придурком.

С в е т а. Да заткнись ты.

Вскакиваю и начинаю орать. Девчонки испугались, завопили и убежали на кухню. Иду на кухню.

К о л я. Привет, молодежь. Мамка где?

С в е т а. Дурак.

Подхожу, целую сестру. Обнимаемся.

К о л я. А вы куда, на панель собрались?

П о д р у г а. На панели так уже не одеваются.

С в е т а. Там вообще не одеваются. У них денег на это нет.

К о л я. А чё, деньги нужны?

Достаю свои «пенсионные» за службу и протягиваю сестре. Денег очень мало, но Светка все равно обрадовалась. Обняла меня и опять поцеловала.

П о д р у г а. За такие деньги я бы к тебе близко бы не подошла.

С в е т а. Как оно, в армии-то?

Вопрос больно ударил в сердце. Опять стал серьезным.

Девчонки это почувствовали.

С в е т а. Ну, мы в магазин. Я маме позвоню.

Киваю головой.

Вечером сидим за столом. Мама, Светка и я. Молчим. Мама читает газету. Налил им вина. Себе сок. Мама отложила газету и закурила.

М а м а. С возвращением. (Чокнулись.) Почему не писал, что ты в Чечне?

К о л я. А где Платон?

Мама и Светка переглянулись.

М а м а. Пришлось выбирать, с кем гулять, с мальчиками или с Платоном.

С в е т а. Мама. Я не виновата. Он сам убежал.

Мама встала. Принесла пачку повесток из службы судебных исполнителей.

М а м а. На… Заплати, пока деньги есть. (Она посмотрела на дочь.) Ладно, я устала. Пойду лягу.

Я подошел. Обнял ее. Хотел поцеловать, но она не дала.

М а м а. Восстанавливаться будешь?

К о л я. Не знаю.

Мама ушла в комнату.

Светка оделась. Еще один поцелуй, и за ней хлопнула дверь. Стоял у окна и видел, как она выскочила из подъезда. Накрапывал летний дождик. Она схватила под руку подругу, и они куда-то побежали.

На столе лежала газета. Большой заголовок гласил: «Вторая Чеченская — абсурд или реальность?!»

В коридоре военкомата не протолкнуться. Молодежь проходит приписную комиссию. Толкаются. Дурачатся. Смеются.

Сижу в кабинете. За столом капитан. Что-то пишет. На меня даже не смотрит.

К а п и т а н. По контракту пойдешь?

К о л я. Никак нет.

К а п и т а н. В милицию?

К о л я. Никак нет.

Капитан откладывает ручку и смотрит на меня. Я встаю.

К а п и т а н. А кто пойдет? Я? Или эти обезьяны? (Кивает в сторону коридора.) Воевал, в плену не был. В чем проблема-то? Крепкий, здоровый…

К о л я. Никак нет.

К а п и т а н. Свободен, обезьяна.

Сижу в кабинете судебных исполнителей. Молоденькая девушка ищет в папке мое дело. Нашла. Читает.

Д е в у ш к а. По вашей вине произошло ДТП. Сумма ущерба составила…

Она показывает мне исполнительный лист. В кабинете сидят еще три женщины.

Д е в у ш к а. До сих пор не погасили долг.

К о л я. Я служил.

Д е в у ш к а. Ну и что. Мы тоже служим, и у нас долгов нет.

Ж е н щ и н а. Я вообще не понимаю, зачем за руль садиться, если водить не умеешь?!

К о л я. Я на права сдавал.

Ж е н щ и н а. Вот такие потом их покупают, и нам страшно ездить.

В т о р а я  ж е н щ и н а. Да ладно вы, девчонки. Ведь вы готовы долг вернуть? Правда?

На глазах почти слезы, но держусь. Улыбаюсь этой женщине и киваю головой.

Прохожу мимо музыкальной школы. Слышу звуки, которые слышал в Чечне. Кто-то играет на дудуке. Захожу в школу.

В аудитории сидят люди. Идет концерт. Присаживаюсь.

Мальчик лет пятнадцати сидит на стуле, «терзает» дудук. Он закончил, и ему похлопали.

Потом сел другой мальчик. Лет двенадцати. Перед ним контрабас. Он заиграл, а я заслушался.

Ему тоже похлопали. Концерт закончился, и все разошлись. Я сижу один. Кто-то забыл трость. Выбегаю на улицу, но там уже никого нет.

Сижу в парке на лавочке. В руках трость. На соседней лавочке сидят два парня. Пьют пиво. Рядом играет трехлетний малыш. Один из парней, отец, сделал глоток и достал свисток.

О т е ц. Смотри.

Он свистнул, и сын побежал к нему. Два раза свистнул. Сын прибежал к нему.

О т е ц. На счет два стоять. (Сыну.) Понял?

Отец опять свистнул.

Я лег.

Он опять свистнул.

Я встал.

Его друг заметил, что я под их команду ложусь и встаю. Показал другу на меня. Они подошли ко мне.

Свистит.

Ложусь.

Свистит.

Встаю.

О т е ц. Ты чё, сука… Обурел.

Он попытался меня ударить.

Я увернулся и просто его оттолкнул. Сын заплакал.

А друг встал между нами.

Д р у г. Вали отсюда. Пока инвалидом не сделали!..

Стою в толпе призывников в военкомате. Они в трусах и майках. Я в форме, а в руках трость.

Рыжий вертлявый паренек бьет щелбан впереди стоящему тощему мальчишке. Тот отбивается.

Выходит капитан. Видит меня. На его лице появляется чертовски довольная улыбка. Заходит в кабинет. Сбрасывает со стола какие-то бумаги. Достает чистый лист. Кричит: «Скворцов!»

Молодежь передо мной расступается. Иду к кабинету. Капитан улыбается и пишет.

Не хромой, но опираюсь на трость. Иду и понимаю: я весь его… Капитан потирает руки и опять улыбается. Что-то пишет. Машет мне рукой, предлагая зайти в кабинет.

Иду медленно. Прохожу мимо молодых пацанов.

Они смотрят на меня.

Я смотрю только на капитана. Тот улыбается и пишет. Я весь его с потрохами…

Захожу в кабинет.

Поворачиваюсь. В приоткрытую дверь смотрю на пацанов. Рыжий все-таки допрыгался. Получил в ухо от здорового паренька. Сидит на полу. Ухо чешет.

Последний взгляд на парней. Закрываю дверь.

Я контрабас.