Гуппи. Сценарий

Светлой памяти дяди Леши посвящается

Чертаново. Раннее утро

Типовые многоэтажки. Во дворе под снегом ржавеют старые «москвичи» и «копейки». Все серо, уныло и безжизненно. Только в хоккейной коробке монотонно скребет снег лопатой дворник.

Вдоль борта, внутри коробки, в ряд сидят несколько разномастных дворняг. Они с интересом наблюдают за работой дворника. Он не обращает на них внимания. Прекращает работу, чтобы перекурить.

Одна из собак нервно зевает.

Дворник косится на зевнувшую псину, бросает окурок, давит его ботинком и продолжает работу.

Псы довольны продолжением действа.

За кадром едва слышно, а затем сильнее и назойливее слышится тиканье будильника.

Квартира Анатолия. Спальня. Раннее утро

Анатолий — мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, обычный работяга, лежит на спине и, повернув голову, смотрит с легким презрительным раздражением на старый, пузатый будильник.

Тот громко тикает, вдруг, после словно паузы, начинает пронзительно и мерзко звенеть.

Анатолий, словно этого и ждал, прихлопывает будильник рукой. Тот умолкает и через паузу начинает тикать, сначала медленно, словно разгоняется и оживает после удара, затем быстрее и увереннее, словно очухиваясь после нокдауна.

Анатолий поворачивает голову

и смотрит на спящую жену: баба бабой — бесформенная масса, с мужским злым лицом, в ночной застиранной сорочке — спит, разинув рот, похрапывает.

Анатолий разглядывает спящую жену, затем закуривает «беломорину». Пускает дым в лицо спящей жене. Той хоть бы что! Снова ее разглядывает, после переводит взгляд на аквариум, который стоит где-то на столе. В нем плавают устало, еле ворочая телами, гуппи. Вот одна гуппи проплывает через весь аквариум и застывает у стенки — она словно разглядывает Анатолия. Анатолий заставляет себя подняться. Выходит, шаркая старыми тапками, из комнаты.

Квартира Анатолия. Туалет. Раннее утро

Анатолий, старясь не встречаться взглядом с собственным отражением, бреется совковым станком. Затем разбирает его, промывает, собирает. Кладет на полочку. Освежает лицо дешевым одеколоном. Тут же прикладывается к горлышку флакончика — делает несколько глотков. Все механически.

В это время в туалет заходит сонный сын Анатолия — долговязый подросток лет пятнадцати — Артемий. Он, покачиваясь, писает, выходит из туалета, не обращая на отца никакого внимания. Тот на сына тоже — ноль, будто и нет его вовсе.

Квартира Анатолия. Кухня. Раннее утро

Жена, все еще в той же ночной сорочке, ставит перед Анатолием и сыном сковородку с яичницей. Те едят, молча, из сковородки.

Остается одно яйцо. Две вилки вонзаются в центр желтка, рвут его пополам. Растаскивают в разные стороны.

Вагон метро. Раннее утро

Анатолий опускается на сиденье и оказывается среди себе подобных мужиков, а все женщины в вагоне — они сидят напротив мужиков — так или иначе напоминают его жену.

Анатолий от всех закрывается газетой «Спорт-экспресс». Затем смотрит поверх газеты: кто-то, как и он, читает «Спорт-экспресс», кто-то пустыми глазами смотрит перед собой. Женщины дремлют с каменными лицами.

Завод. Цех. Раннее утро

Анатолий тупо смотрит перед собой, кажется, что на тетку из вагона, но перед ним токарный станок, взгляд останавливается на огромной красной кнопке.

Анатолий нажимает красную кнопку.

Станок тут же оживает. И начинает вращаться, крутит некую заготовку. Станок взрывает этот сонный и унылый ритм Анатолия. Но на Анатолии это ни внешне, ни тем более внутренне не сказывается.

Он опускает защитные очки со лба на нос и принимается за работу…

Заводская столовая. День

Анатолий медленно продвигается в очереди вдоль прилавка с едой. Почти не глядя, ставит на свой поднос салат, стакан с морсом, кладет булочку, очередь доходит до тарелки со вторым блюдом.

Повариха на раздаче едва удостаивает Анатолия взглядом и наливает ему тарелку горохового супа.

Анатолий, не глядя на повариху, ставит тарелку с супом на поднос и подходит к кассе…

Перед Анатолием пустые тарелки. Он сидит у окна. Допивает морс, запрокидывает голову и рукой стучит по дну стакана, в рот скатывается одна-единственная ягодка. Анатолий раскусывает ее, едва заметно морщится от кислоты — он, как робот, сомнамбула и так же смотрит в окно, когда до его отупевшего и неповоротливого сознания доносится раздражающее и нервно-напряженное каркание.

Анатолий видит за окном на дереве огромную ворону, которая остервенело каркает на него.

Некоторое время Анатолий пытается соображать, осмыслить ворону и ее каркание. Не удается. Он встает и уходит, не глядя на ворону.

Ворона провожает его взглядом, еще раз дико каркает и срывается с ветки…

Чертаново. Раннее утро

Тот же двор, те же заснеженные машины, та же хоккейная коробка и те же дворняги, которые сбегаются в эту коробку со всех сторон. Усаживаются в том же порядке, сидят в ряд. Но дворника нет. Собаки сидят неподвижно, но постепенно начинают нервничать, крутят мордами, ведут ушами, раздувают ноздри. Дворника нет. Начинает падать крупный снег. Собаки сидят, ждут. Дворника все еще нет. Вот одна псина не выдерживает и, опустив глаза, покидает несмело и осторожно коробку.

За ней через секунду уходит другая, третья — коробка пустеет.

За кадром нарастает тикание будильника, но ритм не ровный, он скачет, как пульс у больного аритмией.

Квартира Анатолия. Спальня. Раннее утро

Анатолий в той же позе — лежит на спине, повернув голову, не моргая, смотрит на будильник.

Будильник начинает звенеть. Анатолий прихлопывает его рукой. Пауза. Будильник начинает приходить в себя, разгоняется.

Анатолий закуривает беломорину, поворачивает голову и смотрит на храпящую жену. На ее раскрытый рот. Абсолютно без всякой оценки, затягивается, чтобы пустить ей дым в лицо, но папироса погасла! А тут еще гуппи, которая снова его рассматривает, словно сошла с ума! Она разгоняется и бьется в стекло! Затем еще одна попытка, круг по аквариуму, и гуппи выпрыгивает из воды. Корчится на полу в судорогах. Анатолий встает, идет к гуппи, но она уже мертва. Анатолий разглядывает ее у себя на ладони. Хмурится чему-то смутному. Уходит в туалет.

Квартира Анатолия. Туалет. Ранее утро

Анатолий, уже выбритый и умытый, наливает себе в ладонь одеколон, освежает лицо и привычным жестом отправляет одеколон в рот, но… флакон пустой!

Анатолий удивлено вскидывает брови! Первый раз он на что-то как-то реагирует!

В туалет входит его сын, такой же полусонный. Он начинает мочиться, но постепенно оживает, он чувствует, что что-то не так, как обычно. Он открывает глаза и смотрит на отца, затем замечает пустой флакон в его руке.

За кадром резко обрывается звук падающей в унитаз струи.

Оба удивлено смотрят на пустой флакон. По выражению на лице Артемия, — если бы поднял взгляд, понял бы, что тот тоже не прочь выпить с утра пару глотков одеколона, но Анатолий этого не видит. Он замечает трупик рыбки на краю раковины. Снова хмурится. Смутно, тревожно на душе у Анатолия. Он берет трупик рыбки и бросает его в унитаз. Смывает.

Квартира Анатолия. Кухня. Раннее утро

На сковородке последнее яйцо. За столом нет ни Анатолия, ни сына. Только жена Анатолия в той же ночной сорочке стоит перед столом и с каким-то тупым беспокойством смотрит на яичницу на сковородке.

Вагон метро. Раннее утро

Анатолий опускает газету «Спорт-экспресс» и видит, что напротив сидят не женщины, как привычно, а мужики, которые все как один опустили газеты и с недоумением смотрят на Анатолия. Он же смотрит налево, затем направо и видит, что перепутал скамейку! Он сидит среди женщин с каменно-удивленными лицами, они тоже смотрят на Анатолия. Анатолий хмурится и закрывается от всех газетой. Но строчки пляшут перед глазами. Лицо Анатолия залито краской стыда. Глупо.

Завод. Цех. Раннее утро

Анатолий перед своим станком.

Уже все запустили свои станки, а Анатолий почему-то все никак не решается нажать на красную кнопку. Его рука несколько раз едва заметно, от плеча дергается, но тут же повисает безвольно. Анатолий с неким беспокойством смотрит на свой станок, его отдельные детали и механизмы, и все эти детали и механизмы, провода и кнопки вдруг предстают в каком-то ужасном виде, буквально! Все эти штуки выглядят агрессивными и несут в себе скрытую угрозу для него, Анатолия!

Искрят предупреждающе провода в станке.

Анатолий медлит. Его внутреннее напряжение нарастает.

Вот рука Анатолия оживает и медленно тянется к кнопке.

Анатолий неотрывно и с ужасом смотрит на тяжелую болванку-заготовку в станке, на резец, который, нажми кнопку, тут же вонзится в болванку и начнет снимать с нее стружку. Но Анатолий все еще медлит.

А рука тем временем уже перед самой кнопкой!

И Анатолий замечает свою руку, его рот открывается, но рука уже жмет на чертову кнопку!

В ту же секунду что-то в станке ломается: звук электрического взрыва, искры, дым, болванка начинает вращаться, но тут же выскальзывает из крепежа и ракетой взмывает вверх. От взрыва Анатолий отлетает назад. И все это в одну секунду!

Анатолий, падая, успевает выдохнуть только одно: «Бл…!!!»

Анатолий навзничь падает на грязный промасленный пол. Пытается встать, приподнимает голову и тут же получает сокрушительный удар в лоб прилетевшей болванкой. Теряет сознание.

Заводская столовая. День

Столик у окна, за которым сидел Анатолий. Анатолия нет. За столиком пусто. За окном дерево, на котором сидела нервная ворона. Вот ее ветка, вороны нет. Ветка размеренно и устало покачивается вверх-вниз… Словно ворона только что была тут и только что улетела.

Кладбище. День

Жидкий оркестрик, фальшивя и небрежно, кое-как выдувает похоронный марш.

Несколько серых и разнокалиберных мужиков и баб угрюмо смотрят на то, как два полупьяных и синих от холода и водки мужичка заколачивают гроб.

От группки отделяется огромного роста мужик лет сорока, с благородной сединой в щетине, с умными глазами. На его голове берет, тело покрыто бесформенным плащом, мятые брюки и заляпанные грязью растоптанные ботинки. Он утирает рот после выпитого стакана водки. Небрежно и угловато срывает с головы берет. Под беретом топорщится седой ежик густых волос. Он переминается, готовясь к речи. Мнется.

Оркестрик невпопад смолкает.

М у ж и к. Я, это, как бригадир Анатолия могу сказать, что… он был… настоящий работяга, друг и мужик.

С десяти лет он за токарным станком. Он… детали для наших ракет вручную точил! В России больше нет таких токарей. Сам Королев ему жал и тряс… (Показывает, как Королев тряс руку Анатолию.)… руку! Жаль, что это… смерть вырвала Анатолия из наших рядов. Оркестр!

Мужик дает отмашку.

Оркестрик воодушевленно и стройно берет первые аккорды похоронного марша, но почти тут же сбивается и кое-как играет.

Мужик натягивает берет и возвращается на свое место, стараясь смотреть от смущения только лишь на свои ботинки.

Могильщики опускают, сильно напрягаясь и тихо матерясь, гроб в могилу.

Тихо и торжественно падает крупный снег.

Жена Анатолия отделяется от группки и подходит к краю могилы. Зачерпывает горсть мерзлой земли и бросает ее в могилу.

Комочки мерзлой глины падают на крышку гроба, снежинки подлетают на крышке гроба и начинают кружиться в воздухе.

И тут начинает играть пьяный баянист, что-то не в меру весело-вальсовое. Но осекается под тяжелым взглядом мужика-бригадира. Баянист недовольно крякает и отходит к мужичкам-могильщикам пить водку.

Все по очереди бросают прощальные горсти в могилу и уходят. Могильщики берутся за дело и лихо закидывают могилу землей.

Народ уходит к автобусу, туда же тянется оркестрик. Возле могилы остается только сын Анатолия. Парнишка лениво смотрит на работу могильщиков, закуривает, но тут он слышит вновь вальс баяниста у автобуса. Смотрит туда и видит, что там веселее, чем тут. Народ пьет водку, закусывает и оживленно общается. Артемий вздыхает и уходит к автобусу. Также лениво, сомнамбулой.

Могильщик втыкает в холмик деревянный крест с портретом Анатолия…

В кадре все еще фотография Анатолия, только вокруг все быстро меняется — исчезает сумрачный туманный вялый свет зимнего дня и опускается темнота.

Вдруг включается фонарь, и фотографию заливает желтым электрическим светом.

За кадром звуки шагов. Звякание лопат, стукнувшихся друг о дружку.

Те же могильщики, которые закапывали могилу Анатолия, теперь ее раскапывают. Работают молча, деловито, без перекуров. Рядом с могилой на санках… закрытый гроб!

М у ж и ч о к. Подмерзло.

Д р у г о й. Да, не очень.

М у ж и ч о к. Точно. Но подмерзло.

Д р у г о й. Точно. Но не очень.

Стоят в могиле на гробу Анатолия. И только начинают выбираться из могилы, как вдруг крышка под их ногами с глухим ударом чуть подпрыгивает. Мужички замерли и во все глаза смотрят друг на друга. И тут второй удар изнутри по крышке гроба!

Мужичок сглатывает слюну и очень медленно и тяжело выбирается из могилы, помогает выбраться товарищу. Лежат на краю и смотрят на крышку гроба, которая сотрясается от ударов. Вновь смотрят друг на друга.

М у ж и ч о к. Водка есть?

Д р у г о й. В сторожке.

М у ж и ч о к. Плохо… подмораживает.

Д р у г о й. Сбегаю?

М у ж и ч о к. Я сам. Заодно гвоздодер возьму.

Д р у г о й. Ага.

Мужичок уходит.

Другой остается лежать на краю могилы. Он провожает взглядом до угла аллеи мужичка, а когда тот скрывается за поворотом, вновь смотрит на крышку гроба, которая теперь реже и реже сотрясается от слабеющих ударов. Закуривает, не отрываясь от зрелища.

Сторожка. Ночь

Мужичок входит в сторожку. Включает свет. Подходит к столу. Наливает водки в стакан. Выпивает, не закусывая, и о чем-то деловито-сосредоточенно задумывается. После размышлений начинает искать гвоздодер, находит и выходит с ним из сторожки.

На столе остается забытая бутылка водки. Выключается свет, а через секунду включается. Мужичок подходит к столу и берет бутылку водки.

М у ж и ч о к (зло, сквозь зубы). Сука!

Выпивает из горлышка. Уносит бутылку. Выключается свет. Скрип двери. Скрип снега под ногами. Шаги стихают.

Кладбище. Ночь

Мужичок идет к могиле, но, не доходя пары метров, останавливается. На лице неподдельное удивление и живой интерес, но никакого страха. Он подходит к могиле Анатолия: гроб на санях. На нем сидят рядышком Анатолий в костюмчике и туфельках и другой мужичок. Курят мирно и молча смотрят на мужичка. Точнее, на бутылку водки в его руке.

Мужичок подходит к ним. Здоровается за руку с Анатолием и садится с другой стороны от него. Анатолий теперь между двумя могильщиками. Мужичок протягивает ему бутылку водки.

М у ж и ч о к. Мы тут, типа, бизнесом занимаемся. Уплотняем, значит. (Пауза.) За удачу.

А н а т о л и й. За удачу.

Другой согласно кивает и смотрит чуть жадно и ревниво на то, как Анатолий пьет водку из горлышка.

Анатолий передает бутылку ему.

Д р у г о й. За удачу.

А н а т о л и й. За удачу.

М у ж и ч о к. Да-а. За удачу.

Другой выпивает. И передает бутылку мужичку.

Тот выпивает.

Все трое закуривают из пачки мужичка. Затягиваются жадно, с удовольствием. Через паузу. Мужичок смотрит на Анатолия.

М у ж и ч о к. Поможешь нам?

В его голосе нотки подтекста, мол, мы же тебе помогли.

Анатолий кивает, встает с гроба. Втроем они спускают второй гроб в могилу Анатолия и ставят гроб на гроб. Начинают закапывать.

…Могила вновь закрыта землей. Все трое смотрят на крест с фотографией Анатолия.

Анатолий берет крест и вонзает его в могильный холм.

Мужички тут же скоро подходят и устанавливают прочно крест.

Анатолий берет бутылку водки. Смотрит на крест.

А н а т о л и й. За все хорошее.

Выпивает.

Мужички кивают. Собирают лопаты. Берутся за санки. Подходят к Анатолию, прощаясь с ним, пожимают ему руки. Он отдает им бутылку. Те выпивают по очереди. Пустую бутылку мужичок кладет в карман ватника. Уходят.

Анатолий остается один перед своей могилой. Затем разворачивается и уходит в противоположную от мужичков сторону…

Варшавское шоссе. Ночь

Анатолий идет просто, не таясь и крючась от холода и снега, но и без всякого там пафоса, по трассе в сторону Москвы. Его руки в карманах брюк. Воротник пиджачка поднят. Идет торопливо, но не спешит. Словно он смутно понимает, что что-то его душа нащупывает впотьмах, как ему дальше жить. Впереди смутно, словно в тумане, маячит свет. Но это в душе Анатолия. А внешне по нему скользит свет проезжающих мимо машин.

Анатолия обгоняет раздолбанный «Икарус». Анатолия чуть не сносит турбулентной струей автобуса в кювет. Он удерживается на ногах. Смотрит чуть сурово вслед автобусу. И вдруг видит, как вспыхивают стоп-сигналы «Икаруса».

Автобус тормозит. Рулит на обочину и останавливается далеко впереди от Анатолия.

Анатолий останавливается и ждет, что будет дальше.

А дальше «Икарус» дает задний ход и, виляя, подруливает к Анатолию. С пневматическим шипением открывается дверь. И Анатолию под ноги скатывается несколько пустых бутылок из-под водки, жестянки пивных банок. Вырывается облако табачного дыма. Гремит разухабистая музыка, отдающая цыганщиной.

Анатолий поднимает голову и смотрит на водителя.

Водитель — простой русский мужик со светлыми и по-детски добрыми голубыми глазами, седой, как лунь, и крепкий, как Перун. Он улыбается Анатолию, дымя в зубах сигареткой.

И тут водителя загораживает долговязый и пьяный паренек лет двадцати семи. Он раскрывает Анатолию объятия, как старинному другу, и улыбается полупустой пастью.

П а р е н е к. Мне скажи спасибо! Это я тебя увидел! И как заору…

Паренек набирает полную грудь воздуха и орет на весь автобус.

П а р е н е к. А ну, тормози! Там мужика на хер сдуло автобусом твоим е.....!

Водитель словно и не замечает паренька, видимо, ему не в диковинку такие пассажиры.

В о д и т е л ь. В Москву?

А н а т о л и й. Да.

П а р е н е к. И мы, еби ее мать, в Москву! Забирайся, у нас тут фестиваль не хуже, чем в Сан-Ремо! Что, девочки, носы на подлокотники повесили?!

Кричит задорно паренек нескольким насупившимся старухам. Одна из них ворчит на паренька.

С т а р у х а. Вот же Бог послал разъебая!

Паренек смеется, весело кивает Анатолию.

Анатолий забирается в автобус. Шипит дверь и медленно закрывается.

Автобус медленно набирает скорость. Сильно орет проржавевшим глушителем. И делается все меньше и меньше… исчезает в темноте трассы.

Автобус. Ночь

Из динамиков несется разухабистая, чуть с грустинкой цыганщина. Анатолий сидит на последнем длинном сиденье. Перед ним проход, а по ту сторону лобовое стекло. Анатолий видит, как в свете фар автобуса мелькают разделительные белые полоски на черном асфальте, а вокруг — тьма. Это завораживает: скорость, музыка, полоски, тьма, снег лепит в стекло и черный асфальт. Анатолий, не моргая, смотрит на полоски. Глаза его чуть блестят, кажется, что Анатолий, если присмотреться к нему, меняется. Он становится живее, что ли? Но это если только внимательно и долго присматриваться…

Музыка вдруг словно заходит на новый более высокий виток. И тут слышится веселый крик паренька.

П а р е н е к. Ой, мама, мамочка родная! До чего же жить-то хочется! Аж, мышцы жопы сводит!!

Паренек вскакивает со своего места и начинает танцевать в проходе. Анатолий, впрочем, как и весь автобус, наблюдает за его танцем. Даже водитель иногда отрывает взгляд от дороги и косится на паренька через зеркало заднего вида.

На лице Анатолия, наблюдающего танец, вдруг возникает страх, когда он видит, что паренек смотрит на него, Анатолия, и приглашает его в танец. Анатолий отводит глаза от паренька, смотрит то на старух, то в окно, но всякий раз его взгляд снова и снова сползает на паренька, который в танце медленно идет по проходу к нему, Анатолию!!! И с каждым шагом паренька Анатолию делается страшнее. Причину страха он понять не может и от этого нервничает. Но все просто — это страх свободы. Анатолию неведомо это чувство и бросает в дрожь от одной только смутной мысли, а смог бы я вот так выйти и станцевать?

Анатолий так нервничает, что откручивает пуговицу от пиджака. А когда она оказывается у него в руке и он разглядывает ее на своей ладони, то приступ паники охватывает Анатолия. Он тяжело и прерывисто дышит.

И расширенными от ужаса глазами смотрит на паренька, который в паре шагов от Анатолия.

И тут чудо спасает Анатолия. Что-то происходит на трассе, и водитель бьет один раз на тормоз. Паренек теряет равновесие и кубарем катится через весь проход — из конца автобуса в начало, — ударяется затылком о переднюю стенку и затихает. Непонятно: то ли потерял сознание, то ли уснул мгновенно. Все это происходит очень быстро.

С т а р у х а (радостно восклицает). Довыебывался, прости, Господи!

Старуха крестится, поправляет узелок платка под подбородком и, блаженно улыбаясь, закрывает глаза.

Водитель выключает музыку. Только рев мотора, трасса и тьма. Как-то уныло делается в автобусе, но всем от этого только хорошо. И в первую очередь Анатолию. Его дыхание приходит в норму. Он закрывает глаза, но тут же открывает их и смотрит на паренька, и вдруг на лице Анатолия проступает грусть и сочувствие…

МКАД. Ночь

«Икарус» отъезжает от остановки. На остановке стоит один-одинешенек Анатолий. Он стоит, не двигаясь. Не реагируя ни на ветер, ни на снег, просто тупо стоит и смотрит перед собой. Проходит минута. К остановке подруливает городской автобус «Гармошка», а когда отъезжает от остановки, на ней уже нет Анатолия.

Пустая остановка, ветер, снег, унылая пустота. По кадру пробегает дворняга, она семенит быстро-быстро, с низко опущенной мордой вслед за автобусом, на котором уехал Анатолий.

Квартира бригадира Анатолия. Раннее утро

Бригадир лежит в постели и тупо смотрит на табло простенького китайского электронного будильника. Когда на табло появляется «06.00», бригадир прихлопывает будильник, тот успевает едва пискнуть. И тут же раздается звонок в дверь. Бригадир не понимает, что происходит, смотрит на будильник. Снова звонок в дверь. Теперь бригадир понимает, в чем дело. Он выползает из постели и, шаркая тапками, идет отпирать дверь.

В дверях стоит Анатолий и виновато смотрит на бригадира, затем едва улыбается виновато и так же виновато разводит руками.

Бригадир сурово смотрит сверху вниз с высоты своего гигантского роста на Анатолия. Затем мычит и трет грудь в области сердца.

А н а т о л и й. Болит?

Б р и г а д и р. Да. (Думает, осмысливает происходящее.) Ты… Анатолий, как… насовсем?

Анатолий пожимает плечами, мол, не знаю. Бригадир понимающе кивает и отходит чуть в сторону, приглашая тем самым Анатолия войти.

Входят в квартиру. Анатолий проходит за бригадиром на кухню. Бригадир на ходу включает электрочайник. Садятся за стол рядышком — иначе не сесть из-за тесноты. Вдруг поднимают головы — в дверном проеме стоит жена бригадира, очень маленькая женщина с угловатой фигурой девочки… очень постаревшей девочки. Она вопросительно смотрит на бригадира. Тот широким жестом, но, подчиняясь тесноте, указывает на Анатолия.

Б р и г а д и р. Это Анатолий.

Жена кивает и не сводит глаз с мужа, мол, мне этого мало.

Б р и г а д и р (утверждая). Мы… вчера его хоронили.

Жена снова кивает. Открывает ящик, достает кружки. Разливает чай, достает варенье, накладывает его в блюдца, подает ложки. Отходит в уголок и затихает. Молчат. Сидят неподвижно.

Ж е н а. Видимо, плохо хоронили.

Б р и г а д и р (тут же, подхватывая). Да нет, хорошо!

Смущается от нелепости сказанного и происходящего. Опускает глаза. Анатолий смотрит на чай.

Ж е н а. Пейте, пейте.

А н а т о л и й. Спасибо большое.

Анатолий пьет чай мелкими глотками, очень осторожно ест варенье. Бригадир закуривает сигаретку без фильтра, наблюдает за Анатолием.

Б р и г а д и р. На завод вернешься?

Анатолий замирает, затем кивает согласно.

Бригадир, кивает уважительно. Встает, уходит.

Анатолий неуютно чувствует себя, оставшись наедине с женой бригадира. Неловкая пауза.

А н а т о л и й. А вы, значит, не были на моих похоронах?

Ж е н а. Я не люблю похороны. (Через паузу.) Я свадьбы люблю. Дни рождения там всякие.

А н а т о л и й. Да.

Ж е н а. Что?

А н а т о л и й. Я тоже.

Ж е н а. Пейте, пейте.

А н а т о л и й. Спасибо большое.

Жена закуривает дешевую сигарету с фильтром и смотрит в окно.

Входит одетый бригадир, берет плащ, мятые брюки и ботинки.

Б р и г а д и р. Пошли?

А н а т о л и й. Спасибо за чай, большое.

Ж е н а. Пожалуйста.

Анатолий выходит из-за стола, покидают квартиру, тихо прикрыв за собой дверь.

Лифт. Раннее утро

Лифт ползет вниз. Анатолий и Бригадир стоят рядом, смотрят перед собой. Оба испытывают некоторую неловкость, как два мужика, оказавшихся в замкнутом пространстве, ощущая вынужденную близость тел.

Бригадир поднимает тяжелую массивную голову, пялится в потолок.

Анатолий, напротив, опускает голову и смотрит под ноги.

Лифт ползет.

Б р и г а д и р. Это хорошо, что ты на завод вернулся.

А н а т о л и й. Да. Я ж там с десяти лет. Запчасти для ракет точил.

Б р и г а д и р. Помню. Я на похоронах… это говорил.

Анатолий тронут. Он благодарно смотрит на бригадира.

Тот скашивает глаза на Анатолия, затем снова смотрит перед собой.

Лифт ползет еще некоторое время. Останавливается, открываются двери. Выходят из лифта. Пустой лифт, закрываются двери. Лифт ползет наверх — это без труда понятно по звуку.

Завод. Проходная. Утро

Народ гуськом тянется и ручейком вливается в двери проходной завода. Мужики курят, кашляют, отхаркивают и сплевывают мокроту. Женщины идут с суровыми лицами, губы плотно сжаты.

В стороне стоят Анатолий и бригадир. Бригадир удивлено смотрит на Анатолия. Анатолий же с каменным лицом, широко открытыми глазами смотрит со стороны на своих товарищей. Они идут мимо него, не замечая его, не видя ничего! Как роботы. Все с похмелья, злые, угрюмые. Анатолий смотрит на проходную, затем в противоположную сторону, на улицу.

Разворачивается и уходит в сторону улицы.

Бригадир пристально смотрит ему в спину, смотрит удивленно, затем зло, как на предателя, а после вдруг что-то ломается в нем — озарение. Он теплеет душой и лицом. Кивает понимающе. Идет к проходной, сливается с толпой работяг и исчезает за дверями проходной.

Анатолий же идет несмело, неуверенно, но его шаг крепнет. Темп нарастает, переходит на бег. Но он тут же заставляет себя перейти на шаг. На лице блуждает жалкое подобие улыбки. Голова дергается, но Анатолий не оборачивается. Улыбка исчезает — испуг на лице, но затем вновь улыбка, более уверенная. Она растет, обнажаются прокуренные желтые зубы. В глазах появляются искорки жизни…

Тротуар. Утро

Громыхает трамвай. Когда он выезжает из кадра, в кадре на той стороне улицы, на тротуаре стоит милицейский «козлик». У капота стоит мент и Анатолий перед ним.

Мент подозрительно смотрит на Анатолия, но на лице мента непонимание, беспомощность. Он озирается на водителя. Тот курит, лежа на руле, пожимает плечами, мол, сам разбирайся. Мент вновь смотрит на Анатолия и вздыхает.

М е н т. Давай, мужик, еще раз: четко, коротко и ясно. Понятно? Понял?

А н а т о л и й (кивая). Меня вчера похоронили…

М е н т. Ты псих?

Анатолий преданно смотрит менту в глаза и отрицательно трясет головой.

М е н т. Хотя чё я гоню? Психи ведь не знают, что они психи. Так, мужик?

А н а т о л и й. Не знаю.

М е н т. И чё мне с тобой делать, а, мужик?

А н а т о л и й. Не знаю.

М е н т. Вот и я не знаю. (Подумав.) Ну, иди.

А н а т о л и й (опешив от счастья, неожиданности). Куда?

М е н т. Я ебу, что ли, куда?! Куда хочешь!

Анатолий смущенно кивает и нерешительно уходит. Прибавляет ходу, пока мент не передумал.

Мента вдруг снова осеняет. Он окликает Анатолия. Анатолий останавливается тут же, как раб. Озирается на мента.

М е н т. Слышь, мужик! Я в прошлом году в это самое время в Сочах был! Там классно — тепло щас! Хурма на деревьях! Море. Ты туда иди. Тут замерзнешь на х.. — в пиджачке своем! Понял?!

А н а т о л и й. Понял! Спасибо!

М е н т (довольный собой, своим благородством). Не за что.

Анатолий уходит. Но его снова окриком останавливает мент.

М е н т. Алле, мужик! Сочи там! Туда иди!

Анатолий виновато улыбается и тут же меняет направление.

Мент кивает довольно. Забирается в «козлик». Менты проезжают мимо Анатолия. Сигналят.

Анатолий провожает их испуганным взглядом, выжимает из себя подобие улыбки, пару раз нелепо машет рукой. И чем дальше «козлик», тем тише идет Анатолий, а когда менты исчезают из виду, Анатолий тут же снова меняет направление и теперь быстрым и уверенным шагом идет в том направлении, куда и шел, пока мент не отправил его в Сочи. Сворачивает направо за угол у яркой театральной тумбы.

Салон «козлика». Утро

Мент, наклонившись к стеклу, курит, вид у мента пасмурный, словно от ноющей зубной боли. Водитель на него косится. Не выдерживает.

В о д и т е л ь. Ты чё?

М е н т. Вот сука! В Сочи пошел, прикинь?! Все ему пох..! Инфляция, девальвация и прочая херня. Все, все пох..! Абсолютно все.

Водитель тоже мрачнеет, кивает и закуривает. Едут молча.

М е н т. Нет, ты прикинь! Я ему: в Сочи иди, а он мне «спасибо» и пошел!!!..

В о д и т е л ь. Да и пошел.

М е н т. Да и пошел. А мы тут, как ебанаты, торчим: смог, депрессия и прочая фигня.

В о д и т е л ь. Да. Но… всякому свое.

М е н т. Дурак ты! Так ни х.. и не понял. Я ж про жизнь тебе…

В о д и т е л ь. Да пошел ты!

М е н т (подумав). Хрена ему, а не Сочи! Давай разворачивай!

Водитель испуганно смотрит на мента, но спорить не смеет. Включает мигалку и разворачивает «козлик». Мчатся обратно, за Анатолием.

Тротуар. Утро

У театральной яркой тумбы менты сворачивают налево. Врубают сирену и маячок. Но… В общем, едут не в ту сторону, не видать им Анатолия!

Выезд из города. Салон «козлика». День

«Козлик» стоит под указателем, на котором задается направление на Сочи.

Водитель и мент раздосадованно смотрят на трассу. Мимо них пролетают машины. Все словно только в Сочи и мчатся. И только два мента в силу различных обстоятельств не могут себе этого позволить. И они это понимают, ощущают. В душе у них гадко, завидно, мрачно.

М е н т. Ну и куда он делся?!

Вопрос остается без ответа.

Снова в кадре «козлик». Камера медленно поднимается, открывая пространство трассы, делая машину ментов меньше и меньше…

Хлебопекарный цех. День

Гул, шум цеха. Женщины в белых колпаках, рубахах и шортах механически перемещаются вдоль конвейера. Кто-то укладывает хлеб в ящики, кто-то возится с тестом.

Жена Анатолия возится у печей, загружая в них формы с тестом и вынимая хлеб. К ней подходит мужик и что-то кричит на ухо. Она кивает ему и куда-то уходит.

Идет через цех и входит в раздевалку, закрывает за собой двери и оборачивается: со скамейки встает ее «покойный» муж. У жены Анатолия брови взлетают вверх, и она с такой миной идет мимо Анатолия. Открывает свой шкафчик, переодевается.

Анатолий несколько обескуражен. Наблюдает за женой. Она поворачивается к мужу. Он делает к ней шаг. Она охает, теряет сознание. Падает без сознания на пол на спину, широко раскинув руки-ноги.

Анатолий вздыхает и садится обратно на скамейку. Ждет.

Спустя несколько минут

Анатолий и жена сидят рядышком, курят и молчат. Наконец жена оживает, пожимает плечами.

Ж е н а. Хлеба хочешь?.. Деньги на похороны весь цех собирал. Что ж, теперь возвращать придется?

Анатолий кисло пожимает плечами. Не такой он представлял себе встречу с женой.

Ж е н а. Мы же их потратили.

Я Артемию ботинки новые купила.

А н а т о л и й. Хорошие?

Ж е н а. Импортные, теплые, на толстой подошве.

Анатолий довольно кивает. Соображают оба. Анатолий украдкой смотрит на жену. Лицо огрубевшее, морщинки, седина, усталость и обреченность. Тяжелые узловатые пальцы рук бессильно лежат на коленях. Анатолий растроган.

А н а т о л и й. Пойду я.

Ж е н а. Куда?!

А н а т о л и й. Не знаю. В Сочи, наверное. Там сейчас хурма на деревьях. Море.

Ж е н а. А мы?

А н а т о л и й. А деньги?

Ж е н а. Да. Жизни нет без этих проклятущих денег.

Анатолий вновь смотрит на натруженные руки жены. Кладет на них свою руку. Сидят так некоторое время. Анатолий встает. Уходит. Жена его окликает.

Ж е н а. Постой!

Анатолий останавливается в дверях.

Жена открывает свой ящик, роется в сумке, протягивает какие-то «корочки» Анатолию.

Ж е н а. Свидетельство о смерти. Сегодня утром получила. Возьми. Какой никакой — документ.

Анатолий берет корочки и прячет в карман пиджака.

А н а т о л и й. А пальто мое?

Ж е н а. Соседу отдала.

А н а т о л и й. Быстро ты…

Ж е н а. Так примета плохая!

А н а т о л и й. Ладно — разберемся.

Ж е н а. Вернешься?

А н а т о л и й. Не знаю. Я там, в гробу, когда лежал… много думал.

Ж е н а. О чем?

А н а т о л и й. Так, обо всем. О жизни больше.

Анатолий умолкает и задумывается, словно что-то вспоминает, те мысли, которые пришли ему на ум в гробу.

Ж е н а. И что — жизнь?

А н а т о л и й. Не знаю. Я еще не все продумал.

Жена опускает глаза. Смотрит в пол.

Анатолий кивает, скорее, сам себе, чем ей. Уходит.

Жена идет в цех, в платье. Встает у печи и начинает таскать хлеб из печи, словно ничего не было!

Цех замирает, все уставились на жену Анатолия… даже конвейер остановился.

Чертаново. Ранний вечер

Дом Анатолия. Лифт открывается, и на лестничную площадку выходит Анатолий. Он смотрит на дверь. Толкает. Не заперто. Входит. В комнате громко работает телевизор. Слышится истеричный голос Малахова, обсуждающего очередную дутую тему, кажется, речь идет о встрече с инопланетянами.

Анатолий стоит в коридоре и остается незамеченным. Он открывает шкаф и вынимает из него свое пальто. Надевает. Затем замечает ботинки. Достает, усаживается на маленький табурет и переобувается. Когда он шнурует второй ботинок, в дверном проеме появляется сосед. Такой же люмпен-работяга, как и Анатолий.

Анатолий едва удостаивает его взгляда, чуть презрительного. Анатолий понимает, что пальто соседу досталось не просто так.

Сосед стоит с отвисшей челюстью, ноги подгибаются, и он очень медленно оседает на пол. Но Анатолий его поднимает своим вопросом.

А н а т о л и й. Шапка где моя?

С о с е д. Шапка?

А н а т о л и й. Шапка. Спортивная такая, черная.

Сосед, почти осевший на пол, поднимается, резво бросается обратно в комнату и запирается на щеколду.

Анатолий поднимается с табурета и осматривает верхнюю полку шкафа. Находит свою шапку и натягивает ее до бровей. Чуть заминается в коридоре, затем делает шаг к двери и бьет в нее пинком. За дверью раздается истеричный вскрик соседа: «Ай, бля меня!»

Анатолий направляется к выходу, но на ходу валит шкаф и уходит.

Лифт. Ранний вечер

Анатолий стоит в ползущем вниз лифте, улыбается довольно сам себе, раз-глядывает свидетельство о смерти. Анатолий стал каким-то более прямым. Исчезла, почти исчезла рабская сутулость и забитость, исчезла униженность в жестах и походке. В глазах все отчетливее виднеется огонек жизни.

У станции метро. Вечер

Чуть в стороне от ларьков с водкой и пивом стоит неподалеку от входа в метро игровой автомат.

Анатолий в паре шагов от автомата завороженно, не без удовольствия наблюдает за тем, как старуха бросает один за другим пятачки в щель автомата. Анатолий глаз не сводит с лица старухи.

Старуха вся поглощена азартом и жаждой легкой наживы. Глаза сверкают, лицо вытянуто в напряженную струну.

Анатолия тоже поглощает игра, затягивает. И когда старухе везет и в приемник падают несколько пятачков, Анатолий радуется не меньше старухи. Он смеется!

Старуха обращает на него внимание.

Анатолий смущается, но старуха манит его, протягивая пятачок.

Анатолий подходит к старухе. Берет пятачок и опускает его в щель.

В приемник тут же падает еще парочка монет.

Старуха уважительно похлопывает Анатолия по плечу. Выгребает пятачки и протягивает их Анатолию. Тот отрицательно машет головой. Старуха настаивает.

С т а р у х а. Давай, сынок! Не все же время пенсию просирать азерам? А?

А н а т о л и й. Это азербайджанцев автоматы?

С т а р у х а. А то чьи? Телевидение евреев. Автоматы азеров. Но за то у нас поля, леса и реки. А еще танки и ракеты. Ну, давай, давай!

Анатолий послушно бросает монетку в щель…

Здесь же. Поздний вечер

Анатолий и старуха сидят поникшие на остановке. Народу почти нет. Несколько азербайджанцев переговариваются на своем языке у заляпанной грязью «девятки».

Анатолий поднимает голову и наблюдает за ними. Он хмурится, когда видит, как один постоянно щупает свои яйца и член сквозь спортивные штаны. Они громко смеются и чувствуют себя явно хозяевами жизни.

Из метро выходят две девчушки лет тринадцати. Идут мимо азербайджанцев. Те умолкают и смотрят вслед девчушкам. Тот, который с яйцами, свистом их окликает, девчушки ускоряют шаг. Азербайджанец все еще держит свой член и орет им вслед почти без акцента.

А з е р б а й д ж а н е ц. Эй, девчонки, поехали кататься!

Девчонки не реагируют. Азербайджанец цокает языком сокрушенно и тут же забывает про девчонок, возвращаясь к разговору с друзьями.

Анатолий встает и идет к ним. Подходит и указывает рукой на руку, держащую член.

А н а т о л и й. Он чё, у тебя отвалился, что ли?

А з е р б а й д ж а н е ц. Чё? Не понял?

А н а т о л и й. Я спрашиваю — он что, у тебя отвалился? Что ты все время за него держишься?

А з е р б а й д ж а н е ц. Ты чё, мужик, нарываешься?

А н а т о л и й. Нет, просто интересуюсь.

А з е р б а й д ж а н е ц. ?..

А н а т о л и й. Ты с девушками разговариваешь, а сам за х.. свой цепляешься. Некрасиво. И оскорбительно для девушек. Ты в кишлаке у себя так же барышень клеишь?

А з е р б а й д ж а н е ц (после паузы — дать в морду или нет Анатолию). Нет.

А н а т о л и й. А тут почему себя так ведешь? Или у тебя тут с членом проблемы?

А з е р б а й д ж а н е ц. Чё ты привязался к моему члену?!

А н а т о л и й. Я?! Да это ты ему покоя не даешь!

А з е р б а й д ж а н е ц. Ладно, мужик. Больше так не буду себя вести. Еще претензии есть?

Анатолий задумывается.

А н а т о л и й. Просьба.

А з е р б а й д ж а н е ц. На бутылку не хватает?

А н а т о л и й. Нет. Не надо. Видишь старушку?

А з е р б а й д ж а н е ц. Вижу.

А н а т о л и й. Она в твой автомат всю пенсию спустила.

Азербайджанец хмурится. Закуривает. Достает портмоне и протягивает Анатолию две тысячные купюры.

А з е р б а й д ж а н е ц. На, и скажи своей маме, чтобы больше не играла.

А н а т о л и й. Спасибо. Скажу.

Азербайджанцы умолкают, делаются серьезно-сострадательными и наблюдают за тем, как Анатолий отдает старушке деньги. Она прячет их быстро куда-то под тонкое и старенькое пальтецо. Встает со скамейки и уходит.

Анатолий смотрит ей вслед, затем проходит мимо азербайджанцев и спускается в метро.

Азербайджанцы теперь провожают его внимательными взглядами. Азербайджанец вздыхает и невольно берется за член, но тут же отдергивает руку…

Вагон метро. Ночь

Пустой вагон. Вагон покачивается чуть из стороны в сторону.

Анатолий полулежит на скамейке. Пялится на рекламный плакатик. На плакате в безудержном приступе радости среднестатистическая российская семья — папа, мама, теща, сын и дочь — пожирают пельмени. Анатолий с недоверием смотрит на них.

Остановка. Открываются двери, и в вагон чинно входит старая большая дворняга.

Анатолий машинально принимает нормальную позу. Подтягивает ноги, пропуская дворнягу. Пес преспокойно проходит мимо Анатолия, косится на него — мимолетно.

Анатолий невольно опускает глаза в пол; видит, как пес проходит в другой конец вагона, запрыгивает на скамейку, сворачивается калачиком и закрывает глаза.

Анатолий еще некоторое время смотрит на пса, затем тоже сворачивается калачиком, закрывает глаза.

Станция метро. Ночь

Мент кокетничает с девушкой в форме работника метро и красной фуражке.

К перрону подкатывает поезд. Открываются двери, слышно, как механический голос объявляет конечную станцию.

Мент и «Красная шапочка» наблюдают за тем, как из вагона выходит сонный Анатолий, а из другой двери этого же вагона пес.

Анатолий и пес идут параллельно друг другу, пересекают перрон. Входят в поезд.

Мент переводит взгляд на девушку. Его глаза излучают любовь и обожание.

Девушка чуть смущается.

Мент нежно берет ее за подбородок.

Анатолий наблюдает за ними через стекло окна.

Мент тянется к девушке с поцелуем, но девушка вдруг испуганно отстраняется от мента. Он не понимает, в чем дело. Перехватывает ее взгляд. Она смотрит куда-то ему в область паха. Все понятно — он уперся дубинкой ей в промежность. Теперь мент смущается, а девушка смеется. Мент тоже начинает смеяться.

Анатолий все видит, улыбается. Сползает на сиденье и смотрит все еще с улыбкой на пса.

Тот спит.

Анатолий вздыхает — не с кем разделить веселье. Ложится на сиденье и пялится в потолок. На потолке плакат: самолет в облаках и синеве небес. Он мчится на встречу мечте. И слоган: «В Сочи вас ждет покой». Вот такой дурацкий слоган.

Но Анатолий купился. На его лице блуждает улыбка: свобода — чертовски приятная вещь. Он мысленно уже в Сочи. И тут его окликает чей-то тонкий голосок — Любаша. Это женщина маленького росточка, с глазами и улыбкой пятилетней девочки. Девочки малость недоразвитой или через чур наивной.

Л ю б а ш а. Это твоя собака?

Анатолий затуманенным взором смотрит на Любашу и не сразу ее видит, мыслями он еще не вернулся из Сочи в вагон метро.

А н а т о л и й. А?

Л ю б а ш а. Твоя собака, спрашиваю?

А н а т о л и й. Нет. Я сам по себе.

Л ю б а ш а. А-а, жаль. Я думала, что вы вместе. Хороший пес.

А н а т о л и й (лишь бы не молчать). Да-а. Жаль.

Любаша грустит.

Анатолий чувствует себя виноватым. Но что сказать, не знает, никак не найдет слов и мысли.

Любаша вдруг перестает грустить и улыбается Анатолию.

Л ю б а ш а. Хочешь яблоко? А водку любишь?

Анатолий сбит с толку вопросами. Никакой логики он не видит, но лихорадочно пытается ее найти. Пожимает плечами.

Любаша не сводит с него глаз, а когда он пожимает плечами, она расценивает это как приглашение. Она садится к нему и протягивает яблоко.

Анатолий сомневается.

Л ю б а ш а. Бери-бери. У меня еще одно есть.

Анатолий берет яблоко.

Пес приподнимает сонную морду, смотрит на Анатолия и Любашу, затем с глубоким вздохом опускает морду на лапы и закрывает глаза.

Любаша откусывает большой кусок и смачно жует. Смеется, когда изо рта вырывается струйка сока. Вытирает рот. Ее глаза светятся счастьем.

Анатолий откусывает от своего яблока, и у него тоже течет сок.

Любаша заразительно и открыто смеется. Вытирает ему рот пальчиком. Хрустят яблоками. Смотрят на свои отражения в стекле напротив…

Квартира Любаши. Ночь

Анатолий сидит на маленькой кухоньке. Из мебели — стол на тонких металлических ножках. Крышка стола обита старым дерматином. Дерматин изрезан и исполосован вдоль и поперек. Два стула самых простеньких и хрупких. Плита, закопченный чайник и окно без занавесок. За окном тихо падает снег. На столе банка шпрот, корейский морковный салатик и почему-то оторванная старая массивная телефонная трубка с огрызком провода.

Анатолий задумчиво смотрит на трубку.

На кухоньку входит Любаша. На ней простенький ситцевый коротенький, но уютный халатик.

Анатолий невольно отмечает для себя крепкие и стройные ножки Любаши.

Она садится рядышком и жестом приглашает к ужину.

А н а т о л и й. А водка? И трубка зачем тут?

Л ю б а ш а. Водка?

А н а т о л и й. Водка.

С лица Любаши тут же слетает улыбка. Она вновь грустит. Резко проступают морщинки.

А н а т о л и й. Ты же сама спрашивала.

Л ю б а ш а. А ты бить меня будешь?

А н а т о л и й. Нет.

Любаша внимательно смотрит на Анатолия и достает из холодильника бутылку водки. Осторожно ставит ее на стол. Косится на Анатолия. Тому неуютно.

А н а т о л и й. Я могу и не пить.

Л ю б а ш а. Почему же — пей.

Анатолий наливает себе полный стакан и выпивает. Без тоста, без приготовлений. Закусывает салатом. Хрустит. Глотает, закуривает. Ему хорошо. Расслабился.

Любаша вдруг улыбается. Берет телефонную трубку и прикладывает к уху.

Л ю б а ш а. Алле? Да. Нет. Хорошо. И вам спокойной ночи.

Кладет трубку на стол.

Анатолий косится на Любашу.

А н а т о л и й. Кто это был?

Л ю б а ш а (просто, искренне). Бог.

А н а т о л и й. Бог?

Л ю б а ш а. Бог. Он мне каждый вечер звонит пожелать спокойной ночи.

Анатолий соображает. Кивает. Без иронии:

А н а т о л и й. Везет тебе.

Л ю б а ш а. Да. Я счастливая. А ты?

А н а т о л и й. Пока еще не решил.

Л ю б а ш а. А хочешь, я тебя сделаю счастливым?

А н а т о л и й. Не знаю. Как?

Любаша загадочно улыбается. Интригует.

Л ю б а ш а. Допивай и в душ.

Анатолий чуть соображает. Взвешивает. Наливает стакан, выпивает. Докуривает папироску, отправляется в душ.

Любаша, еще некоторое время смотрит на двери ванной, прислушивается к звуку воды, затем берет трубку и шепчет в нее быстро-быстро:

Л ю б а ш а. Прости, Господи.

Кладет трубку, пока ей не ответили. Идет в ванную комнату.

Квартира Любаши. Ванная комната. Ночь

Анатолий стоит под струями воды.

И не видит подкрадывающуюся к нему кошкой Любашу.

Любаша скидывает халатик, входит в ванну и прижимается к Анатолию всем телом.

Анатолий цепенеет. Он во все глаза смотрит на Любашу, затем с тоской на дверь, затем его руки несмело опускаются на талию Любаши.

Она отплевывается водой, трет глаза. Ловит взгляд Анатолия и спрашивает его просто и наивно.

Л ю б а ш а. Тебе минет делали?

А н а т о л и й. Чё?

Любаша закрывает глаза и медленно опускается перед Анатолием на колени, выходя за нижнюю рамку кадра.

Анатолий с ужасом смотрит на нее сверху вниз. Вдруг у него отвисает челюсть. Затем с лязгом рот закрывается. Он весь напрягается. Руки летают в воздухе, ища опоры. Правая рука намертво вцепляется в шторку, обрывает ее и вновь взлетает. Левая присасывается ладонью к мокрой стенке. Правая, наконец, упирается в потолок.

И вдруг: в кадре не ванная комната, а салютная команда где-то на поляне Воробьевых гор. Вечер, в ряд семь-восемь пушек. У пушек замерли солдаты. Перед строем стоит лейтенант. В его правой опущенной руке красный флажок. Вдруг он оживает и орет во все горло.

Л е й т е н а н т. Заряжай!!!

Заряжающие оживают, и все, как один, резко, четко, слаженно, без единого лишнего движения бросаются к пушкам, вставляют в стволы снаряды, встают все, как один, на свои места и замирают по стойке «смирно».

Лейтенант стоит еще пару секунд неподвижно с торжественным выражением лица. Затем вдруг взмывает вверх флажок в его руке.

К пушкам бросаются стрелки. Они встают на одно колено, берутся рукой за спусковой механизм. От пушки к пушке летят их голоса: «Первый к залпу готов! Второй к залпу готов! Третий к залпу готов! Восьмой к залпу готов!»

Л е й т е н а н т. Залпом, пли!

Вниз стремительно бросается его рука и зажатый в ней флажок. Гремит оглушительный пушечный залп. По Воробьевым горам носится эхо, а в небо взмывают восемь ракет. В верхней мертвой точке замирают, и вдруг все, как один, рассыпаются разноцветным салютом.

Стрелки открывают затворы, и на землю падают с характерным звоном восемь гильз. Стрелки встают на свои места и замирают. И тут солдатик, который на переднем плане, вдруг «прокалывается», он давится смешком, но тут же берет себя в руки, и на лице вновь торжественная военная каменная маска защитника Родины.

Снова ванная комната. Анатолий и Любаша сидят на дне ванны друг напротив друга. Анатолий ошалелым взглядом блуждает по стенам, потолку, затем его взгляд останавливается на Любаше. Анатолий облизывает пересохшие губы и скрипучим от возбуждения голосом говорит.

А н а т о л и й. С десяти лет на заводе… ничего подобного… Я в артиллерии служил… в салютной команде.

Л ю б а ш а. Я люблю салют.

А н а т о л и й. Да, салют — это красиво.

Анатолий ловит улыбку Любаши, улыбается в ответ. Так и сидят под струями воды, словно под дождем. Улыбаются друг другу открыто, без затей.

Квартира Любаши. Комната. Утро

Очень солнечное зимнее морозное утро. Бедненькая комната залита радостным светом. Анатолий сквозь сон слышит звуки телевизора, и это портит ему пробуждение. Он открывает глаза и недовольно морщит лоб. Озирается. Он обнаруживает себя на раздвижном диванчике, который стоит прямо у окна. На окне, как и на кухне, — нет занавесок. За окном синее небо и солнце. Рядом у батареи спит Любаша.

Анатолий все отчетливее слышит звук телевизора. Он нервирует и раздражает, и еще какой-то звук, похожий на звук жующей солому коровы. Анатолий поворачивает голову от окна, в глубь комнаты, и видит сидящего перед телевизором на табурете огромного роста мужика с лицом дегенерата. Тот смотрит, не моргая, на экран телевизора, доедает морковный салат.

В телевизоре тупая и примитивно сделанная реклама какой-то медицинской клиники: «Вы хотите иметь красивую и большую грудь? Вы хотите влиять на мужчин? Тогда звоните нам! Первым десяти дозвонившимся чистка передних восьми зубов бесплатно!»

Анатолий косится на мужика. Тот смотрит рекламу так, будто там идет научно-познавательный фильм, — заинтересованно, вдумчиво. Когда рекламный ролик кончается, мужик медленно поворачивает голову и смотрит на Анатолия.

М у ж и к. Похмеляться будем?

А н а т о л и й. Чаю бы.

М у ж и к. Вставай.

Тон у мужика безапелляционный, и Анатолий повинуется. Он садится на скрипучем диване и начинает одеваться. За его спиной возникает смешная, заспанная мордашка Любаши. Она внимательно смотрит на мужика. В глазах появляется страх. Мужик ухмыляется в ответ.

М у ж и к. Не бойся, бить не буду.

Л ю б а ш а. Это только пока ты трезвый, а выпьешь — будешь.

Мужик недовольно морщится и отмахивается огромной тяжелой рукой от Любаши.

М у ж и к. Не буду.

Анатолий осторожно, как мимо хищника, проходит мимо мужика. Тот чуть напрягается. Как два кобеля. Анатолий без резких движений и взглядов проходит в ванную комнату.

Квартира Любаши. Ванная комната. Утро

Анатолий включает кран. Опирается руками на раковину и задумчиво опускает голову. На лице то страх, то проблески решимости. В итоге: вздох, умывается. Долго вытирает лицо полотенцем. Затем замечает над ванной оконце. Тихо встает на ванну. Осторожно, как шпион, заглядывает в оконце и видит, что мужик сидит за столом на кухне и смотрит на него, Анатолия! Смотрит, что называется, в упор! Ухмылка, которая очень не нравится Анатолию. И машет рукой, мол, я тебя жду, давай сюда.

Анатолий сползает по стеночке. Тихо спрыгивает с ванны. Подходит к двери и тихо запирает шпингалет. Но через какое-то время понимает, что шпингалет его не спасет. Отпирает дверь и выходит из ванной.

Квартира Любаши. Кухня. Утро

Анатолий садится за стол.

Мужик наливает ему полстакана водки. Чокаются, выпивают. Из закуски на столе только две шпротинки в банке, пачка «Беломора». Откусывают по полрыбки, закуривают.

Мужик наливает себе еще полстакана и выпивает. На недоуменный взгляд Анатолия следует комментарий.

М у ж и к. У меня рост два ноль три.

Анатолий тут же согласно кивает. И чувствует себя все более неуютно в компании стремительно хмелеющего великана-дегенерата.

На кухню заглядывает напуганная Любаша. Она подает знаки Анатолию, мол, только спокойно.

Мужик перехватывает взгляд Анатолия и оборачивается. Видит Любашу, которая тут же шмыгает в комнату.

Мужик недовольно хмурится, чем приводит в боязливый трепет Анатолия.

Мужик наливает еще по полстакана. Затем чуть думает и доливает себе полный стакан. Чокаются, выпивают. Мужик не закусывает. Затягивается дымом. Затем говорит скорее себе, чем Анатолию.

М у ж и к. Нет. Она была права.

А н а т о л и й. А?

М у ж и к. Я говорю, она права была. Буду я ее бить… И тебя. Я всех бью, когда пьяный.

А н а т о л и й. Зачем?

М у ж и к. Организм такой.

А н а т о л и й. Понятно.

М у ж и к. Вот-вот.

Анатолий косится на пустую бутылку и на то, как мужик с пола ставит на стол вторую бутылку. Анатолий что-то решает для себя. Он осторожно встает.

А н а т о л и й. Мне выйти надо.

М у ж и к. Давай. Только быстрее.

А н а т о л и й. Я быстро.

Мужик согласно кивает и открывает бутылку водки. Наливает себе стакан и выпивает.

Анатолий идет обратно в ванную комнату.

Квартира Любаши. Ванная комната. Утро

Анатолий, старясь не шуметь, шарит под ванной. Он ищет что-нибудь потяжелее. Но в его арсенал попадает только полупустая банка с засохшей краской, старый тапок весь в паутине и небольших размеров швейная машинка с ручным приводом…

Квартира Любаши. Кухня. Утро

Мужик медленно и пьяно поворачивает голову и видит стоящего перед собой Анатолия со швейной машинкой в руках.

Мужик тупо пялится на машинку, затем поднимает глаза на Анатолия. В его взгляде вдруг вспыхивает понимание замысла Анатолия. Мужик открывает рот, приподнимается, но на его голову тут же обрушивается швейная машинка. Мужик без сознания валится на пол.

Анатолий опускает руки и смотрит на мужика. Смотрит спокойно, без видимой тревоги, волнения или чего бы там ни было.

На шум на кухню заглядывает Любаша. Она чуть оттесняет в сторонку Анатолия и смотрит на поверженного великана. И вдруг оседает на пол, закрывает лицо руками и рыдает. Но это рыдания не горя, а облегчения, пережитого стресса.

Анатолий садится за стол и наливает себе водки, выпивает, закусывает. Смотрит на Любашу. Она постепенно успокаивается. Опускает руки, и Анатолий видит ее улыбку сквозь слезы.

Он улыбается ей в ответ, мол, все позади, но тут вдруг мужик резко садится на полу, морщится от боли, но не успевает поднести руки к больной голове, на нее снова обрушивается швейная машинка!

Мужик снова теряет сознание.

Любаша снова рыдает, а Анатолий садится за стол и чуть трясущейся рукой наливает себе водки. Подносит стакан ко рту, но замирает, смотрит на Любашу.

А н а т о л и й. Пойдем в цирк?

Любаша перестает рыдать. Сквозь пальцы недоверчиво смотрит на Анатолия. Затем, не веря в услышанное, неуверенно кивает.

Анатолий ставит стакан на стол.

Перед цирком на проспекте Вернадского. День

Анатолий и Любаша стоят перед дверями цирка. На дверях табличка: «Цирк на гастролях!»

Любаша, расстроенная, поднимает глаза, полные слез, на Анатолия.

Анатолий не смотрит на нее, но чувствует ее взгляд, и какой это взгляд, и какие за ним чувства. На него смотрит сейчас любимая женщина, смотрит в ожидании подвига.

Анатолий поворачивается и решительным шагом идет вдоль здания цирка.

Любаша смотрит ему вслед, затем бросается за ним.

Анатолий останавливается перед служебным входом и решительно стучит в дверь. Громкое лязгание по ту строну засова…

Цирк. День

Счастливое лицо Любаши. Она светится счастьем. Рядом с ней довольный собой Анатолий. Они сидят в цирке, в партере.

Над ареной все вспыхивают и вспыхивают огни рампы. Но арена пустая, не гремит музыка, нет парада артистов. Тишина, свет и улыбка Любаши. Так они и сидят. Анатолий обнимает за плечи Любашу. Она одаривает Анатолия благодарной улыбкой. Приникает к его плечу и смотрит на арену так, будто там что-то происходит: нечто завораживающее, романтическое…

Из-за занавеса на арену выходит старик сторож. По его крепкой фигуре становится понятно, что он в прошлом цирковой. Он садится на край арены. Смотрит на арену, затем на Любашу. Тихо улыбается.

Анатолий задирает голову кверху и смотрит на купол. О чем-то задумался. Что-то чуть-чуть его в глубине души тревожит. Может быть, что-то вспомнилось.

У школы. День

Любаша стоит на углу школы, рисует носочком ботинка круги на снегу. Время от времени посматривает на стоящую в отдалении парочку. Это Анатолий и его сын Артемий.

Артемий полон сомнений, вопросов, недоумения.

А р т е м и й. А что мы там делать будем?

А н а т о л и й. Есть хурму. Купаться в море. Загорать.

А р т е м и й. А школа?

Анатолий пожимает плечами.

А н а т о л и й. Тебе решать. Надоест — вернешься.

А р т е м и й. А мама?

А н а т о л и й. У нее работа.

А р т е м и й (кивает на Любашу).

А у нее, значит, нет работы?

А н а т о л и й. Нет. Так ты идешь с нами?

Артемий не знает, как ему быть. С одной стороны, море и свобода, с другой, страх неопределенности, неизвестного.

Анатолий не торопит сына с ответом, ждет.

А р т е м и й. А жить где мы будем?

А н а т о л и й. Не знаю. Что-нибудь придумаем.

А р т е м и й. А что придумаем?

А н а т о л и й. Не знаю. Там видно будет.

А р т е м и й. А если не будет… видно.

А н а т о л и й. Тогда не придумаем.

Смотрят друг другу в глаза. Артемий принимает решение. Опускает глаза.

А р т е м и й. Нет. Идите сами.

Жмут руки.

Артемий бежит в школу и скрывается за дверями.

Анатолий смотрит ему вслед с дикой тоской. Отворачивается и идет к Любаше.

Она видела произошедшее и беспокойно бежит к Анатолию. Подбегает и замирает. Она не знает, как ей быть.

Анатолий растерян и подавлен.

Любаша берет его за руку и уводит прочь от школы.

Анатолий послушно следует за ней.

Перед кафе. Проспект. Ранний вечер

Анатолий и Любаша идут по проспекту. Любаша чуть отстает и засматривается на витрину кафе. По ту сторону тепло, уютно, все едят и выпивают. Она замедляет шаг и останавливается.

Анатолий ждет ее, но затем подходит и распахивает перед ней двери кафе.

Любаша испуганно смотрит на Анатолия, отрицательно мотает головой.

Анатолий настаивает. Она шепчет ему.

Л ю б а ш а. У меня денег нет.

А н а т о л и й. Заходи.

Любашу успокаивает уверенный тон Анатолия. Она входит в кафе. Анатолий за ней. Занимают столик. Сидят. Подходит официантка и протягивает им меню. Косится на Анатолия и Любашу, они своим потертым видом выбиваются из общего числа посетителей. Но официантку сбивает с толку уверенное поведение Анатолия. Она сдается.

Анатолий вопросительно смотрит на Любашу. Она пожимает плечами.

А н а т о л и й. Нам две солянки. Два антрекота с картошкой. Салаты.

О ф и ц и а н т к а. Салаты какие?

А н а т о л и й. Столичные. Две штуки. Анатолий смотрит на Любашу, она согласно кивает.

А н а т о л и й. Два шашлыка из телятины. Графинчик водки. Морс — запивать. И кубинскую сигару… (Пауза, не может прочесть на иностранном.)

О ф и ц и а н т к а. Сигару какую?

А н а т о л и й (тыча пальцем в меню). Вот эту.

О ф и ц и а н т к а. «Ромео и Джульетта».

Любаша хихикает. Анатолий кивает.

А н а т о л и й. «Ромео и Джульетта».

О ф и ц и а н т к а. Всё?

А н а т о л и й. Да?

Л ю б а ш а. Да!

Любаша, когда уходит официантка, крутится на стуле, осматривая с улыбкой счастья публику. Затем улыбается Анатолию.

Он закуривает «Беломор». Тоже посматривает по сторонам.

Возвращается официантка и ставит на стол солянку, салаты, графинчик с водкой…

Любаша жадно набрасывается на еду, обжигается солянкой, дует на ложку, снова обжигается.

Анатолий не притрагивается к еде. Он попыхивает папироской. Чуть снисходительно улыбается сам себе, наблюдая за Любашей…

Анатолий раскуривает сигару.

Любаша с набитым шашлыком ртом смеется, видя, какой солидный вид приобрел Анатолий благодаря сигаре…

Любаша залпом выпивает стакан морса. Отрыгивает и тут же прикрывает стыдливо рот ладошкой.

Анатолий подзывает к себе официантку.

А н а т о л и й. Где у вас директор?

Официантка прищуривает глаза. Жестом приглашает следовать за ней.

Любаша чуть волнуется, но Анатолий взглядом успокаивает ее. Уходит за официанткой.

Кафе. Кабинет директора. Вечер

Типичный кабинет руководителя среднего звена: белые стены, стол, ноутбук на столе, кружка с чаем, какая-то безделушка из магазина «Красный куб», фотографии в рамках, кожаное кресло на вертящейся ножке, разве что на стене знаменитый портрет Эйнштейна с высунутым языком.

Анатолий смотрит на портрет, где-то он видел этого человека, точнее, портрет, и, кажется, он, этот человек, к кулинарии не имеет никакого отношения, но все относительно. Затем переводит взгляд на директора: внешность преподавателя труда в школе — тупость во всем, даже в прическе и бровях…

Директор сурово смотрит на стоящего перед ним Анатолия. В руках директора счет. Официантка с виноватым видом стоит у дверей кабинета.

Д и р е к т о р. И что же нам делать с вами?

А н а т о л и й. Не знаю. Спишите все на брак. У нас на заводе такое бывает.

Д и р е к т о р (вздыхая). У нас тут не завод. Документы у вас есть?

А н а т о л и й. Есть.

Анатолий подходит к столу, протягивает директору свидетельство о смерти, затем возвращается на свое место. Тот читает и с каждой секундой все больше и больше изумляется.

Д и р е к т о р. Это ваше?

А н а т о л и й. Мое.

Директор совершено обалдел. Но тут ему в голову приходит мысль.

Д и р е к т о р. Что ж, тем лучше для нас. Позови Степу-Даню.

Официантка тут же исчезает. Анатолий ждет. Директор ждет.

А н а т о л и й. У меня к вам просьба. Мою женщину не трогайте.

Д и р е к т о р. Само собой. У нас приличное заведение.

В кабинет входят два мордоворота в костюмчиках и встают за спиной Анатолия. Тот невольно втягивает голову в плечи.

Директор возвращает Анатолию свидетельство о смерти.

Д и р е к т о р. Всего хорошего. Заходите еще.

Анатолий кивает и выходит из кабинета, за ним мордовороты.

Задний двор кафе. Вечер

Открывается дверь, и на задний двор выходит Анатолий. Он чуть мешкает в дверях, со света в темноту — ничего не видит, но глаза не успевают привыкнуть. Он получает в спину толчок, не очень сильный, но хорошо ощутимый. Быстро перебирает ногами, чтобы не упасть.

Мордовороты спускаются со ступенек за ним осторожно, так как их глазам тоже нужно привыкнуть к темноте. Данила покрупнее Степы, и, видимо, это дает ему право на лидерство и командный тон.

Д а н и л а. Включи свет.

Степа нашаривает рукой на стене выключатель, щелкает им. Вспыхивает яркий свет. Он слепит всех троих. Все трое морщатся и зажмуриваются, как котята. Еще ничего не видя, Данила снова командует, а Степа тут же подчиняется.

Д а н и л а. Оставь нас. Я сам.

Степа уходит, придерживаясь, за стеночку. Закрывает за собой двери.

Анатолий отнимает руку от глаз и оглядывается. Он несколько сбит с толку и удивлен. Весь задний двор кафе забит связками со старыми книгами. Данила видит его удивление.

Д а н и л а. За стенкой библиотека была. Съезжают. Расширяемся.

Анатолий понимающе кивает. Не без уважения. Данила пристально смотрит на Анатолия, как бы размышляя, перебирая в мыслях весь пыточный арсенал.

Анатолий, потупив взор, покорно ждет.

Данила морщит брови, вдруг явно передумывает.

Д а н и л а. Куришь?

Анатолий тут же откликается кивком. Данила кивает в ответ.

Д а н и л а. Кури.

Анатолий дрожащей рукой лезет в карман. Достает мятую пачку папирос, закуривает. Руки дрожат. Поглядывает на Данилу, тот старается не встречаться взглядом.

Кафе. Вечер

Любаша сидит в напряженной позе. Вся, как натянутая тетива. Она почти не дышит, взгляд напуганный, глаза расширены, об улыбке и речи быть не может. Она смотрит перед собой. Видно, что она борется с желанием закричать, броситься на поиски Анатолия. Она стыдится паники, с которой борется изо всех сил.

Вдруг голоса посетителей и прочие звуки кафе сливаются в один напряженный гул. Гул становится все сильнее и пугает Любашу. Любаша чуть наклоняется вперед, зажмуривается и закрывает уши. Затем не в силах переносить этот гул и панику встает и медленно-медленно идет к выходу, но вдруг меняет направление и идет к служебному входу.

Бармен что-то говорит ей, окликает, но она не слышит его. Чуть ускоряет шаг, а когда бармен повышает голос, она бросается бежать. Всё. Паника и страх за Анатолия всецело поглотили ее! Она, ничего не видя и не соображая, тычется в стены, распахивает двери, дергает ручки, оказывается на кухне. Шарит взглядом по изумленным лицам поваров и официанток. Перед ней оказывается та самая официантка, с которой ушел Анатолий.

Любаша вцепляется ей в плечи, трясет за плечи, плачет и сквозь плач повторяет как заведенная: «Анатолий! Анатолий! Анатолий!..» Истерика и паника все больше и больше усиливаются.

Официантке вдруг передается паника Любаши. Она визжит, срывается в плач и указывает куда-то в сторону.

Любаша бросается в указанном направлении.

Официантка оседает на пол и закрывает руками лицо. Рыдает так, словно плотину прорвало.

Любаша бежит по узкому коридору. Впереди маячит дверь. Душа Любаши уже давно за дверью, а тело все еще бежит по коридору. Напряжение такое, что кажется, что Анатолия сейчас расстреливают, а она торопится передать расстрельщикам приказ о помиловании.

Вот наконец и дверь! Рука тянет ручку, нажимает ее, но дверь не открывается. Любаша тянет и тянет изо всех сил дверь на себя, но та не открывается. Любаша бьется в дверь. Вдруг дверь открывается, но в другую сторону. За дверью стоит Данила. Любаша отталкивает его со стоном, бросается на задний двор.

Кафе. Задний двор. Вечер

Любаша буквально слетает со ступеней и падает в объятия Анатолия.

Анатолий сконфужен и растерянно смотрит на Данилу. Тот морщит брови, деловито закрывает двери.

Анатолий глаз не сводит с Данилы, сам же поглаживает рукой по спине Любаши и твердит: «Ну-ну, ну-ну…»

Д а н и л а. Покурил?

А н а т о л и й. Покурил.

Данила деловито отрывает Любашу от Анатолия. Она изумлена и не верит, что она никак не повлияла!

Не защитила! Не изменила ситуацию. Она пятится к двери, прижав руки к груди.

Анатолий машет ей рукой: мол, уходи, все это ерунда.

Данила трет кулак, хрустит костяшками пальцев. И вдруг толкает Анатолия кулаком в грудь. Анатолия относит на пару шагов назад, он спотыкается о связки с книгами, бухается на них, но тут же вскакивает, чтобы не терять достоинства. Да, у Анатолия проснулось достоинство! Он разглаживает рубашку и костюм, помятые кулаком Данилы.

Данила надвигается на Анатолия. Подходит. Анатолий и Любаша замерли.

Данила делает замах и бьет Анатолия в челюсть, но происходит невероятное! Анатолий подныривает под пролетающий кулак, Данилу чуть разворачивает боком к Анатолию, и Данила «раскрывается», как сказали бы знатоки и ценители бокса.

Анатолий пружиной расправляется и всю энергию вкладывает в сжатый кулак правой руки, который точно приходится в область печени Данилы.

Тот ухает филином и падает на одно колено. Нокдаун чистой воды!

Любаша не верит своим глазам, а когда до нее доходит смысл происходящего, она визжит от восторга, хлопает в ладоши.

И это отвлекает Анатолия.

Данила уже на ногах. Он кашляет, его тяжелая лапа опускается на плечо Анатолия, мол, не спеши мужик, щас договорим.

Анатолий концентрируется, собирается и бьет головой Данилу в грудь, а вдогонку кулаком правой в челюсть. Данила валится на спину. Приподнимает голову, смотрит изумленно на Анатолия. Затем шумно выдыхает и лежит на спине.

Данила смотрит на ночное небо, проплывающие снежные тучи. Ему вдруг стало так спокойно и хорошо, что он чуть заметно улыбается.

Анатолий перешагивает через Данилу, берет за руку обалдевшую Любашу, и они покидают задний двор.

Данила смотрит на тучи, желтый неон неба, закуривает, не отрывая взгляда от тучи. Не отвлекаясь на манипуляции с сигаретой и зажигалкой. Выпускает в небо дым и вдруг расплывается в счастливой улыбке. На зубах кровь из разбитой губы. На его лицо падают первые снежинки. Крупные, жирные и медлительные. Величаво крутятся в плавном размеренном танце и тают на щеках Данилы.

Кафе. Вечер

Анатолий проходит через кафе и выходит на улицу.

Любаша семенит за ним, но тут вспоминает о вещах. Бросается к столику, хватает пальто Анатолия, свою курточку, видит в пепельнице погасшую сигару, хватает и ее. Выбегает из кафе.

У кафе. Вечер

Анатолий стоит, гордо расправив плечи, подставив лицо снежинкам, улыбается сам себе. Слышит шаги и дыхание Любаши. Открывает глаза и чуть скашивает на нее глаза. Она стоит рядом и преданно снизу вверх смотрит на Анатолия. Он такой сейчас красивый, Хэмфри Богарт — ни дать ни взять!

Любаша протягивает ему на раскрытой ладошке окурок сигары.

Анатолий благодарно улыбается Любаше. Берет сигару. Раскуривает ее.

Любаша ловит каждый его вдох и выдох, каждое движение, шорох одежды, взгляд и жест.

Анатолий с сигарой в зубах берет у нее из рук курточку и помогает надеть, затем степенно надевает пальто, и они уходят по проспекту куда-то вдаль.

Снег сильнее и сильнее, он словно опускающийся занавес в театре: «Антракт».

Мимо шуршат машины, светятся витрины и окна ресторанов и кафе. Мир яркий и красочный, праздничность и надежда во всем. Красивый и богатый город. Красивые и богатые дома, машины, люди…

У входа в психиатрическую больницу. Вечер

Анатолий и Любаша подходят к воротам психиатрической клиники.

Любаша чуть приоткрывает ворота и протискивается в щель, Анатолий, было, за ней, но она останавливает его рукой.

Л ю б а ш а. Нет. Я сама. Жди здесь.

Анатолий сомневается.

Л ю б а ш а. Я только скажу Анне Викторовне, что увольняюсь, и приду. Пять минут. Жди тут.

Анатолий кивает, отходит чуть в сторонку и садится на припорошенную снегом скамейку.

Любаша скрывается за воротами, прикрывает их за собой. Несколько секунд слышатся шаги, затихают.

Тишина. Отдаленный гул города.

Анатолий, чтобы хоть как-то скоротать время, закуривает папиросу.

И тут над ним звучит чей-то голос. Анатолий поднимает взгляд.

Перед ним стоит мужичок лет сорока пяти в больничной пижаме, тапочках. Ежится от холода. Все время дергается и опасливо косится по сторонам. Глаза его постоянно бегают туда-сюда. И зацепиться за его взгляд невозможно.

М у ж и ч о к. Слышь, мужик…

Анатолий протягивает пачку папирос мужичку, тот нервно отмахивается, мол, не за этим я к тебе обратился.

М у ж и ч о к. …ведь есть жизнь на Марсе?

Анатолий долго смотрит на мужичка с поднятыми бровями.

Тот с надеждой на Анатолия, хотя постоянно дергается и глаза бегают. Не выдерживает.

М у ж и ч о к. Ну, так как? Ведь есть? Жизнь на Марсе?

А н а т о л и й. Думаю, да.

М у ж и ч о к. Нет. Ты мне точно скажи: есть или нет!

А н а т о л и й. Есть.

Мужичок счастливо улыбается, кивает, но вдруг делается еще более подозрительным.

М у ж и ч о к. А ты откуда знаешь?

А н а т о л и й. Я?

М у ж и ч о к. Ты.

А н а т о л и й. Долгая история.

М у ж и ч о к. Но есть — это точно?

А н а т о л и й. Точно.

М у ж и ч о к. А они меня за психа тут держат. Ты, это, тут еще долго будешь сидеть?

А н а т о л и й. А что?

М у ж и ч о к. А то! Я им скажу, что я не псих. Что есть жизнь на Марсе.

И если они мне снова не поверят, я тебя позову.

А н а т о л и й. Зови.

Мужичок кивает и быстро исчезает в дыре забора.

Анатолий провожает его встревоженным взглядом, и тревога его с каждой секундой усиливается. Он встает и подходит к воротам. Приоткрывает их, заглядывает внутрь. Затем его взгляд натыкается на табличку: «Психиатрическая клиника № 3». И Анатолий уже не может устоять на месте. Он входит в ворота. Перед ним далеко впереди трехэтажный корпус.

Анатолий мнется, затем идет к корпусу…

Корпус. Третий этаж. Палата. Вечер

Любаша стоит на коленях перед тумбочкой. Она вынимает из тумбочки детские журналы-разукрашки и кладет на кровать. Затем садится и принимается разглядывать и сортировать журналы по разным стопкам.

В палате кроме нее никого нет. Но за дверью слышатся звуки столовой: ложки скребут по тарелкам, голоса, просящие добавки, и т.п.

В палату входит женщина в белом халате. Любаша видит ее и тут же вскакивает со своей очаровательной улыбкой.

Л ю б а ш а. Анна Викторовна!

В р а ч. Вернулась.

Л ю б а ш а. Не совсем так. Я увольняюсь. (Любаша грустнеет.) Я тут не все доделала. Не успела…

В р а ч (серьезно). Забудь. И куда ты собралась? Нашла новое место?

Л ю б а ш а. Нет.

В р а ч. Тогда я не понимаю.

Л ю б а ш а. Я… встретила любимого человека. Мы с ним уходим в Сочи.

Врач пристально смотрит на Любашу. Та пугается.

Л ю б а ш а. Вы подпишете мне заявление? Отпустите меня?

В р а ч. Нет. Я не могу тебя отпустить, и ты это прекрасно понимаешь.

Л ю б а ш а. Но, Анна Викторовна!

В р а ч. Тебе еще придется ответить за побег.

Любаша вдруг понимает, какую глупость она совершила. Она закрывает лицо руками. Быстро-быстро трясет головой.

Л ю б а ш а. Нет, нет, нет, нет! Слышите, нет!!!

В палату входит медсестра — мощная тетка. Она вопросительно смотрит на врача.

Врач кивает ей.

Медсестра надвигается на Любашу.

Любаша вдруг сникает, словно тряпичная кукла. Позволяет взять себя под руку, поднять с кровати и вывести из палаты.

Клиника. Коридор. Вечер

Медсестра ведет Любашу по коридору. Вид у Любаши разбитый и несчастный.

Пациенты косятся опасливо на медсестру и с сожалением на Любашу.

Любаша поднимает глаза, полные слез, на медсестру. И шепчет сквозь слезы.

Л ю б а ш а. Видите, я не сопротивляюсь.

М е д с е с т р а. Вижу.

Л ю б а ш а. Вы ведь не будете меня запирать в карцере?

Медсестра не отвечает. Она игнорирует вопрос.

Любашу это не устраивает. Она начинает нервничать. Посматривает по сторонам. В глазах паника.

Л ю б а ш а. Значит, запрете? Да?

М е д с е с т р а. Да. Ты провинилась.

Л ю б а ш а. Но я ведь сама пришла!

М е д с е с т р а (ухмыляясь). Чтобы снова сбежать?

Л ю б а ш а. Неправда! Я хотела уволиться. Как положено! Я устала тут работать! Я в Сочи хочу! Меня любимый человек ждет!! Отпустите меня!!!

М е д с е с т р а. Заткнись, а то процедуры назначу!

Медсестра показывает Любаше резиновый шланг.

Но Любашу уже не остановить. Она пытается вырваться, но медсестра начеку. Она намертво вцепляется в руку Любаши. Заламывает руку за спину и заталкивает Любашу в карцер. Запирает дверь.

Из-за двери слышатся истошные вопли Любаши.

Медсестра уходит.

Пациенты при ее приближении забиваются в щели, как тараканы, кто не успел, мечтает превратиться в человека-невидимку.

Перед корпусом. Вечер

Анатолий задирает голову. Он слышит вопли Любаши. Анатолием вдруг овладевает паника, растерянность. Он не знает, как ему поступить. Он понимает и убеждается сейчас в том, что Любаша душевнобольная. Он топчется у дверей. Его рука опускается несмело на дверную ручку, но так и замирает без действия. Анатолий — сплошное сомнение. Он отходит от дверей. Закуривает и, задрав голову, слушает вопли и плач Любаши. Затем вдруг, сам не ожидая от себя такого поступка, бросается к двери и на одном дыхании взлетает на третий этаж по лестнице.

И оказывается перед запертой на замок дверью-решеткой.

За решеткой на табурете сидит тот самый псих-мужичок. Он плачет. Подвывает. Ему дико страшно. Он не видит Анатолия.

Анатолий его окликает тихо.

А н а т о л и й. Эй!

Мужичок не слышит Анатолия.

Анатолий просовывает сквозь прутья решетки руку и тянется к психу. Едва достает и чуть толкает в ногу.

Мужичок вздрагивает, испуганно смотрит на Анатолия. Но затем узнает его, утирает слезы и улыбается.

М у ж и ч о к. А, это ты! Хорошо, что пришел! А то я сам забыл им сказать.

А н а т о л и й. Любаша…

Мужичок отрицательно трясет головой и затыкает уши.

М у ж и ч о к. Она сама виновата.

А н а т о л и й. Ладно, хрен с ней! Я к тебе пришел.

М у ж и ч о к. Ко мне?!

А н а т о л и й. Да. Впусти меня.

Я скажу им, что жизнь на Марсе есть, и они отстанут от тебя. Ну!

Мужичок раздумывает. Затем выдает:

М у ж и ч о к. Нет. Давай завтра. Сегодня они нам не поверят.

А н а т о л и й. Это почему же?

М у ж и ч о к (с раздражением). Из-за нее!

А н а т о л и й. Наоборот… как хочешь, просто я тут знакомого встретил. Он только что с Марса прилетел. И привез марсиан с собой. Думал, к тебе их привести. Но нет. Они ночью улетают обратно.

М у ж и ч о к. На Марс?

А н а т о л и й. Нет. Сначала залетят по делам на Юпитер, а после уж домой, на Марс.

Мужичок слушает с открытым ртом. Его глаза лихорадочно бегают. Его всего трясет от возбуждения и восторга. Он делает шаг к Анатолию.

И замирает в нерешительности.

Анатолий еле стоит на месте. Крики Любаши сводят его с ума. Он рвется ей помочь, а тут этот придурок! Анатолий еле себя сдерживает. Манит психа к себе, многообещающе ему улыбается и кивает.

Тот делает еще шаг и снова ступор.

Анатолий прикидывает расстояние до психа. Он уверен, что у него получится. Он делает рывок вперед, выпрастывает руку и хватает психа за пижаму. Но у того очень хорошая реакция. Он вырывается и с воплем: «Анна Викторовна!» отпрыгивает от Анатолия.

Анатолий слышит приближающиеся шаги, псих кому-то указывает пальцем на Анатолия. Анатолий ждет.

Подходит Анна Викторовна. Она смотрит на Анатолия, словно пытается ему поставить диагноз. Затем молча закрывает перед Анатолием двери, оказывается за решеткой, есть еще металлическая дверь.

Анатолий словно стоит перед глухой стеной. Он сползает по стеночке и садится перед дверью. Морщит лоб, соображает.

Карцер. Ночь

Любаша уже не мечется, не кричит, не плачет. Она забилась в уголок, свернулась калачиком. Воспаленные от рыданий глаза смотрят в одну точку, вдруг до ее слуха долетают крики чаек, плеск волн, шум морского ветра. Ветер ласкает ее лицо и колышет челку.

Любаша закрывает глаза, улыбается. Открывает глаза и протягивает руку. Ее рука опускается на морскую гальку, на пальцы набегают ласковые волны.

Любаша пальцами играет с морской пеной, трогает гальку. По лицу скользят солнечные зайчики.

Любаша фокусирует взгляд на пальце. На нем висит капля воды. Она осторожно подносит палец ко рту, открывает рот, перевернувшись на спину, высовывает язык.

Капля срывается с пальца и падает на язык. Любаша глотает каплю. Морщится. Шепчет счастливо.

Л ю б а ш а. Солено.

Вдруг за кадром хлопание крыльев, крик чайки.

Чайка опускается на пол карцера. Прохаживается перед Любашей, косится на нее.

Любаша замерла от восторга.

Лязг дверного засова пугает чайку, и она улетает.

Любаша пугается. Еще сильнее забивается в угол. Смотрит на дверь.

Дверь открывается, и на пороге возникает медсестра. Она смотрит на Любашу.

М е д с е с т р а. Чё притихла?

Л ю б а ш а. Чайка.

М е д с е с т р а. Чайка? Где?

Л ю б а ш а. Вы ее вспугнули. Она улетела.

М е д с е с т р а. Прости.

Л ю б а ш а. Ничего. Она вернется… как только вы уйдете.

Медсестра хмыкает, мол, не надо намеков. Закрывает дверь, лязг засова.

Тишина.

Но как Любаша ни напрягает слух, моря она не слышит. Все исчезло. Она отворачивается с расстроенной мордашкой к стенке. Утирает слезинку. Вся поджимается, словно пытается стать меньше или превратиться в маленькую девочку…

Здесь же, на лестнице. Ночь

Анатолий сидит на корточках. Он дремлет. Или погружен в себя. Поднимает голову, когда слышит скрип двери.

За решеткой стоит и смотрит на него внимательно, оценивающе Анна Викторовна. Она достает из кармана ключ от решетки и бросает его Анатолию.

Ключ падает перед Анатолием.

А н н а  В и к т о р о в н а. Иди за мной.

Анатолий берет ключ, поднимается, отпирает решетку и входит в коридор третьего этажа.

Он видит, что Анна Викторовна поджидает его в глубине коридора перед раскрытой дверью. В коридоре, кроме них, никого нет.

Анатолий идет к Анне Викторовне.

Она, поигрывая бедрами, входит в кабинет и растворяется в свете.

Анатолий останавливается. Призадумывается, затем вздыхает и решительно входит в кабинет.

Палата. Ночь

За кадром звучит незатейливая мелодия детской механической шарманки, на которую накладывается ритмичный скрип и постанывания Анны Викторовны.

В кроватях спят пациенты клиники. Панорама по лицам: кто-то спит, как ребенок; кого-то душат кошмары; кто-то лежит с открытыми глазами — пустой взгляд, остекленевший, как у трупа; один сидит на краю кровати и смотрит завороженно в окно; последний в ряду ворочается во сне, и, когда камера доезжает до него, он всхрапывает и падает на пол, и одновременно с этим звучит за кадром яростный стон Анны Викторовны. Она испытала оргазм. Скрип прекращается, за ним затихает и шарманка.

Псих сидит на полу и трет ушибленную голову. Он хлопает сонными глазами и не понимает, как оказался на полу.

Кабинет Анны Викторовны. Ночь

Анна Викторовна сидит полуголая на столе и смотрит в окно перед собой на собственное отражение. Там что-то расползшееся по швам, взлохмаченное, уставшее от жизни, пустое, тупо глядящее на Анну Викторовну.

Рядом с отражением Анны Викторовны садится отражение Анатолия. Отражение Анны Викторовны встает и уходит.

Анатолий смотрит на свое отражение. Он опустошен и подавлен.

Где-то за его спиной, в стороне, одевается Анна Викторовна.

И вдруг Анатолий начинает улыбаться своему отражению.

Там его отражение исчезает и вместо него возникает утренний теплый морской пейзаж. Восходит Солнце и манит к себе своим ласковым тихим светом. Море неподвижно. Штиль.

Анатолий встает и подходит к окну. Прикладывается лбом к стеклу. Закрывает глаза. В ушах звучит ласковый, едва слышимый ветерок…

Вдруг какой-то звук отвлекает его. Море тут же исчезает. Анатолий оборачивается: в дверях стоит Любаша. Под мышкой у нее стопка разукрашек. Она сейчас Анатолию кажется такой маленькой, беззащитной. Анатолий улыбается ей, берет со стула пальто.

А н а т о л и й. Пойдем?

Л ю б а ш а. В Сочи?

А н а т о л и й. В Сочи.

Анна Викторовна опускается устало на стул и закуривает. Смотрит в окно. Но там только ее отражение.

Перед домом Любаши. Подъезд. Ночь

Анатолий сидит на заснеженной скамейке и курит папироску. Он сейчас такой живой! Это не гуппи, это человек. Мужчина, который ждет свою Женщину, которой он приготовил сюрприз. Он подарит ей целый мир!

Вдруг к нему кто-то подходит и встает перед ним.

Квартира Любаши. Ночь

Любаша бегает по квартире. Она собирает сумку. В сумку летят кофточки, юбочки, тапочки-сланцы. Она счастлива и вдруг замирает на полушаге. Прислушивается. Идет осторожно на кухню. Смотрит на трубку с оборванным шнуром, будто невидимый телефон звенит. Она смотрит на трубку так, будто подозревает, что звонок принес ей плохую весть. Делает шаг и садится на стул. Она в напряженной позе. Старается не смотреть на трубку, но все время косится на нее. Ответить на звонок или нет?

Перед домом Любаши. Подъезд. Ночь

Анатолий смотрит снизу вверх на стоящего перед ним огромного мужика. Того самого, которого он дважды приложил швейной машинкой.

Тот угрюмо смотрит на Анатолия откуда-то сверху. Рука мужика медленно опускается в карман куртки и извлекает из него нож. Обычный кухонный нож.

Анатолий хмурится. Неотрывно смотрит мужику в глаза.

Немой, внутренний диалог. Одними глазами.

Анатолий начинает движение, намереваясь встать, но он только успевает обозначить это движение, чуть подавшись вперед. И делает страшную роковую ошибку, он опускает на миг глаза, прерывая контакт с мужиком.

Тот тут же бьет Анатолия ножом в сердце.

Замерли в страшном миге. Анатолий только успевает охнуть. Оба напряжены.

Рука мужика опускается вниз, соскальзывает с ножа. Стоит перед Анатолием поникший. Затем садится рядышком.

Анатолий медленно заваливается на бок, и его голова опускается на колени мужику. Тот непроизвольно поднимает руку, чтобы она не мешала Анатолию опуститься на его колени.

И затем, когда голова Анатолия покоится на коленях, рука мужика опускается на голову Анатолию.

Со стороны картина выглядит так, будто они закадычные друзья и один дремлет на коленях другого.

Ни крови, ни конвульсий. Анатолий еще в сознании. Только пар тонкой струйкой все реже и реже вырывается из его приоткрытого рта.

Квартира Любаши. Кухня. Ночь

Любаша косится на трубку. Медлит. Затем тянется к ней. Но рука замирает в сантиметре над трубкой. И тут Любаша вскакивает и бросается вон из квартиры!

Дверь остается распахнутой настежь. Она мчится, летит вниз по ступенькам! Прыгает через две, три, падает, вскрикивает от боли, катится кубарем вниз, пытается встать, снова вскрикивает от боли. Всхлипывает и, еле-еле передвигая ноги, сильно хромая, выходит из подъезда.

Перед домом Любаши. Подъезд. Ночь

Любаша стоит на пороге и расширенными от ужаса глазами, полными слез, смотрит, не моргая, на Анатолия. Она не понимает, до ее сознания не доходит, что тот уже мертв. Пар не вырывается тонкой струйкой из его рта, а снежинки, опускаясь на его лицо, не тают.

Любаша заставляет себя сделать еще несколько шагов и буквально валится перед Анатолием на колени. Хватает его за лацканы пальто и трясет. Трясет молча, иступленно.

Мужик чуть поворачивает голову и смотрит виновато на Любашу.

Любаша кричит Анатолию, в ее голосе страх, боль и отчаяние.

Л ю б а ш а. Очнись! Очнись! Ты же обещал мне! Как же Сочи?! Там же море! Клянись мне, что отвезешь меня в Сочи! Клянись!! Клянись!!! Ешь землю!

Любаша отпускает Анатолия и ползет к кустам за скамейкой. Она руками разгребает снег и ногтями царапает мерзлую землю. Ей удается собрать несколько комочков земли. Она бережно собирает землю в ладошку и, старясь не растерять, ползет обратно к Анатолию.

Мужик наблюдает за ней. И вдруг тоже начинает плакать. Он плачет неуклюже. Хмыкает, гыгыкает, шмыгает носом. Ему до боли в сердце жаль Любашу. Точнее, он не жалеет ее, он ей всем сердцем сострадает.

Любаша толкает комочки земли в рот Анатолию и шепчет сквозь рыдания.

Л ю б а ш а. Ешь, ешь землю. Клянись, что отвезешь меня в Сочи. К морю! Я хочу видеть чаек и солнце! Ешь, ешь землю. Ешь.

Она словно уговаривает его, как ребенка, а вместо земли — манная каша.

Мужик запрокидывает голову и воет. По его грубому лицу, небритым щекам текут слезы.

Камера уходит вверх. Далеко внизу остаются трое. И на них тихо падает крупный снег…

Низкое оранжевое московское зимнее равнодушное небо.

Здесь же. Раннее утро

Тело Анатолия все так же на коленях мужика. Мужика припорошило снегом.

Любаша с опухшими от слез глазами стоит неподвижно перед Анатолием и неотрывно на него смотрит, будто все еще надеется, что он вот-вот откроет глаза и улыбнется ей.

Небо чуть побледнело от восходящего зимнего солнца.

Вдруг где-то вдали слышится едва различимый вой милицейской сирены. Вой приближается. Ближе и ближе.

Мужик поднимает голову и смотрит на Любашу.

М у ж и к. Уходи. А то они и тебя загребут.

Любаша недоверчиво смотрит на мужика.

М у ж и к. Упрячут в психушку. Уходи. Иди в Сочи.

Л ю б а ш а. А Анатолий?

М у ж и к. Он уже там. Иди же, ну!

Любаша от его «ну!» пятится. Затем останавливается. Она не может уйти без Анатолия.

Мужик сурово на нее смотрит и машет рукой: мол, не медли! Уходи!

Сирена ближе и ближе. Милицейская машина уже где-то за углом и вот-вот появится.

Любаша бросает прощальный взгляд на Анатолия. Ее взгляд исполнен горя и надежды. Затем бросается бежать в противоположную от воя сирены сторону. Шаги ее затихают.

Во двор въезжает милицейская машина. Та самая. Из нее выходят менты. И среди них тот, который, собственно, и отправил Анатолия в Сочи. Он подходит к скамейке. Включает фонарик и долго всматривается в лицо Анатолия. Он узнает его. Затем переводит луч фонарика на мужика. Тот морщится от света.

М е н т. Это ты его?

М у ж и к. Я.

М е н т. За что?

М у ж и к. За все.

М е н т. Понятно. Значит, позавидовал.

Мужик отворачивается от мента.

Мент выключает фонарик. Закуривает и устало опускается на скамейку рядом с мужиком. Смотрит на своего напарника.

М е н т. Устал я от всего этого говна. В Сочи хочу, навсегда.

Напарник вежливо и сочувственно кивает. Отходит чуть в сторонку и по рации связывается с отделением.

Н а п а р н и к. Да. Убийство подтверждается. Да, бля, типичная бытовуха. Киллер тут. Сидим, курим. Хорошо. Ждем. Отбой.

Напарник прячет рацию в карман и садится рядом с ментом. Достает из его кармана пачку сигарет. Закуривает. Прячет пачку обратно в карман.

Из подъезда выходит работяга. Он удивленно смотрит на сидящих на скамейке людей. Видит лужицу крови. Нож в сердце Анатолия, который лежит на коленях огромного мужика.

И менты, которым все по фигу!

Работяга осторожно проходит мимо и спешит на автобусную остановку, то и дело оборачиваясь.

Шоссе. Утро

Любаша быстро идет по краю шоссе. Мимо пролетают легковушки, автобусы. Проносится грузовик, и ветром ее чуть не сдувает в кювет. Она выбирается из снега. Отряхивает ноги. Кутается в курточку и спешит дальше, уходя прочь от города, торопясь в Сочи, где ее ждет Анатолий. На ее мордашке растерянность и страдание. Но она идет, глядя куда-то вдаль. И вдруг на лице появляется улыбка.

Далеко впереди возникает голубая полоска моря. Она, словно мираж, дрожит на горизонте и исчезает, растворяется в морозном воздухе.

Но этого мимолетного видения достаточно для Любаши, чтобы уверовать окончательно в мечту Анатолия, ставшую и ее мечтой. Увидеть свою цель и спешить к ней, не жалея ног, сил и времени.

Андрей Щербинин (Батов) — родился в городе Фрунзе, закончил Киргизский институт искусств по специальности «драматург театра и кино», а также Высшие курсы сценаристов и режиссеров в Москве (мастерская П.Тодоровского и Н.Рязанцевой). Автор и режиссер более десяти сериалов и телефильмов и приключенческого романа «Дао саксофониста» (Москва, «Пальмира», 2005).