Поколение первое, десятое, сотое… «Generation П», режиссер Виктор Гинзбург

В разные эпохи в разных странах «мурло мещанина» имеет свою специфику, почти ни один из великих писателей не преминул ее зафиксировать. Но немногие отваживались сделать «мурло» центром повествования — по той простой причине, что зацикленность на вещах равна самой себе, у мещанина нет личного сюжета, и его надо придумывать дополнительно. У нас это сразу удалось Гоголю (Чичиков), у англичан, допустим, Теккерею (Барри Линдон). Дворянское происхождение того и другого «мурла» лишь способствовало обличению мещанства, но сто пятьдесят — двести лет назад оно еще имело лицо и характер. А сюжеты Гоголь и Теккерей придумали замечательные — оба, кстати, очень кинематографичны.

Сегодня, после всего, что с тех пор случилось на свете, в реальности общества потребления у «мурла» уже нет ни лица, ни характера, что и зафиксировал Виктор Пелевин в «Generation П». Его Татарский «из личного» имеет только имя Вавилен и с начала до конца никак «себя» не проявляет. Когда «все» собирали макулатуру и ездили в пионерлагерь — он собирал и ездил, хотя и машинально. Когда «было принято» восхищаться Пастернаком и ненавидеть cоветскую власть — он восхищался и ненавидел, но тоже без последствий. Когда «все» двинулись в ларьки — и он двинулся, только не в знак протеста. Потом странным образом Вавилену «покатило» — знакомый подобрал в рекламный бизнес, пришли мелкие деньги, знакомый знакомого перехватил, пришли немелкие, хотя Вавилен вовсе не «раскручивался». Был случайно «раскручен» и посажен в конечном итоге в «кресло руководителя», хотя сам ничего не сделал. В сущности, весь его «личный» сюжет — это история редкого имени, хотя ей красная цена меньше абзаца. Если без мистики.

Центр повествования как эллипс, отсутствие — одна из главных проблем для экранизации. В других обстоятельствах кинематограф изредка ее решал («Женщина в озере» Монтгомери, «Фильм» Беккета, «Агата, или Безостановочное чтение» Дюрас). Либо фильм был виден «его глазами», либо «пустое место» в кадре не имело лица, существовало задом к камере, либо все происходящее происходило за кадром. В экранизации пелевинского романа Виктором Гинзбургом на роль «пустого места» почему-то взят обыкновенный известный артист, и сразу рождается «когнитивный диссонанс» (кстати, помянутый Пелевиным). Владимир Епифанцев меняется внешне от начала к концу — от длинных кудрявых патлов до вполне себе «комильфо нового режима». Но он сразу «какой-то», а не «никакой», значит, можно понять «поведение». Но как понять то, чего нет? Разве что периодически вскрикивая: «Нашел, нашел!»? Как в том анекдоте про черную кошку и марксистско-ленинскую философию?

Далее. Почему-то Пелевин вокруг эллиптичного Вавилена сюжет вообще придумывать не стал, и это его личное писательское дело. Будучи абсолютно литературоцентричным автором, он воспользовался большими и разными достижениями коллег за прошедшие столетия. Поблекшему «мурлу мещанина» в его мелкой корысти с годами, чтобы создать «эпическое полотно», требовался уже тяжелый криминал (допустим, Драйзер). Потом и убийств стало мало, начались формальные изыски (допустим, Набоков), и вполне логично в дело пошли наркотики (допустим, Берроуз). В эпоху «конца романа» модной снова стала поверхностная дидактика времен ХVIII века. И вот в «Generation П» безгеройность и бессюжетность соответственно заменены наркотическим трипом, политическим памфлетом и вставными псевдотрактатами (пиар-концепции Вавилена, манифест Че Гевары), доходящими до абсурда (Иштар и пес ее П…ц).

Все эти пласты повествования достаточно случайны (с тем же успехом после мухоморов может являться богиня Кали или Великий Инка, да хоть Золотой теленок). Мало того, за годы после издания книги в 1999 году Интернет с его базами данных, Википедиями, соцсетями большую часть подобных «трактатов» превратил в сущую банальность. Мы сегодня смеемся над другими шутками, интересуемся другими играми. Истерика социума настолько развилась, что слова «паблик рилейшнс» произносить неприлично. Говорят коротко: «пиар» (как это повелось в Америке уже полвека назад). Тем не менее в свое время «вставки» явно играли роль опоязовского «торможения» перед очередным приходом Вавилена в новый офис. И они были хотя бы стилистически структурированы.

Виктор Гинзбург, закончивший Нью-Йоркскую киношколу, взявшись за экранизацию, совершенно по-американски на протяжении семи лет «динамизировал» текст. В результате все многостраничные «торможения» просто изъяты. Визуально они лишь заявлены на секунду: Вавилен достает со шкафа пыльную папку, раскрывает, а в ней — вырезки из статей с картинками про Вавилон, о чем вкратце сообщается за кадром. Его долгие упражнения с бренд-эссенцией в лучшем случае даны монтажной нарезкой «реальных» презентаций. Откровения Че Гевары с хомо Цапиенсом и оранусом, оральным и анальным вау-импульсами — не более чем упомянуты. В итоге экранизация превращается всего лишь в дайджест «Generation П».

Мало того, закадровый голос, вообще избыточный при «реальном» присутствии Вавилена с лицом Владимира Епифанцева, не доведен в таком случае до абсурда, что могло бы как-то соответствовать Пелевину. Он тоже сокращен, причем тенденциозно. Закадровый голос лишь сообщает, но ни в коем случае не резонерствует, а резон — то немногое, что придавало тексту юмор и оригинальность: «Между тем по телевизору показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет… Татарский часто представлял себе Германию 46-го года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии».

Единственное, на чем Виктор Гинзбург, признанный рекламный клипмейкер, позволил себе разойтись от души, — визуализация записанных Вавиленом псевдорекламных роликов. Тут почти нет сокращений, все осталось — пачка «Парламента» вместо парламента, березки с ансамблем «Березка», хасид Дэвидсон на «Харлее», даже смачная казнь Стеньки Разина на Красной площади со слоганом для «Хэд-энд-Шолдерс». Но, во-первых, понятно желание режиссера рассчитаться со своим былым клипмейкерством. Во-вторых, ни одна из визуальных пародий даже рядом не стояла с глубинами проникновения в реальность Лёни Голубкова («Купил жене сапоги») или Всемирной истории банка «Империал» («До первой звезды… Ждем-с»). Такие попадания в национальный юмор, как «Вот за это я и не люблю кошек. — Ты просто не умеешь их готовить» или «Вы всё еще кипятите? Тогда мы идем к вам» — просто недостижимы для посторонних. В-третьих, в псевдорекламу легко затесался отнюдь не маленький продакт-плейсмент, связанный с самим фильмом.

Виктор Гинзбург не скрывает, что за семь лет работы над проектом пришлось привлечь к финансированию не менее десятка раскрученных мировых брендов. Не потому ли из «визуализации» ушло одно из ценных пророчеств «Че Гевары»: «В будущем ни одного произведения искусства не будет создаваться просто так, не за горами появление книг и фильмов, основным содержанием которых будет скрытое воспевание «Кока-колы» и нападки на «Пепси-колу» — или наоборот»? В этом духе Гинзбург, конечно, продемонстрировал накопленные навыки, и тут претензий нет. Он честно умеет управляться с компьютерными эффектами, клиповым монтажом, знает телевизионную кухню. Вероятно, способен придумать свой целый полнометражный «рекламный» сюжет. Умелые спецэффекты могли бы придать стилистическое единство разрушенной многослойности текста. Но в фильме они сами совершенно разнородны. То змей-сирруф в московской квартире, то подобие жертвенника Ваала в духе иллюстраций Гюстава Доре, то 3D-дубли в Институте пчеловодства — компьютеры много чего наизобретали, и это само по себе проблема. Получается просто перечисление неплохих спецэффектов, и просмотр превращается именно в их рассматривание.

Та же беда — с актерами. Будучи профи в пиаре, Гинзбург на все эпизоды взял сугубо медийные лица. Но поскольку сюжета как такового нет, играть им тоже нечего, вступать в контакт не с кем, и они лишь являют себя, с большей или меньшей степенью мучительности произнося текст в зависимости от личной любви к литературе. Просмотр снова превращается в перечисление знакомых лиц на экране: Шнуров, о, Гордон пришел, вот Охлобыстин, Ефремов, Парфенов, Андрей Васильев, Василий Горчаков, ну, Мордвинова-Литвинова, покойный Трахтенберг, забытый Игорь Григорьев. И все чему-то радуются. Нельзя не отметить, что честно отработал, как ни странно, Олег Тактаров в роли «быка» Вовчика Малого. Маргинальный по сути везде — в кино, в России и Америке — он предельно выразителен в жажде «русской идеи».

Демонстративная «аккуратность» Гинзбурга в обращении с первоисточником (чтоб ничего не пропало совсем, но ничего не было сказано) делает из банальности сплошную перечислительность. К поверхностному тексту он ухитрился не добавить никакого киношного контекста. Никаких ассоциаций не возникает ни с русским «Обломком империи», ни с американской «Судьбой солдата в Америке», хотя им ничего не мешало быть (текст «Generation П» полон цитат и отсылок). И на фоне болезненных галлюцинаций (а тут уж все — только они, данные списочным порядком) видна основная тенденция экранизации. Советская и постсоветская кинохроника, ларьки и их смуглая охрана, джипы и «мерины», «стрелки» и перестрелки — та «русская» фактура, которая может пройти в «экспортном» варианте постановки. Снимаем в Голливуде. Американский пипл схавает.

Сколько можно медведей? — пришла пора голд и малиновых пиджаков. Покойный Ельцин «типично» падает с трапа самолета и дирижирует оркестром (забыли, кстати, еще про «38 снайперов»), опальные сегодня олигархи беседуют с международными террористами, а «новые политики» — лишь эманация телевизора. По степени политкорректности к правящему режиму очень заметно, когда были начаты съемки фильма, но преимущественная часть фактуры, как ни парадоксально, свидетельствует о том, что она взята из того же телевизора. Виктор Гинзбург в 90-х тут не жил, хотя и может считаться «рожденным в СССР» (и это — дополнительная преференция «на экспорт», ему «поверят»). Но не потому ли здесь и сейчас верится с трудом, что реестр 90-х произведен на уровне телешоу Задорнова? Не в наши ли 90-е, как и в 17-м, каждый выживал сам по себе, в отличие от безликого «мурла», и ничего «типичного» именно тогда не было?

После просмотра экранизации до смешного очевидна простая «русская идея», над которой мучился Вавилен, пока не убили Тактарова, то бишь Вовчика Малого и других. «В России надо жить долго», причем очень желательно, чтобы не только писателям, молотовым и кагановичам. Если люди, просто люди, долго живут, то двенадцать лет с момента издания книги и семь лет с начала съемок наглядно без объяснений делают все это безнадежно устаревшим. Таким же убитым, как былые «братки». Оба произведения изначально рассчитаны на сиюминутный «чёс», как у когдатошнего «Ласкового мая».

Это не в лучшую сторону отличает их, например, от болезненных галлюцинаций в фильме «Голый завтрак», снятом Кроненбергом еще в 1991 году по роману Берроуза, вышедшему вообще в 1959-м. Ни Берроуз, ни Кроненберг не стареют, и причины опять же просты. Конечно, Америка — не Россия, но, начиная с 17-го года, здесь тоже были те, кто выживал «сам по себе» и выжил. Были и есть. И за почти сто лет не прекращающейся у нас гражданской войны для выживших столько всего ясно без объяснений, что и застой, и 90-е, и 2000-е уж вовсе не сюжет. Эта страна — не одно «мурло мещанина», сколько бы его ни было в эпоху глобализма. В России, в которой «надо жить долго», патологически скучно смотреть на бесхарактерное мурло, которое за всю гражданскую войну так и не уяснило понятие «вечность» (любовь и сила духа). Отсюда и главная проблема фильма — он патологически скучен.

_____________________________________________________________________________________________________________________

«Generation П»

По одноименному роману Виктора Пелевина

Авторы сценария Джина Гинзбург, Виктор Гинзбург

Режиссер Виктор Гинзбург

Оператор Алексей Родионов

Художники Петр Пророков, Нина Кобиашвили, Юрий Матей, Дмитрий Петухов

Музыка: DJ Shadow, Сергей Шнуров

В ролях: Владимир Епифанцев, Владимир Меньшов, Андрей Фомин, Михаил Ефремов, Олег Тактаров, Роман Трахтенберг, Амалия Гольданская, Андрей Панин, Александр Гордон, Сергей Шнуров, Иван Охлобыстин, Рената Литвинова и другие

Room

Россия

2011