Как я стал… Пьеса для кино

1.

Из дневника Саши

Был День города. Рабочие построили в центре большую сцену, чтобы на ней толстые девочки «Калинку-малинку» плясали и хор пенсионерок «Катюшу» пел. День города прошел. А сцена осталась. Забыли разобрать. Я попросил у бабушки денег, купил пива и два пакета еды. Еще чипсов всяких. Позвал Майку, подругу ее Танюху, позвонил Морозову.

Собственно, все из-за Майки. Чтобы ей было весело. Сначала сидели у Морозова на квартире, потом пошли гулять…

Ну и в итоге затусили на этой сцене. Играли в крокодила. Тебе загадывают слово, а ты его показываешь. Говорить нельзя. Только жестами. Потом Майка пошла в кусты с Татьяной. Вернулась оживленная такая. Я сразу понял, что ей этот ее звонил. На синем «БМВ», такой прилизанный, в универе сопромат преподает, глаза такие потные, видно, что хочет всего и побольше — девок, бабла, власти. А она его любит, дура маленькая. Я Майку могу пальцами за талию обхватить, и еще в два ногтя места остается. Маленькая, потому и дура. Мозгам-то некуда вместиться. Потом Танюха наигранно так сказала, что Майку к себе заберет на ночь — типа к лабам готовиться, потому как сессия. Какие лабы после десяти литров пива? У меня настроение гаже некуда, я смотрю на Майку и представляю, как они сейчас за угол с Танюхой завернут, она к этому в машину залезет и он ее там драть будет. Домой не повезет, ибо жена. А потом она зайдет в свой темный подъезд, откроет ключами дверь, скользнет неслышно в свою комнату и будет все время его перец вспоминать и как он ее там лапал… И даже не помоется на ночь, потому что трубы гудят, перебудит весь дом, если воду включит. И будет думать, что он еще там, в ней остался. Мерзко… А утром позвонит как ни в чем не бывало и скажет: пойдем гулять? И я, как дурак, попрусь и ничего ей не скажу, что знаю. Потому что боюсь, что она уйдет. Глупая, дурная, крошечная Майка, как мне в твою маленькую голову запихнуть хоть каплю разума?

Девочки ушли. Морозов остался и, кажется, все понял. «Держись, — говорит, — чувак! А вообще — забей ты на эту малолетку, ей что тот солдат, что этот…» Морозов — друг, конечно, но я его домой отправил. Не мог я с ним Майку обсуждать. Морозов отчалил. А я там, на сцене, остался сидеть и это все думал… И думал еще, что тоже возьму и заведу кого-нибудь, а ей буду врать, но так, чтобы она догадывалась. Пусть узнает, что это такое…

Вечер. Саша сидит на пустой городской сцене, курит. Никого. Редкие прохожие стараются побыстрее пересечь городскую площадь — домой, к детям, к пиву, к ужину. По площади медленно идет Маша — молодая, высокая, статная, чем-то расстроенная, погруженная в себя. Подходит к Саше.

М а ш а. Молодой человек, у вас сигареты не будет?

Саша протягивает Маше сигарету.

М а ш а. А зажигалки?

Саша прикуривает Маше сигарету. Маша закурила. Закашлялась.

С а ш а. Зачем вы курите? Вы же не курите.

М а ш а. Бросила. Девять лет назад.

С а ш а. Ну и зачем?

М а ш а. Не знаю…

С а ш а. Плохо. Надо знать про себя. Стараться понять…

М а ш а. Если вы такой умный, почему здесь сидите, а не в Кремле?

С а ш а. А там умных нет. Я серьезно. У меня папа политолог, он там был. Жадные есть, хитрые есть, властолюбивые, расчетливые, жестокие.

А умных нет. Так что у вас случилось?

М а ш а. Что?

С а ш а. Что у вас стряслось? Что-то серьезное?

М а ш а. Молодой человек…

С а ш а. Саша. А вас?

М а ш а. Маша. Так вот, Саша, зачем вы чужому человеку задаете глупые вопросы?

С а ш а. По улице идет прекрасная девушка. Видно, что умная, образованная, талантливая. Потому что вы талантливая, я вижу. А на лице — ужас и в душе, наверное, мрак…

М а ш а. Ничего серьезного, не переживайте за меня. Я иду домой, у меня там муж, хорошая книжка, чай с бергамотом. А вы тут сидите один — поздно уже, холодно. Вон тучи на небе, скоро дождь, наверное, пойдет. Почему вы тут сидите? У вас что-то случилось? Вам пойти некуда? Из дому выгнали? На душе мрак, ужас?

С а ш а. Какая вы гордая дура.

М а ш а. Спасибо за комплимент. Я пойду?

С а ш а. Идите.

М а ш а. У папы не Бондарев случайно фамилия?

С а ш а. Бондарев.

М а ш а. Ну я так и поняла. Яблоко от яблони…

С а ш а. А вы его откуда знаете?

М а ш а. А я в пресс-службе администрации работаю.

С а ш а. О как! Понтовитый офисный планктон?

М а ш а. Поcлушайте, молодой человек, я, кажется, повода оскорблять себя не давала!

С а ш а. Ладно, ладно, не обижайтесь. Мне самому грустно — это правда. Вот сидел и думал — нет на земле справедливости. А что тогда есть? Какая-то мутная каша. Цой умер, Пушкин умер, Ван Гог — и тот умер.

И я умру. Только ни Пушкиным, ни Цоем, ни Ван Гогом не стану. Вот это досадно. А тут вы — прекрасная грустная дама, просит закурить. Я подумал — развеселю-ка ее, хоть одно доброе дело сделаю.

М а ш а. Вы меня развеселили, спасибо.

С а ш а. Просто хотел вас немного отвлечь от ваших проблем. Ведь у вас проблемы, правда? Я учился на архитектора, но в душе-то я психолог!

М а ш а. Какой вы идиот! Отстаньте вы уже от меня — у меня все хорошо…

С а ш а. Простите. Я вот сейчас на вас посмотрел и понял — у вас действительно все хорошо. Просто немного устали. А вот сейчас у вас глаза сверкнули, и я понял — да, все хорошо, вы счастливый человек. Простите.

М а ш а. Придурок…

Маша смотрит в темноту, собирается уходить, но вдруг облокотилась на деревянный помост и заплакала.

М а ш а (плачет). Мама…

С а ш а. Что мама?

М а ш а. Она опять повесилась.

С а ш а. То есть? (Тихо.) Она умерла?

М а ш а. Дурак, что ли, — умерла? Она психичка сумасшедшая — я пока ходила в магазин, она веревку на крюк повесила, хотела уже табуретку из-под ног выбить, а тут я… Я ей успокоительное дала и ушла… А если она опять? Это каждые три дня, таблетки, вены, крыши — я не могу больше…

Я с ней сама с ума сойду. И я ее опять оставила. Я предательница, я не могу быть с ней все время… А если она там опять?

С а ш а. Где она?

М а ш а. Дома.

С а ш а. Пойдемте к ней.

М а ш а. Я не могу. Меня муж дома ждет.

С а ш а. Подождет. Вы что, хотите, чтобы она во второй раз повесилась?

М а ш а. Я не могу, мне на работу завтра…

С а ш а. Вам работа важнее матери?

М а ш а. Почему я должна идти с вами, вы мне чужой человек, я вообще не знаю, кто вы…

С а ш а. Потому что там ваша мама. А я вам паспорт показать могу. Я — сын Сергея Бондарева, это мы уже выяснили.

М а ш а. Зачем вам идти со мной?

С а ш а. Ну, понимаете… Вы вообще-то правы насчет меня. У меня все плохо. Во-первых, как я уже говорил, я не Пушкин, не Цой и не Ван Гог, а все-таки чувствую себя немножко великим. И грустно оттого, что мое величие ничего в этом мире не значит. Даже для меня самого. Во-вторых, меня отчислили из университета и теперь у меня проблемы. На горизонте маячит армия, а со смыслом жизни я так и не разобрался. А еще я немного повздорил с отцом. В-третьих, там ваша мама, то есть человек, и она хочет повеситься. А в-четвертых, я действительно местный городской придурок. Но вы меня не бойтесь, я мирный. Зато я умею показывать ежика. Показать вам? Вот, смотрите…

Саша изображает ежика. Маша улыбнулась.

М а ш а. Смешно. А у вас есть еще сигарета?

С а ш а. Не надо вам так много курить.

М а ш а. Я правда не знаю, что делать. Муж говорит — ей нужно лечиться. А она не может там, она там лежала… Она, понимаешь, по жизни человек очень чувствительный. С ней нельзя грубо, ее нельзя заставлять. А на них там орут. Привязывают к кровати, чуть что не так. Но я же не могу быть с ней постоянно. У меня есть муж. Это ведь тоже ответственность. Я ему нужна не меньше, чем ей. Я разрываюсь. На работе ужас, я все время думаю не о том. Постоянно косячу. И так стыдно — перед ней, перед мужем, перед коллегами. Я бы ее забрала к нам.

Но она не хочет. Она не любит Женю. А он — мой муж.

С а ш а. Пойдем к твоей маме, правда.

М а ш а. Я обещала мужу быть к десяти.

С а ш а. А ты нарушь свое обещание.

М а ш а. Как это? Я так не могу.

Я обещала.

С а ш а. Скажи, что задержали на работе.

М а ш а. Но ведь это будет неправда.

С а ш а. Хочешь, я сам к твоей маме схожу? Скажу, что от тебя?

М а ш а. Она тебе дверь не откроет.

С а ш а. Дай свой телефон!

М а ш а. Зачем?

С а ш а. Ну дай…

М а ш а. Я вообще-то не даю своего номера посторонним…

С а ш а. Нет, не номер, трубу дай.

М а ш а. Ты с ума сошел? Зачем?

С а ш а. Да не убегу я с ним!

Саша протягивает Маше свой телефон.

С а ш а. Вот, возьми мой взамен, если не веришь. Хороший, папа подарил, наверняка лучше твоего. Временный обмен.

М а ш а. Зачем тебе? Объясни, я не понимаю…

С а ш а. Просто дай, и всё.

М а ш а. Ну ладно…

Маша роется в сумочке, протягивает Саше свой телефон. Саша изучает его.

С а ш а. Так, вот… Набранные номера, последние звонки. Женя, да?

А, вот… Муж.

Нажимает на кнопку вызова.

М а ш а. Ты с ума сошел? Немедленно… Так, отдай мне телефон! Эй! Ты сумасшедший… Не надо моему мужу звонить!

Саша запрыгивает на сцену, уходит в сторону. Маше на каблуках сложно повторить этот трюк.

М а ш а. Не надо, ну пожалуйста… Что ты придумал?

С а ш а. Алло? Евгений? Вас беспокоит старший лейтенант полиции Александр Находчивый. Нет, ничего страшного, не переживайте. Тут у нас небольшой инцидент случился, задержали молодого человека с краденым телефоном. Прямо посреди улицы у девушки из сумочки вытащил, бежать собирался. Еле догнали. И как назло — в момент кражи мимо только ваша жена, гражданка Мария, проходила. Женя, мы вас очень просим, это вопрос часа, не более. Она нам нужна как свидетель. Она попросила вам позвонить, сама она пока показания дает в машине. Вы не переживайте, ничего страшного не случилось. Сейчас допросим ее и домой на машине доставим. Да нет, приезжать не нужно, ничего страшного не случилось. Спасибо вам, Евгений, за понимание. До свидания.

Саша сбрасывает звонок, протягивает телефон Маше.

С а ш а. Ну вот и всё, а ты боялась…

М а ш а. Ты сумасшедший, да? Ты зачем в мою жизнь лезешь? Ты себя кем возомнил? Я взрослая женщина, я сама могу принимать решения.

Да, я тут разревелась перед тобой, прости… Не надо было этого делать. Но всё, всё, я в порядке, у меня все хорошо!

С а ш а. Телефон возьми.

Маша забирает свой телефон у Саши. Возвращает ему его телефон.

М а ш а. Я теперь как буду мужу в глаза смотреть? Он будет расспрашивать — что, как, что за кража, как все было? А я что ему отвечать должна? Врать? Юлить? Лицемерить? Я ему как объясню, что ничего не было, что какой-то придурок взял мой телефон и решил его разыграть? Ты понимаешь, в какое ты меня положение поставил?

С а ш а. У тебя есть час.

М а ш а. У меня нет часа, я обещала мужу быть дома в десять.

С а ш а. Хорошо. Простите меня. Это была плохая идея. Не знаю, зачем я это сделал. Просто вы мне понравились.

М а ш а. За комплимент спасибо.

С а ш а. Это не комплимент, вы мне понравились, и всё.

М а ш а. Я редко кому нравлюсь…

У Маши звонит телефон.

М а ш а. Алло! Мамочка, нет. Мамочка, я тебя прошу, потерпи до утра. Я зайду к тебе перед работой. Мама, не плачь. Ну не надо, у меня сердце разрывается. Посмотри телевизор. Почитай. Да! Я оставила тебе «Гарри Поттера» на диване. Там про волшебников, прочти, взбодрись! Мамочка, я не могу… Я прошу тебя, не надо… Что? Мама, нет… Не надо включать газ! Дура! Выключи немедленно! (Кричит.) Я тоже повешусь, если ты не прекратишь! Я тебе обещаю, что если ты с собой что-нибудь сделаешь, я себя убью на следующий день! Пусть нас хоронят в одной могиле! Ты меня слышишь? Мама, не плачь, я прошу… Всё, мама, у меня нет сил, делай с собой что хочешь. Мне плевать, да! Мне плевать, ты меня слышишь? Хоть пожар там устраивай.

Сбрасывает вызов.

М а ш а. Она включила газ. Нужно куда-то звонить? Или что?

С а ш а. Далеко до ее дома?

М а ш а. Пять минут.

С а ш а. За пять минут ничего не случится. Пошли.

М а ш а. Я только позвоню мужу.

С а ш а. По дороге позвонишь!

Саша с Машей уходят с площади.

2.

Лестничная площадка. Маша своими ключами открывает дверь. Темная маленькая квартира, здесь пахнет табаком и замоченным скисшим бельем. Повсюду: на шкафах, на полках и трюмо — разложены сухие ветки деревьев. Саша быстро проходит в кухню, выключает газ. Открывает форточки.

М а ш а (в комнате). Мама? Мама, ты здесь? Ты живая? Мамочка?

Из кладовки выходит маленькая сухая женщина — седая, коротко стриженная. Это мама Маши — Арина. Шаркающей походкой она идет к Маше.

А р и н а. Что, дочь моя? Пришла повидать мать в последний раз? Ожидала застать ее бездыханное тело? Обрадовалась? Уже заказала мне гроб?

М а ш а. Мама, перестань… У нас гости, видишь? Давай хотя бы не сейчас?

А р и н а. Какие еще гости?

В комнату заходит Саша.

С а ш а. Александр Бондарев к вашим услугам. Немного поэт, немного художник.

А р и н а. Вы художник?

С а ш а. Для художников я поэт, для поэтов художник.

А р и н а. Правда? Ой… А я актриса. Арина Аркадьевна Филимонова меня зовут. Можно просто Ариша Филипок. Это у меня прозвище такое в юности было. Антоша Чехонте — Ариша Филипок — есть что-то общее, правда? Я ведь всю жизнь, Саша, проработала в нашем Театре юного зрителя. Тридцать один год. Суки! Суки! Ненавижу! Этот мудак уволил меня за профнепригодность. Режиссер, мать его! Да я таких режиссеров в рот ебала! Я пьяная на сцену выходила — да! Но ты на себя, мудак, посмотри! Я, блядь, тридцать лет в вашем гребаном театре отработала, меня каждая крыса в этом городе знает! А ты тут кто такой? Из Москвы он, блядь, приехал, режиссер он, блядь! Я Катерину в «Грозе» играла, когда он на горшке срался, я Карлсона играла, Буратино, меня Папа Карло, блядь, строгал, когда тебя еще в планах не было! Я пятнадцать лет Чиполлино была, я, блядь, весь мировой репертуар переиграла. Профнепригодная я! Прошу любить, блядь, и жаловать! Здравствуйте, дети, я профнепригодная, вы посмотрите на меня! (Поет.) Первоклассник, первоклассник, у тебя сегодня праздник, он хороший и веселый, встреча первая со школой! Эх, яблочко, да не тарелочке, да надоела мне жена, пойду к девочке! Эх!

М а ш а. Мама, не надо. Пожалуйста, не начинай.

С а ш а. А по вам видно, что вы актриса. Если бы вы даже не сказали, я бы сразу понял.

А р и н а. Талант, блядь, не пропьешь. Вы, Саша, водку пьете?

С а ш а. А как же? Правда, временно в завязке. Пишу сейчас пьесу, а пока работаю — не пью, алкоголь расслабляет.

А р и н а. Вы драматург?

С а ш а. Да, я, пожалуй, немного драматург.

А р и н а. Да что вы говорите!

А вас где-то ставят?

С а ш а. Пока мое творчество наши театры еще не оценили.

А р и н а. Вот я и говорю — суки, мудачье позорное! Ставят чернуху, блядь, один мат на сцене — типа правду жизни показывают. А вы, Саша, о чем пишете?

С а ш а. О любви, о смерти, о страданиях человека. Но больше, конечно, о любви.

А р и н а. Да? А я всю жизнь говорила режиссерам — надо ставить

о любви, господа. О любви. Не о хуете всякой, а о любви!

С а ш а. У меня главная героиня как раз примерно такие слова в пьесе и говорит. Только более высоким слогом.

А р и н а. А что за героиня?

С а ш а. Женщина лет пятидесяти, тонкая, прекрасная, такой, знаете, зрелый цветок. Ее бросил муж, она гениальная поэтесса, но никто этого не замечает. Это пьеса о том, как порой легко загубить талант, как грубый и бестактный мир убивает хрупкое существо…

А р и н а. Сашенька, это про меня. Это все я. Меня тоже бросил муж.

Я стихи писала раньше. Вы посмотрите, это же моя фактура. А там большая роль?

С а ш а. Это монолог.

А р и н а. Сашенька, дружочек, вам срочно, срочно с вашей замечательной пьесой надо идти в Драматический театр, я вам дам телефон одного режиссера, он пьющий, мы его уговорим! Это срочно, это надо ставить. Вы должны сказать, что у вас уже есть актриса. Сашенька, дружочек, это просто судьба…

С а ш а. Вы знаете, я решил пока не отдавать свою пьесу в театр. Я хочу сам ее поставить.

А р и н а. Сашенька, у вас получится, я верю. А площадка есть?

С а ш а. Я договорюсь в университете, мне дадут сцену…

А р и н а. А артистка? Вы уже кого-то держите на примете?

С а ш а. Пока нет. Все еще в планах.

А р и н а. Саша, а вы не думайте, что если меня уволили, я все пропила. Я форму, Саша, держу. Вы вот видите — у меня ветки по квартире разложены? Это, Саша, лес. Я «Сон в летнюю ночь» репетирую, Титанию — царицу фей и эльфов.

М а ш а. Ты только Офелию, мама, репетировать не начни, а то весь дом затопишь.

А р и н а. Молчи, неблагодарная.

Я с драматургом разговариваю. Так когда вы планируете приступить к репетициям?

С а ш а. Как только найду подходящую артистку…

А р и н а. Ну вы ее нашли… Если, конечно, вы считаете, что я смогу. Знаете что? А давайте я вам сейчас почитаю, и вы сразу поймете, подхожу я вам или нет. Что прочесть? Могу из Шекспира. Или жахнем по басне? Или стихи — Ахматова, Цв етаева, Ахмадулина, на ваш выбор. (Подвывая.) Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым!..

М а ш а. Мама, прекрати! Прекрати, хватит! Невозможно слушать! Саша, заканчивайте этот балаган, это подло, вы слышите, это подло, это за гранью вообще! Она больной человек! Вам нравится играть в догонялки с безногими?

А р и н а. Что? Что подло? Зачем ты вклиниваешься в разговор? Ты всегда все портишь! Ты — крест мой, ты поняла, я тебя двадцать девять лет тащу! Крест, а крест, заткнись, дай я режиссеру покажу, на что способна. Он, может, еще Товстоногова с Эфросом

переплюнет и меня с собой в Голливуд увезет, не дай мне мой шанс просрать.

М а ш а. Саша, можно тебя на минуту?

С а ш а. Конечно.

М а ш а. Мама, мы на секунду, ты пока порепетируй.

Маша с Сашей выходят на кухню.

М а ш а. Ну ты и подонок!

С а ш а. Почему?

М а ш а. Что ты тут устроил? Ты хоть понимаешь, что ты ей сейчас по больному режешь? Что ты сейчас из живого человека кусок мяса вырываешь? А я тебе доверилась…

С а ш а. Ты видела, как у нее глаза загорелись?

М а ш а. И что? Ты сейчас уйдешь, она будет ждать, а потом не дождется и точно с собой что-нибудь сделает. Это она с виду такая. А загляни ей в душу — там живого места нет, там одни раны и из них кровь так капает, капает… Каждый день, каждую секунду.

И обида ее съедает — на мать, на мужа, на театр.

С а ш а. А если я правда для нее пьесу напишу?

М а ш а. Ты что, умеешь пьесы писать?

С а ш а. Вместе напишем. Чё там сложного? А насчет сцены я серьезно, я в универе могу договориться, меня замдекана любит.

М а ш а. Я на работу каждый день хожу, мне писать некогда.

С а ш а. А в выходные?

М а ш а. Как на это муж посмотрит?

С а ш а. Он ревнивый?

М а ш а. Нет. Но я сама так не могу. Я провожу время с молодым человеком, а муж в это время меня дома ждет? Это как?

С а ш а. Ладно, я сам пьесу для нее напишу. Как она хочет — о любви. Пусть она репетирует. Потом развесим афиши, позовем друзей… У меня журналистка знакомая есть, ее тоже позовем. Напишет про твою маму в газету.

М а ш а. Ты правда это сделаешь?

С а ш а. Почему бы нет?

М а ш а. А зачем тебе все это?

С а ш а. А я давно хотел написать что-нибудь о любви. Почему бы этому «что-нибудь» не обрести форму пьесы? Времени у меня навалом, компьютер есть, одиночества предостаточно и страданий хватает. Сублимирую их в гениальное и вечное.

М а ш а. Ты очень необычный человек. Но спасибо тебе. Если это правда, спасибо. Я буду помогать. Запиши мой телефон, пожалуйста. И мамин тоже.

На кухню заходит Арина.

А р и н а. Я готова читать!

С а ш а. Арина Аркадьевна, я сейчас пойду, мне еще Машу проводить нужно. Я к вам завтра приду с камерой, давайте? Заодно и видеоматериал за-пишем.

А р и н а. С камерой? А это для чего? Вы собираетесь кино снимать?

С а ш а. Для архивов. Вдруг мы прославимся на весь мир и про нас начнут снимать документальные фильмы? Найдут архивы, обрадуются, подерутся за права, всё, как у нормальных великих.

А р и н а. Хорошо. Как скажете, Сашенька. Как скажете. Я буду в черном, черное подчеркнет хрупкость и взгляд.

С а ш а. Да. Обязательно в черном. Моя героиня тоже всегда в черном.

А р и н а. Сашенька, мне ведь вас Бог послал. Я чувствую. Ко мне неделю назад ангел во сне приходил, на кровать ко мне сел, крылом меня обмахнул сказал: «Не бухай, дура, жди, скоро все изменится». И вы пришли.

С а ш а. А вы знаете, я вас помню. Я маленьким был, меня мама в ТЮЗ водила… На Карлсона.

А р и н а. Моя любимая роль. Как я там сальто делала, помните? А вот это? (Поет.)

Пусть все кругом

Горит огнем,

А мы с тобой споем:

Ути, боссе, буссе, бассе,

Биссе, и отдохнем.

Пусть тыщу булочек несут

На день рожденья к нам.

А мы с тобой устроим тут

Ути, боссе, буссе, капут,

Биссе и тарарам.

М а ш а. Мама, ладно, нам пора идти. Ты только не пей сегодня больше, хорошо?

А р и н а. Не буду, доча. Саша, а вы мне завтра мою пьесу принесете?

С а ш а. Не завтра, но на следующей неделе точно.

А р и н а. А завтра с камерой, да? Мне вас Бог послал. Мне вас Бог по-

слал, это абсолютно точно. Я губы красным подведу, а глаза — черным, как уголь, как ночь…

М а ш а. Обязательно, мама. Ты ведь такая красавица, когда следишь за собой. Ну всё, мы пошли.

А р и н а. Валите кулем!

Маша собралась уходить, но в последний момент подошла к матери, обняла ее.

М а ш а. Я тебя очень люблю, мамочка. Будь молодцом, пожалуйста.

А р и н а. И я тебя, доча, люблю. Крестик мой на шее родненький, я из-за тебя Джульетту не сыграла, Костромской, суке, роль отдали…

М а ш а. Ну что ты, мамочка. Зато ты у меня талантливая, красавица вон какая…

А р и н а. Давай, доча, чеши. Я себя хорошо вести буду. Сейчас читать сяду, потом стихи повторю и спать. Сашенька, я вас завтра в любое время жду…

Саша целует руку Арине.

С а ш а. Оревуар, леди!

Саша с Машей выходят из квартиры.

М а ш а. А ты правда за неделю сможешь пьесу написать?

С а ш а. Я не знаю. Но я попробую. Идеи кое-какие есть…

М а ш а. Спасибо тебе. Спасибо, что ты появился. Она как будто другая стала. Совсем другая. Раз, и всё — и переключилась. Я ее такой тыщу лет не видела. А если ты насчет нее волнуешься, она хорошая актриса, ты не переживай. Я в детстве так любила на нее в театре смотреть. Сижу в зале и вздохнуть боюсь — такая она красивая. Кажется, всю жизнь бы только на нее одну смотрела. Так сердилась, когда она со сцены уходила. А на поклоне она мне всегда подмигивала. У нас такой с ней уговор был — она со сцены только для меня подмигивает, только если я в зале. И никто, кроме нас, об этом не знал. Ты даже не представляешь, что такое — восхищаться по-настоящему. Я это с мамой пережила. Обнимаю ее — и страшно, и не верится, что она рядом…

С а ш а. А я правда на «Карлсона» в детстве ходил.

М а ш а. А я раз сто.

С а ш а. Значит, мы маленькие уже встречались?

М а ш а. Наверняка. Странно, что я тебя тогда не заметила.

С а ш а. И я тебя. Ты, наверное, была такая высокая тощая девочка с большими глазами и косичками?

М а ш а. Почти угадал. Только коротко стриженная. Маме с косами возиться было некогда. А ты был таким белобрысым, любопытным пацаненком, всюду лез, носился и везде совал свой нос?

С а ш а. Почему? Я в детстве спокойным был. Воспитанным. Никуда не лез, ходил степенно, размышлял о тайнах бытия.

Маша тихо засмеялась.

С а ш а. Пойдем? Я тебя провожу.

М а ш а. Да нет, меня не надо провожать, я могу сама…

С а ш а. Опять — что скажет муж? Ничего не скажет. Он не узнает.

М а ш а. Как это не узнает? Я сама ему расскажу. У нас друг от друга нет секретов.

С а ш а. Хорошо. Где ты живешь?

М а ш а. Рядом с медгородком.

С а ш а. О! Мне тоже в ту сторону. Пошли?

М а ш а (улыбается). Пошли. Ты телефон мой и мамин не забудь записать…

С а ш а. Диктуй.

Маша с Сашей спускаются по лестнице вниз.

3.

Из дневника Саши

Утром позвонила Майка, немножко сонная и какая-то томная. Сказала, что чуть не проспала последний экзамен по черчению. Сказала: давай встретимся? Конечно, давай, я знаю,

я все знаю, но я буду улыбаться. Я тебе все прощаю, дура, только приходи скорее. Чтобы я в очередной раз убедился, что ты есть, что ты не сон, не выдумка, а живая, наивная, вкусно пахнущая. Чтобы посмотреть на твои веснушки, и дотронуться пальцем до кукольного носа, нажать, как на кнопку звонка, и смотреть потом, как ты надуваешь губы — потому что ты уже не маленькая и с тобой так нельзя, как тебе кажется. Хотя сегодня я тебя тоже задену. Не больно, совсем чуть-чуть. Просто намекну, не больше… Что у меня тоже не все так просто в личной жизни, как тебе кажется. Что у меня тоже есть маленькие ночные тайны и секреты. Не такие паршивые, как у тебя. Совсем в другую сторону. Но все-таки секреты. И я тебе про них не скажу. До тех пор, пока не увижу, что ты поняла: кроме меня, у тебя никого в жизни нет и быть не может. Я надеваю новенькую рубашку — тетя привезла из Германии. Мама отгладила, с иголочки. Я иду к тебе. Ты заметишь мою новую рубашку, Майка? Только заметь, ладно? Заметь, пожалуйста.

А хочешь, я накоплю денег и подарю тебе платьишко? Короткое, в одуванчиках, помнишь, мы видели с тобой в витрине? Чтобы ты стала девочкой-феей. Ты и есть девочка-фея, от тебя пахнет малиной. Ты говоришь, это шампунь, но это малина — мне виднее.

Сцена на площади. Саша и Майя.

М а й я. Ты только не обижайся на меня, Сашка. Просто… Ну, наши отношения себя уже изжили. Детские влюбленности проходят… Но я тебе всегда друг, если что.

С а ш а. Майка, если ты сейчас уйдешь, я спрыгну с крыши. Я тебе обещаю, так и будет.

М а й я. Саш… Ну не выдумывай. Ты говоришь, что ты меня любишь. Любишь?

С а ш а. Зачем ты спрашиваешь?

М а й я. Нет, ты ответь. Ты меня любишь или весь год просто так со мной гулял?

С а ш а. Люблю. Конечно, люблю.

М а й я. Вот. А теперь послушай, Саш. Любовь — она в прощении. Настоящая любовь не знает эгоизма. Если ты меня любишь, ты меня должен простить и понять. И быть счастлив от того, что я счастлива. Иначе это не любовь.

С а ш а. Майка, я буду счастлив… Только не уходи. Пожалуйста. Я прошу тебя. Давай, я на колени встану?

М а й я. Нет! Если встанешь, я уйду, не смей!

С а ш а. Майя, пошли к моему папе, я у него прямо сейчас денег попрошу, я его уговорю — купим путевку, поедем в Таиланд или куда хочешь? Хоть куда… Маечка, пожалуйста…

М а й я. Нет, глупенький. Ну чего ты? Я с ним хочу. С ним, понимаешь? Мне с ним по фиг куда. Ты хороший, ты славный, но я с ним хочу. Ты почему не понимаешь? Ты же меня любишь? А если любишь, почему понять не можешь?

С а ш а. Я понимаю… У него чё, хрен толще? Он лучше? Он что, умнее? Тебе с ним интереснее, чем со мной?

М а й я. Хватит, Саш. Ну хватит уже, а? Ты хороший, ты умный, талантливый, с тобой интересно. Но я хочу с ним. Я так хочу.

С а ш а. Майка, нет… Майка, я не верю. Я повешусь. Пока ты будешь в Таиланде, я повешусь. Ты когда вернешься, меня уже не застанешь. Я повешусь, Майка. Я просто не смогу пережить.

М а й я. Сможешь, Саш… А шантажировать меня — это не честно. Будь мужчиной.

С а ш а. Майка, нет… Всё, хватит, давай — забыли? Я ничего не слышал. Ты никуда не едешь. Мы сейчас идем и подаем документы в загс. Поняла?

М а й я. Дурак, что ли? Ну какой загс? Я хочу быть с другим, какой загс?

С а ш а. Нет, это исключено, Майка. Я тебя никуда не отпускаю.

М а й я. Это что еще за приказы?

С а ш а. Я тебя не отпускаю — серьезно.

М а й я. Не отпускай. Я все равно поеду.

С а ш а. Нет, я сказал.

М а й я. Всё, пока…

Майя собирается уйти. Саша хватает ее за плечи. Майя вырывается, бьется в Сашиных руках.

М а й я. Ай! Пусти. Сашка, мне больно! Урод, пусти меня! (Кричит.) Ааааа! Я кому сказала, мне больно! Ты, блядь, дебил? Отпусти меня!

С а ш а. Я тебя отпущу, но ты никуда не поедешь.

М а й я. Не поеду, отпусти! У меня там синяки уже!

Саша отпускает Майю.

С а ш а. Прости…

Майя бежит по площади.

М а й я (кричит). В жопу засунь свое «прости»! Дебил, блин!

С а ш а (кричит). Предательница! Предательница! Посмотрите на нее — она предательница!

Саша остался стоять возле сцены — с каменным лицом. Но вдруг разрыдался. Поднял ворот рубашки. Быстрыми шагами пошел прочь.

Из дневника Саши

Пока я шел на встречу с Майкой, я придумал, как это сделать. Я хотел ей сказать: «Мы с одной моей хорошей приятельницей недавно гуляли по городу…» Чтобы она спросила: с какой приятельницей? А я бы промолчал. Но ничего этого я ей не сказал. Потому что она заговорила первая. Всё, как в плохом кино: нам надо расстаться. Этот хмырь увозит ее с собой в отпуск в Таиланд, а дальше они едут догуливать его отпускные к нему на дачу в деревню. И еще Майка как-то косвенно поняла, что он собирается разводиться с женой. Дура! Ничего он не собирается! Он хмырь, он подонок, мудак! Предательница, ненавижу тебя, ненавижу! Но я, конечно, ничего этого ей не сказал. Просто молча развернулся и ушел.

4.

Из дневника Саши

Через десять лет, Майка, я буду директором огромной фирмы. Да, огромной такой компании с оборотом в несколько миллионов евро в год.

У меня все будет хорошо — красавица жена, двое детей, постоянные поездки за границу. Жена будет одета как картинка, я ей на Новый год подарю дом в Ницце. У нее будут брать интервью всякие модные женские журналы — мол, как вам удалось так удачно выйти замуж? И она будет рассказывать, как поверила в меня, когда я был еще отчисленным студентом Архитектурного университета. Как мы жили в бедности, как она внушала мне, что у меня все получится. Как я организовал свою маленькую фирму. Как она разбогатела и стала одной из самых успешных в России.

У меня будет белый кабинет с белым кожаным креслом. И однажды какой-то поздней осенью ты придешь ко мне, Майка, устраиваться на работу. Секретарша мне передаст по телефону — пришла какая-то женщина, она утверждает, что хорошо вас знает. Я распоряжусь — пустите. И ты зайдешь ко мне в кабинет, Маечка, такая постаревшая, в грязных сапогах, уставшая от жизни. И попросишься на работу. Потому что с последней тебя уволили по сокращению. А хмырь твой станет твоим мужем. Начнет пить. Его отовсюду выгонят. И ты одна будешь тащить на своих плечах его и, может, даже ребенка. И будешь тихо ненавидеть своего мужа. Разговор у нас с тобой будет сухой и короткий. Я тебя, конечно, Майка, возьму. Я не злопамятный. Каким-нибудь младшим сотрудником. Скажу еще, что благодарен тебе за то, что ты меня когда-то бросила. Если бы этого не произошло, я бы никогда не встретил свою любимую жену и у меня бы не было таких чудесных детей. Скажу, что отчасти всего этого я достиг благодаря твоему предательству. Да, еще во время разговора в кабинет забежит моя жена — молодая, подтянутая, в платье от Шанель. Спросить совета — в автосалоне приглянулась машина последней модели, покупать или не стоит?

Я ей отвечу: «Конечно, покупай, любимая, если тебе хочется». И протяну кредитку. Она чмокнет меня в щеку и убежит сияющая. А ты, Майка, попытаешься спрятать ноги в дешевых сапогах под стул и прикусишь губу. Потом ты будешь работать в моей фирме и глядеть на меня обожающими глазами. А однажды подкараулишь у фонтана, возле офиса, подойдешь и протянешь мне письмо. Там будет написано, что самую большую ошибку ты совершила, когда бросила меня. Предложишь начать все сначала.

Но будет поздно, Майка. Твое письмо у меня вызовет только смех. Даже не смех, а так, легкую ухмылку… Вот так-то, Маечка.

От этих размышлений мне даже полегчало… Хотя нет. Я до сих пор не верю. Майка, как ты могла? А песни эльфов у бетонной плиты? А наш поход в лес на две недели? А твои промокшие ноги, которые я целовал, чтобы согреть? Наш первый поцелуй у реки? Пьяные танцы индейцев в пустой аудитории, когда я тайно сделал дубликат ключей? А раскрашивание меня черной краской? Я твой Тибул, а ты моя Суок. Помнишь? Как я пытался покусать комаров за то, что они покусали тебя? Как ты покрасила мне волосы зеленкой, пока я спал? Что это было? Игра? Детская влюбленность?

Я не верю, что все так просто — было и прошло. Ты говорила, что любишь меня, а разве любовь может так просто исчезнуть, испариться? Разве любовь — это пар, дым, эфир? Нет, не может быть. Не бывает такого на свете.

Позже

Еще позвонила Маша. Отпросилась у мужа на два часа. Типа она ему все объяснила и он ее отпустил писать со мной пьесу. Блин, ну почему так не вовремя? А может, она и есть та жена, про которую я придумал?

Саша сидит на сцене на городской площади. К нему подходит Маша.

М а ш а. Привет. Я не опоздала?

С а ш а. Нет. Садись.

Маша неловко пытается подтянуться на руках, чтобы усесться на деревянном помосте. Саша спрыгивает со сцены, подсаживает Машу.

М а ш а. Спасибо.

Маша достает из сумки ноутбук. Включает его.

М а ш а. Я принесла компьютер, чтобы записывать. У тебя уже есть какие-то идеи?

С а ш а. Есть… Но надо обсуждать. Как мама?

М а ш а. Звонила раз сто. Волнуется, ждет тебя. Ты ведь придешь к ней сегодня, правда?

С а ш а. Я камеру дома забыл…

М а ш а. Это ничего. Можно снимать на телефон. Ей не важно как.

Ей важно, что на нее обратили внимание. Просто она всегда жила в окружении людей, ее любили, ею восхищались. А в последние годы вокруг нее, кроме меня, никого. Это для нее очень болезненно. Так ты придешь?

С а ш а. Я дом забыл…

М а ш а. Я тебя отведу. Ты не бойся маму. Она, может, бывает импульсивной, но она нормальная, она адекватная, если ты из-за этого переживаешь…

С а ш а. Да нет. Я…

М а ш а. Нет, если ты не хочешь, я не буду настаивать. Ты ни мне, ни маме ничего не должен. Ты не обязан.

С а ш а. А ты со мной пойдешь?

М а ш а. Ну конечно. Если тебе так будет легче — конечно. И, кстати, ты не думай, что я все это ради мамы затеяла, я правда думаю, что у тебя все получится. Я сегодня весь день нашу встречу вспоминала. Ты очень необычный человек. Я думаю, таким, как ты, везде дороги откроются. И в кино, и в театре, и в бизнесе. Я не подлизываюсь… Я сегодня размышляла и поняла, что, даже если бы ты не стал писать пьесу для мамы, я бы все равно про тебя так думала. По тебе как-то сразу видно, что ты не такой, как все.

С а ш а. Я подумал, что в пьесе героиня, про которую я тогда говорил, должна сначала рассказывать про мужа…

М а ш а. Я согласна. (Печатает на компьютере.) Героиня рассказывает про мужа. Хорошо, что она говорит? Давай придумаем первую фразу.

С а ш а. Не знаю… Может быть, так: меня бросил муж, потому что он оказался козлом.

М а ш а. Ну… Может. Как-то слишком… Распространенная фраза какая-то. Может быть, он ее не бросил? Она с ним живет, но у них не совсем все хорошо?

С а ш а. Почему? Потому что он пьет? Или гуляет? Потому что он ее когда-то предал? Может быть, он такой урод, мудак последний, но она с ним вынуждена жить?

М а ш а. Нет, почему сразу урод? Мне кажется, он порядочный, достойный человек. Может, просто между ними нет любви? Он ее любит, а она ему благодарна за его любовь и старается быть с ним ласковой, обходительной. Уважает его. Но не любит.

С а ш а. Тогда неинтересно. Нет противостояния добра и зла.

М а ш а. Да? Ну, может быть. Тебе виднее.

С а ш а. Давай так — я своего мужа никогда не любила. Он всегда был козлом, но порядочным.

М а ш а (печатает). Я своего мужа никогда не любила… Он всегда был козлом… Может быть, как-то помягче? Например, он был не тем, за кого бы я мечтала выйти замуж?

С а ш а. А за кого бы ты мечтала выйти замуж?

М а ш а. При чем здесь я?!

С а ш а. Ладно, ни при чем. Пиши — я своего мужа никогда не любила, жила с ним из уважения к его порядочности. Но пахло от него всегда козлом.

М а ш а. Да. Так лучше. (Печатает.) Пахло от него… Давай лучше не козлом, а плохим одеколоном? Она ему всегда на день рождения дарила хороший парфюм, но он им не пользовался — говорил, нужно беречь дорогие подарки. И брызгался какой-то гадостью из ларька. Говорил еще: какая мне разница, я все равно запахи не различаю. И она постепенно с этим смирилась. Сказала себе: зато у него много других достоинств. Он честный, верный, рассудительный. Не пьет, не курит, на работе его ценят.

С а ш а. А я люблю, когда пахнет малиной… То есть любил.

М а ш а. А мне нравится запах моря.

С а ш а. Ты, наверное, в прошлой жизни была русалкой…

М а ш а. Не знаю. Мне это как-то не приходило в голову.

С а ш а. Признавайся, ундина, сколько моряков ты утопила?

М а ш а. Пока ни одного. И тем самым спасла. Потому что со мной бы они намучились…

С а ш а. Почему?

М а ш а. Не знаю… Мне кажется,

я сложный человек. Со мной одни проблемы. Стараюсь быть проще, но ничего не получается. Меня даже на работе за глаза называют «со странностями», хотя ничего особенного я не делаю. Но людям-то виднее. Так что…

С а ш а. А твой муж? Он тоже так считает?

М а ш а. Нет. Муж у меня хороший. Он бы мне сразу сказал, если бы ему что-то во мне не нравилось. Слушай, мы с тобой совсем заговорились! Так, давай дальше… Про что еще должна вначале рассказать героиня? Может быть, про себя?

С а ш а. Нет, про нее мы должны узнать из контекста пьесы — как она говорит, про что думает. Чтобы все ее слова сложились в один образ.

М а ш а. Ну, может, тогда она скажет, что у нее никогда не было подруги? А ей бы очень хотелось иметь рядом близкого человека.

С а ш а. Тогда мы должны понять, почему у нее нет подруги.

М а ш а. Не знаю… Как-то, наверное, не сложилось просто…

С а ш а. Нет. В пьесе так не может быть. Мы все должны объяснить. Почему не сложилось?

М а ш а. Ну… Может быть, ей просто было некогда? Может, она росла среди взрослых, в каком-то замкнутом пространстве? А потом у нее начались какие-нибудь проблемы, например, с родителями? И она не могла никуда выходить из дому. Потом вышла замуж и появилось много новых обязанностей, и опять некогда…

С а ш а. Ты сейчас про кого рассказываешь?

Пауза.

М а ш а. Ни про кого… Нет, ты прав, это не годится. Это плохой сюжет.

С а ш а. Давай определимся, кто она по профессии.

М а ш а. Ты же говорил — поэтесса.

С а ш а. Поэтесса не профессия.

М а ш а. Токарь на заводе?

С а ш а. Почему сразу токарь?

М а ш а. Ну как? Тогда появляется тема маленького человека.

С а ш а. А-а-а. Ну можно. Гениальная токарь-поэтесса… Слушай! Давай знаешь как? Пусть она сначала выйдет и прочитает свое стихотворение! Чтобы сразу все поняли, что она поэтесса. А про то, что она токарь, она потом сама скажет.

М а ш а. Давай. А какое стихотворение?

С а ш а. Не знаю. Ахматовой, например.

М а ш а. Нет, нужно, чтобы она свое стихотворение прочитала. У тебя же есть какие-нибудь стихи?

С а ш а. Есть. Но они не подходят.

М а ш а. Почему?

С а ш а. Ну просто не подходят.

М а ш а. Прочитай что-нибудь.

С а ш а. Я не знаю что… Что? Вот, например, последнее:

Ты путалась рядом,

И я тебе верил,

Казалась мне кладом,

А стала потерей,

Наядой лесною,

Озоном, эфиром,

Ты правила мной,

Будто правила миром.

Я тоже почти

Стал водой, слился с пылью.

И ливнем ночным

Над городом выльюсь.

Я легче пера,

Я убит, я потерян,

Ведь ты мне врала,

А я тебе верил.

М а ш а. Здорово. Правда, очень хорошо. Я ведь журфак заканчивала, у нас многие стихи писали. Но это даже близко не стояло. Правда. Мне очень понравилось… Давай она это стихотворение прочтет?

С а ш а. Не получится. Она-то — женщина, а стихи от мужского лица написаны.

М а ш а. Ну и что? Великие художники могут прочувствовать как мужскую, так и женскую душу.

С а ш а. Ты считаешь? Ну ладно, давай…

М а ш а (передает Саше компьютер). Печатай. Вот здесь, в начале.

То есть она сначала прочтет стихотворение, а потом уже начнет рассказывать про мужа…

Саша печатает.

М а ш а. Нет, зря я немного сомневалась в тебе. У тебя получится, это даже без сомнений. Если тебе в университете не дадут площадку, я сама для вас с мамой зал сниму.

Пауза.

С а ш а. Напечатал.

М а ш а. Ничего ты быстрый! Тебе секретаршей надо работать!

С а ш а (изображая гламурную дурочку). Мой рекорд — две тысячи знаков в минуту! Вот этими ногтями! Да, получается! Не важно, что фигня, я вам про свои достижения рассказываю, не перебивайте!

Маша смеется. Складывает компьютер в сумку.

М а ш а. Пойдем? У меня не так много времени осталось, да и мама нервничает.

С а ш а. А я тебя потом провожу?

М а ш а. Ты ведь живешь рядом с медгородком?

С а ш а. Ну практически…

Саша спрыгивает со сцены, затем помогает Маше спуститься вниз.

М а ш а. У тебя духи хорошие…

С а ш а. А то! Папины.

М а ш а. Они тебе идут.

Саша с Машей уходят с площади.

5.

Из дневника Саши

Потом мы пошли к Машиной маме. Она принарядилась для камеры. Вышла в какой-то черной хламиде и трезвая, глаза, как у панды, нарисовала. Потом читала стихи. Сначала вроде интересно было, а потом я уже устал, но она все читала. Потом Маша заторопилась домой, и я вместе с ней. А мое стихотворение Арине Аркадьевне сразу понравилось. Она его с первого раза наизусть запомнила. И когда мы уже уходили, все цитировала, не могла остановиться. Вот что значит профессиональная память! А может, я и вправду хороший поэт? Может, права Маша — я талантливый и у меня все получится? И не все еще потеряно? Может, просто стоит взяться за ум, восстановиться в универе, снова начать рисовать? У меня ведь раньше графика неплохо выходила. Мне ведь не сорок и не шестьдесят, а всего двадцать четыре.

А пьесу я напишу. Мы с Машей напишем. У нее так-то голова хорошо соображает. Мы, когда я ее провожал, еще про пьесу поговорили немного.

И Маша много дельных предложений высказала. Хотя я, конечно, больше идей придумал…

Мама опять мне читала нотации по поводу моей непутевости. Папа услышал и сказал: «Не лезь к пацану. Пусть сам со своей жизнью разбирается». И ушел в кабинет. Блин, а мне даже слова не сказал.

А у этой пусть вся жопа в Таиланде сгорит. И у хахаля ее тоже. Только не снись мне, Майка, пожалуйста. Если ты мне приснишься, я тебя прямо там, во сне, прибью.

Семь дней спустя

Ну вот, пьесу мы за неделю написали. Получилось немного сбивчиво, но для первого раза сойдет. Я еще подумал, что надо ее будет на какой-нибудь конкурс отправить. Существуют же, наверное, конкурсы пьес? Потом погуглил в Инете — оказывается, этих конкурсов как грибов. И большие, и маленькие. Такое ощущение, что пол-России пишет пьесы. Почитал еще про победителей, ну и вообще про современных драматургов. В принципе, там очень много таких лиц — как сказать, неинтеллигентных, что ли… Мало кто выглядит как настоящий художник. Так что, думаю, мы с Машей среди них очень достойно будем смотреться. Хотя Маша от авторства отказалась. Сказала, что это ведь я все придумал. Я сначала протестовал, а потом подумал: действительно, там же очень много моих идей. А Маша только направляла… Завтра у нас первая репетиция с Ариной Аркадьевной. А потом я опять пойду провожать Машу.

Саша и Маша идут по городу.

М а ш а. У нее ведь очень хорошо получается, правда? Особенно про мужа…

С а ш а. Только зря она в этом месте там плачет. Пусть она в конце заплачет — так будет убедительней. В нормальных спектаклях актрисы всегда в конце ревут.

М а ш а. Ты ей об этом скажи. Ты ведь режиссер. Она тебя послушает. Ее, вообще-то, режиссеры всегда хвалили в молодости. Она и призы разные получала. И влюблялись в нее.

С а ш а. Ну ничего… Будут у нее еще призы. Я ведь, знаешь, я, правда, думаю, что мне нужно начать каким-нибудь творчеством всерьез заниматься.

М а ш а. Конечно! Я даже не думаю, я в этом абсолютно уверена. Если ты будешь работать, у тебя не просто все получится, у тебя — ого-го-го как получится! Ты разве в этом сомневаешься? Я вот ни секунды.

С а ш а. Хорошо бы роман написать… В принципе, наблюдений-то много. Я вот дневник пишу. Когда про себя по правде пишешь, как-то все легко получается. А начинаешь придумывать — не то совсем. Воображения не хватает, что ли.

М а ш а. А ты и напиши по правде.

С а ш а. А про что? Про тебя можно?

М а ш а. Про меня? Ну знаешь… Я думаю, про меня тебе быстро надоест писать. Я неинтересный герой.

С а ш а. Почему это?

М а ш а. Ну… Я скучная. Ничего со мной особенного не происходит. Красоты во мне особенной никакой нет.

С а ш а. Ты очень красивая.

М а ш а. Спасибо, Саша. Я знаю, что я не уродина, но у меня кость широкая, ноги, как у слона, ступни огромные. Нос утиный. Мне мама это еще в детстве говорила. Что я не в нее пошла, а в отца. Хоть я его ни разу и не видела.

С а ш а. Глупости, нет у тебя никакого носа!

М а ш а. Да это ерунда. Я уже со своей внешностью смирилась. Муж говорит: зато у тебя глаза красивые.

С а ш а. Хоть в этом мы с твоим мужем сходимся.

М а ш а. Да. Муж у меня хороший. Очень хороший. В отличие от меня.

С а ш а. Да, давай еще расскажи, какая ты плохая!

М а ш а. Нет, Саш, я правда плохая.

С а ш а. Ты убила человека? И закопала его в лесу?

М а ш а. Да ну тебя! Хотя можно, наверное, и так сказать. Я маму бросила.

С а ш а. Это почему еще? Ты ведь каждый день к ней приходишь.

М а ш а. Если бы я не вышла замуж, может быть, она бы не чувствовала себя такой одинокой. А я от нее просто сбежала. Мне было двадцать лет. Хотелось какой-то жизни, нормальной, обычной. Как у людей. А от мамы как раз ушел муж, мой отчим. Он не пил, пытался ее вылечить, уговаривал, а потом сказал, что все бесполезно. Собрал вещи и ушел. Он очень хороший человек, спокойный, простой. До сих пор в театре осветителем работает. Но он не выдержал, я его понимаю. А маму тогда понесло. У нас в доме каждый день кутили. Даже незнакомые приходили — маме все равно было. Я тогда замуж и выскочила. На четвертом курсе подрабатывала в одной фирме, тексты редактировала. А Женя системным администратором. Ходил вокруг меня, присматривался. Два раза мы с ним в кафе сходили. А потом он как-то вдруг совсем спонтанно сделал предложение. Жене тогда было тридцать лет, он считал, что ему пришло время жениться. Я подумала и сразу же согласилась. А потом маму из театра выгнали… И понеслось еще больше. Пока не осталась совсем одна. Надо было к ней вернуться. Но у меня ведь и перед Женей теперь была ответственность. А может быть, я просто не хотела возвращаться обратно? Вот что меня мучает.

С а ш а. Какая ты наивная, Маш. Ответственность. Мучает… А ты хоть раз пробовала послать их всех? Ты хоть раз пробовала пожить для себя?

М а ш а. Я так не могу.

С а ш а. Хорошо. Расскажи мне о самом глупом поступке, который ты совершала в жизни.

М а ш а. Не знаю… Вот с мамой, наверное…

С а ш а. Нет, с мамой ты поступила несправедливо, как ты сама себе придумала. Расскажи мне о своем самом безумном поступке.

Пауза.

М а ш а. Не знаю. Не могу вспомнить. Мне кажется, не было таких.

Я всегда старалась думать, прежде чем что-то делать.

С а ш а. Хочешь, я тебе покажу свою тайну?

М а ш а. Ну?

С а ш а. Только это не здесь.

М а ш а. А где?

С а ш а. Туда нужно идти.

М а ш а. Долго?

С а ш а. Где-то полчаса.

М а ш а. Я не могу столько… Прости, Саш, но Женя будет волноваться за меня. Давай я с ним поговорю, и завтра мы с тобой туда сходим?

С а ш а. Нет. Идти нужно сейчас. Только сейчас. Больше никогда. Подумай, ты в жизни не совершила ни одного безумного поступка! Это же катастрофа! Пора начинать их совершать.

М а ш а. Но я правда…

С а ш а. Ладно, если ты не хочешь, я тебя не уговорю. А я хотел доверить тебе свою тайну.

М а ш а. Подожди. Я согласна. Ты прав. Один маленький безумный поступок в жизни должен быть. Пошли.

С а ш а. Только еще одно условие. Ты пойдешь с закрытыми глазами.

М а ш а. Это еще зачем?

С а ш а. Не спрашивай. Просто закрой глаза и давай руку.

М а ш а. Хорошо. Не спрашиваю. Ты у нас безумец, а не я. Тебе виднее, как нужно совершать безумные поступки.

Маша протягивает Саше руку, закрывает глаза. Саша ведет Машу по вечернему городу.

6.

Саша привел Машу в рощу. Они поднялись на холм, с которого виден весь город. Как светлячок в густой траве.

С а ш а. Всё. Открывай.

Маша открывает глаза.

С а ш а. Правда красиво? Это еще не тайна. Тайна рядом. Пошли…

Саша с Машей поднимаются по тропинке. Доходят до большой бетонной плиты, лежащей на земле. Саша ложится рядом с плитой.

С а ш а. А теперь ложись и слушай.

Маша ложится рядом с Сашей.

С а ш а. Слышишь?

М а ш а. Ну да. Там, внизу, вода течет.

С а ш а. Нет. Прислушайся как следует. Слышишь?

Маша прислушивается.

М а ш а. А что я должна услышать?

С а ш а. Если хорошенько вслушаться, можно услышать, как поют эльфы. Там, на глубине, в своем подземном городе. Раньше они жили здесь, а потом им пришлось уйти от людей под землю. А вход они закрыли вот этой плитой. Слушай, не шевелись.

Саша с Машей прислушиваются.

М а ш а. Слышу! Я слышу! Они правда поют!

С а ш а. Слышишь, да?

М а ш а. Да! Они поют! Такими высокими голосами! Я слышу! Правда! Я их слышу!

С а ш а. Они почувствовали, что ты пришла. Они не для всех поют. Только для людей с чистыми сердцами.

М а ш а. Да. Да… Они поют. Это потрясающе… Они поют.

Маша с Сашей лежат на земле и слушают, как поют эльфы.

Саша притягивает к себе Машу и целует ее. Маша отвечает на поцелуй.

С а ш а (шепчет). Я хочу вот так лежать с тобой всю жизнь…

Маша и Саша целуются.

Но вдруг Маша отстраняется от Саши, резко встает.

М а ш а. Нет!

С а ш а. Что случилось?

М а ш а. Мне плохо.

С а ш а. Болит? Что? Где?

М а ш а. Нет. Все хорошо. Давай завтра встретимся? Мне нужно подумать.

С а ш а (поднимается с земли). Что такое? Давай я тебя хотя бы провожу?

М а ш а. Нет, Саша. Завтра увидимся. Не провожай меня, я поймаю такси. Я тебе завтра все объясню…

Маша убегает по тропинке вниз — в город, в свет.

7.

Из дневника Саши

Я получаю «Оскар» за лучший фильм, а следом Маша — за лучшую женскую роль в моем, естественно, фильме. А Майка сидит в вытянутой майке в ободранном кресле, смотрит нас по телевизору и плачет горькими слезами зависти… Нет, неинтересно. Ведь Майку-то я в этот момент не увижу. Значит, эффекта ноль.

Сегодня еще встречаться с Машей, она звонила. Интересно, что она скажет? Она реально хорошая, только достала уже своим самокопанием. Проще надо быть, правильно про нее на работе говорят. У нас же с ней просто игра. Как мне мама однажды сказала: «Ты, главное, сынок, пока не женишься, предохраняйся».

Площадь. Саша сидит на сцене на городской площади. К нему подходит Маша. Целует его.

М а ш а. Привет.

С а ш а (спрыгивая со сцены). Ну? Как вчера добралась?

М а ш а. Я ушла от мужа.

С а ш а. Чего?

М а ш а. Я ушла от мужа.

С а ш а. Почему?

М а ш а. Я ему честно вчера вечером во всем призналась.

С а ш а. В чем?

М а ш а. В том, что я полюбила другого человека. То есть тебя. Не могу же я его обманывать.

С а ш а. Ты серьезно?

М а ш а. Конечно. Я ведь тебя полюбила. А жить с мужем и любить тебя будет нечестно по отношению к нему. Да и я бы так не смогла. Я хочу целовать тебя, спать с тобой, разговаривать с тобой, родить от тебя ребенка, если ты, конечно, захочешь. А как бы я смогла это сделать, будучи замужем за Женей? Ты ведь сказал, что в жизни нужно совершить хотя бы один безумный поступок. Вот я и совершила… Завтра мы с Женей идем в загс подавать на развод. Хотя, может, это мой самый правильный и честный в жизни поступок.

С а ш а. И куда ты теперь?

Пауза.

М а ш а. Не знаю… Наверное, к маме. (Пауза.) Саш… Ты не думай, что если я влюбилась в тебя и ушла от мужа, ты мне чем-то обязан. Ты мне ничего не должен. Я просто рада, что ты есть. Что я могу тебе позвонить. Что от тебя так вкусно пахнет. Я тебе благодарна уже за то, что ты со мной разговариваешь. Что научил меня слушать эльфов…

С а ш а. Иди сюда, дурочка…

Саша притягивает к себе Машу, целует.

М а ш а. Я дурочка, да. Но я счастливая дурочка. Знаешь, я всегда откладывала немного с зарплаты. На черный день. С детства такой страх — что денег не будет. А тут подумала: сниму-ка я квартиру, такую маленькую, светлую, уютную. Сделаю там все по-своему. Может быть, даже уволюсь с работы. Все равно мне там каждый сантиметр надоел. На полгода жизни денег хватит. Если экономить, то хватит. А еще, Саш… Я тебя приглашаю к себе жить. Ты сможешь приходить, когда тебе захочется. У тебя будут свои ключи. В любое время дня и ночи. (Пауза.) Или можешь оставаться навсегда. Если, конечно, тебе этого захочется…

С а ш а. Да я, в принципе, не против…

Пауза.

М а ш а. Представляешь, мне впервые в жизни захотелось шампанского. Пойдем купим?

С а ш а. Да я как-то… Мне, короче, неловко, но у меня денег нет, Маш.

М а ш а. У меня есть деньги, пошли!

С а ш а. Мне неудобно на твои деньги пить.

М а ш а. Господи, считай, что я тебе их одолжила. Появятся, отдашь!

С а ш а. Ладно, договорились. Пошли, я знаю, где самое лучшее шампанское в городе. Лапу давай.

Саша с Машей уходят с площади.

9

Квартира Арины Аркадьевны. Чистая, со свежевымытыми полами и окнами. Сухие ветки выброшены на помойку, на окнах колышутся занавески, в комнате стоит накрытый стол. Посреди стола ваза с розами. За столом сидят Арина Аркадьевна, Саша и Маша. Арина Аркадьевна покрасила волосы, подвела глаза, надела свое черное платье-хламиду.

А р и н а (поднимая бокал). Когда была премьера «Грозы», вся гримерка была в цветах. Некуда было ставить, а их всё приносили и приносили. Тогда я сказала режиссеру, он был молодой и влюблен в меня: «Когда я умру, на моей могиле будут лежать точно такие же цветы». А он меня перекрестил, поцеловал в лоб и сказал: «Ариша, не будет у тебя на могиле цветов никаких, потому что ты еще всех нас переживешь со своим характером». Выпьем же, дети, за характер и за то, чтобы все у нас в жизни переменилось к лучшему! И чтобы у вас в жизни было столько цветов, сколько было когда-то у меня!

Все чокаются, пьют.

М а ш а. Вкусное вино.

А р и н а. Хорошее. Только что ты еще в нем понимала бы!

С а ш а. Отец посоветовал.

А р и н а. Налетай, Саша, на закуску. А то мы с Машкой весь день трудились. Оцени наш подвиг.

М а ш а. Тебе что положить?

С а ш а (показывая на блюда). Вот этот салат и под шубой…

Маша накладывает Саше еду в тарелку.

М а ш а. А тебе, мамочка?

А р и н а. А вот этой хрени. Она

у меня, Саша, с детства хозяюшка. Мне по дому некогда, а она, гномик такой, шесть лет девочке, всю квартиру вычистит, ужин приготовит… А ведь всякое бывало, молодые были, наутро и свинарник могли после себя оставить. А вечером все чисто, Машка все вымоет-приберет. Святая у меня дочка-то, Саша. Нет уже нигде таких. Вымирающая формация. Редкий тип.

М а ш а. Ну, мам, ты чего? Нормальная я была. И шкодила, и не слушалась. Помнишь, гримом твоим раскрасилась?

А р и н а. Ничего не помню, некогда мне было запоминать. У меня, Саша, Машку маленькую в артистки просили, по сцене скакать. А я не пустила. И правильно, считаю, сделала. Уберегла девку от дурной судьбы.

М а ш а. Да я бы никогда актрисой не стала, у меня таланту никакого.

А р и н а. Это правда, артистка бы из тебя вышла говенная. Ну давайте по второй, что ли?

Саша разливает вино. Чокаются. Пьют.

А р и н а. За успех будущего предприятия! За наши с тобой репетиции, Сашка!

М а ш а. Я так рада, что все вместе. Как будто настоящая семья. Я теперь счастливая, мам. Саша рядом.

Пауза.

А р и н а. Бедная ты Машка моя! Всю жизнь я тебе искалечила.

М а ш а. Мам, ты чего? Ну перестань, а?

А р и н а. Нет, Маш. Я перед тобой в долгу, и долг мне этот не искупить

и не исправить! Я с этой виной всю жизнь прожила и с ней помру!

М а ш а. Мама, ты опять? Мамочка, давай не сейчас, все ведь хорошо, так замечательно сидим…

А р и н а. Бедная ты моя кровиночка. Машка, простишь ты меня или нет?

М а ш а. Я тебя прощаю, мам… Мне тебя не за что прощать.

А р и н а. Простишь или на хер мать пошлешь? А пошлешь — так и правильно сделаешь. Кто я теперь для тебя такая? Что я для тебя сделала? Да ни хера я не сделала! Ни хера! Всю жизнь в искусстве угробила, все похерено! Всё!

М а ш а. Мамочка, ты умница

у меня. Ты у меня талант. Не надо, пожалуйста…

А р и н а. Ты, Сашка, береги ее. У вас любовь — хули? Это я всю жизнь просрала, а ты ее береги. Она сокровище у меня, она у меня клад, золотая девочка. А мне уже помирать пора. По мне могила уже, Саша, плачет. Я ведь ничего для себя не прошу. Мне бы только на сцену в последний раз выйти. Последний разочек… И тут уже помирать.

М а ш а. Выйдешь, мам. На сто тысяч сцен еще выйдешь. А помирать не думай даже. Мы еще с тобой во Францию поедем. Мы еще мир с тобой поглядим! Ты ведь у меня одна мамочка на свете.

А р и н а. Поглядим, доча. Обязательно поглядим. Только на хер я тебе сдалась? У тебя вон Сашка теперь. На кой ляд тебе мать? Помру, и не заметишь. Вы там, я тут…

М а ш а. А мы двухкомнатную, мама, квартиру снимем. А твою однушку будем сдавать. Правда, Саш? Ты ведь не против?

С а ш а. Да так-то нет…

М а ш а. Вот. Все будет тип-топ, мам. У нас теперь новая жизнь начнется. Совсем другая.

Пауза.

А р и н а. А если правда, Машка? И перееду. И буду с вами жить. И внуков нянчить, как родятся. И спектакль Сашка поставит. Мне ведь много места не надо, уголочек маленький.

М а ш а. Ну вот, мамочка. Ну вот! А я о чем говорю? Переедешь. Мы все переедем.

А р и н а. Да Машка же ты у меня, Машка! Дылда ты моя…

Тянется к дочери, обнимает ее.

А р и н а. Я же тебе счастья желаю. Я же за тебя всех порву… Сашка, ты мою дочь береги. И ты, Маша, его береги. Он ведь гений у тебя! Помяни мои слова, гений! Какую пьесу написал! Я теперь только ей и живу. Там ведь все про меня. Нелюбимый муж — это наш ТЮЗ. Я его уважала, заботилась, обслуживала со всех сторон. Но не любила. Не любила! А хотелось мне большой любви. То есть большого искусства. Страстей! Высот! Я ведь в душе пантера! Я зверь! Мне нужен чистый воздух. Мне нужен полет!

М а ш а. Все получится, мам. Все получится. Ты кушай, пожалуйста.

С а ш а. Мне уже скоро идти нужно будет…

М а ш а. Ты не останешься? Оставайся. Пожалуйста… Я тебе на кухне раскладушку постелю, а сама с мамой лягу.

А р и н а. Время летит… Машка в дом мужика привела.

М а ш а. Мама, ну что ты? Он ведь на раскладушке, на кухне… Разве нельзя?

А р и н а. Да я радуюсь за тебя, дура. Мне твой Женя всегда поперек горла стоял. А тут Сашка — гений, режиссер… Будущее наше.

М а ш а. Ты ее не слушай, Саш. Она пьяная и говорит что думает. Ты оставайся. Мама сейчас гитару достанет, ты ведь еще не слышал, как она поет. Ты ему еще не пела, мам? Она поет — это разрыдаться. Особенно про цыган…

А р и н а. Памяти нет уже, доча… Но для Сашки спою. Для Сашки — святое.

С а ш а. А сколько времени?

М а ш а. Половина десятого.

С а ш а. Я не могу. Меня отец к десяти вызывает. На срочный разговор.

А мне еще идти далеко… Так что я сейчас пойду. А завтра утром сразу к тебе.

М а ш а. Посиди еще чуть-чуть. Вызовешь такси…

С а ш а. Да я…

М а ш а. Саш, можно тебя на минуту? Мам, мы сейчас…

А р и н а. Да идите уже целуйтесь!

Саша с Машей выходят на кухню. Маша достает из кармана платья конверт, протягивает Саше.

М а ш а. Это тебе.

С а ш а. Что это?

М а ш а. Это деньги, которые я сняла с карты.

С а ш а. Зачем?

М а ш а. Я хочу, чтобы они были у тебя. Я такая растеряха, Саш, просто ужас. Обязательно забуду где-нибудь или из кармана выпадут… Я хочу, чтобы ты сам снял нам квартиру. Если ты, конечно, этого хочешь. Чтобы ты сам решил, где нам жить. И еще — ты можешь распоряжаться ими, как тебе вздумается.

С а ш а. Ты с ума сошла? Забери немедленно! Это твои деньги!

М а ш а. Я хочу, чтобы они были нашими общими. Чтобы у нас теперь все было общее…

С а ш а. Маш… Не надо. Забери конверт. У нас и так все будет общее. Зачем мне твои деньги?

М а ш а. Это наши деньги. Я хочу, чтобы у нас был наш ребенок, наши деньги, наш дом…

С а ш а. Слушай, не беги вперед паровоза!

Пауза.

М а ш а. Прости… Я опять что-то не то сказала, да? Саш, ты говори, пожалуйста, если что-то не так.

С а ш а. Да все нормально…

М а ш а. Я знаю, что часто делаю не то…

С а ш а. Все нормально!

М а ш а. Да? Правда?

С а ш а. Да!

М а ш а. Ну ладно. Хорошо. Я, наверное, вина выпила много, вот и сказала не то…

С а ш а. Что не то??? Все нормально, Маш… Не парься, ладно?

М а ш а. Хорошо. Саш… Ты возьми конверт, ладно? Я просто так решила: я хочу тебе доверять. Это так важно — верить. Я Жене верила, но это было не важно. Важно было не врать. Потому что он муж и все такое. А с тобой мне важно, что ты главный. Ты ведешь. Я хочу за тобой идти. Как ты решишь, так и будет… В общем, я не знаю, как сказать. Я запуталась совсем, прости. Это вино, наверное… Просто… Я не знаю… Со мной такого никогда…

Маша вдруг плачет. Саша прижимает Машу к себе.

С а ш а. Машка, ну ты чего? Маш… Все нормально, глупая. Я с тобой. Я рядом. Завтра я приду, и мы пойдем слушать, как поют эльфы. Пообедаем шампанским и мороженым. Все хорошо, идиотка. Ты откуда взялась-то, инопланетянка, а?

М а ш а. Я не знаю… Я тебя люблю просто… Я хотела, чтобы все общее…

С а ш а. Ну и хорошо. И хорошо. Давай сюда конверт, если хочешь. (Забирает у Маши конверт, прячет в карман.) Я тебе завтра утром завтрак куплю. Что ты любишь?

М а ш а. Бананы.

С а ш а. Куплю бананов. Дурочка, не реви… А то я сам сейчас разревусь.

М а ш а (улыбается сквозь слезы). Не надо. Господи, Сашка, это все не со мной.

С а ш а. Так, быстро подставляй нос для целования! А то отец меня хватится, а меня нет. Знаешь, какой он у меня!

М а ш а. Знаю. Я его видела. Суровый и умный.

С а ш а. Умный — да. Но не суровый вовсе. Даже не строгий. Просто честный и справедливый.

М а ш а. Я знаю, да… Он у тебя очень… На тебя похож.

С а ш а. Это я на него похож, глупая. Пойдем, проводишь меня до подъезда…

Саша с Машей уходят с кухни.

Из дневника Саши

В тот вечер отец меня правда вызвал на разговор. Я пришел к нему в кабинет, он что-то печатал за компьютером. Принюхался, спросил: «Ты пьяный?», я ответил: «Нет», он кивнул — садись. Потом посмотрел на меня, как только он умеет. Достал из ящика мою зачетку и сказал: «В последний раз, Александр, я улаживаю твои проблемы. Вылетишь еще раз — пойдешь в армию. До сентября тебе нужно сдать все задолженности. И вообще, — и он ударил пальцем по столу на этом «вообще», — учись отвечать за свои поступки». И всё. Никаких нотаций, моралей. Только это «вообще», и официальное Александр вместо Саши. Мне хотелось кинуть в него его же пепельницей. Разнести все на фиг в его кабинете. Я не знаю почему. Он мне ничего не сделал, даже наоборот — уладил вопрос с универом… Но я не могу так. Почему? Что я сделал? Когда я был маленьким, он меня катал на лошади в деревне. Сидел у постели и читал мне сказки, когда я гриппом болел. Взял отпуск, когда у меня была ветрянка, играть со мной, чтобы мне не было скучно сидеть с бабушкой. А сколько мы переговорили от пяти до четырнадцати лет… А теперь что? Что??? Я вырос, из муси-пусиньки стал здоровым раздолбаем и неинтересен ему? Почему он перестал со мной разговаривать? Ему сложно оторвать задницу от компа, подойти ко мне и спросить, как у меня дела и о чем я думаю? Да пошел он на хер…

8.

Из дневника Саши

Я очень хочу быть с Машей. Она странная, но она другая. С ней можно море переплыть. И еще глаза… Я ни у кого таких глаз не видел. Дело не в цвете и не в размере, а просто в том, что она на тебя смотрит и понимает тебя… Я сейчас к ней пойду.

Позже

Я правда хотел пойти к Маше. Позвать ее гулять, купить шампанского, и мороженого, и бананов ее любимых… Правда хотел. Но… Но позвонила Майка. Сказала в трубку: «Пойдем гулять? Через полчаса на площади?» Я хотел ответить, что я занят, что я ужасно, невыносимо занят.

Но губы сами сложились в унизительное и радостное: «Хорошо».

Пришел. Волосы светлые, мягкие — выгорели на солнце. По спине золотистой полоской пушок. Как в прошлом году, после нашего двух-недельного похода. Маечка… Майка… Дура несчастная. Золотистая, солнечная дура…

Майка сказала, что с этим ее хмырем они поругались в Таиланде и ни на какую дачу она не едет. Несчастная, глупая Майка, ну а я что говорил?

Городская площадь. Где-то вдалеке рабочие разбирают сцену. Саша и Майя.

С а ш а. Сцену разбирают…

М а й я. Прикольно. Очнулись.

С а ш а. А я к ней уже как-то привык…

М а й я. Это было ужасно. Ежик, я соскучилась… (Обнимает Сашу.) А ты по мне скучал?

С а ш а. Конечно, скучал, дурында.

М а й я. Там солнце такое огромное, и жалит, и жалит… Я думала, сгорю дотла и ничего не останется.

С а ш а. Глупая… Как может ничего не остаться, если ты живешь во мне? Все самое лучшее я спрятал.

М а й я. Насчет загса предложение еще в силе?

С а ш а. Ну в силе…

М а й я. Как-то неуверенно ты это говоришь.

С а ш а. Почему?

М а й я. Откуда я знаю почему? Разлюбил, наверное…

С а ш а. Глупостей не говори.

М а й я. Не разлюбил?

С а ш а. Нет.

М а й я. А я по тебе тоже скучала. Все время думала, как ты там, идиотик мой.

С а ш а. И я… Думал…

М а й я. Все время вспоминала про тебя. Как ты меня песни эльфов слушать научил. Это ведь только наша тайна, никто про нее больше не знает. Значит, мы ей как бы навсегда повязаны теперь… Только вот не знаю, что делать…

С а ш а. Что?

М а й я. Не хочу возвращаться домой.

С а ш а. Переезжай жить ко мне. Мама с папой ничего не скажут.

М а й я. Да не хочу я к твоим. Мне своей родительницы хватает. Достали все… Приезжаю, а у нас, прикинь, по квартире мужик в трусах ходит. Мамка нового хахаля завела. И глаза у него такие противные, липкие. Я думала, он меня изнасилует… Вот и хэзэ, что делать. Денег нет, идти некуда…

С а ш а. Майка, подожди… Я найду работу, снимем квартиру. Давай пока у моих? А там разберемся…

М а й я. Да не хочу я к твоим! Не хочу! Вот на фига мне твои семейные завтраки?

С а ш а. Давай еще подумаем, что можно сделать…

М а й я. А что тут сделаешь? Домой я не вернусь. К твоим — исключено…

С а ш а. Ну почему исключено?..

М а й я. Исключено. Точка. Вот думаю, куда… Морозов звал к себе жить…

С а ш а. Ну и вот! Давай вместе к Морозову, а там все наладится…

М а й я. Саш, ты не понимаешь, что ли? Морозов меня звал к себе жить. У него даже диван один. Втроем мы там точно не поместимся.

С а ш а. Я из дома спальник принесу…

М а й я. Ты совсем глупенький? Или притворяешься?

С а ш а. А что тогда делать?

М а й я. Не знаю, что делать… На работу ты не устроился. Денег нет ни у тебя, ни у меня… Придется мне идти к Морозову.

С а ш а. А мне?

М а й я. А тебе что? У тебя все замечательно: мама, папа, дом — полная чаша, большая дружная семья…

С а ш а. Слушай, я придумал.

Я у мамы денег попрошу. Она нам даст на первое время…

М а й я. Когда это будет? Саш, я что твоих предков не знаю? Твоя мама побежит к твоей бабушке, они устроят семейный совет, достанут меня расспросами, что да как. Потом скажут — живите у нас, молодые, места много. А мне вот прямо сейчас идти некуда…

С а ш а. Ну, Маечка…

М а й я. Ничего страшного. Я пошла к Морозову. Мне еще домой успеть надо, вещи собрать. Я просто хотела услышать, что ты меня до сих пор любишь. Услышала, и вроде отпустило… Только вот что с твоей любовью делать, ума не приложу. Ладно, давай…

С а ш а. Подожди.

М а й я. Что подожди? Давай завтра созвонимся?

С а ш а. Нет, подожди.

М а й я. Глупый ежик… Пока.

С а ш а. Майка, у меня есть деньги. (Саша достает из кармана конверт, протягивает его Майе.) Вот, возьми… Этого хватит на первое время. Если экономно, то на полгода жизни точно хватит.

Майка заглядывает в конверт.

М а й я. Откуда?

С а ш а. Не важно.

М а й я. Нет, важно.

С а ш а. Один знакомый попросил подержать у себя… Пока он в отъезде. Он не скоро еще вернется. Так что возьми. А там я у матери попрошу, и рассчитаемся с ним.

М а й я. А их точно можно тратить?

С а ш а. Точно. Только не уходи к Морозову жить, ладно?

М а й я. Ладно. Тогда нужно идти газету покупать с объявлениями или что?

С а ш а. Не знаю…

М а й я. Ты ничего не знаешь, Сашка. Вот абсолютно ничего. Как ты вообще живешь на свете?

С а ш а. Не знаю… Только к Морозову не уходи. Будь со мной, пожалуйста.

М а й я. Да буду я, буду… Куда я от тебя денусь? Дай телефон, я Танюхе позвоню, у нее мама риелтор.

Саша протягивает Майе телефон.

М а й я (телефону). Хорошенький телефончик, мой любименький. Соскучился без меня, да? (Саше.) Ладно, пошли отсюда, а то как дураки посреди площади у всех на обозрении стоим.

Саша с Майей уходят с площади.

9.

Из дневника Саши

Мы сняли с Майкой однушку в центре. Очень уютную, с мебелью. Еще купили ей платьице в одуванчиках и пальто на осень. А телефон Маши… я занес в черный список. Просто понял, что не смогу ей ничего объяснить. Не смогу ее увидеть… Даже просто позвонить не решился… Это было выше моих сил. Это было так невозможно и страшно, что я постарался об этом забыть. Только побаивался немного, что Маша найдет меня через отца. Но отец молчал, значит, она ему ничего не рассказала…

Я попросил у мамы денег, она спросила зачем. Я сказал, на курсы в автошколе. Сказал, хочу взяться за ум и начинать потихоньку копить на машину. Она ответила, что сумма для нее большая, но она ее найдет. Я сказал — только не проси у отца. Она кивнула: хорошо, мол. А я про себя подумал — будут деньги, тогда и позвоню Маше.

Полгода спустя

Вчера мама протянула мне конверт с деньгами. Откладывала с зарплаты и накопила. Сказала, что чуть попозже возьмет кредит на машину для меня.

Я ушел в свою комнату. Взял телефон. И положил обратно. Долго мыл руки в ванной. Потом курил в подъезде. Потом вызвался выносить мусор. Потом относил бабушке лекарства. Потом снова курил… Наконец набрал ее номер. Такого абонента не существовало. Я даже обрадовался сначала… Но деньги-то мне отдать было нужно. Чтобы Маша знала, что я не подлец и не предатель. Что просто случаются обстоятельства, которые выше тебя, что в жизни бывают ситуации, которые ты не можешь предугадать, и объяснить ничего не можешь, но, в сущности, ты в них не виноват…

Я попросил отца разузнать контакты девушки Марии из пресс-службы администрации, у которой мама — Арина Аркадьевна Филимонова, всю жизнь проработала в нашем ТЮЗе. Машиной фамилии я не знал.

Сегодня отец вызвал меня в кабинет. Положил на стол диктофон.

Он всегда все важные разговоры записывает на диктофон, чтобы ничего не забыть. Какая-то женщина говорила низким голосом… Я сразу представил себе такую толстую тетушку с сигаретой в зубах. Она рассказывала, что Маша — Вагнер по мужу — полгода назад развелась и вернула себе девичью фамилию Филимонова. Потом три месяца спустя у нее умерла мама. В конце осени Маша продала ее квартиру, уволилась и уехала в другой город.

А куда — никто не знает…

Сегодня я впервые закурил в присутствии отца. И он ничего мне не сказал.

Пять месяцев спустя

Под Новый год Майка меня бросила. Ушла к замдиректора туристической фирмы на красном «Порше».

Я тогда почти месяц проболел — то гриппом, то ангиной, то хандрой, но зимнюю сессию сдал хорошо. Все-таки теперь я побаиваюсь отчисления, особенно после всех моих осенних мучений со сдачей задолженностей.

В феврале мама взяла кредит и подарила мне голубую «Шкоду».

А в марте я познакомился с Алиной — она с моего факультета, со второго курса. Очень симпатичная длинноволосая татарка. Вроде бы у нас с ней все серьезно. Мама говорит, чтобы я ее остерегался, мол, татарки русских мужиков быстро окручивают.

Но мне все равно. Если Алине так хочется меня окручивать, я не возражаю. В общем, можно сказать, что у меня все хорошо. И, верю, будет только лучше.

Иногда я вспоминаю про Машу. И тогда мне становится не по себе. Хотя она и говорила, что я ей ничего не должен и могу распоряжаться ее деньгами, как мне вздумается, а все-таки я чувствую, что поступил плохо. Что я не очень хороший человек. Надеюсь только на то, что Маша меня уже забыла. А я вот ее не могу…

В начале мая я водил Алину в рощу, к бетонной плите. Мы долго лежали на первой траве и вслушивались в шум воды. Алина эльфов так и не услышала. Действительно, какие на хрен эльфы?