Оливье Ассаяс: «Верю в кино живой жизни»

— Изначально вы планировали сделать очень камерный фильм…

Оливье Ассаяс. Для меня он таким и был. Очень «маленькое» кино о социальной обстановке в Париже с непрофессиональными актерами; эдакий «отпуск», который я взял после работы над «Карлосом». Но в итоге все вышло иначе. Картина оказалась довольно трудной, потребовала от меня огромных усилий, чего я не ожидал; это касалось восстановления исторической эпохи, ее атмосферы и атрибутов, работы с массовкой. Даже с формальной точки зрения воспроизвести концерт 1971 года в парижском университете очень сложно во всех аспектах.

Нужно много работать с группой, с оборудованием, затем воспроизвести живое выступление. В процессе возникает миллион каких-то деталей, нюансов, о которых я вначале и не подозревал, и над каждым нужно долго работать, чтобы получить хороший результат. Или, например, сцены политических демонстраций. При подборе актеров массовки нам пришлось провести настоящее исследование.

— Почему вы ждали столько лет, прежде чем решили отразить на экране эту эпоху, надо признать, в довольно печальных, мрачных тонах?

Оливье Ассаяс. Я уже снял один фильм о периоде моей юности, «Холодная вода», но для него я избрал иной подход, фильм вышел более поэтичным, чем «Что-то в воздухе», в нем было, как мне сейчас видится, больше художественного вымысла. Не знаю, можно ли назвать мою новую картину грустной или мрачной. В нем есть любовь, нежность, природа, но, действительно, я немного отступил от своей прежней манеры изображения подросткового периода как эпохи безудержного веселья, бесконечных вечеринок и флиртов. Он запомнился мне не таким. В моих воспоминаниях он достаточно печальный, овеян меланхолией, я помню происходившие тогда серьезные политические события. Левачество само по себе было довольно печальным и жестоким явлением, и это отражалось в настроениях молодежи, приветствовавшей перемены в мае 1968-го. Эти люди задавались вопросом, как они могут присоединиться к этому общественному движению за перемены, хотели быть услышанными и служить определенной цели.

— Поколение молодежи, пережившее 1968 год, интересуется жизнью рабочих, но в картине они сами изображены совсем не как представители рабочего класса. Почему вы выбрали такой подход?

Оливье Ассаяс. Главный герой фильма во многом похож на меня самого — вырос в творческой и довольно буржуазной среде, однако социальный бэк-граунд других персонажей я четко не определял. Они — представители среднего класса парижан, к которому принадлежала и моя семья. Это молодое сообщество, в котором объединились представители разных слоев общества: там были рабочие, наемные служащие, художники, госслужащие. Герои моей картины — учащиеся средней школы, исследующие мир вокруг, но революцию 1968-го творили не они.

— Первая акция протеста показана особенно жестко. Вы сами придумали идею показать двоих полицейских на мотоциклах, орудующих дубинками, как в эпизоде фильма «Безумный Макс»?

Оливье Ассаяс. Специальные бригады полицейских на мотоциклах, которые я показал в картине, в 1971 году были еще достаточно новым явлением во Франции, и тем не менее они были вполне реальны. В 1968-м их еще не было, а впоследствии их распустили, после того случая, когда студент погиб в результате сильного удара полицейской дубинкой.

— Можно ли сказать, что в картине скрыто некое послание, некий знак надежды на будущее?

Оливье Ассаяс. Я не вкладываю в свои фильмы никаких посланий. В картине я описываю реальный исторический период, поколение политически сознательных студентов, веривших в будущее. Из этих событий, которые я стремился изобразить максимально точно и правдиво, зрители, если хотят, сами могут извлечь для себя какое-то послание — каждый свое. Я не считаю кино средством коммуникации. Это искусство. Оно может отражать все противоречия нашего запутанного мира, побуждая зрителя выстраивать свою точку зрения. Я не хочу направлять их взгляд и мысли в том или ином конкретном направлении, информировать или каким-то образом поучать их. Это работа журналистов.

— Как вам кажется, возможна ли сегодня революция свободной прессы, подобная той, что показана в картине?

Оливье Ассаяс. Вряд ли, и, думаю, в картине чувствуется моя разочарованность во всем этом. Сегодня информация оказалась демократизирована, это и хорошо и плохо. Каждый может получить доступ к любой информации в любое время. Раньше, конечно, такого не было. Власть имущие удерживали монополию на информацию, и контркультура развилась как реакция на это, стала некоей упорядоченной сетью. Это был целенаправленный транснациональный акт воинственности. Контркультура, свободная пресса и экспериментальное кино были движениями меньшинств, и потому вокруг них формировалась особая мощная аура, которая сегодня бесследно исчезла.

— Каким образом показанное в фильме соотносится с вашим личным жизненным опытом?

Оливье Ассаяс. Фактически весь фильм возник из автобиографических эпизодов, однако постепенно он эволюционировал, ушел в другое русло. В фильмах ты не воссоздаешь собственную биографию. В ней можно найти вдохновение. Можно каким-то образом найти способ подтвердить достоверность, правдивость того, о чем ты рассказываешь или что показываешь, используя вместо фактических исследований механизмы и процессы собственной памяти. Все начинается с каких-то автобиографических, личных моментов, затем этот материал переходит к актерам, рождается история, выстраивается повествование и фильм уже становится чем-то иным, хочется надеяться, расширяется, преодолевает собственные границы, рисуя своеобразный портрет поколения.

— То есть вы не стремились сосредоточиться конкретно на своем опыте, пересказать какие-то истории именно из вашей жизни. И героя фильма зовут иначе, чем вас.

Оливье Ассаяс. Конечно, нет, не стоит воспринимать все буквально. Но многие события, показанные в картине, имеют реальную основу, как и у многих персонажей есть реальные прототипы. Даже диалог героя с отцом, звучащий в фильме, вполне в духе разговоров, что мы вели с моим отцом в то время.

— Интересно наблюдать перемены в самих героях. Вначале вполне ясно, что они анархисты. Призывы к сплочению, митинги и рисование граффити будоражат их гораздо сильнее, чем философские беседы. К концу фильма их деятельность превращается в гораздо более тонкое, подробное исследование окружающей их реальности. Считаете ли вы эту перемену ключевым аспектом вашей идеологической эволюции?

Оливье Ассаяс. Не уверен, могу ли полноценно ответить на этот вопрос, но, разумеется, в процессе написания сценария я хотел в том числе напомнить, что в 70-е годы, и особенно после событий мая 68-го, в левом движении во Франции обозначились мощные анархистские настроения, которых нет теперь. Конечно, сейчас анархисты в меньшинстве, это очень узкое сообщество, но я всегда идентифицировал себя именно с этим направлением, в том числе и потому, что его представители всегда противостояли тоталитарной политике тех лет. Приверженцы идей анархизма всегда находились в крайне напряженных отношениях с представителями более структурированных политических групп — троцкистов, марксистов и прочих.

— Насколько важно для понимания картины то, что в нем показаны события, происходившие спустя три года после мая 1968-го?

Оливье Ассаяс. Сам я не был участником майских событий, я тогда был тринадцатилетним ребенком. Я был в курсе происходящего, но все это казалось мне чем-то довольно абстрактным. К тому же я жил в пригороде. В тот период я бывал в Париже, но не был активным участником кипевшей там жизни. Не думаю, что тот период мне удалось бы отразить в фильме так, как это вы-шло у меня с 1970-ми, которые до сих пор живы в моей памяти. Никто пока еще, на мой взгляд, не снял вразумительного или искренне прочувствованного фильма о событиях мая 1968-го. Есть ряд картин, тем или иным образом затрагивающих тот период, довольно честных, но, как и в случае со всеми политическими событиями, тут все построено на крайне сложном переплетении противоречий. Так что на самом деле невозможно объективно и беспристрастно представить эти события, рассмотреть их с какого-то одного определенного ракурса. Их множество. У каждого участника своя история, каждый по-своему пережил этот опыт. Думаю, во многом тот месяц был настоящей революцией. Она принесла серьезные перемены и оказала огромное влияние на многие сферы жизни. 1970-е годы, последствия, отзвуки мая 1968-го, — все это мне было легче охватить, поскольку это было время хаоса, когда общество было вынуждено во всем сомневаться, когда не было ценностей, которые могли бы послужить людям надежной опорой или ориентиром. Я избрал вполне определенный ракурс: показал все происходившее с точки зрения старшеклассников — ребят, которые уже вроде бы не дети, но пока еще и не взрослые. На роль Жиля мне как раз был нужен кто-то вроде Клемана Метайе, который еще живо помнит свое детство, свои переживания, который внутренне еще не вышел из детства. А политика, в которую играют эти ребята в школе, столь наивна.

— Могли ли актеры-подростки провести какие-то параллели между событиями, отраженными в картине, и современной политической ситуацией во Франции?

Оливье Ассаяс. Эти ребята вообще не доверяют политикам. Вот в чем их главное отличие. Так что они по сути мало что в этом понимают. Им это, конечно, интересно, они любознательны, открыты для всего нового, но в серьезную политику по-настоящему не вникают, они принадлежат к поколению, которое, в общем, не верит в политику. Но это вполне естественно. Как можно верить в политику в мире, где политики постоянно твердят, что ни с чем ничего не могут поделать? Ни с глобальным потеплением, ни с финансовым кризисом, ни с ситуацией на рынке недвижимости — эти темы не сходят с экрана телевизора. Подростки все это видят и слышат. И как же они могут верить политикам, если видят, что те ничего не делают? А как они сами смогут что-либо сделать, изменить?

— Хотелось ли вам когда-нибудь снять фильм конкретно об этом контрасте про-шлого с настоящим, столкнуть две эпохи?

Оливье Ассаяс. Я могу лишь поделиться моим опытом, моими впечатлениями от 70-х. Сегодня те немногие молодые люди, у которых осталась хоть какая-то надежда на политику, зачастую склонны идеализировать те годы.

С помощью фильма я хотел поделиться с ними своим опытом, напомнить им, что 70-е были прекрасным временем, но и очень сложным, противоречивым, насыщенным конфликтами и, безусловно, не менее трудным и опасным, чем каждый последующий период.

«После мая»/ «Что-то в воздухе», режиссер Оливье Ассаяс

— В финале картины герой — можно сказать, ваш аватар — уходит со съемочной площадки, где снимается второсортный фильм, и находит утешение в мире экспериментального кино. Как экспериментальное кино повлияло на ваше восприятие кинематографа в целом?

Оливье Ассаяс. Экспериментальное кино, в отличие от глобальной киноиндустрии, отвечало духу времени. Его создавали молодые художники, так или иначе связанные с разного рода силами, менявшими в то время общество.

И в те годы было невозможно — по разным причинам — солидаризироваться с кинематографом мейнстрима, точно так же как и с массовым телевидением, и даже с газетами. Понимаете, люди верили в ценности контркультуры, презирали все, что имело хоть какое-то отношение к коммерции, эксплуатации, получению прибыли, все это воспринималось как чистое зло. Прелесть и настоящая красота экспериментального кино была в том, что оно создавалось в атмосфере абсолютной свободы, вне индустрии, совсем молодыми людьми, такими как ты сам, у которых были те же надежды, что у тебя, и оставались еще какие-то высокие идеалы.

— Что же заставило вас вернуться к нарративному кинематографу в вашей дальнейшей карьере?

Оливье Ассаяс. Моя вера в изобразительную силу кино. Многие начинающие режиссеры моего поколения стали выстраивать киноповествование в духе постгодаровских коллажей, в этой форме порой бывает трудно отразить моральные аспекты сюжета. Я верю в кино живой жизни, в то, что стоит снимать реальных, живых людей, запечатлевать ткань человеческой жизни. В моем фильме прозрение для Жиля наступает не просто потому, что он смотрит экспериментальный фильм. Его озаряет, когда он понимает, что кино способно воскресить женщину, которую он любил, и в этом смысле оно сущностно, не абстрактно, это подлинные человеческие эмоции, порождаемые кино, это любовь, проецирующая себя на экран. Думаю, возвращаясь к нарративному кино, я стремился прежде всего вернуть на экран эти призраки любви, а не просто играть с образами.

— Будете ли вы и дальше делать политическое кино, или вам кажется, вы сняли уже достаточно?

Оливье Ассаяс. В каком-то смысле все фильмы имеют отношение к политике. Я хотел бы снять картину о современной политике, а не о 70-х, но сейчас сомневаюсь, способен ли сделать это. Путь туда для меня закрыт, а тайных ходов я не знаю, так что мой следующий фильм не будет откровенно политическим. Если в нем и будет затронута политика, то лишь косвенно.

По материалам
http://www.indiewire.com
http://cineuropa.org

Перевод с английского Елены Паисовой