Вивьен Ли говорила, что актер без фантазии «ходит пешком» мимо творчества. Чулпан Хаматова решается без страховки катапультироваться в пространство воображения. Там она царственная Клеопатра, бесшабашная Катерина, обреченная Лара, восторженная Патриция, святая блудница Маша Мухина, шукшинская баба… смесь лабрадора и дворняжки, лопоухий мальчик Андриу... река и берег…

В прошлом году имя Чулпан Хаматовой СМИ трепали в жестком режиме. Журналистов не слишком интересовали творческие замыслы.

К примеру, противоречивая роль в спектакле Евгения Арье «Скрытая перспектива» — Хаматова играет фотографа, снимающего смерть и погибающего в «горячей точке». Спектакль посвящен журналисткам Анне Политковской и Мари Колвин, военному репортеру Sunday Times. Готовясь к роли, актриса договорилась с ней встретиться, но опоздала на четыре дня — Мари погибла в революционной Сирии.

Зато медийные скандалы, связанные с именем Чулпан Хаматовой, вызвали миллионы откликов в Сети.

Лариса Малюкова. Чулпан, по моему ощущению, в театре вы востребованы и реализованы. В кино — процентов на десять. Для режиссеров нулевых вы — невидимка.

Чулпан Хаматова. Это понятно. Если б наше кинопроизводство развивалось в других объемах, по естественной спирали, были бы у нас не только «мыло» и артхаус, но и мейнстрим: тогда можно было бы обнаружить себя. Но наш кинематограф развивается специфически. А если говорить про избалованность в театре, то она в ролях, предлагающих возможность расти, пробовать самое разное, рисковать.

Л.Малюкова. Да, кино использует вас больше в «прикладном смысле»: к кому-то или чему-то «прислоняется» загадочная женщина с лицом Чулпан Хаматовой — «зеркало для героя» и отражения его рефлексий.

Ч.Хаматова. Такова участь актрис во всем мире. Зрительский кинематограф — мужского рода. В этом патриархальном укладе царит герой. Когда Милла Йовович спасает мир, а мужчины вокруг нее расставлены в качестве гарнира, — это исключение.

«Скрытая перспектива», режиссер Евгений Арье. Театр «Современник»

Л.Малюкова. На сцене вы тратите себя нещадно, играете на пределе нервного срыва, нерасчетливо стирая границу между собой и ролью. Неужели совсем нет дистанции между вами и персонажем? Или, подобно Флоберу, говорите себе: «Маша Мухина, Катерина, фрёкен Жюли — это я?»

Ч.Хаматова. Я очень люблю свою профессию. Беречь себя — значит формально «держать» рисунок роли. Без помятого слова «душа», вкладывания себя ничего стоящего не выйдет. Но ныряя с головой в роль, я все же вижу ее со стороны. От этого, наверное, и возникает воздух между мной и тем, кого играю. Иногда контроль теряю: тогда непонятно, кто здесь — сценический характер или я? Случается, цели и чаяния персонажа так связываются с твоими сегодняшними вопросами — наше дыхание словно смешивается. Держишься за роль, как за спасительную соломинку, пытаясь разрешить и свои проблемы. Это похоже на арттерапию, когда театр прописывают в качестве лечения. Дистанция позволяет жалеть и любить, презирать и ненавидеть героя, которого играешь. Но буду делать все возможное, чтобы его оправдать. Если какие-то поступки не принимаю — сыграю, как я их не принимаю. Важно, чтобы и зритель почувствовал это.

Л.Малюкова. А что для вас означает понятие «трудная роль»?

Ч.Хаматова. Трудно, когда работаешь с режиссером, в которого не веришь. На кинопробах, предварительных встречах тебя талантливо обводят вокруг пальца, и только на съемочной площадке понимаешь: он не тот человек, за которым хотелось бы идти. Это страшнее неудачи. Фильм может даже иметь успех — все равно останется мучительное ощущение бездарно потерянного времени. А остальное «трудно» — это когда пробиваешься к роли: криком, слезами, кровью, выворачиваешься наизнанку… не самые светлые периоды жизни, но это составляющая творчества. Недавняя премьера — «Скрытая перспектива» — о подорвавшейся на мине фотокорреспондентке Саре Гудвин — из таких. Существование на зашкаливающем эмоциональном градусе. Дело в особенных людях, которых играем. Перед тобой глаза журналистов, с которыми мы общались. Спектакль не дает ответа на вопросы, возникающие перед героями. Сам материал несовместим с «театральной стилистикой», требует концентрированной ответственности, более документального подхода. В общем, работа шла чудовищно трудно. Мы ссорились с режиссером, но, к счастью, мирились после ссор. Главным было ощущение поиска. Надеюсь, пройдет год или два, и спектакль «встанет», родится. Заложено в нем что-то подлинно живое, чего мы еще не можем уловить, но уже пульсирующее и редко-редко вспыхивающее…

«Голая пионерка», режиссер Кирилл Серебренников. Театр «Современник»

Л.Малюкова. Сегодня все жалуются на нехватку времени. Но даже богатая фантазия не объяснит, как управляетесь вы с вашим графиком: театр, фонд «Подари жизнь», кино, дом, где три (!) дочки, одна из которых совсем малышка. Телефон не умолкает. Я знаю, что Галина Борисовна Волчек переживает за ваше здоровье. А как же необходимость остановиться, набрать дыхание для следующей роли…

Ч.Хаматова. Для меня остановиться и подумать — это возможность провести время дома с детьми, с неспящим маленьким ребенком. Безусловно, физически все это утомительно. Но я сама выбрала такую жизнь. Планируя за год отпуск, предупреждаю всех, что на две недели выключу телефон. Уеду жить жизнью обычного туриста, отдыхать и думать. С детьми или без детей. Признаю, что у меня много лишних надстроек: понятие ответственности слишком глубоко сидит со времен пионерского прошлого. Можно было бы провести ревизию, подчистить график. Но порой и спланированный день летит кувырком: нужно срочно разрешить какую-то ситуацию с фондом, с конкретным ребенком. Понимаешь: все, что запланировала, может ждать. Берешь телефонную книжку, часами звонишь, просишь, убеждаешь, разъясняешь. А все «отодвинутое» копится, вытягивается в хвосты. В моей записной книжке который год под пятью восклицательными знаками запись: «Разобрать фотографии!» Каждый раз в поисках фото перебираю целую гору. Так что пасть рабой моего жесткого графика не позволяют каждодневные встряски…

Л.Малюкова. Вы сказали про гиперответственность — за собственных дочерей, за больных детей, жизнь которых зависит от благополучия фонда… Это особенный груз. Приходится быть осмотрительной, взвешивать слова и поступки. Осмотрительность и честность — довольно сложный сплав.

Ч.Хаматова. Ой, не расстраивайте меня. Наверное, существовать со мной рядом невозможно. Я не приспособлена для нормального размеренного существования. Так воспитали родители, литература, которую читала с детства, так вырулила сама жизнь. Я должна отвечать за собственные решения. Не люблю людей, которые безмятежно снимают с себя ответственность, перекладывая ее на плечи других. Мой груз ответственности — данность, как этот стол, окно. Не только потому, что люблю свою профессию, — я понимаю ее связанность с другими людьми. И это значит, что я не имею права топнуть ножкой: «Сегодня я не буду играть спектакль!» Буду, невзирая на проблемы и самочувствие. Не могу прийти на съемочную площадку с невыученной ролью. Не могу не купить домой продукты, хлеба. Не могу сбросить с себя фонд со всем клубком проблем. Иначе: о чем ты думала раньше? Необходимо поступками соответствовать собственным решениям.

«Рассказы Шукшина», режиссер Алвис Херманис. Театр наций

Л.Малюкова. Расхожий стереотип — считать успешных актеров баловнями судьбы. Вам повезло работать с замечательными режиссерами: Остермайер и Херманис, Волчек и Серебренников, Трушкин и Абдрашитов, Прошкин-старший и Герман-младший. Но даже самый прославленный режиссер — не обязательное условие отменной актерской работы.

Ч.Хаматова. К некоторым ролям прирастаешь трудно. Едва намеченная, слышимая внутри тема может однажды зазвучать-запеть. А как ты к этому пришла — не понимаешь. Порой долго играешь спектакль, пока он не вспыхнет. Спектакль — не результат, а процесс. «Голую пионерку» играли четыре года, действие «устаканивалось», пока я не поняла про что играю, как надо играть.

Л.Малюкова. За некоторыми актерами подмечаю, что и в будничной жизни они вдруг «входят в образ», говорят заученными текстами, вы себя на этом не ловили?

Ч.Хаматова. Вроде нет… Междометия, фразы из роли могут выскочить… Нет, мне лень играть в жизни. Может, так легче решать проблемы, но мне не хочется псевдожизни — она уже есть в моей профессии. Хочу существовать в реальности, в настоящих отношениях. В то же время так или иначе все мы попадаем в ролевые игры. Наверное, можно сказать, я играю в маму — ведь каждый представляет себе, каким хочет выглядеть в глазах ребенка. Но это происходит безотчетно, бесконтрольно.

Л.Малюкова. Вы любите роли-парадоксы, столкновение полярностей, оксюмороны. Трагедию, «помешанную» на карнавале, лирику, усмиряющую гротеск.

Ч.Хаматова. О, это самое интересное, что может быть в профессии. Новелла «Сапожки» из «Рассказов Шукшина» вызывает в зале хохот. А мне эту Клавдю так жалко! Когда безуспешно втискиваю «распухшую» ногу в модельную обувь… обливаюсь настоящими слезами. Самое лучшее в профессии — возможность через комедию нести человеческую суть, боль, страдание. А через трагедию вытаскивать на поверхность радостное и абсурдное. Смешивать на сцене пестрые краски всей нашей пестрой жизни. Подобных краев и пограничий мне не хватает в кино. Все как-то слишком ровно.

«Бумажный солдат», режиссер Алексей Герман-младший

Л.Малюкова. Кажется, вы человек азартный, способный рисковать собой ради результата. Пусть даже спортивного, как в телепроекте «Ледниковый период».

Ч.Хаматова. Было трудно принять решение участвовать в проекте. Это же Первый канал, а ты, как медведь на арене, будешь позориться на этих коньках. Просыпалась в холодном поту — какие-то непостижимые задачи: кататься, делать программы, искать музыку. У тебя есть какое-то имя, ты отказываешься сниматься в сериалах. Вся такая правильная театральная актриса. А сейчас на всю страну опозоришься. Потом, шаг за шагом, с поддержкой Авербуха и Костомарова двигались вперед. Самыми отвратительными были дни соревнований. Понимаешь идиотизм положения: какие соревнования среди актеров, почему все психуют? Отчего близкие друзья перестают с тобой здороваться, видя в тебе соперника? Жуткое нагнетание надуманной конкуренции: какие-то рейтинги, глупые оценки. Я не заразилась борьбой, но от волнения не избавилась до финала. Надо оправдывать ожидания гигантской аудитории — если не техникой, то хотя бы актерски соответствовать образу. За счет труда, выкладывания себя. Недавно, увидев кусок нашего танца, я изумилась: что это было? как? Видимо, включился форс-мажорный механизм «была не была», я забыла о том, как это повлияет на мою актерскую репутацию. Результаты превзошли наши ожидания — суммы пожертвований на лечение детей в те месяцы, когда я «каталась», увеличились в три-четыре раза. Поэтому я благодарна этому шоу.


«Из Токио», режиссер Алексей Герман-младший

Л.Малюкова. Вы работали в Германии, учились в Лондоне. Сегодня вы могли бы жить и работать в Европе?

Ч.Хаматова. Идеальный вариант — жить везде. Не идеальный — спланированная эмиграция, когда срываешься с места, вырывая корни, стряхиваешь с них землю. Потом надо врасти в чужую почву. Чувствовать себя желанным гостем комфортно. Чудовищно неуютное ощущение чужеземца, пытающегося облегчить собственную жизнь с помощью достижений других людей, другой страны. Лучше всего, не замечая географических ограничений в работе, возвращаться домой.

Л.Малюкова. Снимаясь за границей, вы поняли что-то про особенность отечественной актерской школы, или это красивые истории?

Ч.Хаматова. Актеру необходимо знать все техники, включая систему Станиславского. Но это сказки, мол, овладев технологией, станешь хорошим артистом. Все грандиозные артисты, с которыми я работала, свои знания синтезируют, пропускают через собственное видение, голову, эмоции, личный опыт. Поэтому говорить, что ты русский артист и потому круче всех, — нелепость. Ты можешь быть Актером или неактером.

Л.Малюкова. Во «Фрёкен Жюли» вы играете «золотую девочку», несчастную взбалмошную инфантилку, угорающую в герметичном мире Рублевки, — вы встречались с ее прототипами?

Ч.Хаматова. Конечно, причем среди моих собеседниц были и интеллектуалки. Но их движение — по замкнутой орбите, с которой они не могут соскочить в силу всех своих микроклеток. Они признаются, что уже не понимают: любят тебя или твой достаток?

Л.Малюкова. В общении вы чувствуете отличие бедных от богатых?

Ч.Хаматова. Все зависит от уровня культуры. Есть богатые, которые помнят, откуда вышли, какие ценности оберегают в себе, вокруг себя. Они остаются жить на этой земле, понимая, что нет избранных в этом мире. Когда общаешься с ними, получаешь удовольствие: перед тобой образованные, скромные люди, не кичащиеся Оксфордом-«Шопардом», подлинниками Кандинского. Есть другая категория… Но знаете, она есть почти в любом слое людей, в том числе и среди тех, кто гордо называет себя интеллигентами. Это те, у кого не сложилось внутренне прописанных координат, для них основной критерий — количество денег. Разве нет таких в среде людей необеспеченных?

Л.Малюкова. Вряд ли вам удается воспринимать недоброжелательную шумиху вокруг вашего имени отстраненно.

Ч.Хаматова. Да, прошлый год был важным и непростым куском моей жизни. Давшим новый эмоциональный, интеллектуальный опыт мне как личности, как взрослому человеку.

«Достоевский», режиссер Владимир Хотиненко

Л.Малюкова. После скандала на «Нике» во время вручения вам с Диной Корзун премии вы все-таки решились идти на программу к Ксении Собчак, отчасти инициировавшей своими «вопросами с пристрастием» целую медийную вакханалию.

Ч.Хаматова. Я считаю, что все вопросы, недоумения, злоба, обида или непомерные восторги возникают в отсутствие полной информации. Все что произошло, было вызвано домыслами: Ксении ли, моими ли, Жени Миронова, многих людей вокруг. А где фундаментальные камни, на которых зиждется реальная ситуация, каково наше отношение к ней — никто не знал. Сначала я думала: ну бесполезно ходить и всем что-то объяснять. Кто-то и без объяснений все понимает, другие поймут позже или никогда. Их право, пусть сами разбираются… Но фонд неразрывно связан с моим именем — что плохо и хорошо одновременно. Хорошо, когда мы средства собираем. Когда же я совершаю поступки, которых от меня не ждут, — это скверно отражается на фонде. Встал вопрос: надо ли объясняться? И так как у меня на Ксению Собчак не было обиды… ну сморозила что-то на вручении премии. Вот же она, свобода слова. Конечно, мы с Диной Корзун к подобному абсолютно не были готовы. Мы были растроганы, благодарны кинематографистам, решившим нас поддержать. А когда зрительный зал встал, я просто расплакалась. На фоне всей накопленной усталости, выхолощенности вдруг видишь глаза: Германа-старшего, Абдрашитова, Смирнова, Баталова… Это важнее всех статуэток. В общем, Ксения что-то говорила, а я в эйфории, еще не въехав, радужно мотала головой. В итоге все остались при собственных мнениях.

Но мы живем в век массмедийных инсинуаций и мифотворчества — пошла волна, завертелся тайфун надуманной вражды: «Собчак — Хаматова». Нас столкнули лбами. Больше всех досталось Жене Миронову, который просто по-джентльменски бросился меня защищать и получил по полные уши. Как-то мы были с Юрием Борисовичем Норштейном в Третьяковской галерее. Вдруг ко мне подходит пожилой мужчина интеллигентного вида и на весь зал начинает меня отчитывать: где же моя совесть, когда же наконец я отвечу на «главный вопрос»! Я впала в ступор, судорожно соображая, что же он имеет в виду? И поняла, что это вопрос, который задала Ксения, который будоражит многих людей. И надо на него ответить. Собственно, поэтому и пошла на «Дождь», чтобы объясниться глаза в глаза, а не на уровне слухов. Но так как мы изначально разговариваем на разных языках… И у каждого из нас свое понимание действительности… И свой путь… В общем, беседа оставила всех в недоумении. Я по ряду причин была, как рысь, осторожна, осмотрительна — за мной стоит дело, и глупо брошенное, необдуманное, пусть даже эффектное слово может на этом деле отразиться…

Л.Малюкова. Но Ксения — неглупая девушка, неужели она этого не понимает?

Ч.Хаматова. Думаю, она все понимает, но это такой профессиональный журналистский азарт. Кстати, в разговоре мы договорились, что Ксения в своем Твиттере объявит о сборе средств для одного ребенка (его нельзя было включить в круг детей, которым помогает фонд). Был крохотный шанс...

К несчастью, ребенок умер, но мы этот шанс использовали. Ксения, по крайней мере, включилась в эту заботу. Потом она здорово помогла в поиске дорогих лотов для нашего аукциона в Лондоне — на собранные деньги мы купим эрвиназу, заменитель химиотерапии, которая продается только в Англии. Так что я Ксении очень благодарна. В общем, чтобы окончательно расставить все по местам, скажу, что все эти «ринги» и «медиавойны» — глупый детский сад. Живя в нашей непростой среде, глупо тратиться на борьбу друг с другом.

Л.Малюкова. Лучшая из защит от нападок — чувство юмора и самоирония.

Ч.Хаматова. Мой любимый жанр — трагикомедия. Вся жизнь подключена к батарейке внутреннего смеха, спасающего в минуты уныния. И про нашу благотворительность, связанную с бедой, с горем, можно писать не только драмы, но и фельетоны. Смешное и абсурдное подстерегают нас ежедневно.

«Казус Кукоцкого», режиссер Юрий Грымов

Л.Малюкова. Ваша Таня в «Казусе Кукоцкого» Юрия Грымова, наделенная обостренным чувством правды, пробивается сквозь «подмены и мнимости». Как вы формулируете для себя ощущение свободы?

Ч.Хаматова. Жизнь в любом обществе предполагает сумму ограничений, внешних и внутренних. Сказать, что ты полностью свободен, — лукавство. Свобода чего? Поступков или мыслей? Если мыслей, будешь свободен везде, несмотря на объективные препоны. Поступков? Но за счет кого? Поэтому для меня настоящая свобода — это свобода мысли и принятия решений по отношению к моей собственной жизни.