Почему для своего пятого фильма вы выбрали комикс Жюли Маро «Голубой — самый теплый цвет»? 

Абделатиф Кешиш. Фильм — это лишь приблизительная вариация комикса. У меня в голове перемешались впечатления от него и того проекта, который я долго обдумывал. Все вместе помогло «Жизни Адель» родиться на свет. Еще со времен «Увертки» (2003) я разрабатывал идею для сценария о карьере французской учительницы, влюбленной в свой предмет — литературу. Мне был интересен характер женщины, которая страстно любит свое дело и хочет заразить других своим энтузиазмом.

В то время я думал рассказать о том, как личная жизнь женщины — отношения с любовниками, встречи и разрывы — влияют на работу. Я встречал много таких учителей, мужчин и женщин, когда работал над «Уверткой». Меня трогало то, как они осознают свое призвание, это настоящие художники, творческие люди...
Каждый из нас помнит этот поворотный момент в школьной жизни, когда одержимый своим предметом учитель ведет нас смотреть тот самый фильм или советует прочитать ту самую книгу, возможно, таким образом подталкивая нас к обретению нашего собственного призвания.
Но в итоге тому моему сценарию не суждено было воплотиться на экране. Так что, когда я познакомился с комиксом Жюли Маро, с историей абсолютной любви между двумя женщинами и в то же время историей о том, как молодая женщина становится школьной учительницей, я понял, как могу соединить эти два проекта.

Поиск своего призвания — важная тема для обеих главных героинь: у одной — жи­вопись, у другой — работа с детьми.

Абделатиф Кешиш. Я нахожу само понятие призвания благородным, тем более что именно занятия моих героинь так анонимны и бескорыстны. Они не связаны с попытками добиться одобрения других. Я восхищаюсь теми учителями, которые по-настоящему заинтересованы в успехе своих учеников. Ученики становятся частью их жизни, тем, что дарит им удовлетворение.

В первую очередь, фильм рассказывает о любви между двумя женщинами.

Абделатиф Кешиш. Да, и эта история потребовала кропотливой работы с обеими актрисами; такого рода работа невероятно волнует меня и занимает все большее место в том, что я делаю в кино.
Я спрашиваю себя, что такого было в комиксе, что больше всего вдохновило меня, что послужило искрой? Откровенные иллюстрации, демонстрирующие обнаженные тела? Возможно. В конце концов, я не знаю точных мотивировок.

Как вы выбрали своих актрис, Леа Сейду и Адель Экзархополус?

Абделатиф Кешиш. Сначала я встретился с Леа, чтобы пробовать ее на роль Эммы. Я понял, что с героиней ее роднят красота, голос, ум и чувство свободы. Но что оказалось решающим во время нашей встречи — это отношение актрисы к общественным вопросам: она очень сильно включена в реальность. Леа обладает редкой способностью принимать близко к сердцу чувства других людей, понимать, что происходит вокруг. В этом мы с ней оказались очень похожи. Мне предс­тавилась хорошая возможность понять, насколько похожи: мы провели рядом целый год — с момента выбора актрисы на роль.
Еще я подумал, познакомившись с Леа, о том, что в ней есть нечто «арабское», какая-то частичка арабской души. Потом она мне сказала, что ее сводный брат — араб, — я этого не знал.
У Леа есть способность идти по жизни, понимая, что происходит. И в то же время она обладает даром спокойно принимать жизненные неурядицы. Наверное, это как-то связано со склонностью к кочевому образу жизни, бродяжничеству и с той меланхолией, которая хорошо передается в арабском восклицании: «Так было суждено свыше!» Характер Леа как будто слегка окрашен этим отношением — так она и живет.

Леа Сейду, Абделатиф Кешиш, Адель Экзархопулос

А Адель Экзархополус?

Абделатиф Кешиш. Мы организовали масштабный кастинг, и я выбрал Адель в ту же минуту, как увидел ее. Я пригласил ее на обед, она заказала лимонный пирог, и, когда я смотрел, как она ест, я понял: это она!
Адель — цельная, независимая, ей безразлично мнение окружающих. И то, как она ела, как жевала... Вообще ее губы — важный элемент фильма. Форма губ обеих актрис стала решающим фактором при выборе — по понятным причинам! Они вызывают массу чувств и ощущений. Что-то в лице трогает нас: форма носа, очертание губ... Для меня это всегда начало всего остального...

Почему вы решили изменить имя одной из героинь с Клементины на Адель?

Абделатиф Кешиш. Клементина превратилась в Адель, потому что я хотел сох­ранить имя моей актрисы. Ее это не беспокоило. Я думаю, это даже помогло ей слиться с ее героиней, а мне — с ней. А еще дело в том, как оно звучит: Адель, Эмма, Леа — легкие, воздушные имена. Хотя, конечно, все субъективно. А еще по-арабски «адель» означает «справедливость», мне это очень понравилось.

«Социальная справедливость» — важная категория для всех ваших фильмов. Здесь эта тема тоже возникает — для вас ведь принципиально, что героини принадлежат к двум разным классам общества?

Абделатиф Кешиш. Разумеется. Вообще, тема социальной справедливости постоянно присутствует в моих фильмах, становясь почти одержимостью. Возможно, я держу руку на пульсе времени, возможно, определяющим является то, что принадлежу к тому же классу, что и Адель, я из рабочей среды. А вот Эмма относится к элите: интеллектуальной, художественной. Каждая из ге­роинь ограничена своим кругом. Фильм о тех трудностях, с которыми им приходится столкнуться в отношениях, собственно эти трудности и стали причиной их разрыва. Непонимание, связанное с социальными различиями, вынуждает героинь расстаться, именно оно создает пропасть между ними. И дело вовсе не в гомосексуаль­ности, с которой окружающим пришлось бы так или иначе смириться.

Почему вы выбрали трактовку гомосексуальности как самой обычной любви, у которой нет никаких особенных требований? Ведь общество иногда может быть крайне нетерпимым?

Абделатиф Кешиш. Я не пытался рассказать о гомосексуализме, об отношениях людей одного пола, ни разу за весь период создания картины я не сказал себе: «Да, но это же две женщины!...» Скорее я рассказывал историю пары. Я не понимал, почему должен говорить об однополой любви в особом ключе, ведь лучше всего как раз ничего специально не выделять, не педалировать. Снимать, как снимал бы любую другую любовную историю, со всей красотой, которая ей присуща.

Вы — выходец из арабской среды, где гомосексуализм встречает, мягко говоря, неприятие, — выбрали такую историю. Вы же, наверное, думали о том, как он будет встречен.

Абделатиф Кешиш. Когда фильм был закончен, я подумал: «Он в чем-то по­служит тунисской молодежи». Революция не может быть завершена, пока не на­с­тупит сексуальная революция.

Интимные сцены — ключевой момент в понимании того, что происходит между двумя героинями, в осознании подлинности их чувства. Как пришло их решение?

Абделатиф Кешиш. Когда мы работали над этими сценами, я пытался запечатлеть то, что находил прекрасным. Поэтому мы снимали их как картины или как скульптуры. Очень много времени потратили на создание освещения: свет должен был подчеркнуть красоту тел наших героинь. Прирожденная грация, естественная пластика, хореография тел, присущая любящим людям, обеспечила содержание и атмосферу сцен. Все получилось очень естественно — эстетически красиво, а сексуальная наполненность при этом сохранилась.
Мы перепробовали массу подходов, тяжело работали. Много часов ушло на обсуждение способов съемки, но в итоге разговоры ни к чему не привели. На площадке вообще много говоришь, но в конце концов приходишь к выводу, что слова ничего не значат — они слишком «интеллектуальные», в то время как реальность в гораздо большей степени зависит от интуиции.

За темой романтического одиночества следует тема любви.

Абделатиф Кешиш. Тема расставания, пустоты, которую можешь чувствовать, одиночества, которое переполняет, когда тебя больше не любят, потерь и труднос­тей, которые придется пережить, — всем знакомы эти чувства. И никто не может объяснить, откуда возникает та боль, которую они приносят. Мне было интересно показать, что, несмотря на боль, жизнь продолжается, и то, что должно произойти, — происходит. Именно поэтому Адель для меня — персонаж героический. Она все пропускает через себя и продолжает следовать своей судьбе.

Чувство одиночества, вызванное сердечной болью и ведущее к осознанию собственного мужества, кажется, тоже интересует вас в этом фильме.

Абделатиф Кешиш. Я по-настоящему восхищаюсь Адель, этой свободной, смелой, преданной, увлекающейся и сильной женщиной. Адель подавлена своим горем, но не позволяет ему влиять на свою работу. Она справляется. Каждый раз, когда я вижу в людях такое мужество, меня это волнует. Сам я этим мужеством, к сожалению, не обладаю.
Я часто вижу такого рода силу в молодых женщинах, меня восхищает их способность осознать собственное «я». Похожие характеры встречаются у Мариво, например, в «Жизни Марианны, или Приключениях графини де ***», где девушка-сирота исполнена решимости храбро встретить все трудности на своем пути. Хотя, разумеется, я не сравниваю себя с Мариво…

Адель Экзархопулос, Абделатиф Кешиш, Леа Сейду

Ваш кинематографический стиль очень узнаваем, во всех фильмах вы стремитесь максимально приблизиться к реальному, достоверному. Как вы этого добиваетесь?

Абделатиф Кешиш. Важно, чтобы то, что выражает изображение, было предельно естественным, несмотря на то что фильм — это всегда результат вымысла, нечто придуманное и разыгранное. «Придуманности» должно быть как можно меньше. Процесс создания картины — это процесс осознания того, как близко ты можешь подобраться к правде персонажа. К подлинности. Снимая, я стараюсь избавиться от любых проявлений игры, хотя отдаю себе отчет в том, что сделать это до конца невозможно.

Ваш метод особенно чувствуется в групповых сценах, где диалоги кажутся сымпровизированными. Это действительно так?

Абделатиф Кешиш. В групповых сценах реплики очень тщательно прописаны. Они существуют на бумаге, но я пытаюсь — не думаю, что у меня это здорово получилось, — заранее не заявлять определенный ритм. И так как в сценарии существуют трудности с ритмом, даже в том, что касается сюжета, я пытаюсь найти ритм во время съемки. Когда я на площадке, мне нужно избавиться от принципа «железного сценария»: его букве нельзя следовать во что бы то ни стало.
Я предпочитаю двигаться навстречу актерам, быть открытым чему-то новому, не зацикливаться на том, что написано. И когда доходит до откровенных сцен, все происходит очень свободно. Реплики исчезают, написание сценария продолжается на площадке. Мне очень комфортно снимать эти сцены. Они по­стоянно создаются заново, возникает живая реакция актеров друг на друга, играю­щая большую роль. Это доставляет мне удовольствие.

Теперь, когда фильм закончен, можете ли вы сказать, что он вам дал?

Абделатиф Кешиш. Он не дал мне никаких ответов. Наоборот, он умножил мои вопросы и сомнения по поводу женской природы. Я так и не понял принцип женского подхода к жизни. Я чувствую, что, может быть, однажды найду ответ, в чем кроется загадка женщины.

Поэтому в названии есть указание «части I и II»?

Абделатиф Кешиш. Я пока еще не знаю ничего о других частях. Я бы очень хотел, чтобы Адель рассказала мне, что будет дальше.

Адель — это ваш Антуан Дуанель?

Абделатиф Кешиш. Антуан Дуанель… Да, признаюсь, я тоже об этом подумал.

Перевод с английского Анны Закревской

Интервью, взятое у режиссера на Каннском кинофестивале для сайта theupcoming.co.uk