Увеличенный линзами микроскопа человеческий глаз кажется живым существом с темным, похожим на колодец отверстием зрачка.

Человеческий глаз превращается в черный круг, и постепенно вырисовываются контуры автомобильной камеры, качающейся на воде. В центре обрамленного черной резиной круга из воды появляется голова мальчишки лет девяти-десяти.

Сверстник мальчика, Фархад, смотрит на море с высокой скалы. Ему кажется, что оно очень далеко внизу. В блестящей от солнца воде темнеют головы плавающих детей. Все они смотрят на Фархада.

Фархад сжимает кулаки, закрывает глаза, отходит от края скалы, снова подходит…

Мальчишка. Прыгай, Фархад! Не бойся! 

Титр: «Москва, 16 октября, 13.40»

Приятный, ласковый голос врача, прильнувшего к окуляру микроскопа, соответствует его холеному лицу с коротко остриженными седыми волосами. Профессора, ему пятьдесят шесть лет, зовут Эдуардом Артемьевичем.

Эдуард Артемьевич. Вас сильно испугали в Америке. Но в глазах ваших я не вижу ничего опасного. Конечно, Америка великая страна, но никому нельзя доверять слепо. Когда назначена операция? И сколько стоит?

Пациент. Пятнадцать тысяч…

Эдуард Артемьевич. Все понятно.

Оторвавшись от микроскопа, Эдуард Артемьевич подмигивает пациенту и, приложив кулак левой руки к его лбу, наносит крепкий удар ладонью другой руки.

Эдуард Артемьевич. Больно?

Пациент. Нет.

Эдуард Артемьевич. В ближайшие годы никаких операций. Понятно?

Пациент. Но вы даже не посмотрели рентгеновский снимок…

Он тянется к портфелю…

Эдуард Артемьевич. Снимок меня не интересует. Я все увидел в ваших глазах. У вас несколько небольших грыж Шморля по всему позвоночнику. Одна, довольно большая, в шейном отделе, и мы ею займемся через несколько лет.

Пациент достает из кармана две стодолларовые купюры и, стесняясь, пытается пристроить их на столе рядом с микроскопом, но Эдуард Артемьевич останавливает его решительным жестом.

Эдуард Артемьевич. А сейчас деньги потратьте на более важные вещи. Дети есть?

Пациент. Да.

Пациент смущенно убирает деньги и натыкается взглядом на висящую на стене фотографию, на которой изображены высокая скала в море и купающиеся возле нее мальчишки.

Пациент. А это кто на фотографии, ваши дети?

Эдуард Артемьевич. Нет. Это я с друзьями в Батуми. Стройный тогда был!

Эдуард Артемьевич указывает пальцем на одного из мальчишек. Маленький Эдик на фото мало похож на взрослого Эдуарда Артемьевича.

Титр: «Москва, 16 октября, 14.10»

Эдуард Артемьевич, сняв халат, под которым оказался ладно сидящий твидовый пиджак, выходит в приемную. Здесь его ждет пожилой кавказец в белом плаще.

Эдуард Артемьевич. А, Гамлет-джан, здравствуй, дорогой!

Гамлет. Я не опоздал?

Эдуард Артемьевич. Гамлет не может опоз­дать, Гамлет может только припоздниться…

Он обнимает гостя.

Гамлет. Поздравляю. Это наша большая гордость! Такой сын.

Эдуард Артемьевич вытаскивает из кармана пиджака конверт.

Эдуард Артемьевич. Два билета в треть­ем ряду. Лучшие места.

Гамлет. Спасибо. Как спектакль называется?

Эдуард Артемьевич. «Петля». Ибрагимбеков.

Гамлет. Азербайджанец?

Эдуард Артемьевич. Да. «Белое солнце пустыни» написал.

Гамлет. «Белое солнце…» видел. Хороший фильм. А другой пьесы не было?

Эдуард Артемьевич. Ты меня достаешь, Гамлет…

Гамлет. Быть или не быть – вот в чем вопрос…

Эдуард Артемьевич. Извини, меня ждут…

Гамлет уходит, что-то бормоча под нос.

Титр: «Москва, 16 октября, 15.00»

Эдуард Артемьевич, уверенно руля своей «Тойотой», подъезжает к театру «Модерн». Звонит мобильный телефон. Эдуард Артемьевич тормозит у тротуара и поспешно лезет в карман за телефоном.

Эдуард Артемьевич. Слушаю… (Длинная пауза.) Я в тебе не сомневался, Фархад. Завтра утром он будет в Баку… С кем ему связаться? Понятно… Спасибо…

Титр: «Баку, 16 октября, 15.00»

Высокий мужчина с чеканными чертами лица разговаривает по телефону, расхаживая по заставленному книжными шкафами кабинету. Это директор нефтехимического НИИ, известный ученый и общественный деятель Фархад Агаев.

Агаев. Я не могу не выполнить твою просьбу, Эдик. Но ты очень осложнишь жизнь своему сыну. И всей семье… Ну как знаешь. Я не мог не сказать тебе…

На пороге появляется помощница Агаева – очень худая седая женщина лет шестидесяти.

Помощница. Опять он?

Агаев садится за свой стол, на котором среди бумаг притаилась фигурка китайского божка из нефрита. Агаев притрагивается к нему, и божок начинает неодобрительно качать головой. Агаев поднимает глаза на помощницу.

Агаев. Он сошел с ума, по-моему.

Помощница. Как и все они.

Агаев. В загсе накладок не будет?

Помощница. Она вас очень уважает. Но удивилась просьбе. И вообще… это так ­некстати… Извините, напрасно вы согласились ему помочь.

Агаев. Я не мог ему отказать. Это друг детства.

Помощница. Может быть, больше вас с ним не соединять?

Агаев (улыбается). Желательно вообще ни с кем…

В кабинет стремительно входят два сотрудника института. Один из них держит в руках планшетный компьютер.

Сотрудник. Почти все новостные агентства разместили видео с вашим заявлением…

Сотрудники подходят к столу, и один из них включает видеозаявление Агаева, размещенное на новостном сайте az.news. Картинка на экране оживает.

Агаев на экране. Я ответственно заявляю: необходимы чрезвычайные меры. В течение ближайших лет добыча нефти в Азербайджане резко сократится. И если страна немедленно не заложит основы постнефтяной экономической стратегии, нас ждет катастрофа. К сожалению, ряд высокопоставленных чиновников из-за личной заинтересованности используют все свое влияние, чтобы сохранить режим интенсивной нефтедобычи до полного истощения ее запасов. Я передал руководству страны имена этих должностных лиц и исчерпывающие доказательства их коррумпированности...

Раздается звонок телефона. Агаев выключает трансляцию, снимает трубку.

Агаев (говорит по-английски). Да. Это я… Мне предложили уйти… Из-за моих выступлений в средствах массовой информации… Я пытаюсь им объяснить, что моя общественная активность никакого отношения к деятельности института не имеет. Но уже принято решение со мной расправиться. Не волнуйтесь, мы не собираемся сдаваться… Все исследования по вашему материалу будут закончены в срок. Поддержка? Поддержка всегда уместна. До свидания... (Вешает трубку, обводит взглядом своих сотрудников.) Предупредите всех: в связи со сложившимися обстоятельствами, чтобы не подвергать вас и ваши семьи опасностям, которые ждут нас в будущем, подписи под заявлением ставятся добровольно. У каждого есть выбор…

Смотрит на помощницу.

Помощница. Я уже всем сказала…

Китайский божок на столе продолжает качать головой.

Титр: «Москва, 16 октября, 15.10»

Эдуард Артемьевич прохаживается по фойе театра в ожидании своего сына Тимура. Наконец тот появляется в гриме и костюме Распутина.

Эдуард Артемьевич. Что они с тобой сделали, сынок?!

Он тянется к бороде на подбородке Тимура, но не решается притронуться.

Эдуард Артемьевич. Договорился?

Тимур. Не разрешает…

Тимуру неловко перед отцом. У Эдуарда Артемьевича от сообщения сына начинает дергаться правый глаз.

Эдуард Артемьевич. Может быть, мне с ней поговорить?

Тимур. Ни в коем случае! Бесполезно…

Эдуард Артемьевич лезет в карман за платком, прикладывает к дергающемуся глазу. Ему трудно говорить.

Эдуард Артемьевич. Ты мой сын… Я не хотел, чтобы ты знал… У меня проблемы… Завтра я должен ехать в Тбилиси… Приехала моя тетка по матери, та, что живет в Париже. Она уже дважды звонила. Ей восемьдесят девять лет. Я обещал ей показать твои метрики…

Тимур. Зачем?

Эдуард Артемьевич смущенно отводит глаза и становится похож на мальчишку, которого поймали на чем-то недозволенном.

Эдуард Артемьевич. Она не верит, что у меня есть сын.

Тимур. То есть как не верит? Ты ей говоришь, что у тебя есть сын, а она не верит?

Эдуард Артемьевич. Она считала, что
у меня нет детей, но, когда ты переехал в ­Москву, я написал ей о тебе, и она хочет завещать тебе свой дом и много другого…

Чувствуется, что вынужденное признание далось Эдуарду Артемьевичу с трудом.

Тимур. Хорошо, я сделаю это.

Титр: «Москва, 16 октября, 14.00»

На сцене декорация парижской мансарды ­20-х годов, с потолка свисает веревка, завязанная в петлю. Главный герой пьесы полковник Субботин подходит к петле. Задумчиво ее разглядывает. Начинает говорить ровным будничным голосом.

Субботин. Ну, что ты молчишь? Если бы не ты, я давно бы это сделал. Не хотелось доставлять тебе радость. Но то, что происходит в России, выдержать невозможно: одно за другим, одно за другим, трагическая цепь, и начало ей положено тобой…

Из глубины мансарды появляется Тимур–Распутин. Он существует лишь в воображении полковника, но ведет себя, как реальный персонаж.

Субботин взбирается на табуретку, берется за петлю.

Распутин. А я ведь предупреждал, я говорил всем: и императору, и матушке, и другим: «Убьют меня – погибнете… Все погибнете – и вы, и Россия погибнет…» Почти пятнадцать лет прошло, как вы меня убили, но и сегодня не сообразят ваши слабые головушки, что к чему. Меня Господь недаром послал своему помазаннику на помощь… Его все вокруг худому учили, а он слушал: «мир – бесчестен, мир – предательство», а какое это предательство, если народ свой от погибели спасаешь? Был бы мир, не было бы революции, кровищи этой…

Субботин. Сколько тебе немцы за этот мир заплатили?

Распутин. А за благое дело почему бы и денежек не взять? Немцу тоже мир нужен был, вот они и пытались через меня царя уговорить… А убили меня, они денежки большевикам отдали и Брестский мир получили, а Россия погибла…

За ходом репетиции следит главный режиссер театра – стройная женщина лет пятидесяти с властными манерами; она не очень довольна Тимуром, но старается говорить спокойно.

Режиссер. Что с тобой сегодня, Тимур? Что-то случилось? Ты же делал это много раз… И вчера ты работал замечательно! Надо вести себя уверенно, иронично, но при этом и чуть пафосно. Ты – воображаемый персонаж, ты существуешь только в воображении Субботина…

Тимур. Но в его воображении я вполне реален…

Режиссер. Не бойся пафоса – ты должен почти вещать. Ты – проповедник.

Тимур. Важно не перегнуть палку…

Тимур умолкает, услышав за спиной шепот. Оглянувшись, видит в глубине декорации пожилого мужчину.

Мужчина(шепотом). Не слушай ее, ты правильно играешь.

Тимур в растерянности.

Режиссер. Семен Теодорович, опять вы на сцене! Марш в гардероб!

Пожилой мужчина исчезает. Тимур собирается продолжить свой монолог.

Режиссер. Ну хорошо… На сегодня хватит…

Она быстро идет к выходу из зала, словно предчувствуя, что Тимур обратится к ней с просьбой.

Тимур догоняет ее в фойе, в дальнем углу которого установлены телевизионные камеры.

Тимур. Светлана Александровна… извините…

Режиссер(не оборачиваясь). Нет! Это не­воз­­можно.

Тимур. На один день! Мы же отдыхаем завтра!

Режиссер. Решается твоя судьба… Я не разрешаю. Ты должен быть в Москве.

Тимур. Я успею вернуться!

Режиссер. Разговор окончен.

Режиссер направляется к своему кабинету, проходя мимо гардеробной, грозит кулаком Семену Теодоровичу, пытающемуся спрятаться за рядами вешалок.

Тимур дает интервью. Его снимают две телевизионные камеры, еще один журналист щелкает фотоаппаратом.

Тимур. После окончания Щукинского училища я вернулся в Баку и десять лет играл сразу в двух театрах. Но возможность дебютировать на московской сцене была моей давней мечтой.

Журналист. Вы, азербайджанец, выйдете на сцену одного из самых интересных театров Москвы в роли русского мужика Распутина. Не волнуетесь?

Тимур. Волнуюсь, конечно. Успех в этом спектакле определит многое в моей профессиональной судьбе. Но моя жизнь в Баку, интернациональная среда, в которой я вырос, и образование, которое я получил, подготовили меня к любой роли мирового театрального репертуара. Теперь все зависит от меня.

Журналист. Спасибо.

Оператор выключает камеру.

Тимур выходит из театра и в раздумье останавливается под громадной афишей с его портретом в роли Распутина.

Титр: «Баку, 16 октября, 21.00»

Через несколько часов Тимур выходит из здания аэропорта в Баку и идет к стоянке такси.

Титр: «Баку, 16 октября, 21.30»

В просторной комнате-студии, совмещающей столовую и кухню, жена Тимура Тамилла что-то пишет за обеденным столом. Слышен звонок.

Открыв дверь, Тамилла видит виновато улыбающегося Тимура.

Тамилла. Что случилось?! Премьеру отменили?!

Неожиданный приезд Тимура испугал Тамиллу настолько, что она, застыв на пороге, мешает ему пройти в дом.

Тимур. Не волнуйся. Всё в порядке. Я на один день.

Наконец Тамилла отступает на шаг, Тимур ставит свой чемоданчик у вешалки и обнимает жену.

Тимур. Я из-за метрик. Без меня загс их не выдает.

Тамилла. Из-за каких метрик?

Тимур. Я же тебе говорил… Как малыш? Почему он спит в столовой?

Тамилла. После твоего отъезда он засыпает только здесь.

Тимур. Странно…

Тимур подходит к дивану, на котором спит их сын. Осторожно, чтобы не разбудить, целует его. Тамилла отходит к окну, Тимур идет за ней.

Тамилла. Зачем тебе метрики?

Тимур. Я же тебе говорил… Забыла?

Тамилла. Почему такая срочность? И вообще, ты понимаешь, что будет со всеми нами?

Тимур. Через месяц вы переедете ко мне…

Тамилла. А куда переедут все остальные? Мой брат? Наши родители? А твой отчим? Он умрет, когда узнает! Тридцать лет ты называл его отцом, а теперь отказываешься от фамилии…

Тимур. Не преувеличивай, он всегда знал, что у меня есть родной отец.

Тамилла. И ты это знал.

Тимур. Да, знал. Но одно дело знать, а другое – увидеть, обнять, почувствовать родную кровь. Знаешь, как мы похожи во всем! Я не могу ему отказать, пойми…

Тамилла. Все знали, что у тебя отец – армянин, но ты хоть раз услышал обидное слово от нас?

Тимур. Тебе это трудно понять…

Тамилла. Мне трудно понять другое. Из-за прихоти какого-то…

Тимур. Почему прихоти? Он хочет, чтобы родной сын носил его фамилию. Это нормально, по-моему…

Тамилла. А то, что его внук из-за этого не сможет больше в родной город приехать, – тоже нормально, по-твоему?

Тимур не знает, что ответить жене.

Титр: «Тбилиси, 16 октября, 22.00»

В маленьком ресторанчике на берегу Куры три пожилых музыканта в национальных кос­тюмах выводят на дудуках печальную, трогающую душу старинную мелодию.

Эдуард Артемьевич и приехавшая из Парижа тетка Русудан стоят на балконе с красивым видом на ночной Тбилиси.

Русудан. Ну, где твой сын?

Эдуард Артемьевич. У него послезавтра премьера в Москве.

Русудан. Я тебе не верю.

Эдуард Артемьевич натянуто смеется и оглядывается по сторонам, но ужинающие за столом трое мужчин и две женщины разговаривают громко, поэтому Русудан никто не услышал.

Эдуард Артемьевич. Завтра вечером я по­кажу тебе его метрики.

Русудан. Что такое метрики?

Эдуард Артемьевич. Свидетельство о рождении.

Русудан. Я ничего в этом не понимаю. Сколько ему лет?

Эдуард Артемьевич. Тридцать три.

Русудан. Похож на тебя? Такой же врун?

Эдуард Артемьевич. Когда я тебе врал?

Русудан. Всю жизнь.

Эдуард Артемьевич. Я сказал ему про завещание.

Русудан. И что?

Эдуард Артемьевич. Не обижайся, но он не проявил особого интереса.

Русудан. Видимо, хороший мальчик.

Эдуард Артемьевич. На что ты намекаешь? Знаешь, твоя ирония мне не нравится. Это было твое желание…

Русудан. Не обижайся.

Эдуард Артемьевич. Я не обижаюсь. Я удивляюсь.

Русудан. Чему?

Эдуард Артемьевич. Тебе… Ему… Ты не верила, что у меня есть сын. Приходится доказывать, что он есть. Ему не хотелось ехать в Баку за свидетельством о рождении – пришлось заставить. Почему я должен этим заниматься? Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от него… Разбирайтесь сами. Мне твой дом не нужен!

Эдуард Артемьевич гневно сверкнул глазами и отвернулся от Русудан.

Русудан. Мне сказали, что у тебя какие-то проблемы?

Эдуард Артемьевич. Какие проблемы? Нет никаких проблем! А если и есть, это мое личное дело.

Русудан. Почему у твоего сына другая фамилия?

Эдуард Артемьевич. Я тебе все написал. И больше ничего объяснять не собираюсь.

Эдуард Артемьевич покидает балкон с гордо поднятой головой.

Русудан. Подожди.

Эдуард Артемьевич. И метрики тебе не покажу. Сама будешь за мной бегать.

Эдуард Артемьевич подходит к столу, приобнимает за плечи молодого усатого грузина в широкополой шляпе с бантом.

Эдуард Артемьевич. Слушай внимательно, Шал­ва… Это место в Баку знает каждый. Так и называется – Молоканский сад. Твои данные я ему передал… И номер машины. Зовут его Тимур… Это мой сын! Он передаст тебе конверт для меня. Когда ты выедешь?

Шалва. Через час. Дядя Эдик, можно я скажу тост?

Получив разрешение, Шалва обращается к Русудан, занявшей свое место за столом.

Шалва. Тетя Русудан, отец много рассказывал нам о вас и даже обещал отвезти в Париж, если мы будем хорошо учиться… Но не успел, мир его праху… Мы счастливы с Гогой, что вы приехали в Тбилиси и мы наконец увидели вас. Дядя Эдик, когда вы в первый раз приехали в Тбилиси, мы с Гогой были детьми. Не знаю, помните ли вы, но вы тогда привезли нам много подарков и мы с Гогой никак не могли их поделить между собой… Тетя Русудан, дядя Эдик! Здесь собрались близкие нашей семье люди, друзья наши… Мой друг Саид приехал из Марнеули… Мы все пьем за ваше здоровье! Много лет вам жизни и радостей!

Под звон бокалов вступают дудукисты, на этот раз мелодия веселая.

Титр: «Баку, 16 октября, 22.00»

В гостиной с окнами на море вокруг чайного стола сидят Тимур, его жена Тамилла и его бабушка Ирина Николаевна. Из спальни выходит мать Тимура Вера.

Вера. Я не смогла ему сказать… Он этого не переживет… Он умрет…

Ирина Николаевна. Не усугубляй, Вера!

Вера. Мама, прекрати. Ты знаешь, какое у него сердце.

Ирина Николаевна. Я слышу об этом всю жизнь. А он младше меня на пятнадцать лет.

В дверях спальни появляется отчим Тимура, болезненного вида сутулый мужчина. Он плохо видит.

Вера. Кямиль, Тимур приехал.

Отчим. Я знаю. Когда он придет?

Тимур. Я здесь, папа.

Только сейчас отчим видит Тимура. Они обни­маются. Отчим несколько раз целует Тимура.

Отчим. Похудел… Наконец-то… Заж­да­лись тебя. Когда премьера?

Тимур. Послезавтра.

Отчим. Если бы не болезнь…

Вера. Даже не думай...

Ирина Николаевна(громко и многозначительно). Что ты собираешься сообщить нам, Тимур?!

Вера. Мама!

Ирина Николаевна. Рано или поздно придется это сказать.

Отчим. Что-то случилось, Тимур?

Тимур. Нет, нет, все в порядке. Ничего нового. Как дача?

Отчим. Без тебя, можно сказать, гибнет.

Ирина Николаевна. Кому нужна эта дача? Люди ездят по миру, отдыхают на лучших курортах.

Вера. Мама, прекрати.

Отчим. Вы специально меня нервируете, Ирина Николаевна? Вы же знаете, что эта дача мне дороже всех курортов мира.

Ирина Николаевна. Так что ты хочешь нам сказать, Тимур?

Тимур. Потом, Ирина Николаевна… А зав­тра я обязательно съезжу на дачу.

Отчим бросает победный взгляд на
тещу.

Титр: «Баку, 16 октября, 22.40»

Нависший над рулем друг Тимура Фаик хранит молчание. За окном автомобиля мелькают украшенные огнями улицы Баку.

Тимур. Ну что ты молчишь?!

Фаик. А что говорить? Всё ясно.

Тимур. Что тебе ясно?

Фаик. На хер ты согласился на это? И так все знали, что у тебя отец армянин.

Тимур. Тем более. Утром мне нужна будет твоя машина.

Дальше они едут молча. Тимур выходит из машины, когда она останавливается у массивной входной двери научно-исследовательского института нефтедобычи.

Титр: «Баку, 16 октября, 23.00»

Помощница Агаева проводит Тимура через приемную, перед дверью кабинета она распрямляет сутулую спину и жестом приглашает Тимура войти.

В кабинете, похожем на библиотеку из-за многочисленных шкафов с книгами, Тимура ждет Агаев.

Тимур. Вы так поздно на работе? Что-то случилось?

Агаев. Осада.

Агаев встает из-за стола, обнимает Тимура.

Тимур. Это из-за ваших статей?

Агаев. Да. Эдик сказал, что у тебя премьера в Москве.

Тимур. Послезавтра.

Агаев. Рад за тебя. Ты прилетел по просьбе отца. Но должен тебе сказать, что в жизни каждого человека бывают ситуации, когда он сам отвечает за свои поступки.

Тимур. Я понимаю. Но вы же его знаете… Может, вы скажете, что с метриками ничего не получается? И тогда все решится само собой.

Агаев. Я не могу ему соврать!

Тимур. А я не могу не выполнить его просьбу.

Агаев. Я тебя понимаю. Еще не нашелся человек, способный устоять перед напором Эдуарда Агаянца.

Титр: «Баку, 17 октября, 01.00»

Тимур спит, уткнувшись в подушку. Тамилла, сидя рядом на краю дивана, говорит то ли сама с собой, то ли со спящим мужем.

Тамилла. Меня ведь предупреждали, отговаривали… Но я не верила. И сейчас тоже мне не важно, кто ты – азербайджанец, армянин, швед… Да кто угодно! Ты – отец моего ребенка, и я люблю тебя. Но как мы теперь будем жить? Ты оказался таким безвольным… То, что ты хочешь сделать, – это предательство. Ты же знаешь ситуацию – я не смогу с тобой жить после этого… Ай Аллах, Боже, помоги мне, образумь его, не дай разрушить нашу семью…

Титр: «Баку, 17 октября, 06.00»

Тамилла готовит завтрак. Сидящий за столом Тимур не решается начать разговор. Бесшумно приоткрывается дверь из спальни, выглядывает сын. Он бежит к Тимуру, вспрыгивает ему на колени.

Сын. Ты приехал, папа! Ура! Можно, я не пойду в школу сегодня?

Тимур. Ах ты хитрец! Я утром очень занят. Но, когда ты вернешься из школы, мы все вместе пообедаем и погуляем по городу. А потом мы с мамой отведем тебя к бабушке с дедушкой, потому что вечером мы с мамой летим в Москву на мою премьеру…

Тимур смотрит на Тамиллу, хранящую молчание. Разложив омлет, она подает тарелки на стол.

Сын. Я тоже хочу на премьеру…

Тимур. А школа? Потерпи немного, мама вернется. И вы очень скоро переедете ко мне в Москву… Навсегда.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 08.30»

Переодевшийся в поношенный спортивный костюм Тимур очищает от сорняков виноградник на даче родителей. Чувствуется, что работа доставляет ему удовольствие.

Слышен звук подъехавшего к воротам автомобиля, скрип тормозов. Из-за угла дома появляется брат Тамиллы Заур, двадцатипятилетний крепыш с гладко выбритым черепом.

Он так разъярен, что не здоровается с Тимуром.

Заур. Ну что, проявил наконец свое армянское нутро?

Тимур. Здравствуй, Заур.

Заур. Пошел ты, знаешь куда? Ты специально переехал в Москву, чтобы нанести нам такой удар?! Это твоя благодарность за все, что для тебя было сделано?

Тимур. Не кричи.

Заур. Я предупреждаю, если ты поменяешь фамилию, я за себя не отвечаю!

Тимур. А тебя-то почему это так волнует?

Заур. Муж моей сестры не может быть армянином!

Разговор, идущий на повышенных тонах, слышен на соседней даче. Десятилетний мальчик, взобравшись на каменный забор, с интересом слушает Заура и Тимура.

Титр: «Баку, 17 октября, 12.35»

«Жигули», управляемые Шалвой, подъезжают к углу сада со стороны Драматического театра. Пристроившись к плотному ряду машин, Шалва выходит и смотрит на часы. Он опоздал всего на пять минут, но видно, что это очень его беспокоит. По лицам стоящих вокруг людей пытается определить, кто из них Тимур.

Титр: «Тбилиси, 17 октября, 13.10»

Услышав стук в дверь своего гостиничного номера, Эдуард Артемьевич выходит из ванной комнаты. Стук повторяется. Эдуард Артемьевич открывает дверь и видит на пороге женщину средних лет в темной накидке.

Женщина. Здравствуйте. Вы Эдуард Ар­темь­­евич?

Эдуард Артемьевич. Да.

Женщина. Извините… Могу я зайти на минутку?

Эдуард Артемьевич. Да, пожалуйста.

Женщина заходит, проходит к столу, стоящему посреди комнаты. В руках у нее какой-то довольно большой газетный сверток.

Эдуард Артемьевич. Что это?

Женщина. Я жена Гиви Майсурадзе…

Эдуард Артемьевич. Как он?

Женщина. Он умер. В прошлом году. Мы вам звонили.

Эдуард Артемьевич. Да, да… Извините… я не смог прилететь.

Женщина. Вы прислали телеграмму. Гиви вас очень уважал. Связь с Россией очень усложнилась, мы не смогли вовремя выполнить желание Гиви и передать вам деньги.

Она кладет сверток на стол.

Эдуард Артемьевич. Какие деньги?

Женщина. Вы забыли… Вы очень помогли нам, когда Гиви посадили.

Эдуард Артемьевич. Не помню.

Женщина. Это было в 2000 году. Гиви давно собирался вернуть вам долг.

Эдуард Артемьевич. Какой долг? Я в долг денег не даю. Только беру.

Он смеется, довольный своей шутке. Женщина сохраняет серьезность.

Женщина. Гиви перед смертью сказал, чтобы мы обязательно поблагодарили вас и вернули деньги.

Эдуард Артемьевич. У вас дети есть?

Женщина. Двое. Мальчик и девочка. Уже взрослые.

Эдуард Артемьевич. Разделите эти деньги между ними.

Звонит телефон. Эдуард Артемьевич поспешно подносит трубку к уху.

Эдуард Артемьевич. Здравствуй, Шалва. Слушаю тебя, дорогой. Как не пришел?! Не может быть. Позвони им… Я дал тебе их телефоны… Жене позвони. И тут же перезвони мне.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 14.30»

Друг Тимура Фаик на такси подъезжает к даче, у ворот которой он видит свою машину. Бегло осмотрев двор, Фаик заходит в дом, но вскоре опять оказывается во дворе, складывает ладони рупором.

Фаик. Тимур! Тимур! Тимур!

Титр: «Баку, 17 октября, 14.45»

Выбрав малолюдную аллею, Шалва говорит по телефону с Эдуардом Артемьевичем.

Шалва. …Ничего нового. На даче его тоже нет… Машина, на которой он поехал, стоит у ворот, а сам он исчез…

Шалва кладет телефон в карман, но тот снова звонит.

Шалва. Нет, не пришел… Я сообщил Эдуарду Артемьевичу. Не беспокойтесь, я сыт.

Титр: «Тбилиси, 17 октября, 15.00»

Эдуард Артемьевич нервно расхаживает по номеру, разговаривая по телефону с бывшей женой.

Эдуард Артемьевич. Кто последним его видел? Брат жены? Это тот, кто угрожал ему? Все понятно. И что ты собираешься предпринять? Ты же родная мать все же… Дай Ирину Николаевну… Здравствуйте, дорогая… Счастлив слышать ваш голос. Извините, что давно не звонил. Что могло случиться? Он ночью должен был вылететь в Москву. Завтра утром генеральная репетиция, вечером – премьера. Неужели с ним что-то сделали?!

Титр: «Баку, 17 октября, 15.30»

Фаик и Тамилла ждут Заура у банка. Наконец он появляется из-за массивной железной двери. Отводит их в сторону и говорит быстрым шепотом.

Заур. Что случилось?

Тамилла. Ты не знаешь?

Заур. Нет.

Тамилла. Тимур исчез.

Заур. А я при чем?

Фаик. Что ты с ним сделал?

Заур. Ничего. Обругал и уехал… Вообще-то, его надо было убить. Но я на работу торопился…

Фаик. Тебя посадят.

Заур. За что?

Фаик. Ты последний, кто его видел. И все слышали, что ты грозился его убить.

К банку подъезжает черный «Мерседес».

Заур. За это не сажают… Извините… Мне надо вернуться на работу.

Он проворно ныряет в дверь, чтобы его не увидел выходящий из автомобиля управляющий банком.

Фаик. Это не он.

Тамилла. Я и не сомневалась.

Фаик. Что будем делать?

Тамилла. Не знаю.

Звонит ее телефон.

Тамилла. Да… Кто? Эдуард Артемьевич? Отец Тимура?.. Очень приятно. Слушаю вас. Извините, но меня это беспокоит не меньше вашего. Нет, просто вы говорите каким-то обвинительным тоном…

Титр: «Тбилиси, 17 октября, 15.30»

Эдуард Артемьевич продолжает ходить по номеру в сильном возбуждении.

Эдуард Артемьевич(в телефон). А кого мне обвинять, дорогая? Вы всей семейкой почему-то отправили его на дачу. Туда поехал ваш брат. После чего Тимур исчез… Первое, что приходит в голову, – это то, что ваша семья расправилась с бедным мальчиком… За то, что он решил поменять фамилию. Отчим тоже был на даче? Убежден, что так или иначе это дело его рук. Ну и что, что любит? А вы знаете, на что может толкнуть ревность любящего человека?! Вы в полицию заявили? Почему? Чего ждать? Среди бела дня пропал человек. Алло… Алло… Отбой дала, дрянь! (Он вешает трубку, но тут же опять раздается звонок.) А, это вы… извините… связь прервалась. У меня к вам просьба: позвоните по телефону 050 8274720… Это мой друг Фархад Агаев. Сообщите ему… Может быть, он сможет помочь...

Титр: «Тбилиси, 17 октября, 16.00»

Эдуард Артемьевич стремительно входит в фойе гостиницы. От лифта навстречу ему идет Русудан.

Эдуард Артемьевич. Извини… Опоздал.

Русудан. Я решила прогуляться. Ну, где твои метрики?

Эдуард Артемьевич. Сорвалось… Страшная проблема.

Русудан. Я так и знала.

Эдуард Артемьевич. Что ты знала?

Русудан. Нет сына, нет метрик. Но не волнуйся, я все равно тебе все завещаю.

Эдуард Артемьевич. Будь я проклят, если приму от тебя что-нибудь. У меня сын пропал! А ты…

У него срывается голос. Русудан впервые в жизни верит, что он говорит правду.

Русудан. Прости, Эдик.

Титр: «Баку, 17 октября, 17.00»

Сидящие вокруг стола Агаева два сотрудника и помощница ждут, когда он закончит говорить по телефону.

Агаев. Решить этот вопрос может только министр. Сейчас конец дня… Поймать его трудно. И что я ему скажу? И вообще, что изменит твой приезд? Извини… Я не это имел в виду. Но сделать ничего не могу, это невозможно, Эдик! (Дает отбой.) Он совсем сошел с ума – едет в Баку.

Помощница. Его задержат на границе.

Первый и второй сотрудники(вместе). Вы правильно ему отказали… В нашем положении это гибель: «Агаев привез в Баку армянина…» Вы представляете, что из этого могут раздуть!

Агаев. Соедините меня с министром безопасности…

Титр: «Тбилиси, 17 октября, 17.10»

В отделанном мрамором зале серных бань рядом с закутанным в простыню Гогой на невысоком возвышении лежит Саид. Усатый банщик опрокидывает на его спину огромное облако мыльной пены и приступает к массажу.

Дородная женщина средних лет ставит на стол поднос с фруктами, сладостями и чаем.

В дверь заглядывает Эдуард Артемьевич. Он в своем твидовом пиджаке.

Гога. О! Дядя Эдик, наконец-то! Заждались вас…

Женщина. Девушки нужны? У нас все на подбор – какие желаете…

Гога смущенно смотрит на Эдуарда Артемьевича.

Эдуард Артемьевич. Мне сейчас не до этого… Он не может ничего сделать, это действительно не в его силах…

Гога жестом отпускает женщину, она уходит.

Гога. Успокойтесь, дядя Эдик… Что-нибудь придумаем… Мы же с Саидом охот­ники…

В печальных глазах Эдуарда Артемьевича появляется надежда.

Титр: «Грузия, приграничный район,
17 октября, 18.00»

По тропинке, ведущей к скалистому гребню, уверенно шагает толстый Саид, за ним с трудом поспевают Гога и Эдуард Артемьевич.

Гога. Саид здесь каждую тропинку знает… Очень надежный человек, еще папа с ним дружил…

Звонит мобильный телефон. Эдуард Артемьевич лезет в карман.

Саид. Надо выключить телефон…

Эдуард Артемьевич. Да, слушаю... Да, Арам, вонцес, ахперджан? Нет, я не в Москве, хекуц кегнем, цаватанэм, да, хорошо… Около двенадцати буду у себя… Ну пока.

Саид прислушивается к разговору.

Они идут дальше, кругом только скалы и высохшие кусты, никаких признаков ­границы.

Гога(под нос). Заблудились, что ли? Саид! Мы здесь уже проходили, по-моему! Где граница?

Саид останавливается, переводит дыхание.

Саид. Извини, Гога… Вы тоже извините, Эдуард. Вы хороший человек, но, оказывается, армянин! Или я ошибаюсь?

Эдуард Артемьевич. Да, я – армянин.

Саид. А не похожи… Извини, Гога, но армянина я через границу перевести не могу.

Обойдя Гогу с Эдуардом Артемьевичем, Саид идет в обратном направлении.

Титр: «Баку, 17 октября, 18.20»

Заур выходит из подъезда родительского дома вместе с Тамиллой. Он заметно нервничает и то и дело притрагивается к своему гладко выбритому черепу.

Заур. Я не хотел говорить при них. Я не был на даче.

Тамилла. Ты же сам сказал…

Заур. Я наврал. Я хотел поехать. Но передумал.

Тамилла. И ты Тимура не видел? И с ним не говорил?

Заур. Нет.

Тамилла. Я тебе не верю.

Заур. Поговори с Фаиком. Вы же не хотите, чтобы меня посадили?

Тамилла. Так ты был на даче или нет?

Заур. Нет.

Тамилла. Тебе никто не поверит, Заур…

Титр: «Баку, Министерство
безопасности, 17 октября, 18.40»

Секретарь с майорскими погонами открывает дверь и приглашает Агаева пройти из приемной в кабинет министра.

Агаев заходит в кабинет и осматривается по сторонам – кабинет пуст.

Министр. Проходите сюда, пожалуйста. Я здесь!

Агаев идет на голос и заглядывает в открытую дверь комнаты, расположенной за кабинетом. Она вся заставлена горшками и кадками с растениями. Министра национальной безопасности с лейкой в руках непросто разглядеть среди буйной растительности.

Министр. Приветствую… Рад видеть… Я ботаник по первому образованию, очень люблю растения… Какими судьбами?

Агаев. Я с просьбой. Не хотел по телефону.

Министр оставляет лейку и идет в кабинет, Агаев следует за ним.

Агаев. Мне позвонил друг детства, он живет в Москве. Известный врач. Он едет из Тбилиси и просит помочь ему пересечь границу.

Министр усаживается за свой стол, указывает Агаеву на кресло.

Министр. А в чем проблема? Он гражданин России?

Агаев. Да. Но армянин.

Министр. Армянин?!

Агаев. Да.

Министр. А что ему здесь нужно?

Агаев. Он едет к сыну. Сын его живет в Баку. Известный актер.

Министр. Странно. Он что, не знает ситуацию?

Агаев. Он один из тех, кто подписал в ­90-м году заявление, где группа армян осудила сепаратистские настроения карабахцев. И вообще это наш сторонник. Такими людьми надо дорожить.

Министр. Как фамилия?

Агаев. Агаянц Эдуард Артемьевич.

Министр. Почти Агаев. Когда он хочет приехать?

Агаев. Он уже на границе.

Министр. Он, видимо, большой чудак, ваш друг детства.

Агаев. Да.

Министр. А где он будет жить?

Агаев. У меня.

Министр. Вам это надо? У вас проблемы, по-моему…

Министр нажимает на кнопку и наклоняется к переговорному устройству.

Министр. Самедов, свяжитесь с грузинской границей… Там некто Агаянц Эдуард Артемьевич, российский гражданин, пересекает границу. Пусть пропустят. (Отключившись, с интересом смотрит на Агаева.) Вот вам номер дежурного на всякий ­случай…

Он пишет номер телефона на красивой, затейливо обрезанной бумажке.

Агаев. Спасибо. Вы очень меня выручили.

Титр: «Грузино-азербайджанская
граница, 17 октября, 19.30»

Серый джип подъезжает к контрольно-пропускному пункту на границе Азербайджана. Гога высовывается из окна, смотрит на небольшую очередь у КПП.

Эдуард Артемьевич говорит по телефону.

Эдуард Артемьевич. Я не сомневался в тебе, Фархад…

Титр: «Баку, 17 октября, 20.00»

Врач «скорой помощи» делает укол Кямилю, лежащему на кровати под капельницей. Чуть позже он выходит в сопровождении матери Тимура в столовую. Здесь за столом сидят Тамилла, Фаик, Ирина Николаевна и Шалва.

Вера. Слава богу, обошлось.

Ирина Николаевна. Как всегда.

Вера. Мама, прекрати.

Вера провожает врача. Фаик смотрит на часы.

Ирина Николаевна. Ты хорошо осмот­рел дачу?

Фаик. Все облазил. Кричал…

Ирина Николаевна. Скоро двенадцать часов, как его нет. Такого никогда не было.

Звонит телефон Шалвы. Он торопливо хватает аппарат.

Шалва. Да… Добрый вечер, дядя Эдик. Нет, ничего нового… Я у них… Хорошо. Жду.

Ирина Николаевна. Кто это? Эдик?

Шалва. Да. Он едет в Баку.

Вера. Это невозможно!

Ирина Николаевна. Для него все возможно.

Титр: «Баку, 17 октября, 22.10»

Агаев все еще на работе. В кабинет заходит помощница, не сразу решается отвлечь Агаева, что-то записывающего в толстый блокнот.

Помощница. Эти опять пришли…

Два сотрудника института, миновав дверь, сразу же останавливаются.

Агаев. Подойдите ближе…

Сотрудники, переглянувшись, нерешительно делают шаг в сторону стола.

Агаев. Еще ближе. Слушаю вас…

На второй шаг визитеры не решаются и говорить начинают не сразу.

Первый сотрудник. В прессе появилась информация о нецелевом использовании бюджетных средств института…

Агаев. Это полная чушь, и вы это прекрасно знаете…

Второй сотрудник. Но прокуратура воз­буждает уголовное дело…

Первый сотрудник. Несколько человек уже вызывали…

Агаев. Кого?

Второй сотрудник. У вас есть недоброжелатели…

Агаев. Не исключено, но каждый волен поступать так, как ему велит его совесть…

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 08.00»

Соседский мальчик спрыгивает с забора, подбегает к колодцу и, приподнявшись на цыпочки, с интересом наблюдает за Тимуром, расчищающим дно колодца от ила и камней.

Мальчик. Дядя, ты армянин?

Подняв голову, Тимур видит лицо мальчика на фоне голубого неба.

Тимур. Нет. Ты кто, мальчик?

Мальчик. Я сосед. А вы кто?

Тимур. Я, можно сказать, хозяин этой ­дачи.

Мальчик. А почему я вас никогда не ­видел?

Тимур. Ты, наверное, недавно здесь живешь.

Мальчик. Мы живем в городе, здесь наша дача.

Тимур. Давно?

Мальчик. Целый год. Дядю Заура я видел, и тетю Тамиллу, и тетю Веру. А вас нет.

Тимур. Весь этот год я был в Москве.

Мальчик. А почему дядя Заур вас армянином назвал?

Тимур. Он пошутил.

Мальчик. Так не шутят. Вы хотите нас взорвать?

Тимур. Что за глупости?! Почему ты так решил?

Мальчик. Армяне взорвали метро много лет назад. Мой дядя погиб… И вообще, армяне наши враги номер один!

Тимур. Я тебе все объясню, мальчик.

Тимур делает шаг к лестнице.

Мальчик. Не двигайтесь! Не подходите к лестнице!

Он заносит над головой руку с довольно большим камнем.

Мальчик. Я забросаю вас камнями, если вы полезете наверх.

Тимур. Позови кого-нибудь из взрослых, мальчик. Я должен ехать в город. Меня ждут.

Тимур берется за лестницу.

Мальчик. Отпустите лестницу.

Тимур не подчиняется, и тогда мальчик бросает камень. Тимур продолжает лезть наверх. Мальчик бросает в него еще два камня, и третий, довольно большой, попадает в голову Тимура, успевшего подняться на несколько метров.

Удар настолько силен, что Тимур разжимает руки и падает на дно колодца.

Мальчик издает торжествующий крик и начинает отвязывать лестницу.

Тимур. Мальчик, не надо. Прошу тебя. Позови взрослых.

Сознание его мутнеет, глаза открываются на мгновение, когда сверху падает лестница, больно ударив по лицу. Издали доносится женский крик.

Женский голос. Самир! Самир! Где ты?!

Мальчик Самир бежит к забору, разделяющему дачи.

Титр: «Баку, 17 октября, 22.20»

Шалва, чуть покачиваясь, дремлет за столом, прикрыв усталые глаза. Члены семьи слушают Веру, разговаривающую по телефону.

Вера. Когда это произошло?

Титр: «Баку, 17 октября, 22.25»

Мать Самира продолжает разговаривать с Верой по телефону, намазывая на лицо ночной крем.

Мать Самира. Мы очень торопились в город. И не придали значения его болтовне. Уж очень невероятно все звучало. Он вечно что-то придумывает. И мы решили, что это его очередная выдумка. Потом он, видимо, и сам забыл. А вечером, когда мы пришли с работы, опять начал рассказывать о своем подвиге. Мы долго искали ваш телефон. Извините за поздний звонок. Я так и думала, что он все насочинял… Как у вас на даче мог появиться армянин?! До свидания. Извините…

Она вешает трубку и сурово смотрит на сына.

Самир. Я не вру! Он в колодце!

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 10.00»

Тимур проводит рукой по окровавленному лицу, трогает слипшиеся от крови волосы – удар камня пришелся по темени. Некоторое время он стоит, покачиваясь, как пьяный, потом лезет вверх, упираясь ногами и руками в стенку колодца. На стыках бетонных колец он останавливается, чтобы перевести дыхание, затем снова продолжает восхож­дение.

На четвертом кольце предательски соскальзывает левая нога, и он, не удержавшись, летит вниз.

Титр: «Баку, 17 октября, 23.00»

Машина с Эдуардом Артемьевичем выезжает на площадку, с которой открывается замечательный вид на Баку. Выйдя из автомобиля, Эдуард Артемьевич как завороженный долго любуется панорамой родного города. Затем вытаскивает телефон, набирает ­номер.

Эдуард Артемьевич. Я в городе, скоро буду у тебя… Должен зайти Мика. Кое-что принесет для меня… Это не телефонный разговор.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 13.00»

Тимур делает очередную попытку выбраться из колодца. На этот раз сорвавшись с еще большей высоты, он ударяется так сильно, что теряет сознание.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 23.10»

Почти одновременно хлопают четыре дверцы машины Фаика, подъехавшей к даче. Вера, Заур, Тамилла, Фаик бегут к колодцу. Фаик включает электрический фонарь. Луч света двигается по дну колодца, освещает лопатку, рядом видна невысокая кучка из сплетенных веревок.

Фаик. Пусто.

Заур. А лестница там?

Фаик. Что-то похожее есть.

Заур. Как же он вылез?

Титр: «Баку, 17 октября, 23.40»

К дому Фархада Агаева подходит грузный седовласый мужчина в джинсах, белых кедах и кепке-бейсболке. Переложив потертый портфель в другую руку, звонит в дверь.

Ему открывает один из сотрудников.

Седовласый. Фархад дома?

Сотрудник. Здравствуйте, Мика. Он ждет вас, проходите.

Мика направляется к кабинету Агаева.

Титр: «Баку, 17 октября, 23.45»

Агаев, раскрыв объятия, идет навстречу гостю.

Мика. Что случилось? Почему он едет сюда? Почему ты его не остановил?

Агаев. Я пытался…

Мика. Надо было настоять на своем!

Агаев. Ты же его знаешь…

Мика. Что случилось все-таки?

Агаев. Пропал его сын.

Мика. Тимур? Когда?

Агаев. Сегодня. Утром поехал на дачу и исчез.

Мика. Теперь я понял… Он просил меня принести… Но предупреждаю: если придется стрелять, стрелять буду я. Я не сомневаюсь ни в нем, ни в тебе. Вы – мои лучшие ученики за все годы моего учительства… Но есть вещи, которые я вам доверить не могу…

Агаев с улыбкой приобнимает учителя.

Агаев. Ты не меняешься…

Мика. Забыл ты обо мне… Не звонишь, не заходишь…

Агаев. Я не забыл… Как твоя коллекция?

Мика. В целости и сохранности. Но как он проехал через границу?

Агаев. Я попросил министра безопасности.

Мика. И он выполнил твою просьбу? Тут что-то не то… В твоем положении…

Агаев. Будем надеяться на лучшее…

Мика. А ты молодец, я слежу за событиями… Мальчик с тобой?

Агаев. В Москве.

Мика. Жениться не собираешься?

Агаев. Нет… Не думаю…

Агаев смотрит на фотографию жены, висящую на стене рядом с той фотографией, которую мы видели в кабинете Эдуарда Артемьевича.

Мика. А я решил жениться…

Агаев. Опять? Сколько у тебя детей?

Мика. Если не вдаваться в подробности – четверо…

Титр: «Баку, 17 октября, 23.50»

Серый джип везет Эдуарда Артемьевича по набережной. Видна ярко освещенная Девичья башня, стены Старого города.

Гога. Красивый город.

Эдуард Артемьевич. Очень изменился. Здесь направо.

Автомобиль въезжает в Старый город.

Титр: «Баку, 18 октября, 00.10»

Эдуард Артемьевич по очереди прижимает к груди Агаева и Мику.

Эдуард Артемьевич. Если бы вы знали, как я рад вас видеть живыми и невредимыми. Мика, ты не меняешься. Я тебя часто во сне вижу.

Мика. Но звонишь редко.

Эдуард Артемьевич. Прости, замотался. Ты принес то, что я просил, Мика?

Мика. Конечно.

Эдуард Артемьевич. Ну что, поехали?

Агаев. Куда?

Эдуард Артемьевич. Я должен посмот­реть им в глаза. Меня интересуют два человека: отчим и брат жены.

Агаев. Отчим тяжело больной человек.

Эдуард Артемьевич. Заодно поставлю ему диагноз. Он ненавидит меня всю жизнь. А брат жены и не скрывал, что хочет расправиться с Тимуром.

Агаев. Убежден, что это какое-то не­до­разумение…

Эдуард Артемьевич. А я убежден в обратном…

Мика. Справедливость восторжествует, Эдик. Разве не этому я учил вас? Но стрелять буду я!

Агаев. Какого черта ты затеял эту историю с метриками? Что за приступ эгоизма?!

Мика. Какие метрики? Ничего не понимаю…

Эдуард Артемьевич. А почему он должен носить фамилию чужого ему человека?

Агаев. Этот «чужой» человек его вырастил и любит, как своего сына.

Эдуард Артемьевич. Тимур – мой сын!

Агаев. Ты вспомнил об этом через три­дцать лет.

Эдуард Артемьевич. Я всегда помнил, но кто бы мне его отдал? Я даже антиармянскую статью в газете «Известия» подписал, но в Баку меня так и не пустили. (На его глазах появляются слезы.) Если с ним что-то сделали, я их перестреляю. И себя убью.

Агаев. Надеюсь, до этого не дойдет.

Он обнимает Эдуарда Артемьевича. И тот вдруг плачет, как ребенок, уткнувшись в грудь друга.

Эдуард Артемьевич. Зачем я послал его сюда?! Зачем?!

Мика хмурится.

Мика. Не плачь, Эдик. Я учил вас другому. Зло должно быть наказано!

Эдуард Артемьевич. Знаю, но разве мы не плачем, когда нам больно, Мика? И не смеемся, когда нас щекочут? Ты же сам это говорил. Дай пистолет…

Мика. Стрелять буду я. Твой сын – мой сын. И все же объясните поподробнее, что произошло?

Агаев. Он хочет, чтобы Тимур взял его фамилию.

Мика. Каким образом?

Эдуард Артемьевич. Простым. На основании свидетельства о рождении. Это право любого человека.

Мика. Но ведь… Он не сможет приехать в Баку… И вообще…

Агаев. Бессмысленный разговор. Он же – как танк…

Эдуард Артемьевич. Я не танк. Я отец и хочу…

Мика. Теперь я все понял. Бедный мальчик.

Эдуард Артемьевич. Я должен поговорить с братом его жены.

Мика лезет в портфель.

Мика. А у меня для вас подарок…. Нашел еще несколько батумских фотографий…

Он вытаскивает фотографии, аккуратно вставленные в рамочки.

Мика. Эти лучше качеством…

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 22.10»

Тимур лежит на дне колодца, привалившись боком к гладкой стенке. Он бредит…

Сон Тимура

Ему видится, что он на кладбище. Печет солнце. Толпа в черном молча движется к черному гранитному памятнику. Лицо мужчины, стоящего во весь рост на круглом постаменте, кажется Тимуру знакомым.

Вдруг толпа, окружившая памятник, разом заговорила. И тут только Тимур узнает в гранитной фигуре на постаменте себя. В подтверждение этого он читает свое имя, высеченное золочеными буквами у основания памятника: «Тимур... 1980–2013».

Голоса в толпе звучат громче и громче…

Голоса. Нет фамилии… У него нет фамилии. Он без фамилии… Нет фамилии…

К памятнику приближается плачущий Эдуард Артемьевич, опускается на колени. Рядом стоит Тамилла. К ним подходит мужчина, в котором Тимур узнает себя.

Эдуард Артемьевич. Прости меня, сынок. Будь я проклят! Зачем послал тебя на смерть?!

Тимур. Это моя вина… Каждый сам несет ответственность за свои поступки…

Он поднимает отца с колен и обнимает Тамиллу.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 22.30»

Тимур открывает глаза. В круглую горловину колодца светят звезды. В отличие от кладбищенской жары, на дне шестиметрового колодца довольно прохладно.

Тимур заставляет себя подняться на ноги и снова лезет вверх, опираясь на поверхность стен колодца широко расставленными ногами и руками.

Примерно на середине высоты снова срывается…

Титр: «Баку, 18 октября, 01.30»

Сотрудник Агаева приводит Заура.

Заур. Можно? Здравствуйте.

Агаев и Мика, поздоровавшись, отходят в сторону.

Эдуард Артемьевич. Это ты хотел убить моего сына?

Заур. Я сказал об этом сгоряча… Но я пальцем его не тронул.

Эдуард Артемьевич. Сколько тебе заплатил отчим Тимура, чтобы ты его убил?

Заур. Клянусь вам!

Эдуард Артемьевич. Кому кроме тебя он мог заказать его?

Заур. Да он вообще ничего не знал. Ему только вечером сказали, что Тимур пропал. Он еле по квартире передвигается.

Эдуард Артемьевич. Если Тимур убит, я застрелю вас обоих. И тебя, и его! Ты сомневаешься? Думаешь, я не смогу это сделать?!

Заур. Я хочу, чтобы вы поверили: ни я, ни дядя Кямиль Тимура не убивали.

Эдуард Артемьевич. Я не верю ни тебе, ни этому Кямилю… Он меня ненавидит.

Заур. Это не так, поверьте.

Агаев (Зауру). Поужинаете с нами?

Заур. Спасибо. Мне завтра рано вставать.

Эдуард Артемьевич. Я тебя от себя не отпущу, пока Тимур не найдется. Молись, чтобы он был жив.

Заур. Вы мне не угрожайте. Не надо было посылать сына на смерть…

Эдуард Артемьевич. Вы слышали, он сказал: «на смерть». Проговорился. Они его убили.

Эдуард Артемьевич бросается на Заура. Агаев и Мика с трудом его останавливают.

Агаев. Успокойся, Эдик! Возьми себя в руки!

Эдуард Артемьевич. Звери!

Заур. Сами вы звери. Скажите спасибо, что вы гость…

Мика строго смотрит на Заура.

Мика. Перестаньте болтать глупости!

Заур. Извините. Но у меня тоже есть достоинство. Я его сына не убивал.

Что-то угрожающе ворча под нос, Заур выходит из кабинета.

Титр: «Пригород Баку, 17 октября, 23.00»

Тимур цепляется за край колодца сперва одной рукой, потом другой, делает попытку подтянуться. Побледневшие от напряжения пальцы рук дрожат.

И тут Тимур слышит какие-то звуки, чей-то невнятный голос: «Ты тут?»

Тимур видит над головой мужской силуэт, размыто рисующийся на фоне звездного неба.

«Силуэт». Повторяю еще раз… Это ты, Тимур?

Голос звучит глухо и неразборчиво.

Тимур. Я.

«Силуэт». Давай.

Тимур. Что дать?

«Силуэт». Руку.

Он протягивает руку Тимуру. И Тимур ­узнает соседа по даче.

Тимур. Самед, ты?!

Сосед. Я самый. За тобой приехал.

Тимур. Осторожно! Упадешь! Тебе сын сказал?

Сосед. Он решил, что ты армянский диверсант.

Пьяный Самед помогает Тимуру подтянуться. Перевалившись через край колодца, Тимур некоторое время лежит на животе.

Сосед. Я выпил немного… В гостях был… Жена позвонила. Это правда, что у тебя отец армянин?

Они двигаются в сторону дома. На веранде сосед валится на старый диван. Рядом на деревянной скамейке аккуратно сложен костюм, в котором Тимур приехал на дачу.

Титр: «Пригород Баку, 18 октября, 00.40»

Тимур, с трудом передвигая ноги, идет к загородному шоссе, пытаясь позвонить по мобильному телефону. Наконец ему удается правильно набрать номер.

Тимур. Алло, Тамилла, это я… Да, жив… потом все объясню… Привези мой паспорт и билет в аэропорт… Да… Постараюсь успеть… Не знаю…

Тимур бредет по обочине шоссе в сторону аэропорта. Время от времени он оборачивается, машет руками, пытаясь остановить какую-нибудь машину. Наконец одна притормаживает. Тимур нагибается к окну.

Тимур. В аэропорт подбросишь?

Водитель, взглянув на его окровавленное лицо, отрицательно качает головой и довольно резко срывает машину с места.

Тимур устало опускается на землю, лежит с закрытыми глазами. Затем заставляет себя встать. Опять идет вдоль шоссе, голосуя. И опять очень долго ни один водитель не обращает на него внимания. Через какое-то время притормаживают старые, потрепанные «Жигули».

Шофер. Куда надо?

Тимур. В аэропорт.

Шофер. Двадцать манат.

Тимур. У меня с собой российские деньги, рубли… Но я…

Не дослушав его, шофер уезжает.

Ноги не держат Тимура. Передохнув немного, он заставляет себя встать.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.20»

Сотрудник Агаева приоткрывает входную дверь, осторожно выглядывает на улицу и видит большую толпу, человек тридцать. Слепя глаза, с противоположного тротуара на дверь направлен небольшой, но яркий прожектор. В его луче видно, как какой-то мужчина непрерывно нажимает на дверной звонок. На лацкане его пиджака поблескивает депутатский значок.

Сотрудник. Вам кого?

Депутат. Фархад-муэллима.

Сотрудник. Одну минуту.

Сотрудник дает возможность депутату проскользнуть в дверь, окидывает взглядом толпу.

Сотрудник. Что вам надо? Зачем вы собрались?

Раздается сразу несколько голосов.

Голоса. Нам сказали, что в доме прячется армянин. Где он?

Сотрудник поспешно захлопывает дверь.

Агаев выходит в холл. Здесь его ждет гладко причесанный мужчина с депутатским значком на лацкане черного пиджака. Сахарно улыбаясь, он почтительно пожимает руку Агаева.

Депутат. Добрый вечер. Рад вас видеть, Фархад-муэллим.

Агаев. Чем обязан в столь поздний час?

Депутат. Город полон слухами… Мы поверить не могли, когда получили информацию от членов нашей партии, работающих в Министерстве безопасности. Как вы могли так неосторожно поступить?

Агаев. Вы ночью пришли в мой дом, чтобы прочитать мне нотацию?

Депутат. Что вы, что вы?! Вы неправильно меня поняли. У меня совсем другие намерения.

Агаев. Говорите прямо: что вам от меня надо? У меня нет времени.

Депутат. Как-то неловко так сразу… Но раз вы настаиваете… Вам просили передать, что вы должны написать заявление об уходе с поста директора института по собственному желанию, а заодно прекратить политические заявления. Ваш гость и его водитель пересекли границу незаконно. И если об этом узнают… Последствия будут очень тяжелые. В первую очередь для вашего гостя… Тюрьма…

Агаев. Разрешение на его въезд в страну дал министр безопасности…

Депутат. Министр совершил должностное преступление. В паспортах у ваших гостей нет отметок о пересечении границы.

Агаев. Этого не может быть!

Депутат. Неужели вы не понимаете, что это сделано специально. Теперь вы у них в руках. И вы, и ваш гость…

Агаев. Я сейчас вернусь, подождите…

Оставив депутата в холле, Агаев идет в кабинет.

Эдуард Артемьевич находит в шкафу початую бутылку виски, наливает себе рюмку и не морщась выпивает. Входит Агаев.

Агаев. Покажи паспорт, Эдик.

Эдуард Артемьевич удивленно вскидывает бровь и лезет в карман. Агаев листает пас­порт.

Эдуард Артемьевич. В чем дело? Какие-то проблемы?

Агаев. Тебе не поставили отметку о пересечении границы.

Эдуард Артемьевич. И что будет?

Агаев. Не знаю.

Агаев идет к двери, но останавливается, потому что Эдуард Артемьевич идет за ним.

Агаев. Где Мика?

Эдуард Артемьевич. В туалете.

Они вместе выходят из кабинета.

Агаев. Ты куда?

Эдуард Артемьевич. К ним.

Агаев. Зачем?

Эдуард Артемьевич. Кровь смывается кровью.

Агаев. Прекрати, Эдик. Мало того что столько проблем из-за твоего каприза, ты еще хочешь и меня угробить.

Эдуард Артемьевич. А ты при чем?

Агаев. Ты, как всегда, думаешь только о себе, Эдик. Всю жизнь был эгоистом.

Эдуард Артемьевич. Вот как?! Интересно… Ну? Что ты еще скажешь? Говори всё, если уж начал. Может, ты меня в захвате двадцати процентов вашей территории обвинишь?

Агаев неожиданно сует руку под пиджак Эдуарду Артемьевичу, нащупывает пистолет.

Агаев. Отдай.

Эдуард Артемьевич. Нет.

Он вскидывает над головой руку со старинным пистолетом.

Агаев. Отдай, тебе говорят.

Он хватается за длинное дуло пистолета.

Эдуард Артемьевич. У меня сын погиб, а ты о себе беспокоишься. Тебе не стыдно?!

Из туалета выскакивает Мика.

Мика. Отдайте немедленно. Это дуэльный пистолет Пушкина!

Подбежав к ним, Мика тоже хватается за пистолет. Но хватка у Эдуарда Артемьевича крепкая и борьба за пистолет продолжается. Слышен звонок телефона. Агаев вынужден отпустить пистолет, чтобы ответить на вызов.

Агаев. Да, Тамиллочка… Когда?.. Где он?.. На какой дороге?.. А как я могу задержать рейс?.. Сколько еще есть времени?.. А вы где?

Агаев дает отбой.

Агаев. Тимур жив.

Эдуард Артемьевич. Где он?

Эдуард Артемьевич разжимает пальцы, и Мике удается завладеть пистолетом.

Агаев. Где-то по дороге в аэропорт.

Эдуард Артемьевич. Это конец… Завт­ра премьера…

Мика. Какая премьера?! Мальчик жив, и это главное!

Эдуард Артемьевич. Если он опоздает на премьеру, я не прощу себе этого…

Агаев. Успокойся, Эдик. Мика прав. Главное – он жив.

Эдуард Артемьевич(смотрит на часы). Еще час до вылета. Надо ехать в аэропорт.

Агаев. Ты, видимо, не понял, что произошло? Тебя посадят…

Эдуард Артемьевич. Да пусть хоть четвертуют! Лишь бы он улетел! Фархад, сделай что-нибудь, умоляю…

Агаев смотрит на часы и идет к двери. Мика хочет убрать пистолет в портфель, но оружие выскальзывает из его рук и падает на пол. Раздается выстрел. Эдуард Артемьевич шарахается в сторону. Агаев останавливается в дверях и, обернувшись, видит, как Мика успокаивает Эдуарда Артемьевича.

Мика. Это пистолет Пушкина, Эдик…

Эдуард Артемьевич. Хорошо, что не Дантеса, бля…

Агаев, выйдя из кабинета, некоторое время стоит, прислонившись к стене с закрытыми глазами. Затем, собравшись, выходит в холл, где его ждет депутат.

Агаев. Я принимаю ваше предложение при условии: Агаянц и его сын должны вылететь в Москву рейсом в 2.40.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.25»

Тимур выходит на освещенную площадку перед стеклянным магазином, торгующим цветами и саженцами.

У магазина беседуют два молодых усатых человека в одинаковых куртках с надписью «Boss». Один стоит, прислонившись спиной к автомобилю с работающим двигателем.

Тимур. Добрый вечер.

Молодые люди вежливо отвечают на приветствие, даже не взглянув на Тимура. Один из них сильно небрит.

Тимур. У меня просьба… Я опаздываю на самолет… Это чья машина?

Небритый. Моя.

Тимур. Я завтра утром должен быть в Москве. Я актер… У меня премьера. Подбросьте до аэропорта. У меня есть русские рубли.

Небритый. Дело не в деньгах. У меня здесь встреча. Я не могу поехать.

Тимур. Вы видели телевизионный спектакль «Мужчина в черепашьих очках»?

Небритый. Нет.

Второй парень. Я тебя узнал. Ты там шпиона играешь?

Тимур. Да. Помогите, ребята.

Небритый смотрит на своего приятеля.

Небритый. На ключи, подбрось его до аэропорта. И быстро возвращайся.

Он отдает ключи от машины товарищу.

Тимур. Спасибо.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.30»

Агаев, Эдуард Артемьевич и Мика покидают дом через дверь, выходящую во двор. Пройдя по длинному открытому балкону, они спускаются по лестнице. У ворот, выходящих на соседнюю улицу, тихо, людей нет.

Агаев. Сейчас будет машина.

Мика. Я поеду на своей.

Агаев. А где она?

Мика. У парадного входа.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.35»

Телевизионные софиты потушены, но люди продолжают толпиться у главного входа в дом Агаева. Кто-то замечает Мику, идущего к своей машине. Его окликают.

Голоса. Эй, подожди! Поговорить надо.

Мика ускоряет шаг. От толпы отделяются несколько человек.

Голоса. Стой, тебе говорят!

Мика приближается к своей машине, открывает дверь, но догнавшие его люди мешают ему сесть за руль.

Мика (по-русски). Что вам нужно?

Голоса. Ты кто такой? Говори на азербайджанском!

Мика. На каком языке хочу, на таком говорю. Это Баку!

Голоса. Все ясно! Это он!

Они пытаются оттащить его от машины, бьют. Мика отчаянно сопротивляется.

Мика. Пустите, сволочи!

Мика падает на колени, защищаясь руками от сыплющихся на него ударов.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.40»

Агаев и Эдуард Артемьевич поспешно занимают заднее сиденье подъехавшего автомобиля.

Агаев. Где же Мика? Ну ничего – догонит в дороге.

Машина срывается с места.

Титр: «Баку, 18 октября, 01.45»

Мику продолжают избивать. Из-за угла появляются двое полицейских, следом бегут телеоператоры с камерами.

Полицейские. Прекратите! Все закончено! Быстро! (Телевизионщикам.) А вы уберите свои камеры!

Толпа отходит от избитого Мики. Он с трудом садится в машину.

Титр: «Бакинский аэропорт,
18 октября, 02.00»

Голос по трансляции аэропорта. Ува­жаемые пассажиры, регистрация на рейс «Аэрофлота» номер 815 «Баку – Москва» заканчивается через пять минут…

Регистрация на рейс подходит к концу, все пассажиры уже прошли на посадку.

К стойке регистрации подбегают Та­милла и Ирина Николаевна, протягивают паспорта и электронные билеты работнику аэропорта, заполняющему ведомость.

Тамилла. С нами еще один человек… Он опаздывает…

Работник аэропорта. Регистрация закан­­чивается.

Тамилла. Он сейчас будет.

Работник аэропорта. Багаж есть?

Ирина Николаевна. Есть, но мы ждем человека!

Работник аэропорта. Так вас не регистрировать?

Тамилла. Понимаете, это очень важно… Человек должен обязательно улететь этим рейсом. Он – актер, завтра у него ­премьера…

Работник аэропорта начинает собирать свои бумаги.

Тамилла(еле сдерживая слезы). Ну где же он?

Открываются двери лифта, появляется Вера с мужем, сидящим в коляске.

Вера. Слава богу, не опоздали!

Она катит коляску к стойке регистрации.

Титр: «Баку, Пригородное шоссе,
18 октября, 02.05»

Машина с Тимуром мчится в сторону аэропорта по пустому шоссе.

Титр: «Бакинский аэропорт,
18 октября, 02.10»

Голос по трансляции аэропорта.
Ува­жаемые пассажиры, регистрация на рейс «Аэрофлота» номер 815 «Баку – Москва» закончена…

Работник аэропорта, забрав бумаги, уходит вместе с двумя помогавшими ему девушками. Тамилла идет за ними.

Тамилла. Неужели ничего нельзя сделать?

Работник аэропорта. Вы же отказались­ лететь.

Тамилла. Мы не отказались, мы ждем…

Работник, пожав плечами, направляется к двери в служебное помещение. Навстречу ему выходит человек в темном костюме и что-то шепчет на ухо.

Работник аэропорта. На сколько? Понятно.

Он и девушки разворачиваются и возвращаются к стойке регистрации.

Голос по трансляции аэропорта.
Вы­лет рейса «Баку – Москва» задерживается на тридцать минут. Просим пассажиров пройти на посадку…

Работник аэропорта(Тамилле). Ну, где ваш опоздавший?

Он смотрит на Веру и коляску с Кями­лем.

Вера. Мы провожающие.

И тут все вздрагивают от громкого вскрика Ирины Николаевны.

Ирина Николаевна. Тамилла, Вера! Посмотрите, это он!

Все видят Эдуарда Артемьевича и Фархада Агаева, идущих к стойке регистрации в сопровождении представителя авиакомпании и двух сотрудников службы безопасности.

Ирина Николаевна бросается на шею бывшего зятя.

Вера брезгливо морщится и разворачивает коляску с мужем так, чтобы ему не было видно происходящее у стойки регистрации.

Ирина Николаевна. Эдик, дорогой, глаз­ам не верю… Ты совсем не изменился… (Переходит на шепот.) Я на твоей стороне, ты абсолютно прав… Но надо выждать…

К ним подходит Тамилла.

Эдуард Артемьевич. Где Тимур, Тамилла?

Тамилла. Не знаю…

Один из сотрудников службы безопасности ведет переговоры с работником аэропорта у стойки.

Сотрудник службы безопасности.
Вот паспорт. Найди место на подсадку.

Работник аэропорта. Сделаем.

Сотрудник службы безопасности.
И можно отправлять…

Работник аэропорта. Объявлена задерж­ка на полчаса.

Эдуард Артемьевич продолжает расспрашивать Тамиллу.

Эдуард Артемьевич. Откуда он звонил?

Тамилла. Сказал, что с дороги, и отключился.

Эдуард Артемьевич. И не сказал, что произошло?

Тамилла. Не успел… Или не захотел…

Эдуард Артемьевич. Непонятно…

Титр: «Бакинский аэропорт,
18 октября, 02.30»

Автомобиль с Тимуром останавливается в нескольких метрах от входа в аэропорт. Водитель первым выходит из машины и помогает Тимуру подняться с заднего сиденья.

Тимур. Спасибо, брат.

Водитель. У тебя кровь на ухе…

Тимур, махнув рукой, медленно идет ко входу в аэропорт.

Титр: «Бакинский аэропорт,
18 октября, 02.42»

Фархад Агаев и Тамилла стоят чуть в стороне от родственников.

Агаев. Мне принесли метрики Тимура. Кому их отдать? Может, вам?

Тамилла. Спасибо.

Агаев лезет в карман.

На первом этаже Тимур ступает на эскалатор и, чтобы не упасть, хватается за поручень. На втором этаже он находит глазами стойку регистрации московского рейса.

Первым его замечает Эдуард Артемьевич, бросается навстречу.

Тимур предостерегающе поднимает руку.

Тимур. Папа, осторожно… Ребра…

Но Эдуард Артемьевич уже прижал его к своей груди.

Эдуард Артемьевич. Что случилось? Ты упал в какой-то колодец?

Тимур. Да… Не совсем… Я все расскажу, папа…

Эдуард Артемьевич. Ты получил мет­рики?

Тимур. Нет.

Эдуард Артемьевич. Извини… Я понимаю…

Тимур обнимает подошедшую Тамиллу, а затем попадает в объятия матери.

Вера. Тимурчик, мальчик мой, я чуть не умерла. У тебя кровь.

Плача от радости, она платком вытирает лицо сына.

Вера. Не слушай этого националиста. Я прокляну тебя, если ты откажешься от своей фамилии. Твой отец – Кямиль.

Стоящий рядом отчим Тимура, услышав свое имя, встрепенулся.

Отчим. Что? Что? Ты меня звала?

Вера. Нет.

Отчим. А кто там стоит? Вон там.

Он показывает на Эдуарда Артемьевича.

Вера. Никто… Ты его не знаешь… Это Агаянц.

Отчим. Агаянц? Как он здесь оказался?

Вера. Ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю?

Отчим. Я хочу с ним поговорить.

Вера. Зачем?

Работник аэропорта. Проходите на посадку.

Отчим(Тимуру). Подведи меня к своему отцу.

Вера. Зачем? Не надо, Кямиль. Не слушай его, Тимур.

Тимур. Мама, успокойся.

Тимур катит коляску с отчимом к Эдуарду Артемьевичу, который прощается с Агае­вым.

Эдуард Артемьевич(Агаеву). Я создал тебе много хлопот, Фархад. Прости, я многое понял.

Агаев. Тебе надо идти, Эдик.

Эдуард Артемьевич. И все же я счастлив, что побывал в Баку.

Обнимает Агаева. Работник аэропорта нервно хлопает рукой по стойке.

Работник аэропорта. Прошу на по­садку…

Тимур. Папа, я хочу познакомить тебя с… он тоже мой отец.

Эдуард Артемьевич с удивлением смотрит на Кямиля, который всматривается в него своими полуслепыми глазами.

Отчим. Это вы?

Эдуард Артемьевич. Да, это я.

Отчим приподнимается в кресле. Тимур и все родственники с напряжением следят за каждым его движением.

Вера. Кямиль, успокойся, прошу тебя.

Отчим(Эдуарду Артемьевичу). Я рад тому, что рядом с Тимуром будет родной отец. Теперь я спокоен: мой мальчик будет защищен!

Ожидавший совсем других слов, Эдуард Артемьевич искренне растроган. Он обнимает отчима.

Эдуард Артемьевич. О чем вы говорите?! Это наш общий сын. Тимур вас очень ­любит…

Вера наблюдает за этой сценой с неодобрительной усмешкой. Тамилла отводит Тимура в сторону.

Тамилла. У меня твои метрики.

Тимур. Как они у тебя оказались?

Тамилла. Что с ними делать?

Тимур. Не знаю. Мне они не нужны.

Тамилла. Ты уверен?

Тимур. Да. У меня было время об этом подумать.

Тамилла. А что ты скажешь отцу? Он от тебя не отстанет.

Тимур. Ну что поделаешь… Отцов не выбирают.

Тамилла. У тебя-то как раз был выбор!

Работник аэропорта. Проходите на посадку!

Тимур, поцеловав мать, идет вместе с Тамиллой и Ириной Николаевной к кабинам пограничного контроля.

Эдуард Артемьевич. Иду, иду.

Он еще раз обнимает отчима.

Эдуард Артемьевич. Рад знакомству. У вас хорошие глаза…

К Эдуарду Артемьевичу подходит сотрудник службы безопасности, берет его за ­локоть.

Сотрудник службы безопасности.
Мож­но вас на минуточку, господин Агаянц?

Эдуард Артемьевич. Да, я вас слушаю.

Сотрудник службы безопасности.
Вот сюда, пожалуйста…

Он подводит Эдуарда Артемьевича к двери в служебное помещение.

Агаев переглядывается с работником аэропорта, который не скрывает своего недоу­мения.

Агаев. Куда он его повел?

В полутемной комнатке сотрудник службы безопасности кладет левую руку на плечо Эдуарда Артемьевича, разворачивает его лицом к себе и наносит сильный удар в живот.

Эдуард Артемьевич складывается пополам, беззвучно разевает рот, на губах пузырится слюна. Сотрудник службы безопасности держит жертву за плечо, не давая упасть.

Постепенно Эдуард Артемьевич приходит в себя. Не разгибаясь и вытирая слюну с подбородка, он с укоризной смотрит на обидчика снизу вверх.

Эдуард Артемьевич. Только никому не говорите… Стыдно. Это не по-бакински…

Первым из служебного помещения выходит Эдуард Артемьевич, идущий следом сотрудник службы безопасности плотно прикрывает дверь.

Эдуард Артемьевич, продолжая морщится от боли, останавливается рядом с бывшей женой.

Эдуард Артемьевич. Вера, почему ты не подошла ко мне?

Вера. Потому, что ты давно умер для меня.

Эдуард Артемьевич. Ты все еще любишь меня, Вера, и поэтому не можешь простить.

Вера. Самец самовлюбленный! Иди на по­садку…

Эдуард Артемьевич оборачивается и машет всем обеими руками.

Эдуард Артемьевич. Прощайте все! Жду вас в Москве. Кямиль, и вас тоже. Я знаю, как вас вылечить…

Эдуард Артемьевич проходит пограничный контроль и, еще раз помахав всем, идет на посадку. Агаев смотрит ему вслед.

Титр: «Баку, 18 октября, 02.30»

Группа крепко сложенных мужчин идет по коридору института. У кабинета Агаева на их пути пытаются встать двое сотрудников. Им тут же заламывают руки.

Со стола Агаева сметают вещи и бумаги в подставленную картонную коробку, в другую коробку летят книги из шкафов.

Титр: «Бакинский аэропорт,
18 октября, 02.40»

Агаев отключает телефон, оглядывается вокруг. В огромном пустом зале аэропорта почти никого не осталось.

От входных дверей, ковыляя, тащит свое дородное тело Мика. Следы побоев бросаются в глаза даже на расстоянии.

Титр: «Баку, 18 октября, 04.30».

Машина Агаева подъезжает к институту. У входа стоят несколько незнакомых охранников в форме. На стертых гранитных ступеньках сидит помощница. Рядом с ней три большие картонные коробки. Агаев выходит из машины. Подъезжает автомобиль Мики.

Помощница. Всё, что дали собрать…

Рядом с одной из коробок лежит расколовшийся от удара о землю китайский божок. Агаев аккуратно собирает нефритовые обломки в бумажку.

Помощница. Кабинет опечатали…

Агаев помогает ей встать и, поддерживая под руку, ведет к машине. Водитель грузит коробки в багажник. Мика пытается ему помочь.

Мика. Что же теперь будет?

Агаев обнимает его.

Агаев. Будем жить, Мика.

Мика. К сожалению, всех их не перестреляешь…

Титр: «Москва, 18 октября, 19.50»

Заканчивается первое отделение спектакля «Петля». Актеры раскланиваются под аплодисменты зрителей.

В фойе театра друзья окружили Эдуарда Артемьевича и восторженно поздравляют его так, будто это он играл в спектакле.

Друзья(наперебой). Молодец, Эдик! Триумф! Поздравляем! Мы тобой гордимся!

Его целуют, обнимают, вручают цветы. Он счастлив и с удовольствием принимает поздравления.

Эдуард Артемьевич. Спасибо. Очень слож­ная роль. Распутин – это не хухры-мухры. А текст какой: «Меня Господь недаром послал своему помазаннику на помощь!»

К Эдуарду Артемьевичу пробирается его друг Гамлет, в руках которого программка спектакля.

Гамлет. А твой сын не играл сегодня, Эдик?

Эдуард Артемьевич. Как не играл? Что ты говоришь?!

Гамлет. Но тут другая фамилия. Не твоя.

Эдуард Артемьевич. Гамлет, ты меня достал! При чем тут фамилия?! Это мой сын, я тебе говорю… Все остальное не имеет никакого значения.

Гамлет. Понятно. Псевдоним…

Он отходит в сторону, что-то бормоча под нос. Эдуард Артемьевич продолжает принимать поздравления.

Титр: «Баку, 18 октября, 22.00»

Агаев, тихо напевая что-то под нос (прислушавшись, можно понять, что это армянская песня «Ов сирун, сирун»), аккуратно склеивает разложенные на столе кусочки китайского божка.

Рядом лежат фотографии, принесенные Микой. На одной из них маленький Фархад, оттолкнувшись от скалы, летит вниз, раскинув руки. Глядя на фотографию, Агаев вспоминает, как он долго не решался на этот прыжок. В ушах его звучит требовательный голос маленького Эдуарда Артемьевича.

Эдик. Прыгай, Фархад, не бойся!