Фестиваль «2morrow/Завтра»: специальная программа 

Мария Кувшинова. Мне больше всего понравилось, что у программы «Офсайд»-2013 была сквозная мысль – та, которую Михаил Брашинский (его «Шопинг-тур» мы показали год назад) сформулировал как «кино о желании снимать кино». Вплоть до того, что это желание демонстрировали пятнадцатилетние школьники из Красноярска – в фильме «Сновидение». Может, ты расскажешь про короткометражный проект «Новое кино Сибири» – откуда он взялся, как проявился и кто все эти люди, которые снимают суровый сибирский короткий метр?

Иван Чувиляев. Сначала расскажу, а потом буду спорить с тобой насчет сквозной мысли. Короткометражная сибирская программа взялась из Канска. Наши друзья с тамошнего видеофестиваля – Сережа Мезенов, в частности, – в этом году наконец созрели и представили отдельный блок сибирского кино. Они давно возделывают эту свою почву, у них есть кампус для местных кино- и видеолюбителей, которые больше тянутся к видеоарту. И как только было объявлено, что будет отдельная программа из такого кино, я тут же предварительно с Сергеем договорился. Я его вкусу доверяю, поэтому предположил, что было бы круто показать эту программу на фестивале «2morrow/Завтра» в рамках «Офсайда». Потом я посмотрел эти фильмы и увидел именно то, на что рассчитывал.

Но я хочу с тобой поспорить о том, что все это кино – о желании снимать кино. Там получился немного другой лейтмотив. Я это понял, когда уже все кончилось. Что их объединяет? Желание снять кино о желании снимать кино здесь работает как способ поиска какой-то собственной идентичности. А где она проявляется больше, чем в кино? Пожалуй, разве что в языке, на котором они говорят. В некотором смысле от недостатка самоидентификации страдает и герой челябинской «Десятки», ее поиском занимаются все персонажи бурятского «Булага». Даже «Дорога» – якутский фильм, такой размытый, во многом абстрактный, – о том же самом: про людей, которые в поисках самоидентификации оказываются «нигде». Любая экстремальная ситуация в итоге приводит к тому, что человек находит единственный адекватный для него метод существования в подобной ситуации. Так что это все скорее поиски собственного лица, языка, голоса.

Мария Кувшинова. В этот раз в «Офсайд» попали фильмы какого-то неопределенного жанра или на грани жанра – в отличие от прошлогодней программы. Тогда у нас были в основном комедии (которых, кстати, почти не оказалось сейчас). И это, в общем, отражало общемировую практику – в маленьких странах или регионах только национальные комедии и побеждают на рынке голливудскую продукцию. В первый раз мы показывали бурятскую, якутскую, карельскую комедии – три картины, которые по-своему, с разным уровнем окупаемости, но все-таки были популярны в своих регионах. Сейчас у нас была, строго говоря, всего одна комедия – «Инсайт» из Омска. О борьбе режиссера, который хочет снимать массовое кино, с его сумасшедшим противником, тоже режиссером, но артхаусным.

Победил же в итоге бурятский фильм «Булаг», причем победил с формулировкой «за мультижанровость», потому что там действительно за два часа смена жанров происходит стремительно: от костюмной этнической зарисовки к боевику, элементы комедии там тоже есть. Но в целом все это выруливает к некоей экзистенциальной драме. Почему в смысле жанров в этом году все получилось так размыто? 

«Булаг», режиссер Солбон Лыгденов

Иван Чувиляев. Мне кажется, это объясняется очень просто – тем, что мы с тобой глубже копнули. Тогда мы взяли эти комедии потому, что они были более или менее на виду, завоевали серьезную популярность на местах, собрали заметный бокс-офис. Мы настолько одурели от самого факта, что так бывает и что еще есть какая-то абсолютно другая жизнь. Ты можешь приехать в Якутск, пойти в кинотеатр, посмотреть на афишу и обнаружить, что там показывают шесть якутских фильмов, по 54 сеанса в день, и всего один какой-нибудь жалкий, замухрыженный сеансик «Гадкого я» в семь утра. А все остальное – якутское кино. Насколько я понимаю, в Улан-Удэ та же самая история. У них авторов поменьше, но они поплодотворнее.

Мария Кувшинова. Собственно, за последний год бурятская киноиндустрия уже развилась настолько, что туда стали из Москвы ездить работать звезды вроде Михаила Ефремова или Никиты Джигурды (в «Булаге», кстати, в небольших ролях снялись Игорь Петренко и Александр Голубев). В общем, у нас уже было довольно четкое представление, например, о бурятском или якутском кино, и нам хотелось на второй год показать что-то, что выходит за пределы нами же созданных клише.

Иван Чувиляев. И мы обнаружили там то, что и хотели, – нашли золотые при­иски, спустились в самую настоящую пещеру Али-Бабы. Выяснилось, что регионального кино намного больше, чем кажется. Я-то боялся, что мы окажемся в ситуации, когда надо брать все, что есть. А здесь мы даже могли капризничать, включать какую-то инстанцию вкуса, еще что-то. Одно брать, а другое нет. Главное открытие – что регионального кино, оказывается, так много и оно разное, разнообразное.

Мария Кувшинова. Помимо двух, видимо, уже обязательных теперь, кинематографий – якутской и бурятской – есть в этом году еще очень интересный пример того, как человек из Москвы – писатель Владимир Козлов – нашел продюсера в Челябинске и снял там фильм. Как это произошло?

Иван Чувиляев. Насколько я знаю, к Владимиру обратился человек из Челябинска по имени Евгений Графов, который очень захотел экранизировать одно из его произведений. Но так получилось, что права именно на это произведение Козлов незадолго до этого продал – это были единственные права на экранизацию, которые он продал. Все остальные сочинения были бесхозными. Тогда Козлов предложил альтернативу: он отдаст на растерзание свою раннюю, двадцатилетней давности, повесть «Десятка», а за это ему дадут возможность дебютировать в режиссуре. В итоге все сошлось – одно к одному. Выяснилось, что в Челябинске есть какие-то удивительные люди, у которых получается снимать кино какими-то очень малыми жертвами, простыми и правильными средствами. Писатель Козлов уже вовсю снимает документальный фильм про сибирских панков, который собирается к весне закончить. Так о себе заявила южноуральская, суровая челябинская кинематография. Она еще и в смысле стиля и своего места действия очень круто работает, потому что это особое и специфическое, как оказалось, место.

Мария Кувшинова. В конечном итоге одна из причин, по которой все это было затеяно, – обнаружить в России какие-то ростки децентрализации. И с Козловым очень интересно получается, потому что его фильм о сибирском панке теперь очень ждут наши коллеги на фестивале документального кино о музыке Beat, которые тоже принимали участие в составлении программы «2morrow/Завтра».

Beat, как и Козлов, – хороший пример того, как что-то московское шагнуло в регионы, причем не в режиме «спустили сверху», а в режиме взаимного интереса и сотрудничества. Я слежу за региональными СМИ и вижу, с каким успехом Beat прошел в нескольких российских городах. Мне кажется, что они совершенно по-новому и очень правильно работают с контентом, который из Москвы доставляется в другие города. Интересно, что сразу после нашего фестиваля Владимир Козлов (это совпадение, конечно) как писатель получил еще и премию журнала «Сноб» «Сделано в России», у него случился «медийный выстрел» сразу на нескольких фронтах.

Если говорить о «Десятке», то там в главной роли снялся непрофессиональный актер Тимофей Яковец, спортивный скаут, который раньше сам был спортсменом (как и его герой). Он тоже приходил на фестиваль «2morrow/Завтра», оказавшись в Москве по каким-то своим делам. И, насколько я понимаю, это как раз один из тех людей, которые живут в своем родном городе, ездят по всей России и совершенно не чувствуют себя провинциалами.

«Десятка», режиссер Владимир Козлов

Иван Чувиляев. Важное слово «децентрализация» – вот по-настоящему самая важная для нас история. В ней смысл самой затеи под названием «Офсайд». В том, чтобы, что называется, «дать слово». Не может быть однообразным, однобоким и однотипным кино такой большой и многообразной страны, как Россия. Оно должно быть примерно таким, как немецкое кино. Чтобы ты мог визуально отличить берлинский фильм от снятого в Мюнхене, а тот – от картины, сделанной в Гамбурге. Вот все говорят про какие-то «духовные скрепы». Достаточно посмотреть программу «Офсайд», пожалуй, даже один фильм «Булаг», чтобы понять: единых для всех духовных скреп быть не может. Это все иллюзия. У каждой из региональных кинематографий свои корни, свой язык, мир. Своя жизнь, небо над головой, специфика, природа, история.

Мария Кувшинова. Довольно интересная оказалась история с «Офсайдом»… Конечно, мы не будем притворяться, что мы первые на свете придумали показывать якутское, бурятское и другое кино из регионов. Фильм «Десятка», например, был в программах многих фестивалей. В Петербурге его показывали на кинофоруме, в Москве – на фестивале «Московская премьера». Но здесь оказался важен контекст. Если посмотреть с точки зрения медиа, то можно заметить, что в контексте «Офсайда» «Десятка» прозвучала гораздо громче, чем на большом фестивале, где легко затеряться примерно в пятидесятой его программе. На пресс-конференции фестиваля «2morrow/Завтра» в этом году Ольга Дыховичная отстегнула нам щедрый аванс, сказав, что с нашим приходом у фестиваля появилась миссия. Действительно, есть такая сверхидея – создать институцию по размещению регионального кино в удачном, как нам кажется, медийном контексте. Оказаться на маленьком, компактном, модном, хорошо упакованном фестивале с фильмом «Десятка» – очень правильно.

У меня в этот раз был невероятный опыт, связанный с якутским фильмом «Дорога» Михаила Лукачевского, интересного современного художника. (Его работы одновременно с «Офсайдом» были представлены на Московской биеннале молодого искусства.) В зал на показ этой картины вошли два совершенно посторонних человека. У меня сложилось впечатление, что они даже билеты не покупали, просто гуляли в парке и зашли в ЦДХ, но, возможно, я ошибаюсь. Мужчина и женщина, оба лет сорока пяти, опоздали минут на десять, сели и на протяжении всего сеанса разговаривали. Но язык не поворачивался сделать им замечание, потому что они были невероятно глубоко вовлечены в фильм, все их разговоры были связаны только с тем, что происходило на экране. Так обычно смотрят фильмы дома, то есть, видимо, у них нет привычки к походу в кинотеатр, где за разговоры можно и по носу получить. Причем они довольно долго пытались определить, что это за фильм – китайский, киргизский или какой-то еще, пока наконец я сама им не сказала, что он якутский, чему они очень удивились. Когда показ закончился – а фильм идет меньше полутора часов, – они очень разочарованно стали оглядываться по сторонам и говорить: «Как, уже все?» Вот пример совершенно чистого, незамутненного восприятия метафорического произведения, которое, возможно, в контексте другой программы и другого фестиваля существовало бы как какой-то видеоарт. А здесь фильм заиграл совершенно иными гранями.

Иван Чувиляев. Да, контекст в этом смысле, конечно, важен. Но есть вещи, типа «Булага», которые выстрелят вне любого контекста. Понятно, что, где его ни покажи, он все равно сработает, будет понятно, что это. А есть какие-то вещи – те же «Десятка», «Дорога» или «Инсайт», – которые трудно воспринимать вне смысловой ситуации, за пределами регионального кино, в контексте обычной драмы или комедии.

Мария Кувшинова. Как раз про «Инсайт» я хочу тебе возразить. У нас в жюри было два иностранца, один из которых не говорил по-русски, он читал титры. Не зная русского языка, он, возможно, не замечал каких-то огрехов в актерской игре. Но как киноман он очень живо реагировал на все киношные шутки. Для международной аудитории этот фильм гораздо понятнее, чем какая-то чисто региональная комедия, потому что там есть определенная киноманская рефлексия. В «Инсайте» режиссеру, который хочет снять успешный фильм, подбрасывают наркотики, и его друзья предполагают, что это мог сделать его конкурент, соперник. И действительно, оказывается, что героя подставил его идеологический враг, режиссер артхаусного кино, который считает, что он должен «наказывать плохие фильмы», как кинотеррористы из фильма «Безумный Сесил Б».

Иван Чувиляев. Завершая разговор про контекст. Суть в том, что это на самом деле наша миссия: сгенерировать конкретный – нужный контекст. Сделать так, чтобы он перестал быть чем-то случайным, внезапным, по оказии, pop-up-контекстом, который то всплывет, то исчезнет. Он должен существовать постоянно, а еще желательно, чтобы куда-то дробился, чтобы появились разные смыслы, всем более или менее понятные. Но это, конечно, идеальная ситуация.

Мария Кувшинова. Чтобы через два года люди говорили: «Да, не ожидали мы такого от якутского кино», «Это нетипичный фильм для бурятской кинематографии…»

Иван Чувиляев. А лучше: «Надо же, ни разу не смеялись на бурятском фильме». Или: «Такая смешная эта якутская комедия». К этому, мне кажется, имеет смысл стремиться. Находить таких сумасшедших людей, как режиссер «Булага» Солбон Лыгденов, которые способны продать квартиру или машину, чтобы снять фильм.

«Инсайт», режиссер Денис Павленко

Мария Кувшинова. Член нашего жюри Ситора Алиева нас успокоила: на показы «Булага», по крайней мере, на первый, были проданы все билеты в тот небольшой зал, где он шел, и, естественно, большая часть аудитории состояла из бурят. Ситора сказала, что это очень хорошо для фестиваля, ведь во всем мире они поддерживаются диаспорами. Когда в Канне показывают тайваньский фильм, туда приходит – если не в зал, то хотя бы под дверь зала – вся тайваньская община Лазурного берега. И на тех фестивалях, где можно попасть в зал, посмотреть фильмы кинематографий, которые считаются экзотическими, действительно сидят выходцы из этой страны.

Иван Чувиляев. Насчет диаспор. Я тут обнаружил чудесное, совершенно изумительное письмо столичной бурятской общины президенту Бурятии. Зрители фильма «Булаг» написали ему коллективное письмо с требованием немедленно дать Солбону Лыгденову полцарства, какую-нибудь государственную награду. Как выяснилось, какое-то бурятское землячество организованно пришло на последний показ, который был во время церемонии закрытия фестиваля. Они также попросили президента немедленно напечатать пятьсот копий фильма «Булаг» и распространить его по всем городам и весям бескрайней республики, чтобы в каждой глухой деревушке – вроде той, где родился Солбон, – люди могли посмотреть его картину. А еще непременно показать ее по национальному телевидению.

Мария Кувшинова. Но, к примеру, поместить наши фильмы в другой контекст, скажем международного фестивального движения, то, судя по тому фидбэку, который мы имеем, выяснилось бы, что и международные фестивали всем этим интересуются. Понятно, что фестивальная мода – вещь изменчивая. Но ясно, что то кино, которое мы называем российским, за последние десять лет впало в какую-то смысловую стагнацию. Все уже примерно понимают, чего ждать от фильмов, снятых в Москве: одни и те же имена, примерно одни и те же темы.

Все фестивали одержимы открытием новых территорий, но мир уже прочесан вдоль и поперек. И вдруг выясняется, что новые идеи можно найти даже там, где их вообще никто не искал. Вот «Булаг» понравился нашему международному жюри и уже заинтересовал отборщиков. В прошлом году у нас были люди с фестиваля в Гётеборге, которые взяли «Шопинг-тур» и с интересом посмотрели другие картины, хотя, конечно, они показались им недостаточно профессиональными для европейского показа. Но выяснилось, что эта продукция может стать статьей культурного экспорта. К сожалению, пока еще есть сложности с переводами копий, на некоторые фильмы у нас не было титров.

И мне кажется, мы не обсудили еще одну важную вещь. С самого начала мы декларировали, что занимаемся именно независимым кино, поэтому, например, не рассматриваем фильмы, снятые, скажем, в Казани на бюджетные средства, а такие фильмы тоже есть, один даже показывали в конкуре «Кинотавра».

Иван Чувиляев. Большая часть национальных кинематографий зависимая. Независимых студий там все-таки очень мало…

Мария Кувшинова. Значит, у нас не получится отбирать только независимые фильмы?

Иван Чувиляев. Но мы будем делать все что угодно ради этого. Если региональное кино снимается на государственные деньги, оно автоматически перестает быть для нас привлекательным. Из всего, что снято на какие-то национальные маленькие бюджетики в Татарстане или в той же Якутии, подавляющая часть оказывается неинтересной. Когда человек снимает кино на государственные деньги, его подспудная задача – чтобы никто не нервничал и все успокоились, чтобы никто от него ничего не потребовал. Поэтому мы по-прежнему будем выбирать кино независимое, режиссеров, которые готовы продавать собственные квартиры, машины и почки, лишь бы сделать фильм. Это и есть свидетельство того, ради чего все затевается. Это – жажда воздуха свободы, силы, энергии и ничем не ограниченного движения. Без парусов и ветрил.

Мария Кувшинова. Для меня самым вдохновляющим в этой программе был как раз короткометражный фильм сибирских школьников. Кино о желании снимать кино – при всем том, что сейчас идет много разговоров о смерти кино, потому что оно теряет те позиции, которые были у него в ХХ веке. И вот выясняется, что даже в тех городах, где нет сильной кинематографической традиции или она прервалась, продолжают рождаться дети, которые дорастают до пятнадцати лет и снимают короткометражку, в которой они рефлексируют о том, что такое кино, да еще и на тему своего места в нем.

Иван Чувиляев. С тех пор я регулярно по какому-нибудь поводу списываюсь со своими сибирскими друзьями и всякий раз уточняю, не сняли ли эти дети еще что-нибудь. Думаю, пройдет какое-то время и – хочется в это верить – фильмы отважных сибирских школьников окажутся центром отечественного кино, а вовсе не каким-то аутсайдерским, маргинальным явлением.