Виктор Матизен. Юрий Николаевич, существует ли некий алгоритм или хотя бы какие-то общие схемы, которыми можно пользоваться при написании сценария? 

Юрий Арабов. Один ученик как-то мне пожаловался: «Я пришел на студию, принес сценарий, а редактор сказал: «Покажите точку, где у вас сюжет выгибается дугой». Что это такое?» Я говорю: «Я не знаю». Но редактор прослушал курс американской драматургии, и там «сюжет выгибается». Говорю: «Слушай, я из американской драматургии многое знаю, там прогрессии усложнения, точки невозврата, актовое строение сценария, но, убей меня бог, где он дугой выгибается, – не знаю». – «Я тоже не смог ответить, и сценарий мой не приняли».

Но, думаю, погорел мой студент на чем-то другом. Алгоритмы, конечно, есть, но их лучше не знать. Первый десяток сценариев нужно писать, как мне представляется, без всяких алгоритмов, копаясь в себе и находя в жизни проблемы – те, что тебя тревожат. Потом можно и с алгоритмами знакомиться. К сожалению, у нас происходит обратное. Сначала проходят платный курс у какого-нибудь приезжего американца, обещавшего за десять дней обучить сценарному делу, потом еще пара и выходят с распухшей головой, потому что американцев много и у всех разная терминология: у Макки одна, у Пола Брауна другая, у кого-то еще третья, а этим летом какой-то профессор заявил, что он отрицает трехчастное построение сюжета и фабулы. О чем это все говорит? О том, что науки под названием «кинодраматургия» не существует. Наука математика, которую изучали вы, Виктор, существует, а наука кинодраматургия – нет. Теория кинодраматургии – это или попытка теоретического обоснования того, что ты написал, или сборник рецептов, продажа которых приносит деньги. Но если вы, не набрав собственного опыта, будете эти рецепты использовать, то вряд ли что-то толковое напишете. Потому что драматургия – не наука, а творчество.

«Дело о «Мертвых душах», авторы сценария Юрий Арабов, Гиви Шавгулидзе, Мариэтта Захарян, Василий Лифанов, Андрей Прокофьев режиссер Павел Лунгин

Виктор Матизен. Ваши ученики вовсю пишут сценарии для телесериалов. В чем разница между теле- и кинодраматургией?

Юрий Арабов. Телевидение для сценариста – отличный выход из ситуации. У нас ведь нет киноиндустрии и, боюсь, не будет. Чтобы сделать одну хорошую картину, нужно снять десять плохих. Увы, и никакая теория Макки или теория нашего Туркина тут не помогает. У американцев никто не знает, сколько они на самом деле снимают картин. Кто-то говорит, что полторы тысячи, а недавно я слышал, что три тысячи, учитывая телевизионные. Из них многие попадают сразу на DVD и блюры. Вы представляете, какая вероятность сделать несколько запоминающихся работ при таком вале кинопроизводства?

Телевидение у нас существует как придаток государства, как абсолютно зарегламентированное предприятие, которое выпускает картины для домашних хозяек предпенсионного возраста. Канал «Россия» работает на аудиторию без высшего образования, которая любит фильмы о тяжелых женских судьбах, но где все непременно кончается хорошо. Я таких судеб не знаю – по-моему, любая судьба кончается плохо. Канал НТВ пропагандирует спецслужбы, где тоже все кончается хорошо. На одного подлеца из спецслужб приходится девять благородных, и они выводят его на чистую воду.

Вполне возможно, что когда-нибудь мы доживем до времени, когда будут появляться нормальные телефильмы. Я несколько лет назад отдал дань этому жанру – сделал «Завещание Ленина» по произведениям Шаламова, которое снял Николай Досталь. Еще с Александром Прошкиным – «Доктора Живаго», с Павлом Лунгиным – «Дело о «Мертвых душах». Но эти работы пришлись на то время, когда вектор политики искривился и все, что считалось плохим, стало считаться хорошим. В общем, я завязал с этим делом, поскольку не вижу возможности сделать на телевидении картину, которая волновала бы прежде всего меня. Телевизионная кинодраматургия, конечно же, существует, но ее гипотетический зритель – это не мы с вами и не те, кто сидит в Интернете.

В 90-е годы в нашей стране произошла драматическая ситуация – людей отучили ходить в кино. Большинство из них осело у компьютеров. И сейчас, в принципе, наиболее цивилизованный прокат – пиратский на RuTracker. Только там вы сможете увидеть киноклассику в любом виде и качестве – от плохого до хорошего. Естественно, у нас его хотят закрыть. Я предложил: зачем закрывать, нужно за каждый скачанный файл платить символическую сумму в 10 рублей. Притом треть из шестидесяти миллионов пользователей сидит в RuTracker. Так у нас наберется сумма, которую можно платить правообладателю. А когда эта лазейка закроется, не дай бог, то киноманам просто нечего будет делать.

Я где-то год с лишним назад беседовал с одним вице-премьером, который тогда был окрылен идеей вкладывать многие миллионы в русское кино на спецэффекты. Тогда я сказал ему, что все равно это будет родная «Ока» по сравнению с «Мерседесом». Я предложил вернуть людей в залы на основе возрождения движения киноклубов. У нас была традиция сохранения профильных кинотеатров, как это делается в Париже: на одной и той же улице в каком-то зале идут фильмы Ханеке, а в зале напротив – «Аватар». Вице-премьер мне в ответ рассмеялся: «А, вы с Сокуровым работаете, тогда все понятно». Я тоже рассмеялся: действительно все понятно.

Что касается сериальной драматургии, то она у нас существует. Те же киносценарии, только растянутые и с бÓльшим количеством перипетий. И наша теледраматургия отстает от американской, потому что американские телефильмы сделали рывок и ушли вперед. В США сейчас уже нет разницы между театральным производством и телевизионным. Они практически отказались от обслуживания домохозяек, хотя это тоже главный для них потребитель. Они вкладывают большие деньги в сериалы вроде какого-нибудь «Доктора Хауса». Смотришь английского «Шерлока Холмса» и не ощущаешь, что это телевизионный продукт. Точно такая же скрупулезная работа, как в большом кино.

«Одинокий голос человека», автор сценария Юрий Арабов, режиссер Александр Сокуров

Виктор Матизен. Сейчас все говорят об «умных сериалах», которые делают американцы. И наши вроде бы тоже собираются эту технологию каким-то образом перенять, рассчитывая на продвинутую аудиторию.

Юрий Арабов. Считаю, что это еще одна иллюзия. Но посмотрим.

Виктор Матизен. Существует такой миф, он все время воспроизводится. Советское кино было великим, там были сплошь шедевры, а сейчас стали снимать безобразие. На самом деле количество хороших фильмов практически не меняется год от года. Вы, Юрий, обычно говорите о трех картинах в год, у вас более строгий вкус, чем у меня. Я все-таки считаю, что ежегодно снимается примерно пять российских картин, которые можно смотреть. Но ведь это и от зрителя зависит. Однажды вы сказали: «Зрителями повелевают первичные инстинкты». Вы продолжаете придерживаться этой точки зрения?

Юрий Арабов. В целом да. Вы сейчас заходите в любой кинотеатр, там сидит молодежь, жует кукурузу, запивает пепси и глазеет на спецэффекты, насилие и секс, которые, надо признать, цепляют. Конечно, это первичные инстинкты. Но есть тем не менее аудитория постарше, с определенным образовательным цензом и неким опытом, которую на этот крючок непросто нацепить. Вот меня, в частности, очень трудно нацепить.

Виктор Матизен. Сергей Михайлович Эйзенштейн говорил о том, что кинематографист должен работать с подсознанием, обращаться именно к нему, не к разуму. Мне кажется, что такие его фильмы, как «Броненосец «Потемкин» и некоторые другие, как раз это и демонстрируют. Он пытался заглушить у зрителя всякое критическое сознание, манипулируя восприятием в пропагандистских целях.

Юрий Арабов. Тем не менее «Стачка» и «Броненосец…» – блистательные картины. К счастью, Эйзенштейн не всегда придерживался этого метода. В «Иване Грозном», например. С другой стороны, есть, скажем так, «скучное» кино, которое отнесено к киноклассике, но не апеллирует к бессознательному. «Слово» Дрейера, «Причастие» Бергмана… Искусство интересно тем, что в нем всегда находится исключение. Оно как жизнь. Вроде бы уже немало прожил и знаешь жизнь, но все равно, с каждым прожитым днем твой опыт становится богаче, и в конце концов можно умереть с чувством, что ты в жизни ничего не понял. И это самое интересное.

«Дни затмения», автор сценария Юрий Арабов при участии Петра Кадочникова, Аркадия Стругацкого, Бориса Стругацкого, режиссер Александр Сокуров

Виктор Матизен. Анализ историй, рассказываемых в «манипулятивных» фильмах, приводит к вопросам, на которые сами фильмы ответа не дают и которые вызывают раздражение у их апологетов. Почему, к примеру, в «Броненосце «Потемкин» за отказ есть борщ из червивого мяса командир корабля сперва грозит «вздернуть на рее» всю команду в несколько сот матросов, а напоследок повелевает накинуть  брезент на два десятка замешкавшихся и расстрелять их столь диким способом? С какой стати солдаты расстреливают праздную толпу на одесской лестнице? Это правомерные вопросы?

Юрий Арабов. Правомерные. В 1905 году на флоте кормили прилично, и восстание произошло по другим причинам. Но Эйзенштейн делал фильмы, которые были призваны оправдать большевистскую революцию. А черви, согласитесь, очень внушительный образ, апеллирующий к чувству омерзения и к чувству справедливости. Возникает импульс – немедленно наказать людей, которые дали матросам червивое мясо. Так что все это работало.

Виктор Матизен. Причем в обход сознания. Так что же – цель оправдывает выразительные средства? Нужно добиться определенного впечатления – и все приемы хороши?

Юрий Арабов. У Эйзенштейна в «Стачке», насколько я помню, в кадре режут животных, и это монтируется с разгоном демонстрации. Блистательная картина, блистательный кусок, но всем неприятно. Или вспомните «Агонию» и «Андрея Рублева» – подстреленную ворону на снегу и горящую корову. А ведь это лучшие наши режиссеры. Но я бы не решился даже ворону убить ради эффектного кадра, не говоря уже о корове. Я просто знаю, что у вороны и коровы есть душа. Нельзя существо с душою заставлять мучиться ради впечатляющего кадра. Андрей Арсеньевич впоследствии сам от этого отказался. Я вспоминаю «Зеркало», которое произвело на меня совершенно оглушительное впечатление, и до сих пор я считаю его нетленным шедевром, который как бы оправдывает само существование кинематографа. Мне было дико страшно: неужели Терехова в кадре зарубит живого петуха?! Я же помнил историю с «Андреем Рублевым». Слава богу, помреж только перышки пустил. И я понял, что Тарковский сделал гигантский шаг к духовности.

Или наш с Сокуровым «Фауст», где роль Маргариты исполняет пятнадцатилетняя актриса: в интимной сцене режиссер заменил ее натурщицей. Я считаю, что нужно оставаться в рамках нравственности – хотя часть слов, вроде «духовность» и «нравственность», сегодня лучше не употреблять, потому что  заподозрят, что ты или сошел с ума или тюльку гонишь.

«Скорбное бесчувствие», автор сценария Юрий Арабов, режиссер Александр Сокуров

Виктор Матизен. Точно, заподозрят. Потому, что эти слова взяли на вооружение люди, придавшие им тошнотворный смысл. А насчет рискованной обнаженки на экране я не беспокоюсь: если так пойдет, скоро вслед за табаком и алкоголем ее и вовсе запретят. Вспоминаю случай с «Войной и миром». К моменту сдачи картины вышло очередное постановление насчет борьбы с безнравственностью на экране. Бдительная редакторша пожаловалась председателю Госкино Романову, что у Бондарчука солдаты входят в воду так, что видны их голые зады. Тот замахал на нее руками: «Это еще что! В первоначальном варианте они не только входили в воду, но и выходили из нее!»

Юрий Арабов. Между прочим, замечательный эпизод. Ведь для многих солдат это было последнее ощущение от солнца, воды и воздуха…

Виктор Матизен. Ваш с Сокуровым «Фауст» начинается с того, что доктор, потроша труп, задает риторический вопрос, где же в этом теле, среди кишок и жира, находилась душа. Вопрос, конечно, эффектный, но, насколько мне известно, средневековые анатомы им не задавались, поскольку были уверены, что душа трансцендентна.

Юрий Арабов. Фауст мучается переводом первой строчки Евангелия от Иоанна. Иоанн говорит: «В начале было слово». А Фауст переводит: «В начале было дело». Душа относится к вопросу, который не имеет ответа. Есть ли Бог? Есть ли добро? Что такое добро? Этим занимается искусство, и пока оно этим занимается – это абсолютная ценность. Русское искусство вообще задает вопросы, на которые ответа нет. На сегодняшнем языке их можно назвать провокационными, но ими оно живет, и в этом плане утверждения «Бог есть» и «Бога нет» едины, потому что художник работает в этой вечной парадигме. Говоришь, что есть Бог, – попробуй докажи. Говоришь, что его нет, – докажи. Это здорово!

Мы пытаемся делать светское искусство – при том, что цивилизация у нас как полусваренная картошка, которую не растолчешь в пюре тем, чем толкут вареную. Как этот прибор деревянный называется?

Виктор Матизен. Отглагольным существительным.

Юрий Арабов. Толкушка! Такая вот наша цивилизационная модель, несмотря на шестьдесят миллионов пользователей Интернета. Не дай бог обратиться в суд, не дай бог, чтобы вас коснулись правоохранительные органы, не дай бог попасть в больницу, особенно под праздники, когда на коридор одна пьяная в дупель сестричка, которая не может вдеть катетер и просто рвет вены. Это у нас называется цивилизацией!

Светское искусство со своими вопросами, которые не касаются  Бога, безусловно, может существовать. Часть европейских художников в своих произведениях выводят Бога и прочее за скобки. И делают очень хорошие картины. Но ведь там цивилизация на другом этапе. А нам предлагают светскую модель искусства – при том, что наша цивилизация существует в полускотском состоянии. Мне кажется, что если бы мы дудели в свою дуду «вечными вопросами», то был бы какой-то толк.

Рисунок Андрея Хржановского по мотивам «Автошаржа» Иосифа Бродского

Виктор Матизен. Находиться в полускотском состоянии и заниматься религиозным искусством не лучше, на мой взгляд. И вообще – единой для всех установки быть не может: одних мучают вечные вопросы, других нет. 

Юрий Арабов. Не знаю. Я говорю о себе. Мне интересно жить, потому что я каждый день сталкиваюсь с вопросами, на которые невозможно ответить. Я за счет этого живу.

Виктор Матизен. Кто должен сейчас заняться предлагаемыми вами киноклубами? Что должно произойти, чтобы они возникли? В зале, где идет хороший фильм, могут сидеть два-три человека, восемь… это предел.

Юрий Арабов. Подвижники этой деятельности есть. Вот в Рыбинске живет Борис Крейн, выпускник ВГИКа, киновед, он занимается этим десятки лет. Безвозмездно держит клуб «Современник».

Виктор Матизен. Мы однокурсники. Я там выступал.

Юрий Арабов. А я пару лет назад приехал туда с картиной «Чудо». Зал человек на двести. Холод тогда был – такое ощущение, что в Норильск попал. Пустые, плохо освещенные улицы завалены снегом… Захожу в зал – яблоку негде упасть. Интеллигенция. Естественно, средних лет. Думаю, покажу картину, на пару вопросов отвечу… Меня два часа просто пытали. Люди изголодались по разговору о серьезных материях. Они всё этому фильму простили, я один из его авторов и знаю его пороки. Вот вам киноклуб. Но таких, как Борис Крейн, немного, хотя эта Россия есть. Ей нужно дать дышать.

Но это невозможно доказать, как невозможно доказать пагубность той модели российского кино, которая запущена с 2010 года, когда нам сказали, что теперь оно возвращается к зрителю. На самом деле произошла очередная монополизация. Назначили мейджоров, которые получают прямые деньги из госбюджета. Часть из них заслуженно, они сделали известные картины. А часть вообще непонятно по каким причинам. И что? Пришлось даже в «Нике» затевать скандал: избавьте вы частный бизнес в кино от налогов. Мне говорят: они же деньги будут отмывать. Да, но в России, а не на Мальте, не на Кипре. У нас рецессия не за горами. А мы всё об игрушке, которая стоит гигантских денег: сто миллионов долларов – сегодня средний бюджет коммерческого фильма в Америке.

Виктор Матизен. У вас есть свой метод преподавания?

Юрий Арабов. Показываю, как строить сюжеты из того материала, который приносят студенты. Прямо перед ними, без подготовки. Чтобы за пятна­дцать минут сделать из сырья вещь, которая имеет товарный вид, нужно быть в хорошей форме. И получается отнюдь не всегда. Мне кажется, что в трети случаев это удается, и это довольно хороший результат. Кроме того, читаю лекции по «альтернативной» драматургии, которая наполовину основана на психологии восприятия. И отчасти пользуюсь американскими разработками. Дима Соболев, который написал «Остров», – мой ученик; Денис Родимин, «Бумер», – мой; Марина Потапова, «Шапито-шоу», – моя; Нана Гринштейн, «Питер FM»… Если один человек из каждой группы окажется в большом кино – уже замечательно.

Виктор Матизен. В последнее время кинематографические начальники и примкнувшие к ним кинематографисты говорят не об искусстве, а об «идеологии», «патриотизме», «нравственности» и тому подобных вещах, имея в виду не мытьем так катаньем навязать другим свое понимание этих категорий. И не стесняются называть не нравящиеся им фильмы «безнравственными» и «вредными», «антироссийскими». Один депутат даже «Сталинград» назвал антироссийским.

Юрий Арабов. Я категорический противник идеологии для отдельного человека. Это всего лишь аквариум на голове, который примитивным образом форматирует пространство. Государству нужны внятно сформулированные цели, которых в сегодняшней России нет и быть не может. Коммунисты в свое время провозгласили свободу, равенство, братство и выиграли гражданскую вой­ну – потому что им поверили, а не потому, что они устроили массовый террор. Но разве наше нынешнее государство может сформулировать, ради чего существует Россия? Люди ведут пустые и лукавые разговоры, преследующие узкополитические цели.

«Молох», авторы сценария Юрий Арабов, Марина Коренева, режиссер Александр Сокуров

Виктор Матизен. А если бы вам было дано право представить необходимую идеологию для России, вы бы это сделали? Смогли бы сформулировать цели?

Юрий Арабов.  Сначала о патриотизме. Его вообще легко воспитывать. Патриотизм воспитывается средним и высшим образованием, знанием гуманитарных дисциплин, общей истории. Литературой и искусством. Ничего больше не нужно гражданину. Потому что, зная все это, человек автоматически становится ценителем того, что сделано его предшественниками. В этой летописи множество блистательных страниц. Они перемежаются чудовищными провалами – это правда – и, в общем, отравлены конфликтами между бюрократией и гражданином. Бюрократия пожирает свой народ – сюжет очень древний, он отягощает нашу историю, и никаких противовесов до сих пор ему не создано.

У коммунистов очень много было грехов, но чего у них не было – презрения к литературе и к искусству. Даже Сталин боялся словесности, был уверен, что поэты могут что-то наколдовать. У большевиков была дрожь, страх перед словом. Я увидел этот страх, когда учился во ВГИКе и мы с Сокуровым сделали «Одинокий голос человека». Начальство перепугалось и завело целое дело – о пропаганде русской идеалистической философии, хотя мы вообще такой не знали. Мы ведь исключительно марксизм-ленинизм изучали. Отчего этот страх? От пиетета перед гуманитарной мыслью. А сегодняшняя ситуация абсолютно свободна от этого.

Что касается формулировки цели… Вообще-то наш народ еще жив? Или в стране осталось лишь население? Для меня этот вопрос открытый. Вполне возможно, что то, что начал Сталин, подорвав основы России, убив крестьянс­тво, интеллигенцию… вполне возможно, что это было довершено в 90-е. Если так, то мы сейчас находимся на пороге абсолютно новой стратегии развития, к которой вообще неприложимо все то, о чем мы с вами говорим. Но если допустить, что еще остались люди, те двести или триста человек в Рыбинске, в тридцатиградусный мороз рассуждающие о вопросах, на которые нет ответа, то я скажу, что наметившаяся в нашей государственной политике имперская идея нам не подходит. Она слишком мала для России.

Русские, так же как и евреи, – мессианский народ. Трагедия еврейства сегодня – то, что оно отказывается от своего мессианства, это видно в Израиле. Трагедия русских – та же. Речь не о возвращении к социализму, а о предпочтениях, приоритетах – равенства, братства, свободы и прав человека. Вот какие наивные вещи я вам говорю и сам это понимаю. Между тем будущее не предопределено.

Виктор Матизен. И в истории есть моменты, допускающие разные варианты продолжения? История же, известно, не имеет сослагательного наклонения.

Юрий Арабов. Имеет, по-моему. Если бы Александр II уцелел 1 марта 1881 года, он бы дал России конституцию и все пошло бы другим путем. Если бы Ленина не убили, а убили Сталина, нэп был бы сохранен и мы пришли бы к социализму без звериного лица – такому, какой был в Югославии и Венгрии. Вы знаете, что в 1924 году после смерти Ленина начальник Московского военного округа пришел к Троцкому и сказал: «Лев Давидович, дайте распоряжение, и я немедленно расстреляю Сталина»? А Троцкий вместо этого ответил: «Вы предлагаете мне дворцовый переворот? Чем же мы тогда отличаемся от монархистов? Нет, мы выйдем к рабочей массе и расскажем о наших разногласиях со Сталиным и перерождении партийного аппарата. Рабочие нас поддержат».

Виктор Матизен. Нет, этого я не знаю и удивляюсь, откуда знаете вы.

Юрий Арабов. Рядом с моей дачей живет профессор университета в Колумбусе Саша Панцов – крупнейший исследователь Троцкого. Чтобы узнать, что говорил Лев Давидович в середине 1924 года, мне нужно пройти сто метров и спросить Сашу.

«Доктор Живаго», автор сценария Юрий Арабов, режиссер Александр Прошкин

Виктор Матизен. Я бы попросил ссылочку на чьи-то воспоминания об этом дивном разговоре или запись чекистской прослушки. Кстати, а вы, Юрий Николаевич, на месте Льва Давидовича что ответили бы начальнику округа?

Юрий Арабов. Если бы Юрий Николаевич пошел в политику, то руки у него были бы по локоть в крови. Но я потому и не иду в политику, особенно в такие переломные эпохи. В те минуты на самом деле судьба страны решалась. Троцкий, как и Ленин, был пластичен, как пластилин. Не получается так, тогда сделаем по-другому. Кроме того, я почитал недавно последнюю работу Троцкого «Преданная революция». В 1940-м его убили?

Виктор Матизен. Да.

Юрий Арабов. Он ее писал до последних дней. Прогноз: если в ближайшее время все будет так идти, то вся национальная собственность постепенно перейдет в руки спецслужб и партаппарата.

Виктор Матизен. А что мы наблюдаем?

Юрий Арабов. Он ошибся в сроках, это произошло через шестьдесят лет. А он думал, что всего лишь через несколько.

Виктор Матизен. По историческим меркам небольшая погрешность.

Юрий Арабов. Но все же я не утверждаю, что перестройка и демократизация были затеяны для того, чтобы эти люди могли завладеть собственностью. У перестройки было много других причин – и политические провалы, и товарный дефицит, и недовольство интеллигенции советским режимом.

Сегодня ситуация, к примеру, вроде истории с Хрущевым, когда его сбрасывают, а у него нет никакой собственности, – немыслима. Я жил в коммуналке с соседкой, которая оказалась в квартире Ленина после его смерти. Там остались Надежда Константиновна Крупская и Мария Ильинична Ульянова. Мебели почти не было, дощатый пол, который две эти бабы сами мыли. Таков материальный итог жизни Ленина…

Виктор Матизен. У меня вопрос относительно пресловутой «этической хартии», которую Путин предложил подписать кинематографистам. И вот уже появился проект этого морального кодекса, якобы составленный молодыми кинематографистами. Как вы к этому относитесь?

Юрий Арабов. Про хартию сказать не могу. Меня очень радует то, что от меня никто ничего не потребует подписать, – я бы не стал, поскольку знаю, как легко на человека навесить всех дохлых собак. И патриоты навесят, и либералы – все. Еще могу сказать об «этических» законах вроде того, что предусматривает наказание за оскорбление чувств верующих. Это законы, провоцирующие параноиков. У нас же есть профессиональные «униженные и оскорбленные». Таким палец покажешь – они оскорбятся. И в суд подадут. Тут не только «Пусси Райот», а любому вольнодумцу мало не покажется. На священников будут писать жалобы, что они служат не так и не на том языке.

Виктор Матизен. А с чем, по-вашему, связано явное обострение отношений между государственными патриотами и либералами? Первые говорят, что вся интеллигенция гнилая, элиты надо бы заменить…

Юрий Арабов. Оба этих дерева парят в воздухе и того гляди свалятся на нашу голову. Реальной почвы ни под либерализмом, ни под государственным патриотизмом у нас нет. Все-таки желательно, чтобы либерализм рос на ниве демократии. Мне вот кажется, что сначала разделение властей и функционирование государственных институтов, а лишь потом – либерализм. Без этого он часто уродлив.

Теперь по поводу патриотов-государственников. Часть из них очень веселые люди: они учат нас правильно жить, прекрасно зная, что половина бюджетных денег разворовывается. А часть – дикие, которые навязали Путину мысль о евразийской идеологии, закрыв глаза на то, что эта идея гниет по всей России.

Естественно, мне либеральный взгляд ближе.

«Завещание Ленина», авторы сценария Юрий Арабов, Олег Сироткин, режиссер Николай Досталь

Виктор Матизен. Остается разобраться с проектом Кирилла Серебренникова «Чайковский» по вашему сценарию, которому отказали в госфинансировании, якобы испугавшись пропаганды гомосексуализма. А вы, чтобы снять подозрения, заявили, что гомосексуальная ориентация великого русского композитора вовсе не факт.

Юрий Арабов. В этом даже разбираться не хочется, все это гротеск. В одном интервью я сказал: нет доказательств того, что Чайковский был геем. На меня обрушился целый шквал – дескать, я сговорился с новым министром культуры, чтобы геев закатать в Сибирь. А я не знал, что, оказывается, Чайковский – знамя геев. Это, вообще-то, довольно гнусная российская привычка помечать белых ворон. Они или гомосексуалисты, или масоны, или евреи. Три клейма. Но если ты не гомосексуалист, не масон и не еврей – тебе, парень, не повезло. Тогда ты – лузер, неудачник. Общество не будет знать, как тебя пометить, и, скорее всего, вообще не заметит. Или уничтожит. Меня вот пометили – все хорошо.

С Чайковским произошла та же самая процедура. Модест Ильич действительно, видимо, давал петуха, дрозда, как говорили у нас в юности. Что касается Петра Ильича, аргументы – не жил с женой, уехал. Вопрос: а почему Чехов, женившись, выставил Книппер требование, чтобы не жить вместе? Видимо, Чехов тоже гомосексуалист? Почему Толстой, прожив в браке тридцать лет, убег от своей дамочки помирать, как собака, в холодном вагоне на станции? Гомосексуалист. А Гоголь? Вообще пробы ставить негде.

Мы помечаем белых ворон… Чайковского, по-видимому, этими наветами довели до самоубийства. Это был одинокий человек, не имевший, как Гоголь, имущества, ангел. В России музыку не понимали. О гениальной Шестой симфонии написали, что она создана против правил, вообще непонятно что. И посвятил он ее не государю императору и не пресвятой богородице, а племяннику. Проблема не в том, был ли он гомосексуалистом, а в том, что сегодня этот вопрос агрессивно поставили. Мне же тема белой вороны гораздо интереснее, чем гомосексуальная. Хотя всякое могло быть. Сексуальная жизнь – предмет крайне запутанный, и никаких судей тут быть не может.

Вернемся теперь к патриотам. Абсолютно лживые люди навязали Путину идею Евразии, попытку создания соответствующей идеологии, закрывая глаза на то, что она разлагается на улицах Москвы, гниет и во всей стране. Мы же видим: начался величественный сезон, который называется «зима в России». Опять выпал снег, будет наледь, долбить ее никто не будет, поэтому все начнут ломать ноги, как и в прошлые зимы. На уборку улиц и дворов выйдут те, кто давно ничего не делает. Сейчас приезжают гастарбайтеры, которые просто не хотят работать, кстати, более умные, чем раньше. Если к ним относятся, как к собакам, то они будут поступать так же с другими. Это по поводу евразийской идеи. Она в России спотыкается – везде и всегда.

Беседа состоялась в Библиотеке киноискусства имени С. М. Эйзенштейна в присутствии публики.