Привязчивые мелодии Константина Меладзе, пародирующие хиты 60-x типа «Мишки», «Джонни» и прочих «Ландышей», вроде бы надежно маскируют лейтмотив сериала и его реальный драматизм. Да и кому он нужен, этот гребаный драматизм, когда на съемочной площадке «фильма в фильме» жизнь бьет ключом – «шесть пудов любви» и все влюблены. Но – в рамках железной производственной дисциплины под надзором Регины Марковны, второго режиссера. Всем мать родная, для каждого теплая котлета за пазухой. У такой как раз и не забалуешь.

Я была в отъезде и пропустила рекламную кампанию «Оттепели», не слышала, как исполнители главных ролей читают стихи Шпаликова. Просто не знала об этом. Стала смотреть сериал со второго фильма, тут же замурлыкала «и что теперь?» в фейсбучном хоре. Пока меня не осенило: «Оттепель» продута теплым весенним сквозняком поэзии молодого Шпаликова. В ритме его стихов схвачена суть оттепельного мироощущения – доверие к жизни, которая много чего наобещала, а мы поверили. Геннадий Шпаликов, Моцарт 60-х, выразил и поколенческую эйфорию, и отчаяние обманутых и обманувшихся. Короткая, как вздох, история оттепели воплощена в трагической судьбе автора главных сюжетов времени. Его отраженное присутствие в сериале в образе нетрезвого, но гениального сценариста Кости Паршина, покончившего самоубийством, предваряет, не сильно забегая вперед, драматический финал светлейшей поры российской истории ХХ века.

В 61-м (время действия сериала) дебютант Шпаликов был, что называется, широко известен в узких кругах. Время его стихов и песен придет позже, культовым героем он станет после безвременной смерти. А в начале 60-х взошла звезда Булата Окуджавы. Мы еще не знали, что он писатель. Не знали, что такой тип автора–исполнителя называется «бард». Знали: он учитель-словесник из Калуги. Мы обменивались магнитофонными записями его песен, ездили на его левые концерты по адресам, полученным по сарафанному радио. Связь-самострок не обманывала.

«Оттепель»

Я вступила в зону личной памяти вовсе не для того, чтобы попенять авторам «Оттепели»: мол, в фонограмме их фильма не нашлось места Окуджаве, а ведь не было такой компании, где его не пели. Напротив, я хочу отдать должное вкусу создателей сериала, их концептуальному подходу к историческому материалу, каковой составляет бэкграунд телеромана, не претендующего (!) на историзм.

Мне ничего не известно о режиссерской экспликации Валерия Тодо­ровского, в доступных источниках не попалось ничего принципиального, на что хотелось бы сослаться. Любопытно было бы послушать авторские комментарии по поводу отсутствия в сериале важнейших общественно-политических событий типа полета Гагарина или Карибского кризиса. Не побожусь, но план с Гагариным все-таки был. Мелькнул на чьем-то телеке, и я его точно видела. Глюк? И такое бывает.

В сериале поболтать горазды все, но о политике – ни слова. Инга с Хрусталевым обсуждают, покупать или нет стиралку. Гена Будник, если не в кадре, трендит свои фирменные байки, собирая аудиторию, а студийные гримерши, заметив пигментное пятнышко на лице премьерши, моментально запускают слух о ее беременности. Бывший муж попутно подвозит бывшую жену в абортарий и дает ей информацию про новые контрацептивы. И все в таком духе. Короче, «Оттепель» про частную жизнь ее многочисленных героев, на время объединенных общим делом – съемками деревенской комедии «Девушка и бригадир» – с песнями, танцами, с парочками на первом плане, симметрично развернутыми на камеру. Соцреализм доживает последние денечки. Возможно, именно этот сценарий спас студию от краха, нечего было запускать под Новый год, а производственный цикл – это было святое, вся киноиндустрия на этом держалась.

Некоторые обложились фильмографическими справочниками, чтобы доказать, что в означенном году ничего похожего снято не было. Иные критики, не досчитавшись судьбоносных событий в сериале, сочли житейские коллизии мелкотемьем и отвергли «Оттепель». Самыми непримиримыми оказались, однако, вовсе не ровесники эпохи, имеющие в кармане такой козырь, как личная память, а «мальчики иных веков» – у тех свой образ оттепели, свой миф, в наших же палестинах мифология традиционно важнее реальности. Один начитанный критик вопрошал: мог ли в те времена оператор, даже знаменитый, жить в шикарной съемной квартире? И впрямь квартирный вопрос был тогда нерешаем. Весь жилищный фонд принадлежал государству, сдать квартиру в наем кому бы в голову пришло – дело было подсудное. Но и во времена грозного ОБХСС нелегальные ходы-лазейки предусматривались. Для нужных людей. Хрусталеву просто повезло: нашлась для него пустующая (вовсе не шикарная) квартира, было куда девушек водить.

«Оттепель»

По части воссоздания материального мира начала 60-х режиссеру можно воткнуть не одно лыко в строку при большом желании. Я же склонна замечать достоинства, а они имеются. Эти юбочки-блузочки на каждый день, первый отечественный капрон, выходные юбки-колокол с непременной нижней, и чем пышнее, тем круче. До обморока затянутые талии. Прически «бабетта», переходящие в «халу», начесы, спрыснутые лаком. Стрижки были не в моде, а челки, как у Ахмадулиной, в тренде. Эпоха женских брюк еще не наступила, про джинсы еще и знать не знали. Но суперзвезда тех лет Гена Будник (элегантный Павел Деревянко) носит костюм от Кардена и со знанием дела обсуждает модные тенденции с костюмером группы закройщиком Санчей, который очень даже в курсе.

Не удержусь от нечаянных воспоминаний: именно в 60–61-м Москва никак не могла взять в толк, что мы оказались в обществе потребления. Магазины просто накрыло импортом, причем и тогда по смешным ценам. Помню, как без всякой очереди купила красные лодочки фирмы Clarks за 25 рэ. Юмор был в том, что мы понятия «бренд» не слыхивали, цену вещам не знали. Были, однако, отдельные чуваки и чувихи, они-то все знали: что, где и почем. Черный рынок формировался. Мы же как на подбор были лохи и ботанки (в той лексике – синие чулки) с красным дипломом.

ОК, но вот вопрос на засыпку: кто помнит прикид рокового мэна Хрусталева (Евгений Цыганов), за которым бегали все девчонки группы? Я не помню. Потому как это не важно. Чем притягивал этот неулыбчивый, не обладающий мужской статью, не плейбой, как его вероятный прототип Георгий Рерберг, не сексуальный и не первой молодости мужчина? Были в нем харизма, талант и неслияние с коллективом. Был он отдельный, закрытый. Личность. Это понятие только-только вошло в жизнь, очень популярно было выносить приговор имярек, личность он или не личность. Так вот, камерамен Хрусталев был яркой творческой индивидуальностью со своими тараканами. Жить обрядовой семейной жизнью с ним было невозможно. Они расстались с красавицей Ингой, но тайно сохраняли чувства друг к другу. Инга хитроумно спасла его, отмазала от обвинения. Как она обнимала его, встретив у тюремных ворот, я сто лет не видела в кино и уже не увижу. Валерию Тодоровскому дано разбираться в оттенках чувств. Виктория Исакова с подачи режиссера сыграла в этом эпизоде неутолимую бабью тоску по своему мужику, с которым пусть жить нельзя, но он единственно любимый. И ему только она жена, и при ней можно рыдать навзрыд в ванной, сидя в трусах на табуретке.

Сериал полон эпизодов, каждый из которых так и просится быть замеченным, ибо в нем запечатлены характер, оттенок времени, тогдашние чувства и нравы. То, чего нет и никогда не будет. К примеру, визит Марьяны в женскую консультацию. Ну это же поэма экстаза. Девушка как бы еще не в курсе, что дети – побочный продукт любви. Обретенным в консультации знанием она, садистски униженная медперсоналом, вся в слезах делится с бабулей. Теперь она достойна презрения, только презрения...

Отдельная песня – народный режиссер Федор Андреевич Кривицкий и его молодая жена Наденька. Михаил Ефремов – ну что сказать? – большой русский артист. Чем дальше, тем очевиднее. Наденька (Светлана Колпакова) – душечка наших дней. И воображаемую соперницу прибьет, и коня на скаку остановит, и за мужа – народного художника всех порвет. Отдельное спасибо авторам за реплику любящего мужа, который по полной, с растяжечкой влепляет своей курице, на голубом глазу верящей в донос на Хрусталева: «Ты дура, Надя...»

Не могу назвать другого российского фильма из актуального репертуа­ра, способного соперничать с «Оттепелью» по числу классных актерских работ. Немало популярных исполнителей радикально сменили имидж. Есть догадка, что весь этот fiction опирается на реальные события, на реальные характеры. Тоненький Егор Мячин, режиссер-стажер в бабушкиной самовязке (Александр Яценко), – этот из породы русских мальчиков, упертый и безоглядный максималист. Нина Дворжецкая – ну как такую актрису можно было не снимать?!

А в целом: нет объяснения у чуда, и я на это не мастак (Геннадий Шпа­­ликов).

Имеется немалая и неравноценная фильмография про шестидесятников. Родоначальник ее Марлен Хуциев, режиссер многострадальной «Заставы Ильича» по сценарию Шпаликова, в свое время поплатился за отказ от любимых стерео­типов советского кино и навлек на себя гнев лично генсекретаря ЦК КПСС. В той картине не было публицистики, тоже все больше про частную жизнь трех друзей. Но политическое – в сублимированных формах – еще как было. Один эпизод первомайской демонстрации чего стоит. Изрезанная картина восстановлена автором уже в перестройку, когда в Союзе кинематографистов была учреждена Конфликтная комиссия.

«Оттепель»

В «Оттепели» многое угадано про время, в которое режиссер Тодоровский еще не родился. Сказано много больше и глубже, чем посчитала критика. Про то, как жили, чем жили. Про нравы, быт, стиль. Про политику, которая вроде бы отпустила, не давила. И про несбыточность обещанного и живучесть формально отринутого. Разве что драматизм времени – согласно сложившемуся стилю Валерия Тодоровского – последовательно уводится в расфокус. Не всякий услышит и оценит реплику директора студии Пронина в разговоре с народным режиссером Кривицким: «Сталин восемь лет как умер», – замечает режиссер в ходе спора о пределах допустимой свободы. «Не для всех», – парирует Пронин. И не понять, себя ли он имеет в виду или некоего важняка, чье мнение в кинематографическом мире просто так не обойдешь. Может, это он и есть – мелькнувший в просмотровом кинозале инкогнито из идеологического отдела ЦК КПСС, что дает добро, а с ним и высшую категорию положенной было на полку картине стажера Егора Мячина «Девушка и бригадир»?

Рассекающий бархатистую ткань сериала шершавый, как тюремное одея­ло, сюжет дознания об обстоятельствах гибели Кости Паршина отражает реальную расстановку сил в стране, где политический режим якобы смягчился. Оператор Хрусталев и следователь прокуратуры Цанин, кому поручено дело о гибели сценариста, сразу входят в клинч как два идейных противника. С ходу понятно, что Цанин хочет посадить Хрусталева, что у него есть личный интерес.

«Сыск вечен!» – «коронку» Мюллера – Броневого вполне мог бы повторить следак Цанин – Василий Мищенко, студиец «Табакерки», а ныне мэтр.

Вторая встреча Хрусталева с прокурором, закончившаяся дракой прямо на съемочной площадке, будет стоить оператору карьеры и репутации. Цанин раскопает на Хрусталева позорный по тем временам компромат: Хрусталев-старший, большой человек в атомной науке, потеряв старшего сына на фронте, второму достанет бронь. В газете появится обличительный текст, его будут читать вслух в студийном буфете, слух дойдет до дочки Аси... Словом, Виктор принимает решение уехать на Одесскую студию, здесь ему жизни не будет.

Время – всякое – имеет по крайней мере два обязательных параметра: прагматику и метафизику. Какой стороной повернуть к зрителю запечатленное время – во власти режиссера, художника, который форматирует реальность, следуя избранной им стратегии.

Метафизика оттепели, 60-х влечет, как неразгаданная тайна. Многим хотелось бы там пожить. Тодоровскому, будто классному оператору, магу светописи, удалось поймать свет того времени – и фильм получился. Еще и потому получился, что нет в нем умиления-прекраснодушия, напротив, есть тревога, приглушенный рык затаившегося реваншизма. Да ведь ничего в сущности не изменилось – кроме разоблачения культа личности. Что не снижало бдительности спецслужб. Летом 57-го, после триумфального закрытия Фестиваля молодежи и студентов, на истфаке была арестована группа Льва Краснопевцева – круг молодых продвинутых историков, ревизовавших историю КПСС с момента организации «партии нового типа». Они позиционировали себя как нелегальную организацию. Об этом мало кто знал, процесс прошел тихо, сошел на нет под буйное цветение оттепели. Натан Эйдельман, консультировавший организацию, был уволен из школы, где служил учителем.

Великая эпоха легкого дыхания кончилась в одночасье на Красной площади. 25 августа 1968 года несколько человек вышли на площадь, чтобы протестовать против введения войск соцсодружества в митингующую Прагу. Там, на площади, была моя сокурсница поэт Наташа Горбаневская с детской коляской. Наташа отсидела свое в психушках и тюрьмах, но писать продолжала и параллельно стала правозащитницей с мировым именем. Совпало так, что буквально накануне премьеры «Оттепели» Наташа Горбаневская умерла. Ее любили, ее поминал весь либерально-демократический мир.

«Оттепель»

Насколько я знаю, в России не снято ни одного фильма про диссидентов. И романов не написано. Может, какой-то юный гений уже придумал такое кино.

У Валерия Тодоровского уже была попытка (в содружестве с режиссером Дмит­рием Месхиевым) сделать фильм о людях 60-х, посвященный отцам. Фильм «Над темной водой» (1992), объявленный в начале работы римейком хуциевского «Июльского дождя», помню, изумил меня крайним субъективизмом в трактовке реальности. Ведь оба автора помнили время своих отцов – детской, зато самой верной памятью. Воздух времени, его нерв дети помнят не интеллектом, а мозжечком. Мне же казалось, что авторской целью было как можно дальше оторваться от времени своих отцов, перекроить его по своим своевольным лекалам. Прагматики было ноль, а метафизику было не разгадать.

В центре сюжета был любовный треугольник и одолженный у Хуциева разговор сына с погибшим отцом. Поколенческий мотив прочитывался, только не понять было, за кого авторы – за большевиков или за коммунистов. Кое-кто из «отцов» обиделся. Если кто забыл, то напомню: в 90-е шестидесятники были не в чести. Им пеняли за прекраснодушие, за «комиссаров в пыльных шлемах», за ставку на «ленинские нормы жизни» – словом, за историческую близорукость. Евтушенко тогда наотмашь ответил всем критикам: «...Но все равно мы – легендарные, оплеванные, но бессмертные!»

В «Оттепели» Тодоровский выступает как режиссер и соавтор сценария. Думаю, он помнит о старом своем опусе, но снимает принципиально другое кино. В нем есть поколенческий дискурс, и это – любовь. Любовь к людям 60-х, «фантастическим людям», как называет сын друзей и коллег отца…

Есть великое сыновнее кино – кино Андрея Тарковского и Алексея Германа. Мы получили сыновнее кино от Валерия Тодоровского.

Любовь. На ней мир еще держится. Вот разгадка уникального обаяния «Оттепели».

«Оттепель»
Авторы сценария Алена Званцова, Дмитрий Константинов, Валерий Тодоровский
Режиссер Валерий Тодоровский
Операторы Иван Гудков, Федор Лясс
Художник Владимир Гудилин
Композитор Константин Меладзе
В ролях: Евгений Цыганов, Александр Яценко, Анна Чиповская, Михаил Ефремов, Светлана Колпакова, Владимир Гостюхин, Павел Деревянко, Виктория Исакова, Федор Лавров, Нина Дворжецкая, Владимир Меньшов, Анна Науменко, Валерий Тодоровский, Егор Мячин, Василий Мищенко
«Мармот-фильм»
Россия
2013