Ведь греза эта – интимная. И к тому же ритмичная, жестко ритмичная, и притом таким ритмом, который захватывает все тело.
Гастон Башляр. «Вода и грезы»

В «Нимфоманке» много музыки самых разных жанров. Она, как правило, выполняет стандартные иллюстративные функции. В главе «Маленькая школа органа» даже смыслообразующие – разбор Хоральной прелюдии Баха фа минор позволяет героине рассказать о тонкостях отношений с тремя любовниками. Но у фон Триера, как верного брехтианца, должен быть хотя бы один зонг, вносящий в фильм финальную смысловую отделку, – таковы, например, Young American Дэвида Боуи в финале «Догвиля» или 107 Steps в «Танцующей в темноте». В «Нимфоманке» это Hey Joe, которая звучит на заключительных титрах.

Вначале планировалось дать знаменитую версию Джимми Хендрикса, однако из-за позиции правообладателей было использовано исполнение Шарлотты Генсбур. Автор оригинала не Хендрикс, а американский фолк-рокер Билли Робертс. Первый вариант записан в 1965 году лос-анджелесской группой The Leaves.

Hey Joe – типичная блюзовая баллада о ревности, измене и мести, в 1967 году превращенная Хендриксом в настоящий антивоенный гимн поколения детей-цветов. Кроме привнесенного пацифизма версия Хендрикса еще и о времени: это оргиастическая эпитафия 1960-м.

Хендрикс поет без чрезмерных модуляций и надрывной экспрессии, часто свойственной белым блюзменам, что контрастирует с фантастическими аккордами, извлекаемыми из гитары. В «Нимфоманке» Генсбур почти шепчет текст, а в аккомпанементе акцентированы ударные, сплетающие сложнейшую ритмическую вязь, и низкотональные клавишные, сообщающие всей композиции инфернальное звучание. Эта темная, меланхолическая версия снискала немало поклонников и наверняка войдет в список лучших кавер-версий рок-классики.

Впрочем, зачем здесь именно эта песня, почему полудетский голос Генсбур столь уместен?

«Блюз – это когда хорошему человеку плохо» («Пере¬кресток»). Верно и то, что блюз – это когда хороший человек, поступив по справедливости, уходит от закона. Блюз – это мир расстроенных мачо. Здесь не отпускают, здесь убивают. Правит мужчина. Его право, его печаль, его возмездие.

Эй, Джо, куда ты собрался с этой пушкой в руках?
Эй, Джо, я говорю, куда собрался с этой пушкой в руках?
Я иду застрелить мою подружку.
Понимаешь, я застал ее путающейся с другим парнем.
Я собираюсь пристрелить мою старуху.
Понимаешь, я застал ее с другим,
И это нехорошо, брат.

Эй, Джо, я слышал, что ты застрелил свою женщину,
пристрелил ее сейчас.
Я говорю, я слышал, ты застрелил свою старуху,
Ты уложил ее на землю.

Да, я ее застрелил.
Понимаешь, я поймал ее, как она путается со всеми,
путается со всеми в городе…
Да, я прикончил ее.
Понимаешь, я застал, как моя женщина ошивается в городе,
И подарил ей пулю
Я пристрелил ее!

Да,
Застрели ее снова для меня.
Эй, Джо, скажи,
Куда ты побежишь теперь?
Куда побежишь?
Эй, Джо, я спрашиваю, куда бежишь теперь?
Куда, куда хочешь двинуть?
Ну же, скажи!

Я собираюсь на юг
Собираюсь в Мексику
Да,
Я собираюсь на юг,
Там я буду свободен
Никто меня не найдет.

(Перевод Александра Лиса)

По сути, это зеркальное отражение всей истории в миниатюре (предпоследняя глава так и называется – «Зеркало»). Джо – Шарлотта Генсбур должна быть на месте убитой: это она сходилась со всеми мужчинами в городе, но пистолет достается ей. Она стреляет не в old lady, a в old gentleman, ни разу в жизни ни с кем не «путавшегося». Еще раз: весь сюжет зеркально перевернут в этих трех минутах со «стволом», как осью симметрии. Однако кроме очевидной иронии здесь есть еще кое-что.

После всенощного сеанса любительского психоанализа Селигман и Джо приходят к согласию в том, что чувство вины у нее сублимировалось в мужскую агрессию, и она принимает это, даже думает начать новую жизнь. Ловушка срабатывает, феминистский дискурс переходит в патетику, которая, как и всякая патетика, оборачивается анекдотом с неожиданной развязкой.

Убийство и последующее бегство происходят после затемнения, оседают на фонограмме. В это неясное мгновение с протагонисткой происходит метаморфоза, которую и нельзя увидеть: убив последнего самца, замкнуть и мужское, и женское на себе, добыть наконец не любовь, не смерть, а внутреннюю завершенность и свободу, сорваться с края кадра в совершенно другую историю и бежать, бежать туда, где уже ни один палач не накинет на тебя веревку.

Как утверждение свершившегося фон Триер отдает Джо патриархальную песню о ревности и мести.

Для хорошего фильма нужны девушка и пистолет.
Для хорошей грезы – песня девушки о пистолете.