Почти весь прошлый год российское киносообщество сотрясали перемены. В очередной раз менялся расклад в и без того непростых взаимоотношениях государства и кинематографа. Трансформации среди прочего подвергся и механизм, с помощью которого из федерального бюджета предоставлялись деньги на кино.

Если представить события двух последних лет ретроспективно, то сложно избавиться от ощущения, что очередная реформа началась после того, как в мае 2012 года пост министра культуры занял Владимир Мединский. С одной стороны, именно он чаще всего стоит за всеми изменениями, а с другой – слишком уж демонизирован его образ в сознании российской культурной общественности. Министр не скрывал своего пристального внимания к делам кинематографа и практически все связанные с ним аспекты деятельности берет под личный контроль.

Прежде всего, началось перепрограммирование статуса Фонда социальной и экономической поддержки кино – после проверки его деятельности Счетной палатой было решено, что фильмы, поддержанные фондом, возвращают слишком мало государственных денег, финансируемые им картины не самоокупаемы, а значит, эта структура работает неэффективно[1].

Однако еще до этой проверки стала интенсивно обсуждаться тема квотирования кино. В 2011 году Министерство экономического развития РФ предложило Министерству культуры обдумать идею квот. Тогда этот вопрос заглох, но с приходом Владимира Мединского возник вновь – буквально через несколько месяцев после назначения новый министр затронул эту тему на заседании Совета по кинематографии при президенте. Он предложил либо отменить льготы кинотеатров по НДС, либо ввести квоты по ограничению иностранной продукции. Противником этой идеи выступил в то время глава Фонда кино Сергей Толстиков. В ноябре 2012 года Владислав Сурков, тогда еще заместитель председателя правительства РФ, провел совещание по оптимизации государственной поддержки отечественной кинематографии. Обсуждалось падение доли в прокате российского кино, а также идея разграничения функций Фонда кино и Министерства культуры. Эти две проблемы, безусловно, связаны друг с другом. Именно это заседание стало первым в цепи событий, приведших к реформированию системы господдержки. Не ясно, что послужило причиной недовольства работой фонда – строптивость его главы, неподконтрольность фонда Минкульту как основному распределителю государственных средств или падение доли российского кино в прокате. Нельзя же возлагать вину за неудачи российских фильмов в кинотеатрах только на один Фонд кино. Так или иначе, но в самом конце 2013 года вышло постановление правительства РФ «О предоставлении субсидий из федерального бюджета на поддержку кинематографии», где ясно говорилось о том, что контроль за использованием этих субсидий возлагается на Министерство культуры.

Обвинения в неэффективности Фонда кино стали началом лавино­образных изменений в отношениях этой индустрии и государства. Сначала был уволен Сергей Толстиков, а в феврале поменялся и состав попечительского совета – главного органа фонда. Причем кардинальным образом – свой пост сохранил только Никита Михалков. Вместо Александра Жукова совет возглавил советник президента Владимир Толстой, его заместителем стал директор департамента культуры правительства Сергей Перов. Кроме Михалкова в состав совета вошли еще три человека, непосредственно занимающихся производством, – режиссеры Станислав Говорухин, Карен Шахназаров и Алексей Попогребский. Остальными членами попечительского совета стали чиновники высокого федерального уровня. Исполнительным директором Фонда социальной и экономической поддержки был назначен Антон Малышев.

Одновременно с переназначением совета прозвучало пожелание, чтобы российская продукция повысила сборы в прокате. Был изменен принцип распределения средств через фонд – принято решение, что их будут выделять под конкретный проект, тогда как раньше деньги давали напрямую частной компании, которая сама решала, на что их тратить. Это, незначительное на первый взгляд, изменение произошло потому, что прежний принцип, по мнению Владимира Мединского, привел к тому, что «государство полностью самоустранялось от какого-либо влияния на содержание снимаемых кинофильмов». За него все решали продюсерские компании, а ведомство только предоставляло деньги.

Произошел возврат к существовавшей до 2010 года схеме распределения государственных денег. Этот принцип прозвучал на совещании по вопросам развития отечественной кинематографии в мае 2013 года, на котором присутствовал президент Владимир Путин. На таких совещаниях ежегодно озвучиваются основные проблемы в жизни российского кинематографа и способы их решения. Но это заседание было еще и историческим. Именно во время этого заседания министр культуры показал президенту на своем iPadе, как легко и просто найти в Интернете сайты с пиратскими копиями фильма «Легенда № 17». С тех пор борьба с пиратством у нас стала не просто проблемой нескольких продюсеров, но государственным делом.

На встрече с президентом были озвучены все изменения, которые в дальнейшем произошли с российским кино в 2013 году. В первую очередь речь шла о необходимости концентрации средств у нескольких крупных кинопроизводителей, в результате которой должны появиться крупнобюджетные фильмы: чтобы «деньги не размазывались тонким слоем по тарелочке». Было предложено, чтобы одна компания одновременно получала деньги на несколько проектов. Там же была предложена идея питчингов – открытой защиты продюсерами своих проектов. Это, по мнению министра, должно было помешать «кулуарным решениям». Тогда же появилось понятие «приоритетные темы». Кинопроекты, посвященные таким темам, будут, по словам администрации, удовлетворяться в приоритетном же порядке. Уже в июне появился приказ, согласно которому департамент кинематографии был переведен в прямое подчинение министра. Такой принцип – последовательный личный контроль главы ведомства за одной из подотраслей – не действовал в России более двадцати лет.

Но и на этом изменения не закончились: тогда же появился приказ (№ 22) о создании в Фонде кино самостоятельного экспертного совета. Знающие люди утверждали, что эта идея нравилась и его предыдущему главе – Сергею Толстикову, однако авторитетные российские продюсеры ее категорически не принимали, считая, что оценка качества проекта должна осуществляться исключительно внутри самих продюсерских организаций.

Наряду с появлением экспертного совета изменился и весь порядок утверждения проектов, получающих госфинансирование. Теперь представленные заявки должны сначала оценить в экспертном совете и/или в сценарной группе, затем они попадают в попечительский совет, который, в свою очередь, отправляет их на согласование в Министерство культуры, и только после утверждения там попечители имеют право предоставить проекту бюджетные деньги. При этом предложения экспертов носят рекомендательный характер.

Очевидно, что главным результатом всех этих пертурбаций стало усиление влияния Министерства культуры и лично министра в системе принятия решений. Произошла типичная для нашей страны властная и экономическая централизация, благодаря которой именно на министре оказались замкнутыми оба канала распределения бюджетных денег – важнейшего источника средств как на коммерческое, так и на авторское кино.

Централизация, как водится, имела и идеологическую составляющую. Весь год культурная общественность страны с нарастающей паникой внимала высказываниям министра относительно того, какое кино сейчас нужно снимать и что из снимаемого будет поддержано государством. Он рассказывал журналистам, что отборщики западных фестивалей не берут в программы фильмы про то, что в России хорошо, ругал мат в кино, цитировал Мао Цзэдуна и обещал поливать только те цветы, которые больше подходят для государственной клумбы. В общем, высказывался исключительно в державно-патриотическом тренде. К этому еще добавились разговоры о возможном вводе в кинематографический обиход Этической хартии – о ней впервые упомянул президент Путин все на том же заседании в Сочи.

Затем случились скандалы с двумя вполне конкретными проектами. Сначала с копродукцией Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», а потом с фильмом Кирилла Серебренникова «Чайковский». В первом случае история была откровенно некрасивая – министерство проигнорировало мнение экспертного совета, члены которого, известные профессионалы, хотя и имели право лишь рекомендовать, но проголосовали единогласно. Правда, благодаря поднявшейся шумихе в прессе ситуация с фильмом Миндадзе в конце концов разрешилась благополучно. В случае с «Чайковским» все было не столь однозначно. Проект получил от Министерства культуры 30 миллионов рублей, что составило 12 процентов от его бюджета, но ему было отказано в средствах Фонда кино, выдаваемых на возвратной основе. Создателям была необходима более существенная финансовая поддержка, учитывая общий бюджет картины. Поэтому они отказались от денег Минкульта. Но все это выяснилось постепенно, а поначалу разговоры шли о том, что Серебренникову отказали в деньгах из-за сексуальной ориентации его героя. Интеллигенция увидела в этом признаки приближающейся цензуры.

Где голова у спрута

Несмотря на все пугающие детали, идеологическая и даже государственническая линии в истории с изменением механизма финансирования являются не самыми главными. Куда важнее проследить, на что и кому достались государственные деньги, каким образом теперь организовано их предоставление и кто те люди, которые в этой истории участвовали. И самое главное – произошли ли после ввода прошлогодних новшеств какие-то качественные изменения в этих вопросах.

В Министерстве культуры экспертные советы существовали с незапамятных времен. В них входили режиссеры, продюсеры, сценаристы, прокатчики и даже критики. При этом и в фонде имелась сценарная группа, которая занималась предварительным анализом проектов тех организаций, которые не принадлежат к числу лидеров производства. И министерский, и фондовский советы по правилам могут выражать только рекомендации. Решающего голоса они не имеют.

Вместе с тем именно экспертные советы занимаются первичным отбором картин, претендующих на госфинансирование. Тем более что в министерстве отбор теперь состоит из трех этапов. На первом отсеиваются те проекты, которые не соответствуют критериям отбора. На втором эксперты оценивают художественные достоинства заявок и ставят экспертную оценку. На третьем они оценивают те же проекты, что и на втором этапе, только теперь уже в форме питчинга и тайным голосованием делают окончательный выбор. Кроме того, в 2013 году отказались от условий анонимности подачи кандидатов на госфинансирование. Теперь каждому эксперту с самого начала известны имена продюсеров, авторов сценария, режиссера тех произведений, которые он оценивает.

К тому же эксперты впервые получили право выставлять заявки, в которых они сами принимают участие как профессионалы, тем самым претендующие на госфинансирование. Об этом написано в фондовском приказе № 22, который уже упоминался. Правда, там оговаривается, что заинтересованный член экспертного совета не голосует за собственный проект.

Любопытна не только процедура, но и состав экспертных советов. Тут главная проблема – минимальная ротация, а также участие самих авторов в работе экспертного совета.

Первая проблема, возможно, даже более острая, чем вторая. Так, среди нынешних членов экспертного совета есть настоящие ветераны. Например, Федор Попов входит в состав экспертных комиссий по игровому кино с 2007 года. Вместе с ним среди экспертов были нынешний глава департамента по кинематографии Вячеслав Тельнов, продюсеры Виталий Сидоренко, Андрей Самсонов, режиссер Валерий Ахадов, сценаристы Одельша Агишев, Елена Громова, Валерий Козлов. Эти же люди входят в экспертный совет министерства и теперь.

В том же 2013-м из сорока членов экспертного совета Минкульта по игровому кино как минимум трое присутствовали на заседаниях, где обсуждались их проекты, – Сабина Еремеева, продюсер нашумевшего проекта «Чайковский», режиссер Федор Попов – «Праздник непослушания», Виталий Сидоренко – «Ведьма» («Тихая»), являющийся учредителем ЗАО «Ракурс», которое представляло фильм.

С одной стороны, это нормально, чтобы профессионалов судили профессионалы. Да и сами представители российского киносообщества всегда хотели, чтобы их оценивали коллеги.

Существует и другая проблема: решения принимаются очень ограниченным числом экспертов, особенно по открытым конкурсам. Ведь помимо субсидий – а система питчингов и экспертный совет работают именно в рамках субсидий – в Министерстве культуры существует такой механизм финансирования, как открытые конкурсы. Это другой способ предоставления государственных средств. Решение по конкурсам принимается так называемой Единой комиссией по рассмотрению заявок на участие в конкурсе, которая в разные годы работала в разных составах. Например, 3 октября 2013 года (согласно протоколу № 0173100007713000860 -1) в рассмотрении шести лотов участвовала комиссия из трех человек: Андрей Самсонов, Вера Сторожева, Елена Лапина, а также секретарь комиссии Людмила Кубарева. Всего в комиссии состоят восемь человек.

И это не единичный случай.

Для кинематографистов все это, разумеется, не секрет. Так, Алексей Учитель в интервью, которое я брала у него для нашего журнала, отчасти подтверждает это: «Существует вопрос, насколько объективно решение экспертной комиссии. С другой стороны, объективности нет нигде. Это все вкусовые или какие-то другие вещи. В кинематографе ведь очень многое построено на знакомстве… Но я не вижу в этом ничего плохого». Алексей Учитель – реалист.

В Фонде кино экспертный совет был создан недавно, и состав его очень представителен – сплошь флагманы кинобизнеса. Но и тут похожая картина. Конечно, как и в совете Минкульта, здесь тоже нельзя голосовать за свои проекты, но членам совета постоянно приходится иметь дело либо с собственными проектами, либо с проектами других членов совета.

Так, Леонид Верещагин, председатель экспертного совета, является по совместительству генеральным директором студии Никиты Михалкова «ТРИТЭ», чьи фильмы постоянно там обсуждаются. Это уж не говоря о том, что сам Никита Сергеевич входит в попечительский совет фонда. Фильмы продюсера Тимура Бекмамбетова также активно финансируются после того, как он стал членом совета. То же самое происходит с продюсерами Ренатом Давлетьяровым, Анатолием Максимовым, Сергеем Сельяновым, Дмитрием Рудовским: их картины – основные претенденты на финансирование фондом. Видимо, поэтому они входят в экспертный совет. Конечно, одновременно с ними членами совета являются и другие достойные люди: аналитики, прокатчики, телевизионщики. Есть даже один журналист – Иван Кудрявцев. Да и количество проектов у разных компаний с момента появления экспертного совета меняется. Скажем, в 2012 году в качестве студии-лидера «ТРИТЭ» получила государственное финансирование на пять проектов, а в 2013-м – только на два.

Каждый год список компаний-мейджоров меняется. Но если сравнить списки хотя бы за два прошедших года, время, когда произошла реформа финансирования, то станет очевидно, что значимого обновления не происходит. В 2013-м было утверждено 13 компаний. В это число вошли студия «Арт Пикчерс» (финансирование пяти проектов в основном на безвозвратной основе; в предшествовавшем году их было семь), компании «ТаББаК» (как и в 2012 году, получила деньги на четыре проекта), «Нон-стоп Продакшн» (как и в предшествующем году, получила финансирование двух проектов), «Дирекция кино» (уже второй год берет деньги под масштабный проект «Викинг»). Некоторые компании несколько уступили свои позиции. Изменилась ситуация и с «СТВ» – компания получила деньги на три проекта (в 2012 году их было семь). «Рок» Алексея Учителя с четырех проектов «скатился» до одного – картина «Матильда». «Централ Партнершип» в ­2013-м получил деньги на один фильм, тогда как в 2012-м у него было три проекта. Хотя по итогам минувшего года именно ЦПШ вывел в прокат два из трех фильмов, получивших деньги Фонда кино.

Конечно, среди мейджоров происходит ротация, но она по сути незначительна. В 2013 году в составе лидеров благодаря изменениям критериев отбора появилась компания Enjoy Movies, известная производством ярко выраженного коммерческого продукта. Она сразу же получила деньги на три проекта. Один год среди мейджоров затесалась компания «Коктебель» с тремя проектами, но уже в завершившемся году вместо нее появилась кинокомпания «Стрела».

Таким образом, костяк студий-мейджоров в целом сохраняется.

Главная проблема здесь заключается не столько в возможности взаимозачетного голосования, скорее, наоборот: можно предположить, что в фонде царит жесткая конкуренция. Но если через экспертный совет Минкульта еще может пробраться кто-то «со стороны», хотя бы потому, что федеральное ведомство занимается разным кино – детским, авторским, дебютами, – то механизм распределения государственных денег через фонд сосредоточен только на узком круге избранных мощных кинокомпаний, снимающих «большое» кино. Все ориентированные на коммерческую продукцию российские продюсеры в один голос говорят о том, что их враг – маленькие бюджеты. Они мешают нашим кинематографистам создавать произведения, способные привлечь зрителя. Именно Фонд кино позволяет увеличить бюджеты картин мейджоров. Значит, по этой логике их фильмы получают заведомое конкурентное преимущество и имеют больше шансов на кассовый успех. А их создатели – мощные дополнительные шансы снова стать мейджорами.

За счет этого происходит серьезная концентрация государственных денег в руках небольшого количества компаний. Именно об этом говорил министр культуры на заседании в Сочи, но произошло это не только благодаря тем реформам, которые сегодня проводит Министерство культуры, а, скорее, за счет смысла концепции проведенных в российской киноиндустрии преобразований.

Эту проблему, возможно, решит включение в состав экспертного совета людей, не связанных друг с другом прямыми профессиональными связями, но одновременно разбирающихся в разных аспектах коммерческого продвижения контента, прежде всего тех, кто покупает кино, самостоятельных сайлз-агентов, байеров или комишн-эдиторов. Тем более что в профессиональном отношении состав совета слишком однороден – много продюсеров и всего один представитель телеканала. При этом очевидно, что в экспертный совет фонда входят едва ли не все главные люди российской киноиндустрии. Других столь статусных экспертов, правомочных оценивать фильмы, которые делают эти люди, найти будет сложно.

Питчинг

Идея проводить питчинги, то есть открытую защиту проектов, очевидно, и возникла, как возможность минимизировать любую нечестность и подсуживание «своим». Введение этой процедуры было инициировано самим Владимиром Мединским, оно стало самым нашумевшим изменением в сис­теме распределения государственных денег. Одновременно питчинги перетянули на себя максимум внимания, отвлекая кинообщественность от более существенных вопросов. По сути, это нововведение заключалось в том, что к уже имеющемуся способу экспертной оценки добавилось публичное представление проекта, во время которого продюсеры и режиссеры, претендующие на господдержку, рассказывали и показывали то, что они либо уже сняли, либо еще только хотят снять.

Однако с этим тут же возникли проблемы. Ко времени проведения питчингов в министерстве проекты разных компаний находились на разных стадиях готовности – какой-то проект уже был в постпродакшн, а какой-то только готовился. Соответственно, кто-то из продюсеров мог показать небольшой трейлер, а кто-то – только пересказать синопсис. Эта разница делала шансы продюсеров на получение денег не совсем равноценными – даже профессионалы не всегда способны разглядеть яркую идею, если она сформулирована в нескольких предложениях.

С открытостью тоже не все пошло гладко. Во время питчингов в Фонде кино в зал не пустили журналистов. Прессе предложили следить за церемонией через Интернет, но, по отзывам очевидцев, на практике сделать это было невозможно – качество трансляции не выдерживало никакой критики. Но это мелочи. Вопросы вызывает другая проблема. С одной стороны, нет ничего лучше стремления к практике открытости. Особенно в нашей стране, где работа государственных институций вообще не отличается прозрачностью, а уровень доверия к ним стремится к нулю. Ранее Министерство культуры не единожды ругали за келейность. На этом фоне идея Мединского провести публичные слушания теоретически должна была принести ему симпатии киносообщества. Остается только удивляться тому, что этого не произошло.

Хотя сама форма публичной защиты для нашей киноиндустрии не является новой. Питчинги проводят и на «Кинотавре», и в рамках Moscow Business Square – деловой площадки ММКФ, и много еще где, но в кинематографической среде широко распространено мнение, что питчинговать у нас практически не умеют. Выяснилось, что даже опытные, если не сказать маститые, режиссеры и продюсеры, не могут внятно рассказать про свой проект, – сказалось отсутствие у них опыта публичного поиска денег. Поневоле можно сделать вывод, что режиссер начинает понимать, что же он хочет сделать, только на этапе, когда надо просить средства на фильм.

Неготовность продюсеров к питчингам проявилась и в том, что их реакция на эту процедуру была неоднозначной. Продюсер Илья Бачурин идею питчингов похвалил: «Сам механизм их проведения дает возможность увидеть, был ли со стороны экспертов какой-то сговор. И по результатам последних минкультовских и фондовских питчингов видно, что никакого сговора там не может быть физически». При этом есть одна проблема – «состав экспертного совета Минкульта, его компетентность». А вот по поводу экспертного совета Фонда кино вопросов нет: «Никому в голову не придет сказать, что, например, Анатолий Вадимович Максимов или Леонид Эмильевич Верещагин какие-то не такие эксперты».

Алексей Учитель считает, что надо учитывать заслуги режиссеров. «Если в Америке режиссер войдет хотя бы в номинацию «Оскара» или «Золотого глобуса», он может ни о чем больше не думать. А у нас известный режиссер должен каждый раз доказывать, что он не верблюд». Учитель предлагает ввести систему режиссерских рейтингов. Идею дифференцированно относиться к авторам высказывал и Сергей Сельянов. Андрею Сигле не понравилась сама процедура: «Решение принималось очень быстро, а вопросы экспертов были довольно формальными».

«Обратитесь в Министерство культуры. Там вам помогут»

Очевидно, что идея с питчингами хорошая, но основных проблем в распределении бюджетных денег она не решает. Первое, что поражает, когда начинаешь разбираться в этих вопросах: одни и те же фильмы получают деньги и в Фонде кино, и в Минкульте да еще и по нескольку раз.

Так, из тридцати проектов, допущенных до питчингов в Министерстве культуры в 2013 году, семь уже получали деньги от Фонда кино в ­2012-м – как социально значимые. Это «Орлеан» (ООО «СТН-фильм») режиссера Андрея Прошкина, «Клавдия» (ООО «Амкарт») режиссера Александра Прошкина, «Послезавтра умирает вчера» (ООО «Каро Продакшн») Павла Санаева, «Встреча на Эльбе» (ООО «Мирабель») Андрея Мармонтова, «Челентано» (ООО «Киностудия «Сентябрь») режиссера Андрея Зайцева и «Левиафан» (ООО «Нон-стоп Продакшн») Андрея Звягинцева.

В результате деньги от Минкульта получили «Левиафан» и «Челентано».

Здесь нет нарушений. В 2013 году продюсерам разрешили одновременно брать деньги и в Фонде кино, и в Минкульте. И в фонде можно получить поддержку несколько раз. Правда, сейчас, если проекту выделили деньги в министерстве, в фонде он не может претендовать на получение средств на безвозвратной основе. Но если деньги в фонде взяты при той или иной форме возвратности, то можно взять и безвозвратные средства Минкульта. Необходимо только в заявке на получение поддержки указать, сколько уже было получено от Фонда кино или Министерства культуры. Экспертный совет оценит их «качество и определит проектный потенциал».

Во-первых, непонятно, сколько раз фильм может получать государственные средства в одной и той же институции. Во-вторых, налицо та самая концентрация, которая проявляется в отношении уже не только студий-мейджоров, но и менее крупных компаний.

Некоторые картины привлекают внимание особенно длительными связями с государством. Например, «Шпион» студии «ТРИТЭ». Картина получила деньги в числе других проектов студий-мейджоров в 2012 году. Напомним, что тогда продюсеры должны были возвращать только 5 процентов от своего дохода. При этом на сайте Минкульта удалось найти информацию о дополнительном соглашении к государственному контракту о государственной финансовой поддержке производства национального кинофильма «Шпионский роман», которое было заключено с ООО «Студия «ТРИТЭ» Никиты Михалкова. Сам контракт был заключен 29 мая 2008 года (частичная поддержка), а дополнительное соглашение – 26 января 2012 года. Учитывая, что заявленный в 2012 году фильм «ТРИТЭ» «Шпион» был поставлен по мотивам книги Бориса Акунина «Шпионский роман», можно предположить, что это один и тот же фильм. Возникает вопрос: существует ли какой-то регламент количества возможных государственных дотаций, пусть даже и в разных формах?

Другой «чемпион» по долгим отношениям с государством – фильм Андрея Богатырева «Человек из Кариота», в прокате получивший название «Иуда». В 2010 году с представляющим его ООО «АБС» был заключен контракт о государственной финансовой поддержке производства национального кинофильма (частичная поддержка). В 2012 году с той же компанией Минкульт заключил дополнительное соглашение. Одновременно в том же году создатели картины получили деньги от Минкульта на ее завершение, а в 2013-м фильм был включен в приказ «О внесении изменений в План мероприятий по поддержке и развитию кинематографии 2013–2014 года», утвержденный приказом Министерства культуры РФ от 14 сентября 2012 года (№ 984). Внебюджетные источники составляли в этом проекте ноль рублей.

Официальные документы, в которых указываются те или иные факты финансирования, найти чрезвычайно трудно. Чего стоит один только сайт zakupki.gov.ru! В разделе «Приказы» по департаменту кинематографии на сайте министерства нет ни одного документа. Хотя планы развития кинематографа активно принимались и в предыдущие годы. С названием программ и схем, по которым выдаются деньги, тоже не все благополучно. Видимо, нет необходимости как-то урегулировать разные механизмы получения государственных денег, сделать их более гласными, прозрачными.

Информацию о плане, принципах его создания не удалось найти не только на сайте министерства, но и в профильных изданиях, тщательно отслеживающих любую информацию по финансированию кинематографа. Это тем более важно, что план достаточно объемен – в нем указывается 45 названий.

Интерес здесь вызывает «Код Дурова». Не только потому, что этот фильм-биографию, герой которого – знаковая персона эпохи нулевых, создатель сети «ВКонтакте» Павел Дуров, снимает один из ведущих отечественных продюсеров Александр Роднянский. Создающая картину компания «Нон-стоп Продакшн» получила в 2013 году деньги через Фонд кино на условиях стопроцентного возврата. Но при этом в конце 2013 года тот же проект дополнительно получил 21 миллион рублей и от Министерства культуры.

В том же плане можно найти фильмы, которые официально претендовали в прошлом году на получение господдержки в министерстве и даже были допущены до этапа питчингов, но не прошли их. Например, «Честное комсомольское» (ООО ТО «Кинопрограмма XXI век»), «Каинова печать» (ООО «Продюсерская компания Николая Расторгуева») или «Зеленая карета» (ООО «Пропеллер продакшн»). Эти фильмы, видимо, были включены в так называемый «План мероприятий по поддержке и развитию кинематографии 2013–2014 года» в порядке компенсации и получили суммы от 7 до 8 миллионов рублей.

Дело тут не только в том, кто и сколько получает денег от государства. Понятно, что продюсеры используют любой источник финансирования, чтобы наполнить бюджет своей картины. Значение имеет то, что заявленное в 2013 году разделение сфер влияния между Министерством культуры и Фондом кино является условностью, к реальной жизни имеющей лишь опосредованное отношение. Фонд кино, как и раньше, занимается финансированием проектов компаний, не вошедших в число мейджоров. Раньше эти фильмы назывались «социально значимые», а теперь проходят в документах под определением «иные киноорганизации». И таких «иных» довольно много. На условность такого разделения косвенно указывает и ряд других фактов: суммы, выделяемые министерству и фонду в 2013 году (они не сильно отличаются друг от друга: 2,3 миллиарда Минкульту и 3 миллиарда Фонду кино) и фраза самого Мединского, сказанная им тогда же. По его словам, в 2014 году доля Фонда кино в общем объеме господдержки вырастет до 60 процентов, а его позиции за последний год только укрепились. На это указывает и тот не слишком обсуждаемый факт, что в начале 2014 года Госдума приняла поправку к Налоговому кодексу, по которой от налога на прибыль освобождается часть субсидий, которые кинокомпании возвращают в Фонд кино по итогам проката.

Помимо проблемы объема средств есть еще одна важная тема работы государственной системы финансирования: в какой срок продюсеры должны выпустить фильм, на который выделены бюджетные деньги. Опытные кинематографисты помнят времена, когда деньги, выдаваемые на производство картины, надо было «освоить» за полтора года. Сейчас с этим условием все не так ясно.

Указание точных сроков выхода картин, снятых при поддержке Фонда кино, можно обнаружить только в отношении фильмов, на которые государство в 2013 году возмещало расходы на условиях субсидирования процентных ставок по взятым в банках кредитам. Срок выхода таких проектов в прокат – 31 декабря 2014 года. Что же касается сроков при финансировании на условиях стопроцентного возврата или возврата средств с прибыли от реализации картин, то информацию об этом найти не удалось. Что касается Министерства культуры, то наибольшая ясность со сроками присутствует только в отношении фильмов, которые профинансированы в рамках открытых конкурсов – от 18 до 24 месяцев на производство картины и от пяти до семи месяцев на ее завершение.

В самом конце 2013 года в одном из публичных выступлений министр культуры заявил, что из распределенных Фондом кино в 2013 году средств «вернется в будущем 760 миллионов рублей. Из суммы, которая будет выделена фондом на производство фильмов в следующем году, – 1 миллиард 200 миллионов рублей. Это означает, что соответственно в 2016-м – начале 2017 года в Фонде кино будет вдвое больше средств, чем сейчас, и половина его бюджета составит не государственные ежегодные дотации, а возвратные средства».

Разумеется, где-то существует официальный документ, где более или менее конкретно говорится о сроках возврата государственных денег в Фонд кино, то есть о том, когда продюсер должен выпустить в кинотеатры фильм, на который ему дали возвратные средства. Но найти этот документ на официальных ресурсах среди открытых для всеобщего доступа материалов не представляется возможным. Об этом не написано и ни в одном мало-мальски серьезном издании, пишущем о кино, что вполне симптоматично. Из средств массовой информации удалось узнать, что упомянутый фильм режиссера Андрея Прошкина «Орлеан», получивший деньги от Фонда кино в 2012 году как социально значимый, к июлю 2013 года не запущен в производство. Еще один фильм из того же списка – проект с интригующим названием «Космический Маугли» режиссера Алексея Федорченко, по информации на сайте компании «29 февраля», которая его производит, должен выйти в 2015 году. Снимается ли он сейчас, неизвестно. Выпуск фильма «Территория» режиссера Александра Мельника планировался в 2013 году, но так и не состоялся.

При этом ситуация с фильмом Николая Досталя «Монах и бес» сложилась совершенно по-другому. Создатели картины, которая получила деньги от Фонда кино в конце 2012 года, вернули государству 30 миллионов рублей, так как не смогли «найти частных инвесторов». В 2013-м этот проект опять претендовал на господдержку со стороны Фонда кино, но деньги было решено дать только на стадии монтажно-тонировочного периода. По словам режиссера, по договору фильм необходимо завершить к осени 2014 года. И это далеко не единичная ситуация – из тех получивших деньги в 2012 году девятнадцати социально значимых проектов, среди которых «Орлеан», «Территория», «Монах и бес» и другие, к февралю ­2014-го в прокат вышли только «Вий 3D». Причем «Любовь с акцентом» Резо Гигинеишвили вышла в том же 2012 году – за два месяца до распоряжения о выделении ему денег. Фонд просто возместил затраты на производство.

Получить надежную информацию о состоянии проектов неоткуда. Многие компании, получившие деньги на социально значимые проекты, не имеют своих сайтов. Некоторые из них возникли недавно.

С картинами студий-мейджоров, получивших деньги из фонда в том же 2012 году, ситуация обстоит немного лучше: из сорока названий в прокат вышли тринадцать фильмов.

Сколько точно вешать в граммах

Разумеется, кому и сколько дали денег, – самый интересный вопрос во всей этой истории. Однако основная проблема изучения всех механизмов финансирования – это невозможность представить себе более или менее полную финансовую картину российского кинопроизводства.

Интересно, что в сложившейся сейчас системе наиболее доступной является информация о размере государственного финансирования и бюджетов по картинам, получившим деньги в результате победы в открытом конкурсе. Эта информация доступна на сайте zakupki.gov.ru. Работа с этим сайтом требует нечеловеческого напряжения ума и всех сил, но иногда приносит свои плоды. В частности, можно узнать, что ООО «ТВИНДИ» получило на завершение картины «На дне» 6,99 миллиона рублей при общей стоимости завершения фильма 24,98 миллиона. «МВ Синема» на фильм «Криминальный блюз для саксофона» – 6,99 миллиона рублей при общей стоимости 54 миллиона.

Обе государственные институции не могут выделять на производство картины или прокат более 70 процентов от сметной стоимости производства картины. Однако это намного больше предыдущих стандартов – при Толстикове Фонд кино давал лишь от 20 до 40 процентов от общего бюджета. В 2012 году по этому принципу Фонду кино было выделено всего 3,8 миллиарда рублей, из которых 2,245 миллиарда – на компании лидеры. Минкульт распределял тогда чуть больше миллиарда. Интересно, что именно профинансированные в том же 2012 году, но вышедшие в прокат в ­2013-м фильмы – «ДухLess», «Легенда № 17», «Сталинград» и некоторые другие, – как раз создали в российском кино эффект движения. Относительно «Сталинграда», чей бюджет составил 30 миллионов долларов, известно, что от Фонда кино продюсеры картины получили треть всех денег. При этом сборы «Сталинграда» только по России и СНГ, по информации продюсеров, составили 51,6 миллиона долларов – без учета Украины и общемирового проката, которым занималась американская студия-мейджор Columbia Pictures. Однако вернуть фонду продюсеры «Сталинграда» должны всего 5 процентов бюджета.

В 2013 году Фонд кино получил меньше – 3 миллиарда рублей. Полтора миллиарда раздавались на безвозвратной основе. При этом узнать, сколько дали студиям, получавшим деньги через фонд, стало еще сложней – точные цифры Фонд кино не сообщает, ссылаясь на коммерческую тайну. Сами студии-мейджоры и подавно не готовы рассказывать, сколько средств они получили у государства. Удалось узнать только о проектах «Арт Пикчерс» «Баба Яга», «Вычислитель» и «Дауншифтер»: компания безвозвратно получила 60, 40 и 75 миллионов рублей соответственно. «Бармен» и «Рейтинг» – по 20 и 10 миллионов рублей. Их бюджеты неизвестны. Однако те бюджеты, которые известны, очевидно, подросли: проект компании «ПРОФИТ» «Ледокол» предполагает бюджет в 320 миллионов. «Солнечный удар» – 730 миллионов. «Матильда» Алексея Учителя – 450 миллионов. «Левиафан» – 220 миллионов. Фондовский «Батальон смерти» Игоря Угольникова – 250 миллионов. Причем 120 миллионов уже внесено.

Настоящим гигантом даже на этом фоне выглядит проект «Викинг» – о крещении Руси, – уже четыре года разрабатываемый «Дирекцией кино». Его общий бюджет – 900 миллионов рублей, причем 300 миллионов компания надеется получить у студии Columbia Pictures. «Викинг» уже второй год получает финансирование Фонда кино, причем в 2013 году получил деньги по всем трем категориям, в которых фонд давал деньги студиям-мейджорам: на невозвратном принципе, на принципе стопроцентного возврата и при возврате с прибыли. Можно только гадать, когда картина будет готова, особенно если учитывать тот факт, что в начале 2014 года съемочная группа была отпущена в неоплачиваемый отпуск.

Интерес исследователя вызывает соотношение между бюджетами картин и теми суммами, которые их создатели хотели получить у государства. Казалось бы, доля государственных средств в редких случаях составляет в бюджетах этих фильмов 50 процентов. А их продюсеры выпускают успешные в коммерческом отношении фильмы. При коммерческом успехе любого масштаба они из года в год претендуют на бюджетную помощь и получают ее. Характерный пример – франшиза «Елки». Третья часть этой новогодней эпопеи финансировалась Фондом кино в 2013 году и оказалась очень успешной – только в минувшем декабре заработала в театральном прокате 1,049 миллиарда рублей (данные на 8 января). Бокс-офис первых «Елок» составил 700,9 миллиона рублей, а вторых – 836,6 миллиона. В 2013 году «Елки-3» получили финансирование при условии стопроцентного возврата. Однако следующая часть франшизы – «Елки-1914» – уже финансируется на безвозвратной основе. Еще одна успешная картина этой же компании, вышедшая в 2013 году, – свадебная комедия «Горько!», получившая в 2013 году деньги фонда. При бюджете в 45 миллионов рублей она заработала в прокате 809,5 миллиона. Характерно, что продюсеры получили помощь фонда еще и на прокат этой суперкоммерческой ленты.

Так что деньги в российской киноиндустрии есть. Один из наших собеседников на условиях анонимности подтвердил этот тезис, заявив, что главная проблема сегодня – малое количество профессионалов. А продюсер Сергей Жигунов честно сказал, что в его проектах государственные средства составляют менее 10 процентов, но это все равно деньги.

Совершенно очевидно, что российские продюсеры никогда добровольно не откажутся от государственных, тем более безвозвратных денег. Они абсолютно убеждены, что без господдержки большая часть нашей кинопромышленности исчезнет. Да и все развитые страны оказывают помощь национальному кинематографу. Правда, к реформам, проводимым в последние два года, это не имеет отношения.

[1] В 2010–2012 годы Фонд кино получил из федерального бюджета на господдержку фильмов более 7 миллиардов рублей, из них в 2012 году в производство и прокат отечественных фильмов он вложил 3,89 миллиарда рублей, а в 2011-м – 1,4 миллиарда. Поддержанные в 2011 году фильмы собрали 4,1 миллиарда рублей (72,6 процента кассы отечественного кино), а вернули фонду менее 100 миллионов рублей. […] В среднем возврат, по подсчетам Счетной палаты, составил всего 2 процента от суммы истраченных средств. http://www.vedomosti.ru/companies/news/7839181/schetnaya_palata_nedovolna_mehanizmom_raspredeleniya