4 марта 2014 года состоялось специальное заседание Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека «Медиа гражданского общества: трудности становления». В нем приняли участие члены совета Н.Сванидзе, Л.Никитинский, М.Шевченко, С.Кучер, И.Засурский, Д.Дондурей, руководители СМИ Д.Муратов, П.  Гусев, Н.Синдеева, М.Зыгарь, А.Пономарев, Н.Черкесова, Э.Левиева, а также В.Познер, И.Петровская и депутаты Госдумы А.Туманов и Д.Гудков. Публикуем фрагменты их выступлений.

Николай Сванидзе. Недавно разговаривал со своим приятелем, известным журналистом, который работает колумнистом в респектабельной и официальной газете. Он сказал, что впервые отвергли его текст. Главный редактор ему позвонил и сказал: «Ты написал, что в Крыму сепаратистские настроения. Но там нет таких настроений. Еще ты написал, что крымские татары хотят остаться в составе Украины. Они не хотят. И наконец, ты написал, что люди боятся войны. Ну не боятся они войны. Вот по этим причинам я твой материал ставить не буду. Извини, не могу». Это прецедент, такое впервые с коллегой произошло.

Теперь я скажу несколько банальностей, они скучные, но, на мой взгляд, правдивые. Свобода слова и независимая пресса – это не демократическая прихоть, которая по недосмотру Бориса Николаевича Ельцина залетела в Конституцию Российской Федерации, а именно в ее статью 29. Независимая пресса необходима обществу для того, чтобы давать ему адекватную, желательно объективную информацию, на основе которой оно формирует свою адекватную и ответственную позицию. И доводит ее до государства, как правило, через свободные выборы. Но доводит. На ее основе государство, естественно, формирует свою позицию, но оно вынуждено, должно опираться на позицию ответственного общества или хотя бы учитывать ее, считаться с ней. Если в стране нет независимой прессы, тогда взаимоотношения общества и государства приобретают совершенно иной характер: государство через пропагандистский аппарат, в который постепенно превращаются наши СМИ, формирует то настроение и ту позицию общества, которые ему представляются правильными. В результате оно ориентируется не на истинную, а на искусственную, неадекватную, им же самим выработанную позицию общества. Вступает в диалог уже не с обществом, а с самим собой. Общество беззащитно перед государством, которое в этом случае делает что хочет.

Мы с этим имели дело на протяжении долгих десятилетий советской власти. Государство от имени общества вступало в любые авантюры, при том что его позицию само же и формировало. Если бы мы обсуждали ситуацию с телеканалом «Дождь» примерно месяц назад, то, думаю, с удовольствием и с жаром дискутировали бы на тему, заслуживает ли вопрос о Ленинградской блокаде, заданный в прямом эфире «Дождя», отключения этого канала. Вероятно, мы и сейчас могли бы подискутировать о том, адекватно ли действовали операторы кабельной связи, отключившие канал из морально-нравственных и патриотических убеждений. Не могут же операторы допустить в эфир источник, задающий бессовестные, бесстыжие вопросы. При этом в общенациональных газетах можно писать о том, что не из всех либералов, к сожалению, нацисты сделали абажуры. Кстати, эти журналисты по-прежнему работают и газета эта выходит. Можно и депутатам разных уровней говорить такое, как будто им в детстве вместо «Трех поросят» мама на ночь читала «Майн кампф». Можно… И ничего. А вот в этом единичном случае – нельзя. Совесть не позволяет.

Ясно ведь, что за этим вопросом стоит. Безусловно, всем очевидны преступления гитлеровского нацизма, но давайте через семьдесят лет дерзнем подискутировать о преступлениях тогдашней советской власти и конкретно ленинградского партийного руководства. Об их ответственности за тот ужас, который произошел во время Ленинградской блокады. Вот о чем был вопрос. Я предлагаю вам, коллеги, представить канал «Дождь», который бы работал сейчас. Как бы это выглядело? С прямыми включениями, с дискуссионными площадками, причем не из отобранных, а из разных людей, из того же Крыма, из Киева, из Харькова и Львова. Разные позиции, разные мнения. Я сейчас с трудом представляю себе такую ситуацию. В прямом эфире ошибки, неточности, конечно же, неизбежны. Придрались бы, и все равно произошло бы то, что произошло.

Леонид Никитинский. Мы все помним прошлогоднее заявление нашего профильного замминистра Алексея Волина на факультете журналистики. Тогда он сказал, что журналисты должны работать на дядю, который им платит. Власть воспринимает нас исключительно в качестве пиарщиков. Наши профессиональные убеждения никто не принимает и даже понимать не хочет. Поэтому мы должны сами разобраться, кто же такие журналисты и что им надо делать.

Все мы ездим по провинции и понимаем, каково реальное положение СМИ в регионах. На федеральном уровне еще что-то живое осталось, на региональном это фактически только средства пропаганды. Все теперь стараются уйти в пиар, а эта поляна просто мертвая. Если вы читаете региональные газеты, там, кроме пропаганды и развлекухи, ничего нет. Но это не значит, что нет подлинной журналистики. Она была, есть и будет всегда, потому что это веление души, некая эмоциональная интенция. Но она интенсивно уходит в Интернет – не по качеству, а по намерению, в Интернете ведь нет жесткой редактуры, нет контролирующей структуры.

Сегодня мы должны защитить именно профессиональную журналистику гражданского общества. В том числе и на федеральном уровне. Государственная журналистика, бизнес-журналистика (которая чаще всего решает свои, а не общественные вопросы), спортивная журналистика – с удовольствием ее читаем и без всякого удовольствия профессиональную гламурную и даже желтую журналистику… Целые издательские дома и каналы всем этим занимаются. Но у нас практически нет профессиональной журналистики гражданского общества. Ее хребет ломается совершенно целенаправленно.

Как это делается технологически? Через практику (осознанную и полуосознанную) по выталкиванию СМИ из правового пространства, где есть все же какие-то гарантии, на поле некоей очень на самом деле дискуссионной нравственности. При этом те, кто с лукавыми нравственными призывами выступает против каких-то каналов и газет, игнорируют общепринятые в мире стандарты журналистской работы и мнение профессионального сообщества. Совершенно правильно этот вопрос был поднят в связи с действиями надзорного ведомства против «Росбалта».

Атака на независимые СМИ осуществляется не только на зыбкой почве нравственности, но и посредством лишения нас каналов доставки достоверной информации в самых разных видах. «Пишите что хотите, но сами с собой разговаривайте». Киоски печати у нас отняли, цены на подписку задрали, в Интернете возникают всякие препятствия. Поэтому многие общественные движения, в том числе и протестные, уходят в виртуальный мир, где они тут же становятся хамоватыми, безответственными, с признаками всего того, что на практике есть в Интернете. Все это чрезвычайно опасно для страны, что только что продемонстрировали события на Украине. Власть посмотрела в зеркало своих федеральных каналов и решила, что действовать надо так-то и так-то. А на самом деле многое в Киеве происходит совершенно иначе, по другим причинам, имеет другое объяснение, но обратной связи нет. В результате мы все можем оказаться втянутыми в войну.

Однажды, лет восемь назад, я спросил у Савика Шустера, как он добивается того, что к нему на программу приходят и президент, и премьер-министр. Он ответил: а попробуй они не прийти – у них сразу рейтинг падает. К нам вот сегодня не пришел Алексей Волин именно потому, что, к сожалению, в стране нет авторитетного сообщества. Оно сильно раздроблено. Журналистам надо не откладывая консолидироваться. Нужны документы саморегулирования и какие-то подобные вещи. Всем медиаорганизациям надо собираться вместе, вырабатывать какие-то принципиальные вещи, определять, что такое профессия журналиста, кто может на нее претендовать. Должно быть услышано авторитетное мнение сообщества. Другое дело – как его формулировать. Я бы рекомендовал, скажем, тем у кого операторы отключили «Дождь», обращаться в Общественную коллегию по жалобам на прессу. Она существует много лет, уважаема, высказывает консолидированное, четкое мнение. Так что у нас уже есть соответствующая структура, доказывающая, что мы – профессиональное сообщество.

Дмитрий Муратов. Для меня тоже важный символический показатель – отсутствие на заседании Президентского совета министра по связям и массовым коммуникациям Николая Никифорова. Это просто безобразие, когда нет высших государственных чиновников – Александра Жарова, Алексея Волина, а еще Игоря Артемьева из Федеральной антимонопольной службы.

Начиная с 1922 года у нас в стране ни разу, в том числе и в годы Великой Отечественной войны, не срывалась подписка на периодические издания. Теперь ее не будет! Если вы сейчас возьмете каталоги подписки, то увидите, что в них нет графы «цена». Цена для подписчиков будет увеличена в три-пят раз, а они большей частью живут за пределами Москвы, Санкт-Петербурга и других городов-миллионников. Неподъемные деньги! Отказавшись от существующих во всех странах мира дотаций почте на доставку периодики, нынешняя власть фактически уничтожила подписку в стране. А заодно и тиражи газет. Это как знаменитая бабочка у Брэдбери: нарушаешь одну историю – и сразу запускается цепная реакция. Неминуемо сокращение работников в этой сфере, занимающихся логистикой, малым бизнесом, и всех тех, кто продает газеты в киосках. Произойдет сокращение рабочих в типографиях по всей стране. Местные власти будут дотировать свои придворные газеты. Кстати, я недавно подсчитывал по одиннадцати регионам, сколько в тех газетах, которые заключили договоры с областными администрациями, печатается фотографий губернаторов, – в среднем семь штук в одном номере.

Было послание президента – тогда еще Дмитрия Медведева – Федеральному собранию, где среди прочего говорилось о том, что нужно приватизировать государственные газеты. Но ничего в этом направлении так и не было сделано. Все минимально независимые СМИ находятся в условиях рынка – а другими они, честно говоря, быть не могут – подвергнуты жесточайшему прессингу. Отключение штепселя «Дождю», убийство подписки – это вещи абсолютно невероятные. Надо открыто признать, что у нас есть настоящие убийцы газет. Поэтому, видимо, необходимы масштабные гражданские акции, опирающиеся на общественное мнение.

Владимир Познер. Я пытаюсь понять, чего хочет власть по отношению к своему народу. Стремится ли к тому, чтобы он мыслил, сомневался, думал. Я говорю сейчас без иронии. Задумывается ли она над этим? Или всего этого не хочет? Было такое время, когда можно было твердо сказать: да, не хочет. Наоборот, предпочитает, чтобы люди думали четко определенным образом.

Я работаю на телевидении и внимательно смотрю программы, имеющие отношение к общественно-политической тематике – на Первом канале, на «России», на НТВ. Смотрю также некоторые иностранные каналы. Тут кто-то сказал, что смотрит западное телевидение, хочу спросить – где? Если вы смотрите CNN, это международное телевидение, а не то, что показывают в Америке. Если вы подключены к Bloomberg, это другая тематическая сфера. Французского, немецкого телевидения вы не видите, NBC, ABC, CBS – основных американских каналов у нас тоже нет. Поэтому надо быть осторожным в таких суждениях. А я сейчас имею эту возможность. Не могу сказать, что рад за американцев, им также показывают то, что хотят показать. Но все-таки там есть некоторые традиции.

Свобода печати – это, по существу, своего рода коридор, он может быть широким, узким, но у него всегда есть стены. И тот, кто в любой стране пытается пробить эти стены, попадает в сложное положение. Сегодня у нас этот смысловой коридор чрезвычайно узок и определен. Почему нельзя критиковать некоторые решения президента на федеральных каналах? Потому что они федеральные. Они как бы ему принадлежат. Не напрямую, но вы понимаете, о чем я говорю. То, что мы видим по поводу Украины, – чрезвычайно односторонняя вещь. Это правда, но только ее часть. У меня складывается впечатление, что есть желание добиться того, чтобы было единомыслие, чтобы все думали одинаково. А тот, кто возражает, – «иностранный агент». Как, например, я. То, что происходит, превращает народ – поймите мои слова правильно – в недумающих, все принимающих на веру, всему аплодирующих людей. Это плохо для России. Это плохо для развития нашей страны.

Андрей Туманов. Я совершенно согласен с посылом «будущее за гражданским обществом». Если оно не имеет в руках никакого оружия – это слабое, никакое гражданское общество. Этой силой, этим оружием как раз и являются СМИ, когда они существуют в ситуации хотя бы относительной свободы. Сейчас они несвободны, поскольку практически все зависят либо от каких-то политических сил, либо от финансовых группировок. Если в организме что-то вырезать, он не будет работать, полноценно жить. Свободные СМИ в организме нашего общества – тот самый необходимый элемент, без которого у нас не будет нормального общества.

Я двадцать три года был главным редактором газеты. Поверьте, хуже времен, чем сейчас, не было никогда. Печатные СМИ практически все обрушены, а будет еще хуже, потому что Минфин с 2015 года отказался выделять деньги на поддержание подписки. Значит, печатные СМИ у нас просто не дойдут до регионов, а их выписывают в основном самые маленькие населенные пункты, куда ничего другого не доходит. Министр связи Никифоров, приходя в Госдуму, очень много рассказывал про электронные СМИ, про Интернет. Я недавно заехал в один поселок в Архангельской области, мы там фотографировали, и предложил прислать фотографии им по Интернету. Получил ответ: «У нас даже электричества нет».

Выделяемые государством деньги чаще всего уходят на то, чтобы подкармливать отдельные «приближенные» к тем или иным структурам средства массовой информации. Но есть еще «неприближенные», живущие по рыночным механизмам. Если твоего конкурента кормят и у него все есть – зачем ему с тобой конкурировать? Он будет прекрасно жить и рушить рынок для тех, кто работает по-честному, в конкурентных условиях.

Уничтожить сейчас можно любого. Не дать денег, поставить в неравные условия, выгнать из помещения, прислать налоговые органы. В Москве мы еще как-то крутимся, но если вы поедете в регионы, то не найдете практически ни одного более или менее свободного СМИ, ни одной газеты – только те, которые поддерживает губернатор или мэр. Если есть, то это какие-то редкие исключения. Но мы не можем развиваться, ориентируясь на них. Я много езжу по регионам, разговариваю с губернаторами, они искренне полагают, что всячески помогают прессе, всеми силами развивают гражданское общество. При этом абсолютно убеждены, что и гражданское общество, и свободная пресса должны находиться под их постоянным контролем. Иначе они, скорее всего, станут «экстремистскими».

Эта ситуация, к сожалению, только усугубляется. Должен самокритично признаться, что иногда и из Государственной думы выходят документы, которые закручивают гайки на этом рынке. Существующий ненормальный, перекошенный рынок СМИ, которого у нас, по существу, нет, говорит о том, что российское общество нездорово. Придумываются всевозможные псевдомеры, псевдопомощь. И если мы сейчас окончательно уничтожим независимые медиа, у нас уже не будет шанса их возродить.

Александр Пономарев. В мае прошлого года Общественное телевидение России вышло в эфир, и мне кажется, что будет полезно сообщить вам, что у нас происходит. Есть вполне современный, с достаточно широкими возможностями телевизионный комплекс, система распространения сигнала практически по всей стране, двести корреспондентов на местах, есть восемьдесят региональных партнеров в виде местных телевизионных студий и вещателей. Две наши центральные программы – это дискуссионные площадки, в них принимают участие самые разные люди, представляющие актуальные гражданские инициативы, общественные организации и движения. У нас есть специальные программы и передачи, которые освещают те или иные проблемы, связанные с жизненно важными интересами людей: ЖКХ, проблемы регионов, культура, образование, здоровье. Есть специальные программы, посвященные деятельности гражданских объединений, волонтеров и так далее. Главный наш вектор внимания – нестоличность. Мы пытаемся более подробно разглядеть жизнь в регионах, явить широкой публике гражданских активистов, которые действуют, как говорится, на местах. Людей, которые что-то организуют, объединяют, чего-то добиваются, с кем-то борются. Это, в общем, непростая задача.

Можно вести бесконечные дискуссии о том, на тех основах организовали ОТР или не на тех, те люди должны были принимать решение о его создании или другие, но не использовать уже созданную и отлаженную площадку, чтобы появилась территория дискуссий, общественного диалога, если хотите, гражданского согласия, мне кажется, просто глупо.

Этери Левиева. Примерно год назад на заседании этого же совета обсуждалась ситуация со СМИ в России и в том числе с каналом «Совершенно секретно». Кроме замминистра связи Алексея Волина здесь сидели Сванидзе, Шевченко, Познер, Сагалаев и многие из присутствующих сейчас в этом зале. Ситуация с каналом «Совершенно секретно», в принципе, была точно такая же, как и теперь с «Дождем». С той лишь разницей, что нас отключил один оператор, но самый крупный в России, «Ростелеком», а «Дождь» – веером многие операторы. Тогда был приглашен представитель «Ростелекома», который рассказывал здесь о том, что мы – как кабельный, спутниковый телеканал – не приносим оператору никакой прибыли. Мы же с документами в руках доказывали, что мы прибыльные, у нас есть определенные рейтинги, а деньги достаются конкретно «Ростелекому» (в то время это было примерно 170 тысяч долларов чистой прибыли в год).

Мало кто год назад верил, что произойдут какие-то позитивные изменения. Уважаемый Эдуард Михайлович Сагалаев, президент НАТ, взял на себя труд договориться с компанией «Ростелеком», чтобы мы все-таки имели с ними какой-то разговор, потому что они не соглашались ни на какие переговоры. Но и Сагалаев, к сожалению, не смог помочь нам. Мы лишились более половины из примерно 15–18 миллионов зрителей. Обрушили этот рынок, а в него входили также и кабельные каналы по всей России, а также в Израиле, США, Канаде и других странах. Мы остались фактически один на один со своими проблемами, и нам понадобилось немало времени и усилий, чтобы каким-то образом хотя бы отчасти восстановить свое вещание на разных спутниковых и кабельных сетях в России и за рубежом.

Я прекрасно понимаю то состояние, в котором сейчас находится телеканал «Дождь». Наши договоренности с партнерами – а мы считали «Ростелеком» партнером – были таковы, что нам платили фиксированную сумму, при этом забирали все доходы от распространения контента не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и во всех российских регионах, а также полностью все доходы от рекламы.

Необходимо четко понимать, что сегодня у общества существует запрос на альтернативную информацию – политические расследования, альтернативные знания по социальным и общественно-политическим проблемам. У власти такой запрос отсутствует. Общество хочет получать разные сведения, а власть нет. И пока не будет этого запроса именно власти, государственного социального заказа на подобную информацию, независимым СМИ будет практически невозможно работать. У нас есть несколько давних рекламодателей. Я с ними дружу, мы общаемся, они звонят мне и говорят: нам не рекомендовали… Кто позвонил, что не рекомендовал? Догадайтесь сами. У нас у всех проблемы финансовые – нет рекламы, мы не имеем никакого влияния на операторов.

Мы спорили, являются ли они монополистами. По закону не являются. Но крупных операторов спутниковых и кабельных каналов немного, поэтому они легко диктуют свои условия. Такова специфика работы российских медиа, большинство которых либо сосредоточены в руках государства, либо действуют по его заказу. Мы вместе с «Ростелекомом» когда-то мерили рейтинги и долю канала «Совершенно секретно»: летом она доходила до 1,9, зимой – до 2,9. И вы понимаете, что это очень большой рейтинг для неэфирного канала. Кроме того, по многим параметрам телеканал «Совершенно секретно» стоял в десятке с каналами, которые занимаются кинопоказом.

Вторая проблема, на которую я хотела бы обратить внимание, – это вопрос индустрии, бизнеса. К сожалению, формально мы не имеем возможности обращаться к операторам с какими-то претензиями. Но «Ростелеком», который имеет 6,9 миллиона домохозяйств в своей сфере, является госструктурой. И если утверждать, что пакеты формируются исходя из коммерческих интересов, то почему он отказывается от пакета телеканала «Совершенно секретно», который приносит неплохую прибыль, или телеканала «Дождь», который, безусловно, не просто ее приносит, но еще при этом тянет за собой другие каналы? Почему на бесплатной и бездоговорной основе распространяются только обязательные общедоступные каналы? Почему вообще такой закон был когда-то принят? Почему бы сейчас не включать по особым правилам спутниковые кабельные каналы и уж точно не взимать с нас огромные суммы за вхождение в сети.

Необходимо, как мне кажется, не откладывая, создать рабочую группу по выработке предложений для Министерства связи по определению цивилизованных механизмов вхождения неэфирных каналов в спутниковые и кабельные сети. Мне, например, непонятна компания «Триколор ТВ», потому что она не является для нас прозрачной. Мы не понимаем, как она сформирована, почему требует от нас, маленьких кабельных телеканалов, оплату в 300–500 тысяч евро ежегодно. Таких денег у нас нет. Что это? Коррупция, взятка? Мы знаем цены поднятия на спутник на рынке.

Итак, во-первых, у нас сегодня нет ни одной авторитетной общественной организации, которая может оказать нам содействие и повлиять на решения власти в отношении СМИ. Это касается газет, журналов, телевидения, интернет-изданий и так далее. У нас существуют Союз журналистов, Совет по правам человека, Академия российского телевидения. Но разве эти организации могут повлиять на изменение решений? К сожалению, пока что нет. Во-вторых, вопросы журналистской этики нельзя путать с вопросами технологическими, с бизнесом. Оператор не может определять и диктовать нам, каким образом будет готовиться контент. Если, естественно, Закон о СМИ не нарушен. Я плохо себе представляю, чтобы Первый канал или «Россия», которые работают через оператора РТРС, получили звонок с заявлением, что оператору не нравится та или иная программа, скажем, «Пусть говорят». Этого никто себе представить не может. Так почему же в отношении кабельного канала операторы позволяют себе решать такие вопросы? Третье: нужно сделать все, чтобы власть была заинтересована в развитии независимых СМИ. В этом вопросе особая благодарность совету за то, что он хотя бы слушает и формирует какое-то мнение. Четвертое: нужно каким-то образом избавиться от монополии операторов, развивать эту отрасль. Пятое: может быть, необходимо создать Ассоциацию производителей контента на спутниковых и кабельных каналах или войти в существующую, чтобы решать вопросы вместе.

И последнее, что бы я хотела сказать. «Коммерсантъ», «Коммерсантъ ТВ», «Коммерсантъ-власть» с уходом главного редактора, телеканал «Эксперт», «Газета.ру» со сменой главных редакторов, закрытие OpenSpace, полное закрытие РИА «Новости», журнала «Итоги», «Московских новостей», «Совершенно секретно», «Дождя», в конце концов, проблемы с радио «Эхо Москвы»… Кто следующий? Нам пора как-то объединяться и защищать друг друга не раз от раза, а быть сплоченными в различных ситуациях, потому что выжить поодиночке нам становится все труднее.

Наталья Черкесова. Коллега Муратов сетовал, что здесь нет министра связи Никифорова и других начальников, а я совершенно не удивлена, потому что начиная с сентября, когда у «Росбалта» началась эпопея с Роскомнадзором, ни на одно мероприятие, какая бы организация его ни проводила, представители Роскомнадзора ни разу не пришли. Ни на заседание СПЧ, ни в Общественную палату, ни в Госдуму. Я думаю, что это такая удобная позиция. Присылают поднадзорным написанную под копирку бумагу о том, что они стоят на страже закона, и всё в порядке. Мне кажется, это достаточно показательная вещь.

Я представляю «Росбалт», структуру, которая живет и работает в Интернете. Наша деятельность совершенно не урегулирована в правовом пространстве, мы не газета и не телевидение, мы – нечто такое, с чем еще непонятно, что делать. Ну и слава богу, поскольку единственное, что у нас есть, – это пробитый во многих местах Закон о печати. Я привезла заявление Союза журналистов Санкт-Петербурга, который считает необходимым серьезнейшее внимание уделить той законодательной деятельности, которую ведет сейчас Государственная дума. Фактически то, что она делает, является в той или иной форме введением цензуры. Когда нам говорят, что это осуществляется с какими-то добрыми целями улучшения нравственности в обществе, мы прекрасно понимаем, что, как только это все начинает исполняться, все прежде всего сталкиваются с избирательностью. Мы, например, пострадали за мат. Воспринимать такое СМИ, как «Росбалт», ресурсом, который считает своей миссией выражаться нецензурно и таким образом нечто аморальное доносить до читателей, конечно же, глупо. И тем не менее мы видим, что Роскомнадзор выступает как своего рода ГАИ на дорогах. Его сотрудники сидят в кустах и ждут, пока кто-нибудь нарушит правило. Правила есть? Есть. Мы их однажды случайно нарушаем. Значит, надо оштрафовать. Вместо того чтобы организовывать движение, они занимаются выискиванием тех, кто попадется на любом нарушении.

Выходит поправка в закон о нецензурной лексике, за все это время выносятся десятки предупреждений, но – хлоп! – в московском суде ставится вопрос о лишении именно «Росбалта» регистрации. Дальше я уже больше ничего не слышу, кроме как «вопрос исчерпан» (Верховный суд РФ 19 марта 2014 года удовлетворил жалобу информационного агентства «Росбалт» на решение судов нижних инстанций о прекращении деятельности данного СМИ, а Коллегия ВС 3 апреля окончательно его утвердила. - Прим. ред.).

Вот и проблему мата в СМИ решили. Короче нашего случая ничего и нигде на эту тему нет. Возьмем вопрос об экстремизме. «Дождь» попадает под раздачу по поводу того, патриотичный или непатриотичный вопрос был задан в эфире.

Всякий раз мы видим избирательное применение закона, для того чтобы таким образом был включен понятный для всех механизм цензуры. Наше маленькое счастье заключается в том – и тут я согласна с Никитинским, – что у нас есть какая-то небольшая возможность отбиваться в суде. Но не дождавшись его решения, Роскомнадзор нашу историю как модельную сразу же передает в регионы, настоятельно сообщая им, что все СМИ несут полную ответственность за свой контент, распространяемый в Интернете. Из этой истории мне стало понятно, что это и есть заранее спроектированная технология: вводится законодательная норма, отрабатывается на ком-то и дальше апробируется модель, которая идет в регионы. Но одно дело «Росбалт», который все-таки находится в Санкт-Петербурге и может добраться до Москвы, до Верховного суда. Не каждое же региональное СМИ на это пойдет. Это всегда морока, судебные издержки, иски, когда все практически воспринимается безнадежно.

Наша история, может быть, неглобальная, но очень показательная. По этому поводу высказались всевозможные общественные организации. Но госчиновник на все это никакого внимания не обращает. Даже заявление в суд подается не от имени начальника, руководителя Роскомнадзора, а просто по доверенности мелкий клерк закрывает любые СМИ. Мне представляется, что нужно добиться того, чтобы был принят регламент, по которому экспертный совет при Роскомнадзоре или Министерстве печати в каждом конкретном случае рассматривал вопрос, перед тем как это ведомство обращается с требованием в суд о закрытии СМИ.

Давайте попробуем бороться за себя теми инструментами, которые имеются. Я хотела напомнить Александру Жарову: Роскомнадзор не структура, которая надзирает за СМИ, это структура, которая должна следить за исполнением Закона о СМИ. Были ли проведены проверки, наблюдения по поводу того, когда не исполнялся этот закон? Дело тут не в закрытии «Дождя». Разве у нас был наказан хотя бы один полицейский, когда журналист был избит, предположим, на митинге? Нет. У нас есть только то малое, что пока есть, – общественное мнение и закон. Давайте активнее пользоваться этими инструментами. Мы должны быть психологически спокойными и пытаться опираться даже на то немногое, что еще осталось в правовом поле.

Наталья Синдеева. Я хочу сейчас передать слово главному редактору телеканала «Дождь» Михаилу Зыгарю, потому что мы хотели с ним рассказать вам о том, какое мы СМИ и почему в какой-то момент вдруг осознали, что несем существенную социально значимую функцию. Хотя изначально, когда мы создавались, вовсе не имели это в виду. Так получилось в процессе работы канала.

Михаил Зыгарь. Когда четыре года назад мы начинали выходить в эфир, значительная часть общества перестала смотреть телевидение. Мы хотели вернуть к этому СМИ тех людей, кому явно чего-то в нем не хватает. Во-первых, информации. Очевидно, что, если случается теракт или падает где-то самолет, начинается побоище на Майдане или еще в каком-то месте, обществу интересно про это срочно узнавать, но по основным каналам в это время показываются старые фильмы, передачи «Пусть говорят» и «Давай поженимся». Когда никаким образом не меняется эфирная сетка, это значит, что зритель не в состоянии оперативно узнать, что происходит на самом деле. Во-вторых, нужны нормальные дискуссии между представителями разных точек зрения, а не только тех, кого специально подбирают для ток-шоу.

Мы придумали для себя странные, очень немодные, может быть, даже наивные принципы по сравнению с теми, которые исповедуют другие телеканалы. С самого начала решили не заигрывать с низменными вкусами ­аудитории, не рассказывать про знаменитостей, про их личную жизнь, никогда не показывать сцены насилия или трупы. Нам казалось важным сделать так, чтобы мы работали по заказу зрителя, той части социума, который считаем гражданским обществом.

Мы с самого начала понимали, что не должны любой ценой следовать за рейтингом. Дешевая популярность – это не то, к чему стремимся. За время нашей работы осуществили много иных проектов. В частности, разных программ, посвященных помощи инвалидам. У нас были акции по обсуждению проблем аутизма, после которых, я знаю, в Воронежской области под впечатлением от наших эфиров было принято решение о создании специального центра. Был также проект «Самый важный прогноз погоды», где бездомные вели прогнозы погоды зимой, тем самым показывая, что есть люди, для которых погода – это жизненно важная и потенциально опасная вещь.

Понятно, что делать ответственное телевидение, как мы себе его представляем, – неблагодарная и рискованная задача. Производить эротический или показывающий сериалы канал намного безопаснее. Это точно вызывает интерес у рекламодателей и никакого раздражения ни у кого. После тех скандалов, которые с нами произошли, мы, конечно, попытались извлечь для себя некий урок. Пересмотрели собственный кодекс профессиональной этики, готовы его опубликовать и обсудить с коллегами. Такое обсуждение всем нам нужно, потому что для многих телевизионщиков эти принципы – нечто из области фантастики.

Нам пришла в голову интересная, как нам кажется, мысль, хотя ее подверг сомнению Даниил Дондурей. Мы решили создать попечительский совет – некий орган из числа признанных моральных авторитетов, которые могли бы следить за тем, как действует телеканал «Дождь». И в том случае, если какие-то моменты кажутся спорными или, возможно, ошибочными, члены попечительского совета могли бы указывать нам на это, чтобы мы исправляли ошибки. Уже приглашены к участию в таком совете Владимир Познер, Ясен Засурский, Александр Сокуров. Мы продолжим формирование такого совета, а часть его будет избрана самими нашими зрителями, надеемся, что проведем интернет-голосование.

У нас есть несколько идей и по поводу того, как дальше избавляться от собственных недостатков, которые кажутся нашим коллегам непрофессионализмом. Многие из наших сотрудников – это молодые журналисты, имеющие небольшой опыт работы на телевидении. Прежде они работали в газетах или на радио. Это была наша осознанная стратегия – брать на канал журналистов без телевизионного опыта. Мы работаем только в прямом эфире, и поэтому, конечно, трудно избежать ошибок.

Наталья Синдеева. Я не столь оптимистична, как Михаил, потому что знаю реальную ситуацию. На сегодняшний день нам осталось жить один-два месяца. Есть маленькие надежды: сегодня у нас встреча со всем коллективом, на которой я попрошу сотрудников сократить свои зарплаты, наши расходы в достаточно серьезном масштабе. Поэтому не так все радужно, как мне бы хотелось. Есть, конечно, большая вдохновляющая поддержка зрителей, которые активно делают подписки, скупили у нас весь интернет-магазин. Именно в этот момент телеканал стал настоящим общественным каналом, потому что люди за него голосуют рублем. Но, к сожалению, для того чтобы жить в том полноценном формате, в котором мы существуем – с работой журналистов, с командировками, со специальными проектами, – нам этих средств недостаточно. Без рекламных бюджетов, без денег от дистрибьюции, которые мы сейчас потеряли – а это 80 процентов доходов, – нам не выжить.

Какое-то количество людей предлагают: давайте мы вас как-то поддержим, сколько вам нужно перечислить денег? Но это на самом деле невозможно. Мы либо действительно должны стать общественным каналом, но тогда это совсем другое ТВ. «Дождь» ведь по своей природе строился как бизнес, мы инвестировали туда свои личные деньги. Про меня все известно, про моего мужа, про то, как мы все это создавали, как верили и до сих пор верим в этот специфический бизнес. И с самого начала строили именно эту модель, когда есть рекламные доходы, поступления от дистрибьюции, есть подписка.

Если бы мы были в нормальных рыночных условиях – я сейчас даже не беру политическую ситуацию, разного рода ограничения, говорю только про рынок, – если бы мы были в обычном конкурентном поле, канал «Дождь» с точки зрения бизнеса был бы очень успешным. Рекламодателям нужна очень качественная, думающая аудитория, они наконец нашли в российском телевизионном пространстве такую площадку. Поэтому, если бы все строилось по законам как раз бизнеса, у нас все было бы хорошо, несмотря на все сложности.

Хочу извиниться за свое выступление на совете год назад. Тогда я действительно так думала и сейчас понимаю, насколько была наивна. Не могла даже представить себе, насколько этот механизм четко работает. Оказалось, так легко взять и заставить коммерческого оператора выключить канал. Мы недавно очень внимательно даже не пересмотрели, а дописали наш журналистский устав, для того чтобы не допускать больше таких ошибок. Но, конечно, сейчас все это кажется как мертвому припарки. Могу сказать, что мы все делаем для того, чтобы операторы все-таки нас вернули, хотя понятно, что это зависит не от нас. Но если этого не случится, то работать больше не сможем. Либо все закроется, либо превратится в какое-то мелкое интернет-издание.

Ирина Петровская. Часть членов совета сегодня здесь говорили: «Ни в коем случае нельзя в негативных тонах обсуждать решения президента. Те, кто это делает – отваживается на такое, скорее всего, по заказу Запада, – это иностранные агенты». Ровно та же ситуация существует в медийном пространстве. Если начинается хоть какая-то даже не критика принятых решений президента, а просто дискуссия по поводу каких-то актуальных событий, в СМИ немедленно возникает оценка: «Вы – иностранный агент, пятая колонна. Нельзя это обсуждать».

В силу своих должностных обязанностей я смотрю телевизор, наверное, так, как никто, включая самых фанатичных телезрителей. И должна сказать, что именно за последнее время, хотя, конечно, эта тенденция возникла давно, федеральные средства массовой информации действительно превращены в совершенное средство пропаганды. Из них невозможно узнать альтернативные мнения. Если раньше это хотя бы как-то камуфлировалось приглашением хотя бы отдаленно несогласных с официальной точкой зрения людей, то сейчас отброшены все приличия – профессиональные, человеческие. В ситуации с Украиной стало абсолютно очевидно: риторика меняется как будто по единой команде. Протестующих называют «радикалами», «экстремистами», «боевиками», «националистами», но, как правило, «фашистами». Еще не началась война, но телевидение уже начало настоящие информационные военные действия. Оно провоцирует агрессивность. Вследствие этого большинство нашего населения, которое находится под сильным и безальтернативным влиянием контролируемых государством медиа, просто не сможет стать гражданским обществом. Поэтому нужно говорить не о становлении, а об уничтожении независимых СМИ в условиях, когда вводится откровенное единомыслие. Прав оказывается Маяковский: «И тот, кто сегодня поет не с нами, тот – против нас».

Максим Шевченко. Ситуация со средствами массовой информации, которая складывается в последнее время, конечно же, не может не вызвать озабоченность у каждого человека, относящегося к журналистике и как к профессии, и как к бизнесу. Независимо от его политических взглядов. Я с гневом, но не отрываясь смотрю трансляцию телеканала «Дождь». Потому что это суперпрофессиональная, гиперкачественная работа. Замечательные журналисты, великолепная картинка. При том что готов в пух и прах разносить ваши взгляды непосредственно у вас в эфире. Я против них, но «Дождь» – это великолепный продукт. Более того, могу вам сказать следующее: я бывал в кабинетах разных, в том числе крупных начальников. У них там не «Россия-24» работает, при всем уважении к коллегам. Они смотрят «Дождь», который для власти, для представителей силовых структур является тем источником информации, которые они сами через повестку контента не заказывают.

Каждый человек, который хотя бы приблизительно имел отношение к теории информации, знает, что отсутствие независимой оценки неизбежно приводит к коллапсу системы. Поэтому мне представляется, что ну не то чтобы война – это слово очень резкое, – но есть пренебрежение свободой независимых СМИ, тех, что не дотируются из госбюджета. Это серьезная ошибка, в конечном счете, действующая против интересов Российской Федерации, мешающая принятию взвешенных решений президентом. Тут требовали, чтобы мы советовали главе государства. Я советую: взять под свою опеку независимые СМИ, особенно работающие в онлайновом режиме. Это даст возможность разного рода структурам принимать более разумные решения. Сложившаяся же ситуация не позволяет позитивно влиять на финансовый рынок, на свободное пространство экспертных оценок, столь необходимых современной экономике, присущей современному обществу. Насколько я понимаю, президент, премьер и другие большие начальники постоянно говорят о том, что Россия должна стремиться овладевать новой технологической волной, адекватной вызовам времени экономикой. Ограничение или давление на развитие свободных СМИ противоречит теории постиндустриального общества. Если это не теория системы, в которой будет править лишь узкая группа олигархата.

Может быть, я не прав и юристы меня поправят: почему в сфере медиа можно взвинчивать цены на поставки услуг как угодно? Об этом Павел Гусев и Виталий Третьяков говорят уже много лет. Это же монополизм тех, кто доставляет информацию людям, будь то торговые сети, дистрибьюторские посредники или те, кто передает сигнал.

Что касается «Дождя»: объявите акционирование. Я лично готов вложить деньги в «Дождь», чтобы канал продолжал свое существование. В свое время, когда в 1990 году начала банкротиться «Независимая газета», тогда собрались Гавриил Харитонович Попов и другие известные люди, причем абсолютно разных взглядов. И стали сбрасываться кто как мог и хотел. Я уверен, что миллионы людей поддержат «Дождь». Вы ведь нужны стране. Знайте, что даже те, кто вас критикует, являются вашими потребителями, а значит, косвенными союзниками.

Иван Засурский. Мы должны признать, что уровень журналистики в последнее время чудовищно упал. Я чувствую себя ужасно, когда открываю газеты, смотрю телеканалы. «Дождь» лучше, может быть, многих, но, честно говоря, тоже ушел не очень далеко. Утрачен профессионализм. Как и в 1990-е, все постепенно стали продажными. И журналисты, в общем-то, сами выступали за удушение прессы, потому что внутри и нашего сообщества был определенный конфликт. Он разрешился тем, что были произведены существенные инвестиции в медиа, которые быстро разобрали по разным медийным холдингам. Произошла концентрация активов и собственников. Та конфигурация, с которой мы имели дело все двухтысячные годы, была выстроена еще в 1990-е. Именно тогда произошло падение стандартов журналистики. Она потеряла способность защищаться от критики со стороны общества, политиков, бизнесменов и всех остальных. Стала выступать, как правило, их агентом по самым разным вопросам.

Мне кажется, что вопросы восстановления престижа журналистики, ее мощи, не могут решаться в отрыве от профессионализма. И все-таки у нас есть шанс добиться и расширения пространства свободы для журналиста, и улучшения здесь общего интеллектуального и морального климата. Очевидно, что в ситуации политического обострения у власти возникает желание определенным образом закрутить гайки. Единственный шанс избежать, выйти из этого в плюс состоит в том, чтобы объяснить самой власти, что, если и дальше гайки закручивать, ситуация неотвратимо становится неуправляемой и ведет к общему стратегическому поражению. У большинства людей ведь утеряна способность к самостоятельному анализу событий, умению вынести из них какие-то выводы. Тут мы имеем дело с совершенно беспомощными людьми. Включаются цепные реакции, которые воспроизводятся чаще всего в толпе. Акцент нужно делать на том, чтобы выстраивать какой-то фундамент новой государственной политики в этой сфере, ориентированный на максимальное открытие доступа к разного рода – сложной и противоречивой – информации.

Но сегодня медиа по сути превратились в некий набор сообществ, каждое из которых по-своему герметично да еще и охраняет эту свою герметичность. Ценностно отторгаемую информацию отказываются обрабатывать, осуществлять аналитику, опираться на объективные выводы. Мы перешли к какой-то как бы групповухе, когда разные сообщества выясняют отношения между собой. Как правило, средством коммуникации тут является конфликт. И в результате мы чаще всего просто не понимаем, что происходит. А на самом деле прессу, которую все и так воспринимают как продажную, пытаются приструнить, сделать так, чтобы она не гадила, потому что многие исходят из того, что она беспринципная, а журналисты – подлецы, у которых нет ни профессии, ни стандартов, ни совести. Они, дескать, лягут под любого, кто им заплатит.

Я хотел бы напомнить: никогда нельзя передавать информацию из одного источника, пока ты не проверил ее в другом. Мне кажется, сейчас в России это забыли. Никогда нельзя сообщать историю до того, как ты ее проанализировал. Это непрофессионально, так нельзя делать. Проблема в том, что наши журналисты не намного лучше, чем блогеры, которые не несут никаких обязательств при работе с информацией. Мне хотелось бы, чтобы мы начали все-таки работать на формирование какого-то нового экспертного консенсуса. Так же, как он когда-то был на момент принятия Закона о печати. И держится удивительно долго. Журналистика тогда была на подъеме, более объективной. Существовала попытка хотя бы понять, что происходит. Сейчас я этой потребности не наблюдаю.

И ситуация с «Дождем», скорее всего, пойдет ему на пользу. Я не верю, что Наталья Синдеева сдастся, проиграет. Не верю, что «Дождь» упадет, наоборот, считаю, что он выстоит и наберет на этом дополнительное влияние, станет еще заметнее.

Не знаю, кто принимает эти решения, и даже не хочу это знать. Меня интересует, как сделать так, чтобы многое было отыграно назад. Я считаю, что сложившиеся обстоятельства сейчас как раз позволяют это сделать. Необходимо только создать правильное давление, в правильных местах с помощью правильных рычагов, чтобы можно было все вернуть в правильное русло. Здесь не нужно истерики. Но просто по-деловому решить вопрос: людей, которые отключили канал через картельный сговор, необходимо неотвратимо наказать.

Станислав Кучер. Мне кажется, все прекрасно всё понимают. Мы живем в контексте самодержавной традиции, в которой любые проблемы решает один человек. Нравится нам это или нет. Я думаю, что он вполне доволен тем положением вещей, которое сложилось сейчас. Опыт работы в медиа в качестве политического обозревателя подсказывает мне, что это так. Отсюда следует логически простой вывод: единственный способ, благодаря которому мы, члены совета, можем повлиять на события, – встретиться с этим человеком. Совет в лице председателя Михаила Александровича Федотова должен обратиться к президенту с просьбой о совместном заседании. В нем кроме нас могли бы участвовать представители независимых средств массовой информации. Те люди, которые считают необходимым что-то объяснить главе государства. Мы, мне кажется, должны добиться такой встречи. Она может быть абсолютно закрытой, полузакрытой. Ее задача – быть предельно откровенной. К этой важнейшей встрече необходимо подготовить очень конкретный доклад, который сможет аргументированно объяснить, почему развитие ситуации – так, как она сейчас развивается, – критично для страны. Мне кажется, это первое, что нам необходимо сделать.

Вторая наша функция кроме советов президенту – это, конечно, общественное представительство. Мне было приятно, когда я увидел, что Акунин опубликовал в своем блоге и получил десятки тысяч лайков на страницу, где цитировалось заявление, подписанное двадцатью семью членами нашего совета. Совет не промолчал, мгновенно высказался. Как человек, который работает еще и на гражданское общество, предлагаю организовать Конгресс независимой прессы. Назовем его так. На такое грандиозное мероприятие хорошо бы собрать представителей всех независимых средств массовой информации, подразумевая под таковыми тех, кто таковыми себя считает. И на этом конгрессе аргументированно и достаточно четко сформулировать, почему самостоятельная пресса нужна обществу, почему она нужна бизнесу.

Мы наступаем на одни и те же грабли на протяжении последних пятнадцати лет – уже достаточно долго. И сейчас, когда ситуация действительно критическая, способная привести к серьезному закручиванию гаек на всем внутреннем политическом пространстве, это, по-моему, очевидно. Именно поэтому и нужно, повторяю, провести такое серьезное большое мероприятие – Конгресс независимой прессы. Готов выступать в качестве одного из активнейших его организаторов.

Павел Гусев. Это замечательно, что мы с вами говорим о свободе слова. Обсуждаем в разных аудиториях и с разным представительством много раз. Но с каждым днем почему-то с этим становится все хуже и хуже. Сегодня вот говорим о том, что происходящее с почтой для печатных средств массовой информации будет смертельно. Но говорим только в одной плоскости: «кто-то хочет через это уничтожить прессу». Пресса составляет всего четыре процента в общем объеме почты и не является ее основной услугой. Нужно откровенно признать: мы просто попали под раздачу.

Эта мощнейшая структура до сих пор еще находится в руках государства. Если мы с вами взглянем на нашу страну, то убедимся, что в каждом маленьком поселке, в каждом городке существуют почтовые отделения. Деревня Пруды в Тверской губернии – 30 дворов, но здание почты у них больше любого жилого дома. Это по стране миллионы квадратных метров, которые хотят сегодня акционировать. Не нужно ничего дополнительно строить, подводить канализацию, тепло, электричество. Делай в этой общенациональной сети банковскую систему, магазины, что хочешь. Только благодаря масштабу этих квадратных метров такое акционерное общество будет решать любые вопросы. Посылки, письма, газеты – все это будет лишь дополнительной услугой к тому, что хотят в ближайшее время сделать. Создать колоссальный актив собственности и финансовый инструмент.

Соединенные Штаты и большинство стран в Европе сохраняют почту государственной. Все держатся за почту как за одно из важнейших средств общения с народом, с гражданским обществом. А у нас только за прошлый год уничтожено 30 процентов газетных киосков. Все очень просто: на этом месте мгновенно появляется шаурма, различные киоски, цветы. Около любой станции метро снесли все газетные киоски. Что осталось? Питье, еда, табак и прочее. Почему сносят? Мешает, дескать, антитеррористическим мероприятиям. Цветы террористы не взорвут, а газеты непременно! Но цветы и все остальное приносят муниципалитетам огромные доходы. С них лупят дань местные чиновники, а газетный киоск – малоприбыльное предприятие: что с него возьмешь. Ему запретили и всю побочную продукцию, нельзя продать ничего, кроме газет и журналов. Вот что происходит.

Когда говорят о том, что интернет-пространство уничтожает печать, это абсолютная ложь. Печать существует по одному разделу жизни, интернет-сообщество по другому. Причем интернет-СМИ как таковые – это всего 14 процентов пользователей от 80 миллионов человек, обращающихся к Интернету. Около 40 миллионов человек используют Интернет в активной фазе, у нас с вами только 60 тысяч зарегистрированных печатных средств массовой информации. На сегодня аудитория всех традиционных СМИ порядка 110 миллионов человек и 10 миллионов интернет-СМИ. И мы с вами говорим, что они нас уничтожают?

Коллеги, в нашей стране случился удивительный казус. Патриотизм и нравственность стали выше закона! Сегодня любой чиновник или группа людей, которые очень хотят уничтожить средства массовой информации, но по закону у них ничего не получается, начинают говорить о патриотизме, о нравственности или безнравственности. И это начинает срабатывать гораздо более активно и агрессивно, чем если бы существовал соответствующий закон.

За последние три года в Государственной думе вносилось больше ста поправок в Закон о СМИ. Средствам массовой информации нанесен жесточайший экономический удар. Запрещено среди прочего рекламировать любые самые нормальные лечебные учреждения. Сейчас готовится еще ряд законов о запрете рекламировать кредиты у банков, жилье… Караул! Экономическое уничтожение, политическое унижение.

И еще. Более 80 процентов всех средств массовой информации в России принадлежит или государству, или аффилированным с ним структурам. И когда мой коллега и друг говорит о том, что давайте соберем здесь независимые СМИ и будем с ними что-то обсуждать, он забывает о том, что на сегодняшний день экономически независимых СМИ в России реально не больше ста! Мы их собирали по линии Общественной палаты. Приехали представители сорока семи. Поговорили. Прекрасные ребята. И всё. Они терпеливо ждут смерти своих изданий.

Дмитрий Гудков. Действительно, вас, независимых СМИ, мало осталось. Уже пора, наверное, в Красную книгу записывать. Я пришел сюда для того, чтобы сказать, что у нас сегодня со свободой слова не трудности, не проблемы, а просто катастрофа. Трудности возникают даже с тем, чтобы эти проблемы обсудить. Я думаю, что еще когда-нибудь появится тема отдельного заседания вашего совета: «Катастрофы в области медиа и трудности дискуссий на эту тему».

По первому образованию я журналист, выпускник журфака. Нас все-таки учили быть свободными, беспристрастными. Приводили в пример многих из тех, кто сегодня здесь присутствует. Нам тогда, честно говоря, было сложно представить, что вместо «Зеркала» с Николаем Сванидзе будет что-то с Дмитрием Киселевым, а вместо «Намедни» Парфенова появится «Анатомия протеста».

Конечно же, у нас идет откровенная травля независимых СМИ и попытки уничтожить их. Хотел бы подискутировать с Иваном Засурским, который сказал, что проблема «Дождя» – это 50 процентов политики и 50 – бизнеса. Ну все-таки 80 на 20. Я внимательно читал комментарии представителей кабельных операторов: «Мы хотим отключить «Дождь» для того, чтобы защитить нравственность». У них порноканалы остались, а телеканал «Дождь» наказали даже не за позицию, а просто за один вопрос.

По данным Минфина, государство выделило в 2011–2013 годы на поддержку федеральных СМИ 176 миллиардов рублей. Такие же суммы выделяются на поддержку СМИ в регионах. Для сравнения: весь бюджет здравоохранения на 2013 год – около 257 миллиардов рублей. Сопоставимые суммы. А теперь давайте посмотрим, а как бизнес будет развиваться в этих условиях, когда есть конкуренция зарплат, когда, для того чтобы, например, Наталья Синдеева могла заплатить своим журналистам, ей нужно сделать качественный контент, его продать, разместить рекламу. В то время как представителям ВГТРК и других федеральных каналов, получающих финансирование из бюджета, ничего не нужно делать. Как независимым СМИ конкурировать на рынке зарплат? Практически невозможно. Поэтому у нас, с одной стороны, идет уничтожение независимых СМИ, а с другой – падает качество остальных СМИ.

То же самое происходит и в экономике. Зачем автомобиль «Жигули» делать лучше, если можно взять большой грант у государства? Не так давно был «круглый стол» про общественное телевидение, и, по-моему, у нас был представитель из Германии, который сказал, что там государство финансирует только те СМИ, которые вещают за пределами территории страны. Вот, может быть, об этом стоит подумать. Что касается законопроектов и законодательных инициатив, которые сегодня здесь обсуждались, я вообще готов их внести в Думу. К сожалению, не могу гарантировать их принятие, как вы сами понимаете.

Если дальше репрессии будут продолжаться, то мой совет представителям СМИ состоит в том, чтобы объединиться, финансировать не каналы и издания, а контент. У нас был хороший пример с телеканалом «Дождь». В 2013 году мы создали, я был одним из учредителей, Фонд поддержки свободных СМИ и вместе с телеканалом «Дождь» запустили программу «Парфенов». Она выходила три месяца, причем премьера была на «Дожде», а далее эта программа показывалась на семнадцати региональных каналах. Была дополнительная аудитория, на тот момент сопоставимая со зрителями телеканала «Дождь». Если кабельные операторы будут препятствовать распространению сигнала, может быть, есть смысл поискать независимые, пусть маленькие, каналы в разных российских и зарубежных городах. И дальше этот тренд начнет развиваться. Будут появляться свои «Дожди», новые газеты, нечто подобное «Эху Москвы». Если бы вы все вместе финансировали контент, который бы сначала выходил на одном из каналов, а затем распространялся по множеству региональных, в конечном счете можно будет по копейкам деньги собирать.

Материал подготовил Д. Дондурей