Праотец Ной, последний из допотопных патриархов по прямой от Адама, известен всем как праведник, удостоившийся особой милости Божьей: суровый Иегова-Яхве предупредил его о грядущем уничтожении всех живущих на Земле, сохранив таким образом жизнь ему и его семье, а также всякой твари по паре, чтобы все они положили начало новым поколениям. При этом Господь ничего не сказал о первородном грехе; стало быть, проклятие, прозвучавшее в Эдемском саду, оставалось в силе, а никакой страховки против будущей безгрешности новопоселенцев Земли выдано не было.

Это означало, что человечество и весь остальной живой мир – поистине ни в чем не повинный – в историческом плане обречены на существование, которое время от времени будет прерываться уничтожением, чтобы потом началось все сначала, но без всякой перспективы на улучшение породы и обрыв дурной бесконечности. Искупительная жертва Иисуса Христа сняла с людей бремя первородного греха, но накапливать новые и новые грехи они не перестают.

В Первой Книге Бытия есть довольно загадочное место, связанное с рождением Ноя. Отец его, Ламех, давая сыну имя, означающее «покой, успокоение», сказал: «Он утешит нас в работе нашей и в трудах наших при возделывании земли, которую проклял Господь (Бог)». То есть речь идет о проклятии не только Адамового семени, но и вообще всей Земли и, значит, всего, что на ней есть, причем проклятии давнем. И уже ниже рассказывается о том, как во времена Ноевы «увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце своем».

Ну и далее, что называется, по тексту: истреблю всех, кого сотворил, – от человеков до гадов и птиц небесных. То есть Господь осознает свою ошибку (некачественно сработал), но кару насылает на тех, кого сам же и создал несовершенными, а заодно и почему-то на тех, кто вовсе ничем греховным не отличился (птиц небесных). А за что он проклял Землю, и вовсе остается непроясненным, но, по слову Моисееву, это проклятие уже ничем не снимешь. Отсюда следует, что, во-первых, спрашивать справедливости, как и милости, сверху бессмысленно, а во-вторых, все живое на Земле будет время от времени подвергаться радикальной чистке. Но, поскольку семена зла неустранимы, возрождение тоже надежд на улучшение породы не сулит.

Всемирный потоп – лишь временная мера, о чем свидетельствовал праотец Ноя Енох в своей Книге: «И после того неправда будет еще гораздо больше, чем та, которая совершалась на земле прежде, ибо я знаю тайны святых, так как Он – Господь – дозволил мне видеть их и открыл их мне, и я прочитал их на скрижалях небесных. И я видел написанное на них, что род за родом будет беззаконовать, пока не восстанет род правды, и беззаконие будет обречено на погибель, и грех исчезнет с земли, и все доброе появится на ней». Так что это коловращение в порочном круге вечно, покуда не появится труднопредставимый род правды или Бог вообще не задумает раз и навсегда разделаться со всей Землей, которую он тоже давно проклял.

Эти мои доморощенные соображения, вероятно, смешные знатоку-библеисту, навеяны фильмом Даррена Аронофски «Ной». Художник вправе сказать вслед за Юрием Тыняновым: я начинаю там, где кончается факт. Факт, который можно считать доказанным, – великий потоп, отголоски которого сохранились в преданиях разных народов. Этот факт всего лишь предлог для того, чтобы сказать о чем-то своем. Даррен Аронофски думал о съемках «Ноя» пятнадцать лет. Стало быть, снимая «Реквием по мечте», «Рестлера» или «Черного лебедя», он одновременно прорабатывал «Ноя». Трудно заподозрить его в том, что он мечтал поставить фильм-катастрофу. Потоп – только предлагаемые обстоятельства. Аронофски интересно подать человека крупно в экстремальных обстоятельствах – наркотической отключки, ринга или серпентария балетного мира, подмешивая сюда отношения с ближними – родителями и детьми. И он взял наикрупнейшего актера – Гладиатора, Робина Гуда – Рассела Кроу на роль Главного по праведности, чтобы посмотреть, как он будет выживать во всемирной катастрофе.

По Книге Еноха, Ной уже родился необыкновенным ребенком, в руках повивальной бабки открывший уста, прославляя Господа, напугав тем своего отца Ламеха. Характерно, что сохранить праведность экранному Ною удалось потому, что он с семьей – женой Наамой (Дженнифер Коннели) и сыновьями Симом (Дуглас Бут), Хамом (Логан Лерман) и Иафетом (Лео Кэррол) – жил в уединении, отгородившись от комьюнити, в дикой своей безрассудности бессмысленно истребляющей малосъедобные виды животных (оттого не сохранившиеся до наших дней – видимо, уже и на ковчег они не успели попасть). Тут Аронофски вводит модернизирующую тему экологии – одну из нескольких, говорящих о современном прочтении библейского текста, мнимо обогащающем прочтение, но на самом деле подрывающем силу воздействия главного месседжа. Кстати, подсюжет вражды Ноя с соплеменниками в фильме взят, видимо, из исламской традиции. Ангел Джибрил, посланец Аллаха, явился пророку Нуху с миссией: уговорить народ уверовать в единого бога. У Нуха не получилось, и он сам попросил Аллаха наслать бедствия на неверных, поклоняющихся идолам. И наказание ниспосылается народу не за всякие мирские грехи, а за отказ исповедовать единую веру в единого правильного бога.

Чтобы дальше не отвлекаться, назову и другой анахронизм: роль женщин в этой истории. В Библии даже имени жены Ноя не упоминается (в фильме ее назвали Наамой, как зовется она в еврейской Книге Яшара, комментарии-мидраше позднего сочинения). В исламской традиции жена Нуха, как жена Лута (Лота), – изменница; Наама не пожелала участвовать вместе с мужем в строительстве ковчега и пережидать в нем потоп, за что и была наказана Аллахом. В фильме же Наама – верная, но взыскательная подруга, которая по сути дела подстрекает старшего сына к бунту против отца, когда тот, по воле сценариста Аронофски, ждет потомства от своей жены Илы в исполнении Эммы «Гермионы» Уотсон, а это противоречит Божьему замыслу тотального пресечения связи с допотопным. Роль женщин в этой истории безусловно модернизирована; если в библейском мире добродетелями женщин считались смирение и покорность мужу, соответствующие покорности воле Божией (так утверждается в двух «женских» книгах – Книге Руфь и Книге Эсфирь, которые, скорее всего, были написаны мужчинами), то в фильме Наама твердо отстаивает свою позицию, входя в конфронтацию с мужем и через него с Богом. Она действует от имени материнского права: убить собственных внуков ради исполнения категорического Божьего постановления – это для Наамы даже обсуждению не подлежит.

«Ной»

Но последнее слово все же за Ноем. Здесь-то и вступает главная тема: Ной должен решить, как ему поступить – слепо повиноваться спущенному сверху руководству (конкретно: взять на ковчег только жену и сыновей, а тех, что носит в чреве своем Ила, стало быть, нет) или взять ответственность на себя, воспользоваться дарованной свободой выбора? То есть: выжить самому с ближайшим окружением, сохраняя лояльность верховному божеству, но погубить в зародыше собственное будущее или спасти потомство, но войти в конфронтацию с всесильным Создателем.

Аронофски по понятным причинам в главном моменте осторожничает. Глас божий в фильме не звучит. А сам Ной выступает в фильме как собирательный образ персонажей режиссера. Подобно героям «Реквиема…», Ной погружается в галлюциногенно-сновидческую реальность с видениями грядущего потопа, о котором узнает вовсе не по слову Божьему. Как Рэнди «Баран» Робинсон, Ной неотступно ведет бой со старым соперником Туваль Каином, потомком братоубийцы, и готов идти до конца, чтобы исполнить то, что считает своей миссией. Как Нина Сейерс, он одержим этой миссией, осознавая, как за спиной (символически) вырастают черные крылья, потому что назначенный праведником должен держать марку до полного помутнения разума.

Поскольку физические проблемы реальной опасности утопления априори сняты, центр коллизии помещается в моральную сферу, по необходимости адаптированную для современного зрителя и, как я понимаю, касающуюся ответственности за свободу воли. В самом общем виде история Ноя предстает в фильме как выяснение отношений праведника с Богом, наделившим его сверхполномочиями. Поскольку, для того чтобы не оскорблять чувства верующих, из текста фильма убрали слова «Бог» и «Господь», эта инстанция именуется «Создатель» или «Творец». И когда Ной обращается к нему именно так, в английской фонограмме возникает смешная ситуация, которая, по-моему, указанные чувства как раз еще больше может оскорбить: Creator – это ведь не только синоним Бога, но и обозначение должности в съемочной группе (автор идеи, разработчик). Кроме того, так в романе Мэри Шелли называет доктора Виктора Франкенштейна его создание, тоже, видимо, не вполне удачное, и тем самым Бог символически уравнивается с человеком, возненавидевшим свое творение и преследующим его в жажде мести.

Так к кому взывает Ной – Кроу? Вроде уже и не к ветхозаветному Богу, а к Богу-человеку, но, конечно, не Христу. Суть проблемы в том, что этот Бог наделил человека свободой воли, то есть выбора, в общем виде очертив границы дозволенного Моисеевыми заповедями и тем самым как бы умыв руки: мол, за все ваши деяния я ответственности не несу. Пойти вразнос при эдакой свободе человеку мешает только угроза кары Божьей за слишком уж масштабные прегрешения против начертанного на скрижалях. Тем не менее он идет на этот риск, зная, что, когда количество перейдет в качество, грядет всемирный холокост. Человечество время от времени, не ожидая распоряжения сверху, само проводит сеансы санации в виде масштабных войн или эпидемий, и в этом оно не одиноко: стаи китов или дельфинов, выбрасывающихся на берег, или леммингов, бросающихся в море, то есть совершающих массовое самоубийство, – все это происходит по сценарию ветхозаветного потопа.

Господь не случайно избрал именно Ноя своим посредником или орудием, дабы истребить на Земле всякую плоть, в которой есть дух жизни, ибо Земля наполнилась злодеяниями. Надобно чуять за собой эти черные крылья, чтобы закрыть двери ковчега перед сонмом жаждущих спасения, даже зная, что среди них есть невинные. Вместе с падшими ангелами-исполинами Ной огнем и мечом охраняет свой избранный клан от посягательств неразличимого, компьютерно-рожденного народа.

Так что вопрос абсолютной праведности с современной точки зрения в фильме становится дискуссионным, и прежде всего надо решить, совместима ли она с милосердием. То есть, обобщая: совместима ли абсолютная власть с милосердием и даже справедливостью? Слово «милосердие» возникнет в финале, но оно же будет означать, что жизнь на Земле возродится снова, чтобы заново множились и злодеяния.

Поначалу Ной, извещенный о неизбежности потопа, строящий ковчег, – это непризнанный пророк (какового нет, как известно, в отечестве своем); люди не верят ему и насмехаются над ним. Но в процессе исполнения миссии он превращается в радикал-революционера, призванного уничтожить все до основания, чтобы затем построился новый мир. В помощь Ною придаются исполины, которые коротко упоминаются в Библии, одетые камнем падшие ангелы, его реввоенсовет, самоотверженно помогающий отразить атаку «всякой плоти», чтобы самим за то получить прощение Создателя и вознестись на небо. А вот уже ни о чем таком в Книге Бытия не говорится, но модернизация Святого Писания в современной художественной обработке неизбежна и без нее не имеет смысла снимать кино.

«Ной»

Модернизация – это, конечно, не впечатляющий компьютерный ливень и не исполненные компьютером же умилительно чинные стада всякой твари по паре, мирно засыпающие на борту ковчега. Модернизация заключается, например, в тех неудобных вопросах, которые ставит перед отцом Хам – по слову отца, олицетворение честности. Эти вопросы рождает в нем сама природа: великовозрастного подростка волнует, что будет с ним на опустошенной Земле после потопа, если не останется для него жены.

Для чего тогда все эти испытания, если на нем оборвется его линия жизни? Аронофски, вопреки древнеиудейской догматике, обострил ситуацию, показав, как отец проявил неуступчивую жестокость, оставив за бортом девушку, которую Хам хотел взять с собой в ковчег (согласно книгам Торы он женился на внучке своего прадеда Мафусаила, родившейся до потопа; уж не знаю, откуда она взялась). Модернизация в осмыслении ветхозаветных апокалиптических событий с точки зрения сегодняшнего дня; в размышлениях о том, наполнилась ли уже в очередной раз чаша терпения Создателя или он готов еще потерпеть, а свобода воли, дарованная человеку, еще имеет ресурс самореализации.

Даррен Аронофски снимал все же голливудское кино, а потому хэппи энд неизбежен: автор фильма слукавил, показав, что принятое в последнюю минуту решение Ноя сохранить жизнь новорожденным малюткам оказалось угодным Создателю, в связи с чем семейству был подан соответствующий знак. Так или иначе это еще и знак-месседж зрителю: не слишком ревностно усердствуйте, стараясь угодить тому, кто наверху. Думайте о себе немножко тоже. И к тому же совершенно неизвестно, что у этого верховного на уме.

В финале фильма на небе, по сценарию Библии, появляется радуга как знамение вечного завета, что потоп более не придет на Землю для истребления ее, пока стоит Земля. Это не означает, что Бог навеки даровал человечеству индульгенцию, – у него много возможностей обойтись и без потопа, за которым, как известно, к примеру, последовало уничтожение Содома и Гоморры.

«Ной»
Noah
Авторы сценария Даррен Аронофски, Ари Хандел
Режиссер Даррен Аронофски
Оператор Мэтью Либатик
Художник Марк Фридберг
Композитор Клинт Мэнселл
В ролях: Рассел Кроу, Дженнифер Коннели, Рей Уинстон, Энтони Хокинс, Эмма Уоткинс, Логан Лерман, Дуглас Бут, Марк Марголис, Кевин Дюранд и другие
New Regency, Protozoa Pictures
США
2014