Пролетарии всех стран, определяйтесь! «Зимняя сказка пролетариата», режиссер Юлиан Радльмайер
- №4, апрель
- Евгений Майзель
С 28 февраля по 6 марта в Ханты-Мансийске прошел 12-й международный фестиваль дебютов «Дух огня». В международном конкурсе приняла участие лента «Зимняя сказка пролетариата» (Ein proletarisches Wintermärchen, 2014) молодого немецкого режиссера Юлиана Радльмайера.
Полусонную троицу грузинских гастарбайтеров – девушку Маку и двух молодых людей, Отара и Шота (друзья режиссера и, кроме Шота, непрофессиональные актеры), – ранним утром везут за город на генеральную уборку аристократического прусского особняка перед торжественным приемом, предположительно по случаю Рождества. По прибытии сердитая субподрядчица напутствует героев проповедью о высокой миссии, требующей сознательности и соответствия. Когда разъяренная фрау уезжает, громко хлопнув дверцей машины, при том что ей никто не возражал, рабочие неохотно плетутся во дворец, из окон которого уже выглядывают пугливые горничные.
Хозяйством тут заведует некто герр Тельтов – как мы узнаем позднее, до падения Берлинской стены убежденный социалист. С первого же вгляда у него по отношению к невозмутимым уборщикам зарождаются дурные предчувствия – «слишком похожи на люмпен-пролетариат». Чутье его не обманывает: работники из прибывших так себе. Добросовестен только Шота (Илья Коркашвили), а Мака (Натия Бахтадзе) и Отар (Сандро Коберидзе) больше развлекаются или имитируют полезную деятельность. Опасаясь, кабы чего не вышло, хаусмайстер придирчиво следит за их работой, ужасается небрежно брошенной на старинный паркет половой тряпке, произносит в пустоту высокопарные монологи о разрушительных вихрях времени и засыпает на стуле, «не выдержав накала классовой борьбы» (неточно цитирую пояснительные титры). Мирно засыпает и его будущий идейный противник Отар, стоя на стремянке в элегантной позе утомленного атланта.
В конце концов работа закончена, вот-вот начнут съезжаться гости. Наскоро покормив, грузин уводят в их чулан, пояснив, что они ни в коем случае не должны спускаться вниз. Недовольные дискриминацией, те коротают время спорами, байками, выпивкой и мечтами о вкусном хозяйском торте и алкоголе. Больше всех недоволен Отар, взывающий к классовому сознанию товарищей. Втроем идти на промысел неудобно, поэтому они решают послать за провизией кого-то одного. Жребий выпадает Маке, в результате чего она становится свидетельницей комических сцен, составляющих рождественскую вечеринку. Меж тем наступает (опять-таки предположительно) сочельник – волшебное время, когда все становится возможным.
«Зимняя сказка пролетариата»
Экс-ассистент Вернера Шрётера, переводчик Жака Раньсера и студент знаменитой Берлинской кино- и телеакадемии (DFFB) двадцатидевятилетний Радльмайер приехал в Ханты-Мансийск со своим вторым фильмом, если не считать двух короткометражек. Первому полному метру «Сказке…» предшествовала 45-минутная «супрематическая комедия» – так она определена в начальных титрах – «Призрак бродит по Европе» (Ein Gespenst geht um in Europa, 2013) – смесь из сюжетов Флобера, Маяковского и фантазий современного рабочего, сочиняющего небылицы для дочери. Начавшись с диалога Фредерика и Шарля из «Воспитания чувств», действие картины перепрыгивало в нынешний Берлин, в котором пролетарию, бросившему работу по причине увиденного в небе знамения, являлся призрак Маяковского – совершенно не похожий на земное воплощение поэта, с эспаньолкой а-ля рюсс. Хотелось всей душой приветствовать автора той откровенно ученической работы, пребывающего под влиянием позднего Годара и прочего левого искусства, но по ходу просмотра возникало, пожалуй, слишком много недоуменных вопросов, чтобы говорить о безусловном творческом успехе. Тем не менее «Призрак…» удостоился приза немецкой кинокритики за лучший экспериментальный фильм года.
«Зимняя сказка пролетариата» – хотя и в ней встречаются эпизоды неправдоподобные или необъяснимые – произведение уже заметно более выдержанное и зрелое. Как и сюрреалистический «Призрак…», оно сосредоточено на демонстрации классового антагонизма. Все действующие лица здесь маркированы как представители того или иного класса, причем интересы, внешний вид и поведение каждого жестко обусловлены этой принадлежностью. Классовый антагонизм составляет предмет и в значительной степени стиль этой картины, поскольку автор использует его как неисчерпаемый ресурс комического: нелепые вразумления надсмотрщиков, флирт при помощи политических аргументов, карикатурную напыщенность хозяина и вип-гостей, униженность личного персонала, генетическую осторожность Шота, рассказывающего историю про донецкого дядю, и «вековую» мудрость Маки с ее притчей про святого Франциска.
Сатирический «эффект очуждения», преследуемый Радльмайером, восходит даже не к Брехту с его эпическим театром, а к любимому поэту режиссера – Генриху Гейне и его «Зимней сказке» – отсюда название фильма. В процессе размышлений об этой поэме Радльмайер, по его словам, пришел к сюжету о рабочих и работодателях. Надо, впрочем, отметить, что название фильма перекликается и с другой книгой – «Ночью пролетариата» Жака Рансьера, чьи тексты Радльмайер изучал и даже переводил на немецкий. Пересекается с рансьеровской интерпретацией класса-гегемона и образ главных героев.
Мака, Шота и Отар – самые настоящие пролетарии: не просто представители беднейших слоев населения или наемные рабочие, а «те, чей голос не учтен». Один из первых случаев употребления термина «пролетарий» в европейской политической культуре имел место в ходе судебного процесса 1832 года, когда так определил себя известный революционер-социалист Огюст Бланки. На возражение прокурора, что это не профессия, Бланки заявил: «Это профессия большей части нашего народа, лишенной политических прав». В своей работе «На краю политического» Рансьер отмечает двусмысленность ситуации: «С полицейской точки зрения прокурор был прав: пролетарий – не ремесло, а Бланки – не тот, кого обыкновенно называют трудящимся. Но с политической точки зрения прав был как раз Бланки: пролетарий – не имя социологически идентифицируемой общественной группы. Это имя того, кто не учтен, outcast […], тех, кто не принадлежит к классовому строю и тем самым несет в себе виртуальное уничтожение этого строя (класс, ведущий дело к уничтожению всех классов, как говорил Маркс)».
Рансьер спрашивал, что значит быть членом «борющегося» класса – это ведь совсем не то же самое, что быть просто представителем того или иного класса. И отвечал, что это «прежде всего не означает ничего, кроме следующего: перестать быть представителем низшего порядка». Об этом постоянно напоминает друзьям герой фильма Отар, наиболее сознательный из всей этой ячейки.
Не чужд гастарбайтерам и дух бланкизма. Напомню, что Бланки был убежденным сторонником тайных организаций и верил, что социалистическая революция может быть осуществлена только руками немногочисленных профессионалов в обстановке совершенной секретности. Аналогичную ставку делают и герои фильма, не пытаясь переманить на свою сторону народ (служащих) в попытках частичного захвата собственности правящего класса. С бланкизмом их объединяет и отказ размышлять о последствиях: дело революции, понимаемой как экспроприация, важнее ее результата, поскольку это вопрос восстановления справедливости.
При этом, как и у Рансьера, подчас тонущего в нюансировке многочисленных противоречий, интрига у молодого немецкого режиссера получается сложнее, чем констатация антагонизма и требование равенства. Троица пролетариев хотела бы хорошо провести время, но не готова ни рисковать, ни открыто предлагать свое общество. Столкновение интересов неотвратимо произошло, но не приняло открытого характера. Сложилась предкризисная ситуация, все еще достаточно спокойная, с известным запасом социальной прочности: рабочие не слишком голодны и не слишком возмущены, а хозяева пока даже не представляют себе, что у кого-то имеются к ним какие-то претензии. Здесь нет охранников у каждой двери, а роль цепного пса поручена безобидному хаускиперу с его преувеличенно картинным ужасом. Говорить в революционной терминологии о социальных аппетитах главных героев почти неловко: буржуа в этой картине демонстрируют куда большую серьезность, сплоченность и дисциплину, пусть даже это дисциплина потребления, чем склонные к тропической неге и расслабленному времяпрепровождению грузины. Ведь им достаточно найти на улице сторублевку, чтобы тут же оставить свой план по взрыву Министерства экономики (сюжет одной из рассказанных ими историй). Неудивительно, что в результате они выбирают идеологически промежуточный, компромиссный вариант тайных партизанских вылазок. Желание быть на равных и понимание того, что это объективно невозможно, – главный образ и нерв «Зимней сказки…», ее центральное философское содержание. Перед нами версия современного левого кино с отчетливым антилевым скепсисом и изнеженностью.
«Зимняя сказка пролетариата»
К таким фильмам принято относить эпитет «экспериментальный». «Зимняя сказка...» – хороший пример того, как осторожно следует его употреблять: относительно редкий нынче жанр политического гротеска или, можно сказать, бурлеска еще не означает художественный эксперимент. В картине Радльмайера нет ничего особенно новаторского и необычного. Скорее, напротив, есть предельно прозрачная и бесхитростно снятая история, намеренно использующая социальные стереотипы и сознательно вопроизводящая на новый лад старый как мир сюжет о роскоши одних и нужде других.
Как и положено гротеску, здесь все перевернуто вверх дном, в том числе фигурально. Социальные низы пребывают наверху, в то время как верхи развлекаются внизу. Серьезная идея пьесы откровенно резонирует с насмешливой манерой исполнения, едкими пояснительными титрами и пародийными, полными самоиронии персонажами. Экспериментальным, пожалуй, можно с оговорками назвать только ряд режиссерских решений. Так, кое-какие вставные «новеллы» – например, истории про Советский Союз (как и годом раньше про призрак Маяковского) – демонстрируют, что автор не стал ни заморачиваться вопросами хотя бы минимального исторического сходства с оригиналом, ни утруждать себя привлечением сколько-нибудь заметной эстетической концепции. Она объяснила бы эту странную визуальную условность в кадре – при полной реалистичности остальных компонентов этого «декамерона».
Трудно судить о том, насколько «Зимняя сказка пролетариата» Юлиана Радльмайера яркое кино в контексте современного молодого кинематографа Германии, поскольку для такого вывода мне решительно не хватает компетенции. Но, без сомнения, это любопытный случай построения самостоятельного кинематографического пространства, расположенного где-то между аскетичными Штраубами на одном полюсе и оргиастичным Иоселиани на другом. Посвященного симпатичным бедным людям, приехавшим из некогда могущественной советской империи в передовое общество всеобщего благоденствия.
«Зимняя сказка пролетариата»
Ein proletarisches Wintermärchen
Автор сценария, режиссер Юлиан Радльмайер
Оператор Маркус Кооб
Художник Паола Кордеро Яннарелла
В ролях: Натиа Бахтадзе, Сандро Коберидзе, Илья Коркашвили, Ларс Рудольф, Виллем Менне, Катя Вайландт, Кристоф Фёрстер, Кюнтэк Ли, Матильда Местер
Deutsche Film- und Fernsehakademie Berlin (DFFB)
Германия