Жилю Жакобу восемьдесят три года, он опубликовал четыре книги за последние пять лет. «Потерянные шаги» (Les pas perdus) вышли во Франции в апреле 2013 года. А 14 мая 2014-го в шестьдесят седьмой раз открылся Каннский МКФ – последний кинофестиваль Жакоба на пос­ту президента, которым он стал в 2001-м, двадцать два года до того прослужив в должности художественного руководителя фестиваля…

Книга Жакоба легко читается: она остроумна и проницательна, хотя и не всегда ясна для иностранного читателя. Каждая из 496 статей, занимающих 170 страниц, начинается со слов: «Я помню...»

Том заканчивается двухстраничной кодой, где описывается, как фильм Вуди Аллена помог автору излечиться от потери памяти.

Между краткими наблюдениями на тему старинного жаргона, сценами, срежиссированными Брессоном, Бергманом или Хичкоком, забавными рекламными кампаниями, его влюбленностью в Дайану Ригг времен «Мстителей», предпочтениями Марлона Брандо в мороженом можно найти резкие замечания по адресу Ларса фон Триера и заявления о режиссерской манере Дэвида Линча.

«Я хотел собрать книгу твитов, – говорит Жакоб, признаваясь, что он фанат Твиттера. – Моя изначальная идея – это 140 страниц, где каждая посвящена одному из 140 героев. Я встретился со своим редактором и, хотя ему понравилась идея, в итоге ушел с договором на другую книгу». Жакоб называет ее «чем-то вроде автопортрета, созданного в произвольном порядке, который призван выразить суть повседневной жизни. Я даже набросал кое-какие воспоминания о будущем».

«Моя жизнь охватывает четыре поколения, – говорит Жакоб, который родился 22 июня 1930 года, свой день рождения он рад делить с Билли Уайлдером, Аббасом Киаростами, Мерил Стрип и Джоном Диллинджером. – Люди моего возраста узнают все отсылки, молодые люди, наверное, половину, а для детей книга вообще окажется научной фантастикой».

Он всегда был ненасытным книголюбом и гордится тем, что пытается направить в сторону чтения почти девять тысяч своих читателей в Твиттере. «Моя модель для этой книги – Дос Пассос, его произведения сотканы из тысячи маленьких повседневных деталей и таких описаний, которые могут разбудить ваши собственные воспоминания».

Жакоб, который многие годы был кинокритиком (и хорошим), признается, что мог бы стать литературным критиком. (Чем как раз и занимается его сын, а его племянница Одиль Жакоб владеет успешным издательством, носящим их фамилию.)

По поводу литературы и своего дорогого покойного друга Клода Шаброля: «Я много думаю о нем. Мы вместе учились в школе. Он все время смеялся, а когда мы познакомились, он гораздо больше интересовался литературой, чем кино».

«Единственное необходимое образование для занятий литературой – чтение, как для кино – просмотр фильмов».

«Я пытаюсь не ностальгировать в книге, потому что у ностальгии нет цели, но, конечно, меланхолия присутствует. При этом я склонен к тому, чтобы назвать мои так называемые сумеречные годы радостными».

«В кинокритике стиль больше почти не обсуждается. Рецензенты описывают сюжет. Ограничения, наложенные Твиттером, заставляют быть скромными. Заданный формат вынуждает быть настолько кратким, что мозги начинают по-настоящему работать».

Великолепный игрок в теннис, Жакоб рассказывает в книге, как Арнон Милчан, когда нужно было меняться сторонами на корте, выполнял отжимания, чтобы позлить своего противника. Сегодня Жакоб проходит по шесть километров в день. «Это занимает примерно час и отлично разгоняет кровь. Насыщение организма кислородом помогает придумывать новые идеи. Конечно, немного неудобно, что потом нужно останавливаться, чтобы их записать».

«Во Франции тебя всегда вносят в некий условный список. Не важно, что я делаю, даже если совсем не говорю или не пишу о кинематографе, читатель все равно будет пристально вглядываться в текст в поиске отсылок к кино».

«Я люблю игру слов. Не нужно перебарщивать, но как же весело играть со словами. Твиттер действительно подходит для этого».

«Я всегда и везде пишу карандашом. Часто по ночам. Это ужасно. Знаю, что нужно срочно записать что-то, иначе забуду. Но нужно включать свет».

По поводу своих четырех книг за пять лет: «Я не хотел дышать в спину киноотборщикам, говоря: нет, я так не поступал, делайте, как я! Так что решил занять себя чем-то другим, перейти на противоположную сторону. Вместо того чтобы смотреть, как другие выражают себя через творчество, я сам этим занялся».

Жакоб признается, что был невероятным перфекционистом во времена своей журналистской деятельности: если делал одну опечатку в последней строчке, он заново перепечатывал всю страницу. Он впервые приехал в Канн как кинокритик в 1964 году и стал частью команды в 1978-м. Работа на Каннском фестивале всегда предполагала много писательства. «Мне нужно было составлять огромное количество писем и найти верный подход, уместный стиль для каждого. Убедить людей приехать в Канн или дать им знать, что их фильм не приняли. Поиск нужной интонации, слóва делает вас гибким».

«Я видел так много режиссеров, которые не любили, когда их спрашивали, что они хотели сказать тем или иным аспектом фильма... Феллини, например. Он бы ответил: «Фильм ваш. То, что вы там видите, – это то, что там есть». Если спрашивающий не успокаивался, Феллини говорил что-то вроде: во второй части одна сцена слишком зеленая. Обычно любопытные сразу замолкали».

«Когда ты хочешь чего-то, когда решился, самое главное – идти до конца. Я хотел жениться на женщине, которую мои родители не одобряли. Каждый из них пригласил меня на обед, чтобы убедить в том, что я делаю ошибку. Ну вот, а я женился на ней – 18 декабря 1957 года, и она все еще рядом со мной».

Жакоб как-то был гостем на одной из самых популярных французских радиостанций. Ведущие нашли запись 1957 года, где Жакоб участвовал в некоей радиоигре. Ведущий, болтая перед началом, говорит:

– Вы родились 22 июня 1930 года, вы холосты.

– Нет, – уверенно говорит Жакоб, – я не холостяк.

– Нет?! Но вас же зовут Жиль Жакоб?

– Правильно, но я женат.

– Так, у меня, наверное, ошибка в карточках…

– Я женился два дня назад, – объясняет Жакоб. – Когда я заполнял эти карточки, я еще был холостяком.

Жакоб правильно ответил на вопрос о Чарли Чаплине и выиграл сто двадцать тысяч старых франков – ведущий на месте выписал чек.

Жакоб до сих пор несказанно рад, что получил деньги за свои знания о кино.

Более чем за полвека, прошедшие с тех пор, Жакоб добавил множество других знаний о кинематографе и его деятелях. «Режиссеры – очень гордые. Раньше им платили зарплату, но не процент от прибыли. В конце жизни Марселю Карне материальную помощь оказывало правительство Парижа. Он, один из величайших французских режиссеров, не мог платить по счетам. Мы придумали приз «Дети райка», чтобы собирать деньги для отошедших от дел художников, которые находятся в затруднительном положении».

Когда Жакоба спрашивают о его любви к женщинам, он отвечает: «Я могу работать только с женщинами. В офисе меня окружают только они. История кино полна случаев влюбленности режиссера в свою ведущую актрису. Начиная с Гриффита и Лиллиан Гиш, фон Штернберга и Марлен Дитрих и так далее».

Сразу возникает назойливо повторяющийся вопрос о малом количестве женщин-режиссеров в конкурсе. «Эта дискуссия вспыхивает каждый год, – говорит Жакоб. – Действительно, один фильм из девятнадцати (сейчас двадцати) в конкурсе снят женщиной. Но есть пять или шесть в «Особом взгляде». А в программе «Синефондасьон» (Cinefondation) – для начинающих режиссеров – восемь из восемнадцати фильмов были созданы женщинами. Вот наше будущее. Женщины в киноиндустрии годами занимали скромное место – работали только монтажерами, реквизиторами, художниками по костюмам. Скоро появится гораздо больше женщин-режиссеров, они сейчас учатся в киношколах».

Что думает Жакоб по поводу смены пленки на «цифру»? «Монтажеры расскажут вам о том, как теряется тактильный контакт, как это опасно, – раньше фильм буквально проскальзывал у них между пальцами. Но я снимаю документальные фильмы и могу сказать, что «цифра» – это восхитительно; можно, скажем, попросить монтажера взять вот этот кусочек, вместо того чтобы надевать белые перчатки и перематывать катушки с пленками».

Жакоб до сих пор хранит всю переписку; он собирает ее, кажется, для Национальной библиотеки. «Собрания писем хорошо продаются в англоговорящем мире, но не во Франции. А кстати, в письмах Флобера можно найти образцы его лучших текстов».

В 1988 году Жакоб был одним из редакторов, выпускавших собрание писем Франсуа Трюффо 1945–1984 годов. «Как приятно было держать в руках рукописный текст – видеть почерк Трюффо, например. Мне хотелось перепечатывать текст, а потом переписывать его заново от руки!»

Рецепт крупного кинофестиваля? «Есть три типа режиссеров, из фильмов которых ты собираешь программу: великие мастера – скажем, Ален Рене. «Подтвержденные» режиссеры, авторы с репутацией. И новички. Я создал «Золотую камеру», чтобы помогать дебютантам. Если авторитетный режиссер снимает новую картину, руководитель фестиваля должен понять и решить, лучше ли она по сравнению с предыдущей. Если нет, если заметно падение качества, он может не принять ее».

Как Канн изменился за десятилетия? «Жан Кокто был председателем жюри три раза. Он останавливал фильм, чтобы пойти пообедать, потом все возвращались, чтобы завершить просмотр. Вы можете себе представить такое сегодня? Канн был деревней. Сегодня это гигантская индустрия. Раньше все было непринужденно. Уровень праздности понизился. Ты бежишь от кинотеатра к кинотеатру, на бегу крича друзьям: «Увидимся в Париже!» Ненавижу в этом признаваться, но вот говоришь с одним человеком, а потом замечаешь за его плечом кого-то другого, «более важного», и стараешься незаметно уйти. На других фестивалях, если кто-то скучный вцепился в твой пиджак, после десяти минут можно уйти, сказав, что у тебя срочное дело, а скучный тип последует за тобой. В Канне всегда можно удрать насовсем».

Что Жакоб написал о фон Триере? Статья состоит из 223 взвешенных, но довольно жестких слов, таких, например: «Я помню Ларса фон Триера, с которым мы были когда-то близки и чьи фильмы – практически каждый – я показывал. Его жена – еврейка, его дети – евреи. Невозможно принять позицию, которую он выразил на каннской пресс-конференции, когда сказал, что понимает Гитлера, – позиция, которой он продолжал придерживаться, даже когда фестиваль попросил его держать себя в руках».

Жакоб использует прошедшее время. Но на радио в то утро он сказал о датском кинорежиссере, который всегда обращался к нему на английском «папа»: «Для меня все это очень болезненно. Я открыл его, показывал все его фильмы с самого первого. Когда близкий мне человек находит оправдание для Гитлера, я не могу принять это. Мы до сих пор близки. Невозможно не быть близким с человеком, с которым у тебя так много общего. Но я хотел, чтобы он знал, как я был расстроен его высказываниями».

Уже в Канне Жакоб добавляет: «Я думаю, это глупая выходка с его стороны. Он ведь не просто не признал свою ошибку, он продолжал упорствовать». В книге Жакоб отмечает, что хулиганская манера фон Триера исчерпала себя и его навязчивую потребность шокировать нельзя простить только потому, что он говорил не на своем родном языке. В режиссере живет камикадзе, возможно, снотворное съело ту часть мозга, которая сигнализирует, что нужно избегать саморазрушения. Все эти «приговоры» из книги, в личных же беседах заметно, что черты его лица смягчаются, когда он говорит о фон Триере. Он почти готов признать, что «датские провокаторы» останутся «датскими провокаторами», но в то же время хочет, чтобы весь мир ясно понимал: Жакоб, его семья и друзья прошли через войну, они могут легко шутить на тему многих вещей, но Гитлер – это совсем другое.

Статья 367 полностью выглядит так: «Я помню, что до того, как окунуться в мистицизм, Дэвид Линч снимал фильмы. С тех пор как он занялся трансцендентной медитацией, нирвана, видимо, высушила его творческие способности. Или, возможно, у него больше не лежит к этому душа».

Мой испанский коллега журналист Жорж Коллар сделал такое замечание: «Месье Жакоб, вы никогда не уйдете из кино». Жакоб одобрительно заулыбался: «Я всегда хотел это услышать!»

Источник: http://blogs.indiewire.com/

Перевод с английского Анны Закревской