Международный КВФ так щедро одаривает уникальными программами, раритетными и просто новыми фильмами, что в твоем напряженном личном расписании не остается времени, чтобы подумать: а все ли в порядке в датском королевстве? 

Карловарский экран в начале июля – первый, по сути, широкий показ премиального каннского контента. Москве, которая по срокам чуть опережает Карловы Вары, «печеньки» достаются в куда более скромном количестве. Здесь же просто не оторваться от программы «Горизонты», где можно посмотреть каннский «свежак», призовые проекты последнего Берлинале и других знаменитых конкурсов. 

Именно здесь можно было увидеть «Левиафана» Андрея Звягинцева и другие острые, политически коннотированные проекты, такие как «Майдан» Сергея Лозницы, «Племя» Мирослава Слабошпицкого, «Срок» Павла Костомарова, Александра Расторгуева и Алексея Пивоварова, ставшие хитами весенних кинофорумов. Не было «Зимней спячки» турецкого русофила Нури Бильге Джейлана, фильма – обладателя «Золотой пальмовой ветви», – чешские менеджеры не нашли общий язык с продюсером. Зато обладательница Гран-при Аличе Рорвахер, похожая на студентку-первокурсницу, лично представила свои «Чудеса» – картину, сложно связанную с хорошо забытой почвенной традицией древних этрусков и одновременно окликающую великое итальянское кино. «Чудеса» показались мне вектором грядущего кинопроцесса, который еще только вызревает в недрах кинокультуры, интуитивно нащупывающей способы выхода из очевидной стагнации.

Словом, манящие и сказочно доступные горизонты Карловарского фестиваля сильно отвлекают от официального конкурса, где в этом году соревновались двенадцать картин, представленных пятнадцатью странами. Температура конкурса напомнила мне прошлогоднюю: все представленные фильмы конкурентоспособны, а счастья нет. И драйва нет: накал борьбы за призы не чувствуется. Не жарко и не холодно. В кинозале подсознательно ждут или неправильной кометы, или бомбы, или, на худой конец, завуалированной провокации. А там – покатит.

Неправильная комета показалась где-то во второй половине конкурса, бомбы просто не было, а главной провокацией осталось, конечно же, «Племя». Никто из конкурсантов не бросил вызов украинскому радикальному очерку про криминалитет глухонемых, который можно трактовать – и трактуют! – как модель современного украинского социума. Ближе всех к «Племени» оказался игровой дебют Ивана И. Твердовского «Класс коррекции», показанный в параллельном конкурсе «На восток от запада». Модификация «школьной повести», в приснопамятные советские времена функционирующая как оригинальный советский жанр про «школьные годы чудесные» с «отдельными недостатками», теперь превратилась в жесть. Базовые черты постсоветского социума с его едва ли не програм­мным антигуманизмом, мизантропией и презрением к слабым сим легко считываются в деталях и в сквозном конфликте фильма: коррекция подростков, по разным причинам отставших от возрастной нормы развития, направлена здесь на их полную и необратимую дебилизацию.

«Класс коррекции» выиграл главный приз конкурса «На восток от запада» и отправился в триумфальное турне по европейским и азиатским экранам.

«Майдан», режиссер Сергей Лозница

Вернемся все-таки к основному конкурсу, к фильмам, которые запомнились. Увы, их было меньше, чем хотелось бы. Но вот оригинальный проект, не оставляющий сомнений в своей идентичности.

Мексиканская «Печаль» (La tirisia) – игровой дебют мексиканского режиссера Хорхе Переса Солано – описывает дикую, но типичную ситуацию для тамошней провинции, его малой родины. Где-то в подсознании картины дремлют реминисценции из перуанского «Молока скорби». С детских лет мальчик запомнил, что многие его сверстники живут с бабушками и дедушками, а родителей у них нет. Став кинематографистом, он изучил этот феномен и решил снять фильм о том, почему мексиканские дети часто растут без родителей, а крестьянки из этой местности повально страдают депрессией.

Причины грубо социальные: мужчины надолго оставляют жен в поисках заработка, а если возвращаются к своим Пенелопам, то находят их с приплодом от каких-то пришельцев. Женщины вынуждены выбирать между ребенком и мужчиной, от которого зависят как от источника пропитания. Сельская общественность давно свыклась с такой ситуацией. Никто никого не осуждает, ибо каждая селянка может оказаться на месте той, которая оторвала от сердца прижитого ребенка. Строгая католическая мораль пропускает мимо ушей эти домашние страсти – уж больно их много, на каждый чих не наздравствуешься.

По стилистике «Печаль» тянет на мокьюментари. Автор не стремится к обобщениям, напротив, показывает конкретных людей, совсем не похожих на актеров, конкретные ситуации, иной раз шокирующие. Очередной повод подумать о том, что многовековая христианская традиция все еще не поборола язычество.

Эпической по тональности мексиканской «Печали» противостоит куртуазный мейнстрим «Я твой» (Je suis а toi), игривая бельгийско-канадская комедия из жизни геев, под конец внезапно впадающая в депрессию.

Молодой герой, познакомившись в Интернете с бельгийским ветераном гейского движения, а заодно и булочником, прилетает в маленький городок погостить у виртуального друга. Завязка обещает пикантные сцены, и они последуют, смягченные режиссерской иронией. Но вот те на! Аргентинец знакомится с молодой женщиной и ее сыном и просто прикипел к ним. Дальше – больше: выяснится, что он сказался геем из меркантильных соображений. Работы нет, а жить надо. Режиссер Давид Ламбер начнет выруливать в сторону психологической драмы. И зря. Жанровый драйв пропадает, розовые слюни лжегея раздражают.

Почему махровый мейнстрим оказался в конкурсе? Скорей всего из политкорректности – секс-меньшинства имеют право быть показанными на экране. Тем более что в Карловых Варах нет, как на Берлинале, отдельной программы для кино типа «Тэдди».

Чешские отборщики имеют вкус к сюрреалистическим проектам, и в каждом конкурсе непременно есть абсурдистский фильм, нередко имеющий успех у жюри. Так случилось и на этот раз: приз за режиссуру ушел к известному венгерскому режиссеру Дьёрдю Пальфи, постановщику «Свободного падения» (Szabadesйs) – это и была та самая «неправильная комета». Фильм показался мне старомодным, и лишь одна деталь порадовала: завязка и мотивация сюжета (он окажется универсумом). Сильно пожилая дама, опупевшая в процессе многолетнего ухода за мужем-склеротиком, выходит на плоскую крышу многоквартирного дома и прыгает вниз. Ее можно понять по-человечески, однако режиссеру этого мало: свободный полет тетеньки он использует в своих целях, заставив ее залетать в каждую квартиру, открывая нам новые миры, один другого страннее.

Мне больше пришелся по душе легкий абсурдизм картины чешского актера и режиссера Мирослава Кробота «Нигде в Моравии» (Dнra u Hanusovic). История театрально условная, сыгранная известными актерами. Но кто сказал, что условность непременно вредит кинематографу? «Вненаходимость» этого сюжета, обозначенная в названии фильма, придает ему оттенок вечности без всяких стилистических ухищрений. Две дочери-перестарки с мамой-инвалидом на руках (что не мешает ей оставаться терминатором), уже смирились с судьбой вековух. Одна из них, местная барменша без претензий, умудряется срывать цветы удовольствий. Амбициозная маменькина дочка, та, что помладше, получает неожиданный фант: съездить в город по домашним делам. Там она случайно знакомится с пожилым некрасивым немцем. Семейное счастье состоится, младшая переедет в город, навалив на сестру все заботы о капризной мамаше.

Картину грузинского режиссера Георгия Овашвили «Кукурузный остров» (Simindis kundzuli) публика проводила овацией. И не было никаких сомнений: вот к кому уйдет «Хрустальный глобус»! Свой первый международный приз за игровой дебют «Другой берег» режиссер получил в Карловых Варах в 2009 году в конкурсе «На восток от запада». Этот пронзительный road movie исколесил весь мир, собрал корзины призов, а автор, как мы увидели, остался верен своей теме и своей драме – точнее, драме своего народа, анклаву этнических грузин, выброшенных из родной Абхазии в ходе грузинско-абхазского военного конфликта 1992 года.

«Кукурузный остров» не назовешь политическим фильмом – подоплека трагических событий двадцатилетней давности обозначена в нем появлением пограничного патруля, время от времени досматривающего берега Ингури, реки, разделяющей Абхазию и Грузию. На островке посреди нее поселился старик с внучкой, облюбовавший это крошечное пространство для жизни, ибо нет у них другого места. Старый крестьянин (в этой роли снялся турецкий актер Ильяс Салман) засадил островок кукурузой, сбил из подручного материала домишко с лежанками – запустил процесс жизни, что, как можно догадаться, не раз уже делал на своем долгом жизненном пути. Эта притча окликает немало знаменитых фильмов, образов и мифологий, не теряя своей целомудренной простоты, даже первозданности. Жизнь тут начинается буквально с нуля, как в первый день творения. Дед с внучкой понимают друг друга без слов, они тут – лишнее. Трудятся оба не покладая рук, чтобы в конце дня упасть на свои лежаки.

«Кукурузный остров», режиссер Георгий Овашвили

«Кукурузный остров» – пограничный артефакт в прямом и образном смысле. Его пересекают мириады невидимых границ, и одна из них – цивилизационная. Двое на острове, выброшенные из XXI века с его супертехнологиями и понятием политкорректности как высшей человеческой ценности. Они справляются без каких-либо технологий, ручным трудом. Но как справиться с национализмом эпохи суперцивилизаций?

Не стану описывать финал – он трагический и не может быть иным.

Под занавес не получается ничего мажорного. Думая о Карло­варском фестивале, за которым слежу последнее двадцатилетие, я замечаю перемены в арт-концепции, и эти перемены – на мой взгляд – не к лучшему. Этот фестиваль всегда гордился своей уникальной программой «На восток от запада». Именно она собирает критиков, продюсеров, деловых людей, тех, кому важно увидеть панораму кино Восточный Европы и заглянуть подальше на восток, скажем, в Центральную Азию, где есть свои, почитаемые в мире авторы, где сложилось идентичное национальное кино без советских акцентов. Однако такое кино убывает на карловарском экране последних двух-трех лет. Зато прибывают американские независимые, постоянные участники «Санденса», похоже, ставшего здесь маяком нового современного кинематографа.

Если б спросили моего совета, я бы посоветовала команде фестиваля прокатиться на восток, за Урал и за Байкал – в Якутию. Там появилось интересное кино. Можно стать первооткрывателями нового киноконтинента.