Ира Корманнсхаус – куратор и переводчик, представитель German Documentaries в Восточной Европе. Беседу ведет Елена Некрасова.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Можно сказать, что фестиваль «Послание к человеку» – один из главных фестивалей документального кино в России?

ИРА КОРМАННСХАУС. Если не брать в расчет какие-то провинциальные смотры, часто даже без конкурса, то на этом фоне «Послание к человеку» можно рассматривать как событие на российской фестивальной сцене. Но при этом он перестает быть профессиональным фестивалем. На мой взгляд, разумеется.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Но в течение целого десятилетия, с момента своего создания, он воспринимался одним из лидеров. Не говоря уже о том, что это был первый такой кинофестиваль, возникший в постсоветской России.

ИРА КОРМАННСХАУС. Да, это правда. Но сейчас все по-другому. Одна из главных моих претензий к нему: мультиплекс «Великан» – совсем не фестивальная площадка. Из-за дурацкой музыки, которая там играет, атмосферы, из-за того, что там нет пространства для общения, места, где можно встретить не только тех, с кем и так ты знаком, но и кого-то нового, потенциального партнера, который, например, только что пришел в эту индустрию. Есть же такое необходимое условие для серьезного фестиваля. Профессионалу ведь надо не только ходить на какие-то просмотры, но и выполнить определенную программу, общаться с другими кинематографистами. А на последнем «Послании...» даже проникнуть на показы было очень сложно. Не один раз честно отстояв сорок минут в очереди, я не смогла попасть в зал. Потому что в «Великане» не помещения, а какие-то коробки из-под спичек. Это место совсем непригодно для проведения арт-фестиваля. Там сейчас нет необходимых условий для работы профессионалов – отборщиков, продюсеров, тех, кто занимается этим видом кино. Нет видеотеки. И еще… Самое важное, наверное. Фестиваль документального кино и короткого метра в спецпрограммах показывает больше фильмов, чем в основном конкурсе, и приглашает туда более или менее модных критиков, которые, видимо, в коммерческих интересах демонстрируют там свое любимое полнометражное игровое кино. Я это не могу воспринимать всерьез.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Почему?

ИРА КОРМАННСХАУС. Ну на каком основании большой международный фестиваль документального кино и короткого метра должен ориентироваться на полный игровой метр? Я просто не понимаю, что он там делает. Есть отдельные случаи произведений, сделанных на грани документального и игрового кино, – о них я не говорю. Я также понимаю, что Петербургу до сих пор не удалось создать полноценный фестиваль игрового кино. Видимо, они не согласны с тем, что вот уже двадцать лет делает на своем «Фестивале фестивалей» Александр Мамонтов, показывая в основном зарубежных призеров. «Послание…» и «Фестиваль фестивалей» – два самых больших питерских кинособытия. Если власти города это не устраивает, то почему с Мамонтовым или с кем-то другим не обсуждается идея расширения его форума до большого полноценного мероприятия? Вместо этого трансформируют формат «Послания…», предлагая различные дополнительные программы, которые носят более или менее случайный характер. По принципу «хочу это показать».

Я специально утрирую и даже не буду обсуждать в некотором роде «безобразие на Дворцовой». Я имею в виду церемонию открытия. Ну хорошо, городу нужно было представить большое мероприятие. Но почему открытие было 25 сентября, а фестиваль официально открылся лишь 27-го? Почему на открытии неигрового смотра награждают актрису[1], почему там поют песни на английском языке? И после всего этого карнавала – участники в это время уже на банкете – показывают обрезанный на две трети трехчасовой документальный фильм? Если знаменитая актриса, как она сама говорила, сняла документальный фильм, то почему бы его не показать? А концерт на главной площади города дать потом?

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Если вернуться к программам. «Послание к человеку» позиционирует себя как международный кинофестиваль, а в его национальном конкурсе вам удалось увидеть что-то интересное?

ИРА КОРМАННСХАУС. Мне, конечно, интересно познакомиться с любыми новостями национального кинематографа, но фестиваль должен быть и по-настоящему международным. В 1990-е так и было. В этом году национальный конкурс и принцип его формирования не были понятны. Вот, например, там был один наполовину немецкий фильм. Режиссер училась в Берлине. Его не только нельзя назвать документальным, но скорее следует определить как бездарный. Речь идет о фильме «Заплыв»[2]. Я не понимаю, что подобные работы делают в конкурсе «Послания…».

Новые российские фильмы я смотрю либо на «Флаэртиане», либо на «Артдокфесте». Специально для этого туда езжу. А «Послание…» не является теперь для меня удачным для этого местом. Если раньше я садилась в видеотеке и смотрела все, что мне нужно, то теперь если я не попадаю в зал, то не могу работать. Правда, и на «Артдокфесте» у меня уходит три дня на то, чтобы убедить организаторов найти удобное место, поставить аппаратуру, сделать так, чтобы привезли диски. Но я знаю, что там это будет осуществлено. На «Послании…» работать практически невозможно. Самые лучшие в этом отношении условия для профессиональной работы – в Перми. Там вообще никого ни о чем просить не надо.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Может быть, показы в «Великане» – это попытка привлечь молодежь? Кроме открытия на Дворцовой на «Послании…» в этом году было много нового. Например, национальный конкурс судило жюри не профессионалов, а философов.

ИРА КОРМАННСХАУС. Вы думаете, что молодежь только и жаждет ходить в такие империи попкорна, как «Великан»? В принципе, привлекать молодых – это нормальный ход, правда, я не понимаю, почему это нужно делать такими грубыми методами, разрушающими фестиваль. Что же касается жюри философов, на мой взгляд, это хорошая идея. В конце концов, документальное кино – своего рода образное, многоуровневое размышление об обществе. Так что социологам или, вот как здесь, философам прямая дорога на интеллектуальный фестиваль.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Можно сказать, что документальное кино – это увлечение для элиты?

ИРА КОРМАННСХАУС. Я не уверена, что это лишь увлечение. Многое тут зависит от самого кино, от работы со зрителем, от активности фестивальных команд, в том числе и от киноклубов, которых, к счастью, становится все больше и больше. Они часто показывают именно документальное кино, что, конечно, связано с тем, что во время кризиса на него всегда увеличивается спрос. Почему у Павла Печенкина на «Флаэртиане» все хорошо? Потому что он работает круглый год. И не только проводит фестиваль, у него шестизальный кинотеатр показывает интересное кино, киноклуб демонстрирует его в школах, интернатах и много где еще.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Такой проект – жюри прессы, жюри философов – выглядит популистским. Все-таки в России мало смотрят произведения док.

ИРА КОРМАННСХАУС. Мне кажется, проблема тут шире. В этом году после екатеринбургского фестиваля «Россия» – я его ценю за показы фильмов не только из Москвы, но из других регионов, а также за показ научно-популярного кино – я побывала на биеннале современного искусства. Там был выставлен почти исключительно один видеоарт. И в очередной раз убедилась в том, что мы живем во времена, когда визуальная культура мало кого интересует. Нигде, кроме как у элиты архитекторов, не идет поиск визуального выражения. В основном поиск слов. Преобладает культура говорения. Почему так происходит, сложно сказать. Либо режиссеры документального кино, в том числе и российские, не справляются с версиями ответов на современные вопросы, либо с ними не справляются фестивальные отборщики. Кстати, я это свое мнение высказывала организаторам «Флаэртианы». Там в основном именно разговорное кино было представлено.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. А что они вам сказали?

ИРА КОРМАННСХАУС. Ответа не получила, но я знаю, что они внимательно читают и принимают всерьез критику. Мне нравится, что они постоянно стараются улучшить результат своих трудов и обязательно после фестиваля посылают анкету с просьбой о критике. В этом они уникальны.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Если вернуться к проблеме визуальности. Она существует только в России или в Западной Европе тоже?

ИРА КОРМАННСХАУС. Идеи ведь летают в воздухе. Это международное явление. Слов столько, что последнее время я бы даже ставила слово «кино» в кавычки. В качестве примера яркого визуального кинематографа за последнее время приходит в голову всего один – немецкий фильм «Семь раз в день жалуемся на нашу судьбу и ночью встаем, чтобы нам ничего не снилось»[3] молодого автора Зузанны Марии Хемпель, который только что получил главный приз на кинофестивале «Документ АРТ» в Нойбранденбурге. Может быть, еще «Майдан» Сергея Лозницы.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. А в чем, на ваш взгляд, причина отхода от визуальности?

ИРА КОРМАННСХАУС. Не знаю. Может быть, из-за своеобразной телевиденизации документального кино, которая происходила в 1990-е годы и которую я не могу не критиковать. С другой стороны, в те же годы действовал Сергей Дворцевой со своими прекрасными картинами. Даже если Леня Гуревич[4] был не очень согласен с эстетикой «Хлебного дня»[5], в любом случае речь идет о визуальном фильме. Сегодня этого нет.

«Зовите меня Марианной», режиссер Каролина Белавская (Польша). Гран-при

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Российское документальное кино сейчас на подъеме по сравнению с минувшими десятилетиями? У вас есть ощущение, что появилась новая генерация режиссеров – Рудницкая, Полунина, Куров?

ИРА КОРМАННСХАУС. Я вот на «Флаэртиане» смотрела работы пермских студентов и нашла там талант. Собственно, это всего одна девушка, но посмотрим, как она будет развиваться. Сейчас не время ярких звезд в документальном кино. Если брать 1990-е, то тогда большой тройкой считались Дворцевой, Манский и Косаковский. Хотя на самом деле важны не конкретные фамилии, а само ощущение, что звезды тогда были. Сейчас такого ощущения нет. Ну кто еще кроме Алины Рудницкой? Полунина – нет. Это, конечно, мое мнение. Да, человек очень по-русски делает один фильм раз в шесть лет, но та же «Варя», на мой взгляд, не самый лучший фильм. Возможно, все дело в том, что сейчас отсутствует осмысленное понимание мотивов создания фильма. Можно взять камеру и снимать. А будет ли там значимый смысл – уже второй вопрос. Я, конечно, утрирую.

Когда нет полноценного финансирования, кино можно снимать на мобильный телефон. Да, есть множество недорогих монтажных программ. Но это с самого начала создает соблазн снимать ради самих съемок, что, однако, снижает качество. По принципу тех пятнадцати минут славы по Энди Уорхолу. Да и само время что-то не тянет на переосмысление. Мне кажется, все мы более или менее находимся в глубоком сне. И Германия, как и Европа в целом, не отличается в этом от России. Что происходит в Азии, мне сложно судить. А в Штатах есть только пара интеллектуалов. И всё. Уже хотя бы поэтому жюри из философов – очень интересная идея.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Это потому что у нас сейчас слишком много возможностей? Информационных, технологических, содержательных.

ИРА КОРМАННСХАУС. Не только из-за возможностей. Прежде всего идет постепенная деградация общественного обсуждения. На фестивалях это может происходить в кафе, просто в фойе. Я намеренно не беру формат «круглых столов», где говорят те, кто часто выступает ради выступления. Меня интересует формат как проблемного и глубокого зрительского, так и профессионального обсуждения. Этого теперь практически нет. А ведь кино можно обсуждать на том же Фейсбуке. Но и этого мало.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. В русскоязычном Фейсбуке самая масштабная дискуссия была связана с «Левиафаном» Андрея Звягинцева. А в Германии что обсуждают? Есть какие-то громкие события, такие как американский документальный сериал «Холокост», который показывали в конце 1970-х?

ИРА КОРМАННСХАУС. Если случается такое событие, то оно скорее связано с качеством содержания, с контентом, нежели с художественной формой. У таких картин, как правило, публицистический аспект. В Германии относительно недавно был показан фильм про лекарство, которое провоцировало рождение неполноценных детей в 50–60-х годах прошлого века. Долго шли к тому, чтобы производитель признал свою вину и попросил прощение, и наконец года три назад на эту тему был снят игровой фильм. Кстати, довольно неплохой. А вот документальный был сделан позже, и его показали уже после игрового. Можно сказать, что и те, кто не очень врубился в проблему, могли в конечном счете посмотреть этот фильм.

Мы больше всего заняты выбиванием денег у государства на нужды кино. Не только документального, но и игрового – авторского в широком смысле слова. У нас те же проблемы, что и у вас. Снимать любой серьезный фильм без участия телевидения теперь почти невозможно. На поиски финансирования, как правило, уходит года три. Потом картина ходит по фестивалям, а в конце пути показывается по телевидению. Если удастся, конечно. Хотя, надо отметить, в последнее время в кинотеатрах документальные ленты показывают больше. Но и среди них тоже очень много разговорного кино.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Есть что-то из российской продукции, что произвело на вас сильное впечатление?

ИРА КОРМАННСХАУС. Телевизионный проект Ирины Васильевой из студии «Фишка-фильм». У нее был разговор с Григорием Померанцем, из которого она сделала фильм «Возможна ли чистая совесть?». Он очень простой по форме. Ира ни разу не появляется в кадре. Весь фильм мы видим Померанца и Миркину. Но это получилось настолько мощно и емко, что, если такое показать по телевизору и как следует продвинуть, это может стать привлекательным для очень большой аудитории. Но для этого люди должны включить свои мозги.

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. У нас продажа прав на телевидение приносит очень небольшие деньги. Какую роль в выживании дока играет телевидение Германии?

ИРА КОРМАННСХАУС. Немецким телеканалом чаще всего финансируется только какая-то часть производства. Готовый продукт покупают реже. К сожалению, у нас нет аналога французской системы, по которой каналы просто обязаны финансировать производство национального кино. О подобном нам остается только мечтать. Правда, продюсеры у нас не настолько жадные, как российские. Если автор прославлен, получил какие-то международные призы, тогда можно подать заявку в федеральный фонд. Но, скорее всего, это будет какой-то земельный, или, как у вас говорят, региональный, фонд. Как правило, там требуют, чтобы предоставленные деньги были потрачены в том самом регионе – да еще и сверх полученной суммы. Они заинтересованы в экономическом и политическом аспектах, а не в создании собственно культурного продукта.

«Церемония», режиссер Елена Ласкари. Приз за лучший полнометражный документальный фильм национального конкурса

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Есть список тех авторов, под имена которых деньги на кино дают охотней?

ИРА КОРМАННСХАУС. Я бы не назвала это киноискусством в высоком смысле. Это скорее разного рода неигровые форматы – передачи, телесериалы. И конечно, им нужна определенная тематика, причем в разные времена разная. Например, тема двадцатипятилетия падения Берлинской стены. Или в прошлом году это было столетие начала первой мировой войны. Юбилеи, круглые даты, исторические события…

ЕЛЕНА НЕКРАСОВА. Все, как у нас. А в чем тогда специфика германского неигрового кинопроизводства? На что немецкие продюсеры и режиссеры жалуются, чего хотят?

ИРА КОРМАННСХАУС. Разница, пожалуй, в том, что у нас более развито гражданское общество. Немецкая гильдия документалистов достаточно активно борется с нежеланием государства финансировать в нужном объеме неигровое и авторское кино. В России я этого не вижу. Здесь, насколько я понимаю, это вопрос государственной кормушки и того, сколько процентов бюджета удастся автору заставить продюсера потратить на кинопроизводство.

[1] Настасья Кински.

[2] Режиссер Кристина Паустиан. – Прим. ред.

[3] Sieben Mal am Tag beklagen wir unser Los und nachts stehen wir auf, um nicht zu träumen. – Прим. ред.

[4] Леонид Абрамович Гуревич (1932–2001) – сценарист, режиссер, критик, киновед, выдающийся мастер-документалист, учитель многих сегодняшних режиссеров дока.

[5] «Хлебный день» (1998) – фильм Сергея Дворцевого.