НИНА ЗАРХИ. В этом году – даже на «Кинотавре», выставке достижений отечественного кинематографа, – профессионалы, да и зрители, фиксируют плачевное состояние дел в хозяйстве. Пытаются понять его причины. Описать приметы. Заходят для этого с разных сторон.

Многим, и мне в том числе, кажется признаком опасной творческой и человеческой апатии, даже стагнации, отсутствие интереса к социальной реальности. К осмыслению времени, в котором мы живем. Почти нет таких сценариев, еще меньше фильмов.

А вот Игорь Мишин, авторитетный продюсер, в материале, который мы публикуем, оценивает это равнодушие как момент положительный: наше искусство, считает он, устало от социальности и наконец занялось тем, чем должно заниматься, – частной жизнью человека, отношениями в семье и т.п. Но разве личный мир и социальный существуют автономно? Разве действительность не пронизывает насквозь, не определяет всегда новую, особенную сущность таких вечных сюжетов, как отцы и дети, любовный альянс, мезальянс, треугольник?.. Я не про политическое кино говорю, не про публицистику. Понятно, кто «Болотное дело» на экран пустит...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. А вы у нас в «Доке» «Болотное дело» смотрели? Это получилась по сути семейная история – про то, что любовь побеждает, она выше государства. Человек находит спасение в семье.

НИНА ЗАРХИ. Да. Но эта семейная история с сегодняшним временем в тесном контакте. В общем контексте.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Так и «Страдания молодого Вертера» тоже происходили в «сегодняшнем» времени – когда писались. Вечным, на все времена произведением они стали благодаря гению автора. Я думаю, автор делает актуальный сюжет вечным, оформляет частную историю в миф. Но вообще-то в другую эпоху эта история, может, просто не была бы написана. Как мы знаем, Наполеон прочитал «Вертера» то ли четырнадцать, то ли семнадцать раз. Тогда это писалось – а уж воспринималось точно – именно как вызов. Личная жизнь была вызовом. То есть на самом деле тут очень трудно вычленять какие-то сухие понятия – личный, частный сюжет и социальный, злободневный. Одно с другим переплетено.

НИНА ЗАРХИ. У Мишина, соавтора таких несхожих художественных миров, как «Овсянки» Федорченко и ТНТ Дулерайна, есть еще одно соображение, которое я хочу с вами обсудить. Он считает, что тревога за, условно говоря, российского «господина Лазареску», за тех, «кому на Руси жить» нехорошо, не имеет под собой оснований. То есть социальная реальность не только неинтересна, она уже неактуальна как материал. Люди, например в провинции, живут счастливо. Мужчины рыбу ловят – семью кормят...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Знаете, я соглашусь с Игорем. У нас был театральный документальный проект-исследование – «Мотовилихинский рабочий». Наши авторы ездили в Мотовилиху сначала до кризиса, потом в разгар кризиса. Все думали: вот сейчас приедем, увидим, как все изменилось. Приехали, беседовали с рабочими. Выяснилось, что из-за кризиса люди стали работать три дня в неделю, стали соответственно получать меньше. Но при этом они говорили, что совершенно счастливы, потому что теперь могут проводить больше времени с семьей, на рыбалку как раз ездить. Счастье вообще сложная категория и от многого зависит. Иначе бы в благополучных странах не знали, что такое депрессия, не было бы такого количества самоубийств.

«Док.тор», режиссер Владимир Панков. Фото Владимир Майоров

НИНА ЗАРХИ. Конечно. Но «Мотовилиха» – я видела одну часть этого вербатим-спектакля – свидетельствует именно о том, что перемены в частной жизни определила социальная реальность. Кстати, было бы очень интересно продлить проект и посмотреть, как чувствуют себя сегодня те мужчины, вынужденные, к счастью вроде, годы и годы сидеть дома без работы.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Разумеется, все взаимосвязано, даже смешно об этом говорить. Ведь, скажем, и пьесы Чехова...

НИНА ЗАРХИ. ...где люди в лото играют или пьют чай...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. ...современникам говорили очень многое об их жизни, о, скажем так, устройстве окружающей действительности. Просто сегодня чеховские вещи освободились от этих примет времени – внутренних и внешних. Или, если мы сейчас берем, например, «Пять вечеров», – мы ставим пьесу как вне времени существующую, рассказываем вечную историю, и люди ее так и воспринимают. А зрители или читатели Володина тридцать-сорок лет назад видели в ней то, что было для них актуально именно тогда. Вопросы, темы, настроения людей.

НИНА ЗАРХИ. Но из «вечного»-то каждое время свое – актуальное – вытягивает. Насколько точно угадывает режиссер, что именно Шекспир или Володин помогают понять про день сегодняшний, зависит от таланта, конечно. От желания-умения лезть на трудную глубину. Я вот «Иванова» посмотрела Тимофея Кулябина – не видела его оперные спектакли, это все же совсем другой тип отношений с временем и миром, иллюзорная реальность, как говорит Дмирий Черняков. В «Иванове» современную интерпретацию представляет в основном не рефлексия, а не отстраненные способом подачи «аксессуарные» приметы. Пошлая попса застолья у Лебедевых, работница ЗАГСа в сцене бракосочетания Иванова и Саши, облысевшая от химиотерапии Сарра. На последнюю встречу с мужем она приезжает из-под капельницы – руки в пластырях, закрывающих следы от катетров. Агрессивные «артефакты» затмевают проблемы, которые могли бы открыть многое в нашем социуме. То есть созвучность времени понимается как «костюм в тренде». Может, и прав Игорь Мишин, говоря, что творцам сегодняшняя реальность вообще неинтересна.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Не знаю, может, они просто не хотят связываться с цензурой. Вот, например, громкое дело Вари Карауловой, осужденной за связь с террористом. Это же тоже частная история, семейная. Про молодую красивую девушку, которая мечтала выйти замуж. Была очень одинока, хотела любви. Родители развелись, она была брошенным ребенком. Это про общество или нет? Это что – только личная история? А другие реальные события недавние – детские самоубийства, синие киты? Подростки, брошенные матерями, которые сутками вкалывают, чтобы выжить. Как тут личное отделить от социума?! Один пацан может пойти учиться, другой – нет, твой сосед попал в банду, а ты не попал. Есть личный выбор или нет его в нашей реальности? «Бригада», «Брат» или, скажем, сериал «Глухарь» так популярны именно потому, что реальность в них достоверна, достоверно показана как раз зависимость личного мира человека от времени и места. Особенно связь человека, его семьи и социума заметна сегодня, когда так обострилось расслоение общества.

НИНА ЗАРХИ. И новый тип коммуникации – важнейшая тема, рождающая новые конфликты или обострившая вечные: отношения поколений, одиночество и т.п. Театр, новая драма за это берется, кино – нет.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Ну в кино же деньги нужны. А что такое пьеса? Написали, послали на «Любимовку», вас заметили, фестиваль купил вам билет в Москву – есть шанс влиться в сообщество. Найти свою среду.

НИНА ЗАРХИ. Вот чего в кино вообще нет.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Так художник в кино не существует как самостоятельная личность. Только через продюсера. Это, мне кажется, главное.

«Однушка в Измайлово», режиссер Зарема Заудинова. «Театр.doc»

НИНА ЗАРХИ. Да, но ведь и дебютанты... например, курсовые – там все можно делать. Но им, они говорят, интересно только про собственный внутренний мир.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Знаете, если дебютант – лорд Байрон, мне его внутренний мир такие миры открывает... Или современный поэт Андрей Родионов... Тогда это и мне интересно. Но это конкретного художника надо знать. Может, он чувствует в себе что-то. А может, просто ленивый и нелюбопытный и ему ничего, что за окном, неинтересно. Или неуверенность в себе. Болезнь...

НИНА ЗАРХИ. Герметизм...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Сейчас уже кто-то должен был бы делать фильм про псковских подростков...

НИНА ЗАРХИ. На фильм никто денег не даст, хоть бы на телефон курсовую сняли.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. У кинематографистов выкручены руки.

НИНА ЗАРХИ. Но у многих, я говорю, и желания нет. Хотят утешать народ. Зачем, считают способные режиссеры, вчерашние «авторы», а не только продюсеры-прагматики, умножать страдания и нагонять тоску на зрителя? Ему и без того тяжело живется, а тут еще и на экране грязь, гной.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Что значит грязь? История про то, как девочка стала переписываться с террористом, в поисках любви бросилась черт знает куда и сломала себе жизнь? Где здесь грязь и гной? История брошенного юного поколения – жгучая проблема. И уверена, зрителю все эти коллизии были бы интересны. Конечно, продюсерам не хочется рисковать – бросаются делать то, что проверено телевизором: тяжелая женская доля – муж ушел к любовнице...

Все дело, по-моему, в продюсерской воле. Циники они или у них все же есть серьезные амбиции и стремление делать смелое и сложное кино. Ответственность.

НИНА ЗАРХИ. Есть еще одно сомнение – у режиссеров и продюсеров. Они говорят: вот сегодня мы сделаем актуальную вещь – про митинг, про то, как людей кидают в автозаки... про Варю Караулову, наконец. А завтра кому это будет нужно? Хочется для вечности снимать. Злободневность уйдет... У ваших «доковских» спектаклей, кстати, короткая жизнь?

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Наш «Доктор.док» или «Док.тор», спектакль Володи Панкова по пьесе Лены Исаевой, лет десять шел, потом они фильм сняли. А теперь его Панков для ЦДР восстанавливает. А уж если к Варе Карауловой вернуться... Это вообще история вечная, архетип женщины, ради любви идущей на все. Миф, Медея... И при этом невероятно личная история, подробности частной жизни во враждебном социуме. Новая жена отца активно помогала Варе, стала ей близким человеком, хотя до этого они не общались. Семейная драма: сначала отсутствие любви и семейного тепла сломало девочке жизнь, а потом семья сплотилась – на почве общего несчастья.

НИНА ЗАРХИ. Нет, сегодня в цене фильмы про «хороших мальчиков», сделанные «хорошими мальчиками и девочками» для такого же зрителя.

«Болотное дело 1», режиссер Елена Гремина. «Театр.doc»

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Мне кажется, это пакт заключен – между государством, продюсерами и творцами. Всех все устраивает. Кроме публики, которая всем этим нашим баснословно дорогим блокбастерам предпочитает голливудские. Ну зритель, который хочет чего-то другого, может пока документальным кино удовлетвориться. Или театром – сейчас очень много правды, достоверности, актуальной реальности в театре. И новых форм подачи, новой коммуникации со зрителем. Свидетельские спектакли, иммерсивные. У нас 12 февраля будет конференция «Свидетель на сцене». Когда рядом с актерами – реальные участники событий.

Если говорить о телевидении, то только ТНТ делает шаги в сторону реальности и одновременно в сторону зрителя. Своего зрителя Александр Дулерайн, продюсер, идеолог ТНТ, хорошо знает. И формирует. Я с ним, кстати, работала, и он говорил: для того чтобы сериал стал событием, автор должен не сочинять, а опираться на собственный опыт, прямо приносить в сценарий пережитое им самим. «Реальные пацаны» – отличный пример такого сериала, некоторые другие их проекты, мне, например, «Наша Раша» нравится. Они не лабораторные, не высосанные из пальца, а взятые из реальности. Я как театральный продюсер тоже поняла: чтобы документальный проект состоялся, он должен быть для создателей чем-то большим, чем спектакль.

Знаете, бытует такое представление об этих наших делах. Вот есть грант, надо поехать в некий город, порасспросить народ, что-то разузнать о событии или нестандартном каком-то явлении, человеке, потом за неделю слепится спектакль. Иногда выходит очень мило, но это действительно сиюминутная фишка, у нее короткая жизнь. Документальный театр, если он настоящий, – это долгая, нудная и кропотливая работа, в которую надо вложить часть себя. И работа большой мотивации: человеку это должно быть почему-то очень нужно.

Вот, например, Зарема Заудинова, ученица Миши (Угарова. – Н.З.) и Разбежкиной. Недавно она дебютировала в «Доке» как режиссер. А история такая: у нас долго лежала пьеса молодой дагестанской журналистки Эмилии Казумовой «Однушка в Измайлово» – про ее собственную жизнь. Мы ее сами заказали – очень понравилась история – живая, подлинная, про то, как девушка из традиционной семьи, совершенно благополучная, посмела нарушить незыблемые национальные установки: сбежала со свадьбы, поняв, что любит другого, – за него и вышла замуж. Стала изгоем в семье, ее пытались убить, она вынуждена была скрыться в Москве. И написала пьесу о том, как спаслась и как потом выживала в столице среди таких же отверженных девушек с Северного Кавказа. Четыре года у нас никто не мог поставить эту хорошую пьесу, хотя подступались очень способные режиссеры. И наконец появилась Зарема, она наполовину чеченка, хорошо знает эту реальность, и буквально за полгода родился очень сильный спектакль. Потому что для Заремы эта работа была не просто проектом. Большой мотив – для меня это сегодня самая большая ценность. Почему именно эту книгу я должна читать? Этот фильм или спектакль бежать смотреть – когда кругом столько всего делается? Понимаю, что меня волнует именно мотивация автора.

НИНА ЗАРХИ. Хорошая формула – сильный мотив.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Да, я подумала: почему люди читают блогеров? Не книжку, которая за демонстрацию внутреннего мира автора получила пять каких-то премий, а неизвестного товарища из компьютера? Потому что блогер предъявляет свой невыдуманный мотив, свое «не могу молчать», свой опыт проживания сегодняшней жизни, приспосабливания к времени.

НИНА ЗАРХИ. Это актуально, это находит отклик – «у меня то же самое» или, наоборот, «надо попробовать»...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Страсть автора побеждает зрительское или читательское равнодушие. «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган: здесь большой мотив – демонстрация внутреннего мира, но вы это тоже прочтете. Вообще, если говорить серьезно, частных историй на самом деле не бывает...

НИНА ЗАРХИ. «Душечка» любимая...

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. ...даже она – о положении женщины в России, социолог вам такой комментарий напишет.

НИНА ЗАРХИ. Вот и реплика в диалоге с уважаемым Игорем Мишиным: личное и социальное не в разных вагонах едут.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. «Июльский дождь», «Я шагаю по Москве» – это разве не про время? А вообще, знаете, было бы очень интересно сделать фильм или спектакль про абсолютно частную, интимную, камерную ситуацию. Чтобы времени там вообще не было. Изъять все, что происходит за окном.

НИНА ЗАРХИ. Даже реакции героев на звуки за стеной. Очень хорошая идея – такая история могла бы тоже стать характеристикой времени. Вот такая у нас норма. Людей с митинга забрали – мы не знаем, не видим, не слышим.

«150 причин не защищать Родину», режиссер Елена Гремина. «Театр.doc»

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Интересная тема. Но мы сейчас готовим спектакль про сплетение частного с социальным. Закончили играть «Болотное дело 1», потому что вышли все наши герои. Сняли фильм. И теперь Полина Бородина с тем же составом делает «Болотное дело 2» – про людей, которые освободились и вернулись в свои семьи. И оказались в очень трудном положении – пока они сидели, их жены, дети как-то жили. Многие бывшие заключенные, как Акименков, пишут горькие посты про «снежную революцию», про слив протеста, про то, что ничего не вышло. Это частная история – разве нет? Какими вернулись парни, которые ни в чем не виноваты, куда они вернулись? Драматичная история. И разумеется, социальная реальность в нее не может не врываться, даже если ребята в своих интервью говорят только о своих личных переживаниях, о встрече с домом спустя три с половиной года. На самом деле это история для Голливуда. Хит бы был. Никакая не политика. Судьба молодого человека в сложные времена.

НИНА ЗАРХИ. Но для нашего кинематографа эта тема исключена. Как и эта, скажем, поразительная история про водителей фур – их стояние протестное: чистое кино ведь.

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Я же говорю – пакт. Между государством, продюсерами и творцами. Я даже не беру вопиющие, скандально конъюнктурные эпохалки, где госзаказ на патриотизм уже ничем не прикрыт, хотя бы для приличия. Говорю о нормальном кино в якобы нормальной стране – вот оно-то тоже разным может быть.

НИНА ЗАРХИ. Может быть «Сказкой про темноту», а может – «Ледоколом».

ЕЛЕНА ГРЕМИНА. Личный выбор художника. Каждый, в конце концов, имеет на него право.