Итак, будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию.
(Рим. 14:19)

В 1998 году после чемпионата мира по футболу я предложила сделать в 12-м номере «ИК» материал об этом событии конца века. Была составлена анкета, на которую ответили режиссеры, критики и Борис Исаакович Зингерман[1]. Матерые или прохладные болельщики зафиксировали оттенки «выразительного зрелища» (Эйзенштейн о футболе). Трактовали, не впадая в банальность, общие места культурного феномена — «готовность современного человека к войне», «национальные комплексы», «национальный реванш», «массовое безумие» и т.д. Единственный, кто (в ответе на вопрос, «какое из событий чемпионата является самым значительным и интересным для понимания нашего времени?») упомянул Зинедина Зидана, был Петр Вайль: «Победа французов как наднациональной команды, в которой только пять игроков (включая резервного вратаря) отвечают расхожему понятию «француз». Герой галльской нации — алжирский бербер Зидан. Это замечательно: нет ни эллина, ни иудея».

А Зингерман обратил внимание на «отсутствие новых творческих идей», на «прожектерство, избыток организации… при котором талантливый футболист (или актер — не все ли равно?) лишается свободы воли и превращается в умелого пластичного исполнителя чужих замыслов и предписаний».

Спустя почти двадцать лет Борис Юхананов и Александр Шейн сооружают фильм о Зидане. Судьбоносная стычка французского десятого номера с итальянским защитником Матерацци во время финального матча на чемпионате мира-2006 потрясла мир. Зидан, удаленный с игровой площадки с красной карточкой, оставался все эти годы загадочной фигурой. В версиях, предложенных медиа и вроде бы разъясняющих суть конфликта, режиссеру и рассказчику Юхананову чего-то недоставало. Известные или забытые found footage он поместил в рамку закадрового рассказа.

Спокойный, изящно интонированный голос прощупывает сверхзадачу жизни и судьбы Зидана. Сопровождает монтажный поток фрагментов матчей, интервью, теленовостей, анимационных вставок, коллажей, портретов болельщиков, знатоков и т.д. Концептуальный текст побуждает воспринимать череду эпизодов — хронику ликований и кошмаров — как анонимную драматургию. Ее второй, третий планы и толкует Борис Юхананов.

РАССЛЕДОВАНИЕ

От экрана, где в отточенном ритме сменяются миллион раз употребленные кадры, трудно оторваться. А зазор между взглядом, захваченным картинками — они действуют на нервы, то есть на саспенс, — и ухом, в которое вдувается закадровый рассказ, становится центральной интригой «Назидания».

Триумф Зидана в финальном матче с Бразилией 12 июля 1998 года сменяется 12 августа 2004 года печальной новостью, разбудившей Францию. Зузу объявляет о своем уходе из футбола навсегда. Это событие потеснило сообщение о военном конфликте на Ближнем Востоке, поскольку «такой славы не имел ни один античный атлет». Скорбь накрыла мир болельщиков и экспертов. Мир, опустевший без «старшего брата», который осуществил в 1998-м «театр мечты». Б.Ю. вливает в уши публики нехитрую мысль о сакрализации Зидана, называет французских спецов по футболу «партией жрецов», слышит в речи ведущих теленовостей трагические партии — объявляет начало мистерии. И, снимая покров за покровом, углубляется в историю.

«Назидание»

Год спустя пришла весть о миракле — о двух чудесных возвращениях, которые рассказчик сплетает в знамение нездешней воли. В самолет, который должен был вылететь из Торонто, попала молния, он загорелся, но никто из пассажиров не пострадал. Второе «происшествие» устроил Зидан, тренировавшийся в Альпах с командой «Реал» и вдруг давший интервью — сомнамбулическое, неподвластное разумению. Оно было опубликовано в еженедельнике «Франс-футбол» и вызвало шок. Зидан докладывал о том, что, проснувшись ночью, с кем-то долго говорил, что испытал нечто вроде откровения, но об этом никто, никогда до его последнего вздоха не узнает.

Б.Ю., как Макс Брод Кафку, своего героя ослушался, поведав о пришельце — вестнике Создателя, — который явился футболисту, дабы вернуть его на сцену, в мир игры. Смущение медийных толкователей этой грезы наяву перекрылось одобрением («лучшего подарка для Франции выдумать нельзя»). А также непреодоленным замешательством. Медиа не превратили признание гения в сенсацию. Едва проклюнувшись, мистерия превратилась в комедию. Блогеры и журналисты обхохотали Зидана. Это испытание алжирский бербер тоже прошел, но смягчил словесные нападения тем, что отрекся от футбольной эзотерики, назвав ночного собеседника «братом».

Б.Ю. упрекнул сакрализованного футболиста дешевым «дворовым приемчиком», но оценил «акт сокрытия» истины, преподнесенный Зиданом с простодушной улыбкой. Вызов, запрятанный в жесты простодушных, и в частности простодушного десятого номера, еще аукнется в роковом поединке на чемпионате 2006-го.

Этот интернациональный карнавал затягивал в свой круг и на экране демонов, призраков, дервишей и людей. Б.Ю. расследует поступательно. Вот, к примеру, Зидан получает желтую карточку в игре со швейцарской командой. В результате ничья. Ничейная земля. Этот факт побуждает рассказчика к сентенции о парадоксе футбола. С одной стороны, он стирает границы между странами до глобальной деревни. С другой — утверждает сопричастность к державному духу разных стран. Ок. Пробежали эту мысль. Гораздо важнее, как Б.Ю. с элегантной неуступчивостью продавливает другую мысль: замедленная съемка (во время матча американской команды с итальянской) проявляет, кроме нарушителя и жертвы, третьего участника конфликта в этой игре. Десятый номер американской команды назван мистагогом Б.Ю. двойником десятого номера Зидана в финальной битве.

Выстраивая свои correspondances, рассказчик упражняет, заклинает уверенность в том, что тело должно научиться подчиняться душе, что ярость украденного счастья, ослепляющая игроков, непременно выйдет за пределы поля, сценической площадки, став чем-то более глубоким, чем игра, и чем-то большим, чем жизнь.

Желание гола или (в другой системе координат) бессмертной души растравляет игрока, не принимающего реальность за реальность. Эта мысль, как страсть, дорогá прагматичному дешифровщику Б.Ю. К ней он будет возвращаться. А пока ему надо вновь растолковать, как же (после игры французов с командой Того) «хоронили» Зидана и как он, пройдя в туннель-преисподнюю, бился, словно раненый бык, о дверь. Директор (кажется, так) стадиона хотел выставить счет за ущерб, но сохранил следы священного животного для истории.

В мистерии наступает следующий акт. В матче Чехии с Италией тренер делает замену. На поле выходит Марко Матерацци. Рассказчик открывает специфику его образа. Ненадежного и одновременно самого забивного игрока фанаты называли «исчадием ада», «забойщиком скота». При этом «ничего личного» в его жестокости не наблюдалось. Только прагматизм. Конечно, в спектакле Б.Ю. это свойство принадлежит гладиаторам. Эстет Юхананов называет его «воином в футбольных доспехах». Прирожденный убийца оттеняется в Матерацци ипостасью нежного семьянина. Рассказчик настаивает: итальянский защитник при внешней раздвоенности целен. Он расписывает триединство образа Матерацци, как это делал бы режиссер, представляющий публике актера. Свое раздвоение артист Матерацци сознательно разыгрывает на арене. Но сбалансированный и разъяренный итальянец сочетается с «третьим» Матерацци, агентом самоконтроля. Кульминационный аккорд: Матерацци — «ангел-истребитель». Отрешенный и непоколебимый. Мечта, надо думать, кого-то особенного режиссера и любого тренера.

И вновь — correspondance. 23 июня — день рождения Зидана и годовщина свадьбы примерного семьянина Матерацци. Зидан же, остудив в подземелье свой пыл, вышел из мира теней на игру с испанцами. Рассказчик, как некогда Петр Вайль, вспоминает о тотемной птице — галльском петухе. Но не удерживается, чтобы не напомнить зрителям фильма — футбольным фанатам — о временах, когда все роли в театре должны были играть мужчины. В актерах-футболистах Б.Ю. освидетельствует исчезновение пола. Наблюдает издалека, с галерки, из радиорубки, как они становятся одним телом, единой душой, не утрачивая свою индивидуальность в наэлектризованной реальности игры.

В матче с испанцами Зидан снова демонстрирует миракль. Теперь десятый номер реабилитирован. В игре с командой Бразилии Зизу завораживает легкостью, кружевным плетением пасов, стратегическим видением поля. Спортивная мистерия приближается к пределу, когда на 56-й минуте с подачи Зидана французы забивают гол. Рассказчик вменяет бразильскому защитнику поражение гипнозом. Францию накрывает эйфория. Так было и в 1998 году.

В полуфинале с португальцами Зидан забивает пенальти. Стихия экстаза подрывает всякую власть над событиями. Их толкователь в этом месте врубает кадры с Гитлером на том же стадионе — на Олимпиаде 1936 года. А также хронику с прыжками Оуэнса, знаменитого легкоатлета. Б.Ю. просвещает любителей спорта: эти кадры постановочные, американец специально для Лени Рифеншталь, для истории повторил перед камерой свои достижения. Подробность нужна для того, чтобы очертить расстояние до глобальной медиареволюции. Но еще, кажется, для того, главным образом, чтобы косвенно натянуть мост между персональным (умышленным) толкованием событий и реальностью реальной.

9 июля 2006-го Зидан в последний раз выходит на поле. Забивает пенальти. По ошибке Матерацци (хотя его нарушение трактовалось и как призрачное). Когда же гол забивает Матерацци, луч солнца пробивает трибуну: то ли апокрифическая деталь, то ли роковой знак. Так или иначе, тьма накрыла мониторы спортивных комментаторов. Напряжение зашкалило. Пятнадцать минут до окончания первого тайма журналисты довольствовались удаленным доступом к полю.

Во втором тайме симметричная композиция, накалив терпение болельщиков, обрывается. На сто восьмой минуте дополнительного времени случается нечто, побудившее, наверное, Б.Ю. придумать «Назидание».

Кто-то лежит на поле. Главный арбитр подходит к боковому судье. Замедленный повтор. Замирание времени. Красная карточка Зидану. Его исход в преисподнюю. Остановленное время оживает для пенальти.

Юхананов, ведомый путеводной звездой своего рассказа, использует элементы триллера и детектива, усугубляя жанровую многомерность «Назидания». Закадровый комментарий развивается назад (как в детективе) и вперед (как в триллере). Так режиссер осуществляет захват зрителей, так он причащает их к дражементу. И одновременно к сцеплению фактов, ответственных за голоса судьбы Зидана и Матерацци. Неумолимость юханановского концепта ретушируется эластичным тембром. Это создает дополнительный артистизм режиссерской конструкции. Эпикурейской и умозрительной.

Двойной удар по эмоциям (воздействие картинки) и по сознанию (благодаря «аудиогиду») составляет экстатический эффект этого религиозного театра, названного однокоренным с фамилией протагониста словом «Назидание».

(А propos. В тексте Вальтера Беньямина «Рассказчик» есть значимый для нашего сюжета пассаж: «Чем глубже Лесков опускается по лестнице физического существования, тем очевиднее его взгляды приближаются к позиции мистиков». И еще: «Мы видим на примере умного, что вопросы, которые задает миф, просты, как вопросы сфинкса».)

Юхананов соединяет таинственные факты биографии Зидана и отчасти Матерацци, но интерпретирует их с простотой, доступной образу мистагога. Закулисного толкователя/организатора исторической спортивной мистерии.

Театрализованные футбольные бдения, вселенское буйство, тотемные маски на лицах болельщиков, искупительные и случайные жертвы, уличные оргии сопровождают легендарную реальность футбольных богов, субъектов культа. И — объектов изучения для конспиролога Юхананова, орудующего невымышленным материалом.

Эта провокативность обеспечивает — поверх логики закадрового рассказа — самую таинственную линию огня (и обороны) в «Назидании».

Отдавшись рассказчику, который постепенно расследует причины катастрофы на поле, освоившись в его воздушной словесной крепости, зрители столкнулись с теоретической неосновательностью загадочного конфликта. Такая неосновательность является на самом деле сильнейшим основанием. Этот не-парадокс разгадал родоначальник детективного жанра Эдгар Аллан По, заметивший в рассказе «Бес противоречий» ошеломляющую (в поведении человека) тенденцию «поступать себе во вред ради вреда», что «не поддается анализу или отысканию в ней скрытых элементов».

«Назидание»

Парадокс «Назидания» — в тяге к обнажению сокрытого, которое расследует режиссер, подобный по складу своего мышления раввину, проходящему вместе с публикой уровни познания неизвестного.

Юхананов вопрошает факты биографии Зидана и Матерацци до и после их поединка. Раскапывает и сопрягает отметины Провидения, механизм божественного промысла в карьере и жизни героев. То, как Зидан или Матерацци обращают взгляд к небесам после гениальной подачи или отменного гола, рассказчик, погасив скепсис пафосом, использует как гвозди в своей конструкции и концепции. О, с каким сладкозвучием Б.Ю. говорит о тенях алхимиков, выращивающих газон для стадиона, где пройдет финальный матч. С каким сладострастием он вглядывается в шаманов, изгоняющих с арены злых духов. Как он упрямо муссирует клинч между суровыми правилами игры и реакцией футбольных богов, вроде бы объяснимой, но все равно непонятной.

ЭПИЛОГ

Разгадать тайну причины конфликта не удалось, несмотря на доклады спецов, умеющих читать по губам. Зидан предложил Матерацци обменяться майками после матча. Итальянский артист оскорбил сестру артиста французского, самого Зидана и его друзей. Зидан, выдержав паузу, головой ударил в грудь Матерацци, отыграв роль бешеного быка.

Рассказчик «Назидания» понимает: вместо раскрытой тайны — пустое место. Браво. И сразу же совершает faux pas. Показав шоу кукол, которые поиздевались над Зиданом и Матерацци, Б.Ю. посчитал, что различия между ними стерлись, что они сблизились, как два брата. Что теперь они являют собой единство наподобие инь и ян.

Но Матерацци — автор книги «Что я на самом деле сказал Зидану»[2], написанной после чемпионата. Он, по концепции рассказчика, — «ангел-истребитель». Зидан же, судя по всему, — сказочный гений, противостоящий мифическим силам шуткой (обменяться майками). Вот где и когда послышалось эхо простодушного — давнишнего — заявления Зидана, о котором уже поведал в фильме Б.Ю.

12 июля 2006-го Зидан говорит в интервью о том, что его действие вызвано не словами Матерацци. Опять зависает тайна, покрытая мраком неизвестности, тайна, возвратившая зрителей к ночному разговору, который вернул Зидана людям, призракам, дервишам и его фанатам.

13 июля началась израильско-ливанская война. Срифмовав далековатые события, рассказчик завершает «Назидание» призывом преодолеть свою тотальность. Сдержать свою картину мира, чтобы стерпеться с Другой. Ребята, давайте жить дружно. Не выходит.

Впрочем, это чересчур разумное, или все-таки простодушное поучение, подрывающее ход мистерии, смонтировано с репликой Зидана из интервью, данного после преступления и наказания. Умолчу о ней. (Известно, что кинозрители спойлеров не признают.) «Посему увещавайте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете» (1 Фес. 5:11).

«Назидание»
Автор идеи Борис Юхананов
Автор сценария Борис Юхананов при участии Ильи Пермякова
Режиссеры Борис Юхананов, Александр Шейн
Художники коллажей Александр Виноградов, Владимир Дубосарский
Анимация: Елена Минаева
Композитор Александр Белоусов
Киногруппа 2PLAN2
Россия
2017

[1] Б.И.Зингерман (1928—2000) — выдающий театровед, искусствовед, автор многочисленных статей и книг.

[2] Che cosa ho detto veramente a Zidane. Milano, Mondadori, 2006.