О иранской картине «Легкое падение», посвященной растущим запросам современных иранских женщин, – Зара Абдуллаева.

Дебют Хамеда Раджаби «Легкое падение» (Paridan az Ertefa Kam) из программы «Панорама» – незатейливое кино, свидетельствующее, однако, о трудной режиссерской задаче: как показать бунт иранской женщины и не оказаться в положении Джафара Панахи. Иначе говоря, как избавить себя от почетного статуса диссидента, но при этом высказаться напрямик. Для этого молодому режиссеру понадобился фабульный трюк. После него, как он справедливо решил, любые экстравагантные (по меркам местного общества) поступки молодой героини по имени Нахал (Negar Javaherian) будут оправданы и не подвластны цензуре.

Что ж, Раджаби понимает правила игры в своей стране. О них с доходчивым цинизмом рассуждала в «Такси» Панахи племянница режиссера, сыгравшего в этом фильме таксиста. Девочка снимает учебный фильм и делится со знаменитым дядей указаниями школьного учителя о том, что реальность за окном такси не совместима с реальностью на экране, если фильм претендует на иранский прокат. «Омерзительный реализм» для иранской публики исключен. Панахи девочке не отвечает, но умудряется панорамировать срез разношерстного иранского общества в образах пассажиров своего «такси».

Дебютант Раджаби намерен высказаться о другом гетто или о «тюрьме», в которой томятся жены, чьи мужья – образцовые представители среднего класса с консюмеристскими и прочими скучными ценностями. Молодой режиссер снимает в тегеранском пространстве европейскую по сути своей, по смыслу картину.

Тридцатилетняя Нахал узнает, что ее плод мертв и нужен аборт. Скрывая эту весть от мужа, матери, родственников, она впадает в неадекватное как будто поведение. Но это поведение, о котором она, похоже, мечтала во время замужества, а позволить себе не могла. Теперь у нее руки развязаны. При этом наверняка: как только сюжет замкнется, ее анархизм будет подавлен. Останутся лишь фрустрация и воспоминания о недолгой свободе действий против стандартов благополучного существования.

«Легкое падение»

Прежде (и, в частности, Панахи) иранские режиссеры боролись с бесправным положением свободолюбивых соотечественниц. Теперь молодых иранцев волнует протест этих женщин против регламентированных устоев среднего класса. Муж Нахал объявляет, что покупает новую машину и должен продать ту, на которой носится по Тегерану его жена. Тогда Нахал разбивает эту машину, чтобы муж помучился, стреножил, так сказать, свои амбиции. Муж собирается купить новую квартиру, а в старую приходят потенциальные покупатели, которым Нахал с удовольствием – пока те не ошалели – декларирует все недостатки этого жилища. Муж в поисках пропавшей жены отправляется к ее подруге, где героиня-анархистка произносит спич о привязанности своего мужа к подруге. Муж, чтобы развеять депрессию жены, связанную, как он думает, с ее беременностью, предлагает развеяться шопингом. Нахал покупает дорогущее, совершенно не нужное ей платье, лишь бы досадить мужу, сняв громадную сумму с его карточки. Нахал подписывает чек на покупку новой квартиры, куда приглашает знакомых, родственников, но – вопреки иранскому гостеприимству – подает (к возмущению прибывших) только апельсиновый сок в бумажных стаканах, оповещая всех, что сама его ненавидит и не пьет. Гости подозревают хозяйку в том, что она их решила отравить, и надрывают себя рвотой, которая брызжет фонтаном на экране. Понятно, что травить их Нахал не собиралась. Зато гротескный эпизод удался хоть куда.

Но всяким анархическим выпадам приходит в Иране конец. Для этого публике Берлинале пришлось дождаться рондо интриги, заявленной режиссером в начале фильма. Провокации, которые режиссер дозволяет своей героине, «прикрыты» ее физиологической и материнской травмой. Однако такая уловка не в состоянии скрыть новых причин бунта иранок с большими запросами.