22 января в прокат выходит важный, по мнению многих критиков, фильм прошлого года «Бёрдмэн» Алехандро Гонсалеса Иньярриту. Зара Абдуллаева объясняет, в чем режиссерские амбиции, драматургический расчет и творческая удача этой картины.

Новый фильм Алехандро Гонсалеса Инньяриту «Бёрдмэн» амбициозен, но лишен несносной претенциозности голливудских опусов режиссера. Неофитское желание вписаться в американский артстрим в сочетании с мексиканским темпераментом Инньяриту породили кичевую тошнотворность «Вавилона» и картины «Бьютифул». Хотя фильм «21 грамм», замешанный на осколках сериальных коллизий, засвидетельствовал нерастерянную (после переезда на новое место работы) упругость режиссерского мышления и мощную характерность персонажей.

Нынешние амбиции Иньярриту связаны более всего с технологией съемок, с выдающейся работой оператора – Эмманюэля Любецкого, с головокружительной непрерывностью нарратива и отменным актерским ансамблем. Право на спасительный монтаж в данном случае минимизировалось, поспособствовав иному пониманию ролевого легато и драйва, и внутренней линии развития образов. Однако предупреждаю: смотреть «Бёрдмэна» надо непременно по-английски. Дублированная версия огрубляет впечатление, нагружает фильм пафосом, мелодраматизмом, да и актеры, лишившись собственного голоса, то есть важнейшего инструмента, предстали в искаженном свете. Между тем эта картина – о природе актерства, актерского вещества, существа. Иньярриту снимал сцены, эпизоды в хронологическом порядке, дабы актеры в ролях театральных актеров (за исключением трех персонажей) прожили, отрепетировав мизансцены во время прогонов спектакля и его премьеры, проходы за кулисы, на Таймс-сквер, в бар в режиме «реалити-шоу». Без видимых склеек.

«Бёрдмэн», трейлер

«Неожиданная добродетель невежества» – подзаголовок фильма и название статьи матерой критикессы «Нью-Йорк таймс», оценившей, несмотря на свой гротескный снобизм, роль Риггана Томпсона (Майкл Китон) в бродвейском спектакле (в театре «Сент-Джеймс»). Роль попсовой кинозвезды, прославившейся двадцать лет назад в голливудском «Бёрдмэне», а теперь решившей завоевать Нью-Йорк. Майкл Китон, сыгравший Бэтмена, поимел возможность сверить новую роль с личным актерским бэкграундом. Но не это обстоятельство, прозрачное и очевидное, составляет закавыку последнего фильма Инньяриту. Извечная и банальная коллизия – рискованная ставка на возвращение былой актерской славы – выворачивается тут наизнанку. Герой Китона решается спродюсировать, поставить и сыграть роль в спектакле по рассказу Раймонда Карвера (его сочинения использовал Олтмен в сценарии «Срезок») начала 80-х «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Действие этого рассказа в «Бёрдмэне» перенесено в 50-е, чтобы подчеркнуть ностальгическую старомодность старого актера, решившегося на бродвейский дебют. Актера, живущего в ушедшей реальности, не засвеченного в сетях, а значит, несуществующего, и только волею случайных (фабульных) обстоятельств оказавшегося наконец залайканным, когда протрусил в трусах по Таймс-сквер. Дверь служебного театрального входа захлопнулась, когда актер во время спектакля вышел покурить, и он вынужден был пробираться к главному входу сквозь нью-йоркскую толпу, где его снимали к удовольствию Эммы Стоун, сыгравшей дочь актера, наркоманку, в роли ассистентки папы после реабилитации и необходимой режиссеру в качестве Посторонней в этом и любом театральном бедламе или гадюшнике.

«Бёрдмэн»

Рассказ Карвера выбран Ригганом по сентиментальным соображениям: некогда писатель-алкоголик увидел будущего Бёрдмэна в школьном, кажется, спектакле и оценил, накарябав на салфетке комплимент. Спектакль, который ставит голливудский простак и в котором играют Эдвард Нортон, успешный – в отличие от своего партнера – по роли актер и Наоми Уоттс, по роли его любовница и актриса, для которой дебют на Бродвее, как для Риггана, есть ставка больше, чем жизнь, архаичный до неловкости. Как, впрочем, водится на Бродвее. Иньярриту сталкивает два мира – Голливуда и Нью-Йорка, реально и по видимости противоположных, однако невольно или намеренно вскрывает мифологию разных клише. В бытовом «психологическом» спектакле бывший Бёрдмэн появляется в парике. Есть там и другие идиотизмы. Например, ироническая закулисная реплика по поводу режиссуры еще одной актрисы (Андреа Райзборо), любовницы Риггана и его партнерши. Поэтому карикатурная, казалось бы, театральная критикесса, поначалу презирающая бывшую кинозвезду, но написавшая положительную рецензию, вполне вписывается в единый шоумир, несмотря на анекдотический стереотип про «два мира, два Шапиро». В роли залихватского продюсера спектакля, пекущегося об успехе, Зак Галифианакис – точный в тривиальных убеждениях и ужимках. Не случайно тут и присутствие внутреннего, так сказать, голоса бывшего Бёрдмэна, буквально воплощенного в двойнике актера, заставляющего его сомневаться в новом предприятии, мучиться, но и парить над Нью-Йорком, то есть обрести свободу в другом пространстве и на сцене. Именно Бёрдмэн помогает обвести замшелым спектаклем престижную публику. Мы эту публику, немолодую, респектабельную, имеем возможность наблюдать.

«Бёрдмэн»

Женщины в черной – ритуально стильной одежде, мужчины в правильных – Нью-Йорк, как-никак, – очках и т.д. Но для того чтобы укротить таких интеллектуалов и завсегдатаев бродвейских премьер, бывший Бёрдмэн совершает обманчивый трюк, из которого становится ясно: условие добродетельного (успешного) актера состоит в том, чтобы не перепутать – на съемках и на сценах – штампы. А также использовать их для взаимной поддержки. Но так, чтобы ни публика, ни критики не догадались. Вполне трезвый режиссерский посыл.