Благодаря бескорыстным усилиям любителей кино, на торрентах появилась «История Поля» Рене Фере (1975) с русскими субтитрами. О почти неизвестном у нас режиссере и его картине, заинтересовавшей в свое время Мишеля Фуко, – Алексей Тютькин.

Вы когда-нибудь замечали, что говорите сами с собой? Бывало ли что, надев ботинки и повязав шарф, вы закрываете квартиру, садитесь в лифт, доезжаете до первого этажа, а потом вам кажется, что вы забыли выключить газ? А резкие перепады настроения у вас бывают? Вам снятся навязчивые кошмары? Тогда вам сюда – в палату С.

В 1965 году у двадцатилетнего актера Рене-Мари Фере из северного французского города Ла-Бассе умирает отец, которого звали Рене. Молодой человек впадает в депрессию, затем следует попытка самоубийства. Несколько недель он проводит в психиатрической лечебнице Армантьера. А еще десять лет спустя Рене Фере (второе имя он опустил) снимает свой дебютный полный метр «История Поля» и сразу же получает «Премию Жана Виго» – за гуманистическую направленность фильма и оригинальность стиля. «Историей Поля» заинтересовался Мишель Фуко, который берет у Рене Фере интервью для «Кайе дю синема» – кроме симпатии, у Фуко к нему возник профессиональный интерес, так как автор «Истории безумия в классическую эпоху» не мог не заинтересоваться тем, насколько тонко и точно дебютант выстроил в своем фильме мир психиатрической больницы.

«История Поля»

Молодого человека Поля Дарраса в лечебницу определяют близкие ему люди, исполненные благих намерений, ведь он пытался покончить жизнь самоубийством (причины которого зритель так и не узнает), у него сильная депрессия, ему нужно лечиться. Это острый атакующий нарративный ход, позволяющий наиболее полно показать устройство больницы изнутри, – внештатная пешка вторгается в боевые порядки противоположного цвета. Ее судьба предопределена – клетка-палата С: в ней находятся «благополучные» больные, которые живут в лечебнице уже по семь, десять и больше лет – они смирные, им даже разрешают пользоваться вилкой и ножом во время обеда.

Мишель Фуко был восхищен тем, как постепенно раскрываются разыгранные актерами больничные типажи, а через них – циркулярное общество больницы: круг больных, круг санитаров, круг врачей. Три круга больничной жизни, и нет никакого разрыва их сплошности, когда в их центр попадает Поль, – завороженность Фуко разрывами и вырезами в «Археологии знания», написанной шестью годами ранее, сменяется удивлением от того, что акт сопротивления не пресекается или запрещается, а монотонно заглаживается волнами власти: внештатную пешку не съедают, ее перекрашивают.

Рене Фере выстраивает больничное пространство «Истории Поля» минимальными средствами. Это объясняется мизерным бюджетом, но именно такая визуальная скудость совершенно точно отражает мир, состоящий из двух палат, коридора, холла, лестницы и двух дюжин коек. Черно-белая пленка 16 мм – это цвет и фактура бедности кинопроизводства тех лет по обе стороны Атлантики; зернистость изображения, словно присыпанного сажей, робкие перемещения камеры, которые складываются в строгий рисунок мизансцены, специфический больничный юмор – иначе не вышло бы так мрачно, безысходно и страшно.

Рене Фере. Фото: lemonde.fr

Страх возникает оттого, что Фере не показывает никакой собственно врачебной власти, психиатрических репрессий, которые направлены на появление «больничного существа», а «процесс шизофренизации», по выражению Феликса Гваттари и Жиля Делеза, когда из здорового человека можно сделать больного, отдан кругу самих больных. Это становление нового общества, которое уже тогда прозревал Фуко, – не дисциплинарного, а общества контроля, в котором человек, «слегка насильно» ознакомленный с правилами, начинает играть в соответствии с ними, включая самоцензуру. Так в концентрационных лагерях охранниками становились сами заключенные, так в школах одноклассники быстро ставят на место «белую ворону», так в армии все должны быть одного цвета.

«История Поля»

В палате С обитают поразительные типажи, словно являющиеся иллюстрациями разных аспектов этой новой разновидности власти, которая не дисциплинирует, а контролирует. Первый – это нервный человечек Антуан, зацикленно переспрашивающий своих соседей: в сцене приема лекарств он испуганно вопрошает, почему ему дали меньше таблеток, чем обычно. Поражает желание, чтобы власть ударила посильнее, – так собака, которую бьют ногами, ластится к избивающему. Второй – Жак, человек с губной гармоникой, который ритуально вынимает ее из футляра, прикладывает к губам, но не извлекает ни звука. Он говорит о себе в третьем лице, а когда его просят сыграть, говорит, что у него нет такого права – то есть он может играть, но ему не разрешено это делать («запрещено»/«не разрешено» как критерий различения двух типов обществ). Третий – молодой человек, которого выписывают из больницы (он уже предвкушает работу в мясной лавке), но он снова возвращается, радостно приговаривая «Как обычно! Как обычно!»; власть обладает огромной гравитацией, преодолеть которую очень сложно. Еще трое персонажей – молчаливый костолом Альфред, высокий седовласый Юбер и самоубийца-рецидивист – вообще не выказывают никаких «странностей»: такое ощущение, что они просто симулируют сумасшествие – ради кормежки трижды в день.

Поль становится проблемой для тихой палаты С, так как ничего не ест и не моется – он ломает заведенный общественный порядок. Тогда ему устраивают «помывку» (эта сцена рифмуется со сценой пыток в ванной в годаровском «Маленьком солдате»), пугают кормлением через зонд, а потом определяют в палату В, в которой находятся буйные и кататоники. И там Поль сдается, становясь хорошим больным: его возвращают в палату С, он ест больничную еду, принимает таблетки, помогает поддерживать чистоту, гуляет вокруг стола для игры в пинг-понг. Когда он ест, то однопалатники не могут нарадоваться – и это почти конец фильма, но не конец истории Поля.

Сила психиатрической власти заключена в отсутствии четких критериев безумия, что и тревожило Фуко, Гваттари и Делеза: ведь сумасшедшим оказывается тот, кто объявлен сумасшедшим (или сам себя назвал таковым, как в «Шоковом коридоре» Фуллера, или в случае Роберта Вальзера). А это означает, что безумцем может быть определен любой просто по причине необычного поведения («Вы разговариваете с собой? А перепады настроения у вас бывают? Прошу пройти в палату С») или инакомыслия – вспомним страшный опыт «психушек» в советскую эпоху. Страшнее этого только то, что человек, которого власть отметила знаком безумия, даже «излечившись», никогда не сможет его стереть и доказать свое психическое здоровье. Поэтому Поль ест принесенные мамой блины, слезы текут у него по щекам – он понимает, что выхода нет. 

«История Поля»

Осенью 1985 года, более чем через год после смерти Фуко, Рене Фере выпустит в прокат фильм «Загадочная Алексина» о жизни Эркюлина Барбена, автобиографию которого/которой ранее отыскал Фуко, составив в 1978 году сборник «Эркюлин Барбен, известная также как Алексина Б.». В 1993 году Фере вернется в психиатрическую больницу Армантьера и снимет в ее стенах фильм «Место другого» – о молодом актере Тома Граве, который впал в тяжелую депрессию после смерти отца, хотел покончить с собой и был определен в лечебницу. Круг замкнулся.